6
Я чертыхался, листая ксерокс дела по поводу похищения сына Президента. Детский сад. Этого Алекпера везли на бронированном, как я и думал, «мерседесе», с тремя телохранителями, один из которых был за рулем.
Что, простите, для такой махины, как упомянутый «мерседес», наша «девятка»? Пусть даже цвета мокрого асфальта. Отлетит, как шар от кия. А они безропотно остановились. И свидетелей, конечно, как ветром сдуло. Мол, вовсе их не было. И это средь бела дня? Значит, проблема та же, что и у нас: быть свидетелем опаснее, чем преуспевающим банкиром. Что же делать? Отлавливать свидетелей, как бандитов? Силой доставлять в участок в наручниках? Чтобы молчание для них было опаснее дачи показаний...
Но это я так, к слову. Конечно, свидетелей надо холить и беречь. Как Витя Солонин в данную минуту холит свои ногти, входя в роль аристократа. Трудно нам пока что тягаться с мафией, ох как трудно. У нее руки не то чтобы длиннее, чем у нас, незаметнее — вот в чем дело. И нравственных запретов никаких.
Скажем, мы никогда не позволим себе взять в заложники детей бандитов. У них же — не заржавеет. Мы не можем себе позволить играть по их правилам. И потому они нас опережают.
И потому даже часто обыгрывают...
В номере нас было трое. Кроме меня и Вити, облаченного в роскошный халат с кистями, сидел малоприметный человек, тот самый Новруз Али- заде, которого, уходя от нас, Самед представил как своего в доску человека. Невысокий крепыш с глубоко посаженными глазами неопределенного возраста. То ли за двадцать, то ли под пятьдесят. Но это хорошо, что неприметный. Плохо, что пришел средь бела дня к нам в номер. Или полагает, что в это время суток не бывает свидетелей?
— Куда он хоть ехал в этот день? — спросил я, продолжая перелистывать следственные документы и не скрывая раздражения. — Здесь ничего об этом не сказано.
Новруз пожал плечами и чуть прикрыл глаза. Честные глаза, надо сказать.
— Значит, никто не знает. А похищавшие были осведомлены о его маршруте и времени следования? — спросил я.
— Получается, что так, — кивнул Новруз. — Впрочем, это является секретом полишинеля, я бы так сказал. Я говорю о его поездках.
Краем глаза я заметил, как Витя удивленно уставился на нашего гостя.
— И вы нас посвятите в эти секреты? — спросил я.
— Алекпер часто ездил к красавице Деларе Амировой, в то время когда ее муж был на работе, — сказал Новруз. — И весь Баку про это знал. Все у нас сочувствовали влюбленным, а ее муж, почтенный господин Амиров, пресс-секретарь Министерства иностранных дел, смотрел на это сквозь пальцы, делая вид, что ничего не знает. Отец Алекпера запретил сыну разводиться с женой из-за Делары. Это можно было сделать при советской власти, сказал он ему, теперь поздно. Теперь придется подождать, пока я перестану быть Президентом.
— А что, многие у вас в такой ситуации жалеют о падении ненавистного режима? — спросил Солонин, оставив в покое свои ногти.
— Многие... — ответил наш гость. — Особенно те, кто в силу служебного положения вынужден придерживаться законов шариата. Многие полагают, что Алекпер не сопротивлялся, думая, что на него напали родственники и друзья обманутого мужа. Он хотел с ними поладить и договориться, чтобы не поднимать скандала. Но дело приняло серьезный оборот. Алекпер исчез. И больше всех об этом сожалеет безутешная Делара, а также ее муж.
— А ему-то какая печаль? — спросил Солонин.
Наш гость с легкой, дружественной усмешкой перевел взгляд с Вити на меня.
— Его уже затаскали по допросам, — сказал он. — Разве в деле этого нет?
— Ну да, Амиров, — вспомнил я и полистал дело. — Вот, например... «Уважаемый ..., не можете ли вы сообщить нам, в котором часу вчера прибыли вы к месту службы?..» Или это плохой перевод, или это не допрос, — сказал я, отодвинув дело.
— Второе, — уточнил Новруз. — Я с вами полностью согласен. Я сам работал в советское время в уголовном розыске, поэтому полагаю, что спросить следует по-другому: что вы, уважаемый, делали с половины третьего дня до четырех? Хотя и так ясно, что его при захвате сына Президента не было. Что у него очевидное алиби.
Мы с Витей переглянулись. Самед нас не подвел. Слава Богу, хоть один здесь что-то понимает в нашей профессии. И при этом — верный человек, на которого можно положиться. А то хоть волком вой. Или беги отсюда, не оглядываясь.
— После «ухода» из Азербайджана советской власти, здесь сменилось уже два Президента, — сказал Новруз. — И при каждом следственный аппарат перетряхивался до основания. И теперь имеем то, что имеем. Совершенно некомпетентные и в силу этого продажные следователи берутся за такое щекотливое дело, ожидая, кто больше заплатит.
— А почему вы остались верны Президенту? — спросил я. — Все-таки он — бывший генерал КГБ. А вы, как я понял, советскую власть недолюбливаете.
— Его выбрал народ, — серьезно сказал Новруз. — Он хоть что-то понимает в управлении государством. К тому же для него быть Президентом — вершина его карьеры. Поэтому он постарается сохранить за собой этот пост, работая на благо страны, чтобы остаться в людской памяти. Словом, здесь совпадают его личные интересы с общественными. И потому мой выбор именно такой. Хотя вы правы, советский режим я ненавидел.
Я обратил внимание, что наш гость сидит, прижимаясь спиной к батарее, как бы пытаясь согреться. Ну да, куртка его неподходящая для такой зимы.
— Может, нам перейти в гостиную? — спросил я. — Там можно растопить камин. Вы, я вижу, никак не согреетесь. А выпить с нами отказываетесь... Хотите, я закажу вам кофе?
— Камин — это хорошо, — сказал он. — Просто замечательно. Я никогда прежде не бывал в подобных апартаментах. А кофе... лучше не надо. Войдет официант и увидит меня. Лучше не надо. Здесь все шпионят друг за другом.
— Однако вы вошли сюда при всех администраторах и горничных гостиницы, — сказал Витя.
— Как дежурный слесарь, — объяснил Новруз и поднял с пола свою сумку, в которой что-то звякнуло. Извлек газовый ключ и большую отвертку. — Тут все время что-нибудь ломается, хотя отопление, надо сказать, работает у вас исправно. Не представляете, какая холодина в старом городе, где я живу. Не хватает мазута для отопления, и потому отапливают далеко не все здания. Правительство и гостиницы с иностранцами — в первую очередь.
— Если нефть — трон, то Баку — царица, сидящая на этом троне! — изрек Витя, и я с удивлением посмотрел на него.
-Да, именно так сказал Черчилль лет семьдесят назад, — согласился Новруз. — Или даже больше того... Слишком многие вожделели эту царицу, и в результате она замерзает, сидя на нефти... А если я скажу, что мазут мы ввозим из России? Поверите?
— Почему бы нет? — пожал я плечами. — Если мы до сих пор ввозим хлеб из других стран, что тут удивительного. Мы с этой вашей красавицей, как ее, Деларой, сможем как-нибудь увидеться? Хотелось бы, во-первых, посмотреть, так ли уж она хороша, а во-вторых, кое о чем ее спросить.
— Вы увидите ее завтра вечером, — сказал Новруз. — Если не ошибаюсь, вы приглашены на прием во французское посольство. Она с мужем будет там обязательно.
Его слова меня озадачили. Ни о каком приглашении в посольство я не слыхал. Хотя, будучи всего лишь телохранителем важной персоны, я мог этого и не знать.
— Не слишком ли ты вошел в роль? — спросил я Виктора.
— Еще нет, — сухо ответил он. — Искусство перевоплощения, чтоб вы знали, одно из сложнейших. Если я буду делиться всей информацией со своим обслуживающим персоналом, я никогда не стану его хозяином.
Новруз между тем растапливал камин, с улыбкой прислушиваясь к нашей пикировке.
— Но теперь-то вы знаете о визите в посольство, — сказал Витя, поглядывая на меня свысока.
— Но не от вас, сэр, — ответил я, вспомнив обращение ко мне Грязнова.
Вите это понравилось.
— Всегда так ко мне обращайтесь, — сказал он. — Для пользы дела. Тогда я почувствую себя членом совета директоров международного концерна «Галф». А ты сможешь вжиться в роль моего доверенного лица и телохранителя.
— Поди на конюшню и скажи, чтобы тебе дали плетей, сэр! — не выдержал я. — Или свари нам кофе, если уж такой нежный.
Витя что-то проворчал, но безропотно взял кофемолку и насыпал туда коричневых зерен.
— Кто нам ее представит? — спросил я Новруза.
— Это сначала там все церемонно, — ответил Новруз. — Потом, когда выпьют, все войдет в нужную колею. Делара — полукровка, ее мать — русская. Она охотно поговорила бы с вами по- русски, но, увы, вам придется общаться на английском...
— Но ведь там будет российский посол, — сказал Витя. — Он и представит меня. А после я представлю тебя, если она проявит к тебе интерес.
— А вдруг там найдется человек, который всех членов директорского совета знает в лицо? — спросил я.
— Самед этот вопрос тщательно изучил, — ответил Новруз. — Он постарался все учесть. Во- первых, там будут в основном дипломаты и деятели искусств. Банкиры будут, но им откуда про вас что-то знать?
— Он нам это говорил, — сказал я. — Мол, у вас до сих пор все смотрят иностранцам в рот, не спрашивая документов, не шаря по компьютерным файлам, не осведомляясь в штаб-квартирах и отделах кадров.
— Вы еще не сказали, по какому случаю этот прием, — прервал мою тираду Витя. — До Дня падения Бастилии как будто далековато.
— День рождения посла, — пояснил Новруз. — Светская жизнь здесь однообразная, и потому элита постоянно ищет случая, чтобы развлечься.
— Потусоваться, — добавил Солонин. — Значит, будут красивые женщины.
— Вы перестанете их замечать, когда увидите Делару, — сказал Новруз.
— Кому что, — вздохнул я. — Ты пойми одно, сэр, мы не должны ждать, пока нас разоблачат и разделаются с нами по закону шариата. Нам надо успеть сделать свои дела и вовремя унести из этой гостеприимной республики ноги.
— В любом случае вам нечего пока опасаться, — успокоил меня Новруз. — Вы здесь по приглашению Президента.
— И потому вынуждены скрывать свои подлинные имена и намерения, — сказал Витя. — Недалеко же простирается его влияние. Не дальше этой гостиницы...
— Как только все враги будут разоблачены... — начал было Новруз.
— Тут же найдутся новые, — подсказал Витя. — Все ясно! Мы рискуем, причем знаем, чем именно, вы помогаете нам чем можете. Еще бы парочку союзников таких, как вы, — и дело будет сделано. Не сомневайтесь. Найдем сыночка. Если за это время не похитят самого папочку или не устроят ему импичмент.
...Вечером Солонина было не узнать. Фрак сидел как влитой. Хотя, возможно, это был смокинг. Я всегда путаю. Если лацканы обшиты шелком — это что? Но не спрашивать же Витю. Спесиво усмехнется, и только. Сам, поди, не знает, хотя на курсах мистера Реддвея этот предмет изучался довольно подробно.
Мое одеяние было поскромнее. Без шелка и белой бабочки. Хотя я тоже выглядел неплохо. Словом, Новруз постарался. А его патрон Самед, укативший в Москву, постарался все предусмотреть.
Мы уже собрались на выход, как раздался телефонный звонок. Витя с сомнением посмотрел на свой спутниковый. Похоже, междугородный. Кто бы это мог быть?
Я взял у него аппарат. И с радостью услышал голос Кости Меркулова.
— Вы собираетесь на прием в посольство? — спросил он.
Мы переглянулись. Откуда это ему известно? Впрочем, наверняка поддерживает связь с Самедом...
— Верно, — ответил я.
Витя деликатно отошел в сторону. Дела прокурорские его не касались. Хотя кто это знает, где они кончались и где его, Витины, дела начинались.
— Только что звонил мистер Реддвей, — сказал Костя. — До вас почему-то он не мог дозвониться. Ему интересно, будет ли на этом приеме шейх Джамиль ибн Фатали из Арабских Эмиратов. И если будет, с кем он станет вести беседы и на какой предмет. Ты понял?
Вопрос как раз был не ко мне. Вопрос был к Солонину. С его запредельной техникой подслушивания чужих разговоров.
— ...Тут еще Слава рвет у меня трубку, тоже хочет что-то передать, — сказал Костя.
Я подозвал Витю.
— Нас не могут прослушать? — спросил я.
— Только через стены. Но пока «жуков» я не обнаружил. Думаю, нас это еще ждет.
— Борисыч! — радостно закричал Слава. — Здравствуй, родной! Ты там без меня пей осторожно! Ихний мартель — коварная штука. У меня к тебе задание есть. Присмотрись там к нашим землякам — братьям Русым, ты понял меня? Говорят, они там в Баку, у вас. И то же самое — с кем пьют, с кем уединяются. Ну ты слышал, наверное, нефтяные короли. А прежде занимались редкоземельными металлами. Ты понял?
Он орал, не давая мне вставить слово, причем, наверное, ощущал себя великим конспиратором.
— А как я их, по-твоему, определю? — спросил я.
— Ну как можно вычислить русского человека на междусобойчике далеко от родины? — спросил он. — Не мне тебя учить, Борисыч... Думаю, это наши с тобой клиенты, проще говоря. Пока не знаю, но что-то подсказывает.
Мне сейчас подсказывало, что Слава элементарно пьян. Но я знал эту его особенность — изрекать что-нибудь дельное именно в подпитии, когда на него словно нисходит озарение.
— Они везде ходят вдвоем, телохранителей за собой не водят... — продолжал Слава. — Да, один, старший, Костя, лысоватый, а те волосы, что есть, сзади стягивает пучком. И наверняка они будут в мятых пиджаках. Очень хорошо последи за ними, понял? Ну, целую!
— Целую, — ответил я и вложил трубку в ладонь Вити. — Ты что-нибудь понимаешь?
— А что тут понимать? — пожал он плечами. — Сюда со всего мира съехалась всякая шушера. Самед был прав. Житья они тут никому не дадут. Но так даже интересней. Вам не кажется?
