5
— Ну что? — орал Гоша, мечась по гостиной своего дома. — Где он? Где сынуля? Он что — Рэмбо? Из Акапулько ушел, теперь в Тегеране сбежал!
— Скорее уж Колобок... — подсказал Русый- старший.
— Что, Костюха, происходит? — остановился перед ним Гоша.
Гоша выглядел растерянным. Не дождавшись ответа, схватил с антикварного столика початую бутылку французского коньяка и стал пить прямо из горла. Только после этого слегка успокоился.
— И ты хотел еще с меня два «лимона» слупить? — сорвавшимся голосом сказал Гоша. — Как хоть это произошло? Ну там была наша пьянь, Серега и Андрюха, царство им небесное... Но тут — лучшие в мире бандиты! С документами, со всеми делами...
— Кадуев говорит, будто какой-то американец всюду за ним следует. И все им срывает. Будто специально его приставили.
— Кто? Какой американец? И ты веришь этому Кадуеву?
— Но там в самом деле что-то непонятное, — сказал Русый-младший. — Они захватили самолет, и этот янки один их повязал. В Тегеране уже вошли в посольство, приняли у них документы, а он тут как тут — поднял хай, стрельбу, едва сбежали...
— И все целы? — спросил Гоша.
— В том-то и штука, ни единой царапины, — сказал Русый-старший.
— В самолете он будто одному ребра поломал, другому руку, — добавил младший.
Гоша молча смотрел на них. Белки его глаз медленно розовели.
— Вы что мне здесь сказки рассказываете? — негромко спросил он. — Какие такие ребра? Я вас про другое, кажется, спрашиваю...
— Осечка, — вздохнул старший брат. — Сам не пойму... Да не смотри так! Что мы тебе, пацаны? Кого другого я пошлю в Тегеран? Своих? Да там их первый же мент остановит. Почему без бороды, почему морды рязанские? Уж какие есть! Откуда я знаю, ты пожадничал или кто другой их перекупил. Тот же американец. И устроили эту спектаклю...
— Значит, это я пожадничал, да? — Гоша поморщился. — Ну а кто эти же два «лимона» потом с моего друга Джамиля слупил на святое дело, а? — спросил он, переходя на шепот. — Думали, не узнаю?
Он погрозил им пальцем. Братья молчали.
— Вы-то Кадуеву небось и цента из двух «лимонов» не показали. Даже понюхать не дали. Так что молчите? Американец сам виноват? Или вы думали, что Джамиль мне ничего про это не скажет?
Братья переглянулись.
— Был грех, — сказал старший. — Хотели сначала поделиться, потом решили, что ты орать будешь. Ты ж у нас праведник. Хотя делиться по справедливости надо бы. — Он снова переглянулся с братом.
— Рассчитывали, что бандюги ваши дело сделают и все будет шито-крыто? А мне из-за вас Джамиль всю плешь проел.
Гоша закашлялся. Братья молчали, глядя в пол.
— Ну и что вы теперь думаете? — спросил Гоша, отдышавшись.
— Тебе все отдадим, — сказал младший.
— Да не мне! — снова заорал Гоша. — Ему! С процентами! Учитесь, недоумки, как цивилизованно вести дела с такими, как он. Вам лишь бы хапнуть. А потом удивляемся, почему нас, русских, во всем мире за бандитов держат... Вы поняли меня?
Братья засопели и нехотя кивнули.
— Запомните! — стучал кулаком по подлокотнику кресла Гоша. — Это нефть! Международный товар! Здесь надо ладить, надо делиться. А не можете, так и не суйтесь, не портите мне репутацию делового человека... — Он уже хрипел, хватаясь за сердце.
Братья по-прежнему молчали.
— Хрен вы ему отдадите, — вдруг сказал Гоша. — Знаю я вас. Но тогда, братики, пеняйте на себя.
— Ну вот, в самый раз. Спутник только-только появился на горизонте... Я, думаете, не говорил ему? У тебя, Джамиль, миллиарды! Ну что тебе парочка миллионов на нашу бедность? Один разговор — попросили бы, как человека. Другой разговор — взяли обманом. И кого? — Гоша воздел руки к потолку. — Искреннего друга России, сочувствующего реформам! Обмануть такого человека!
Телефон звонил не переставая. Гоша прервал свою тираду, взял аппарат и протянул его старшему:
— Вот скажи ему сам. Принеси извинения. Скажи, что вернешь с процентами. При мне скажи. А процент пусть назначит он сам. Ты все понял?
Костюха взял трубку:
— Джамиль... А кто? Тюмень?
И протянул трубку хозяину.
— Ну что еще... — поморщился Гоша. — Что у вас там опять приключилось? Это кто? Ну здорово, Ганус, здорово. Как сам-то? Что? Когда? И кто? Какая еще прокуратура? Ах, сволочи... Она кому чем помешала? И Чердака тоже? А он там как оказался? Томилин? Он что, уже вернулся? Понял... Потом перезвонишь... — И швырнул трубку на пол. Схватился за голову, замычал, как от зубной боли.
— Что случилось? — спросил старший.
— Потом, Костюха, потом... — Он поднял на братьев глаза, полные слез. — Елену пришили. Вместе с Чердаком... Я ее своими руками своему корешу как законную жену преподнес...
— Томилин? — спросил старший. — Ленку замочил?
— Ну да... Кому я ее доверил, а? Вы же были на их свадьбе, помните? Она еще рыдала после церкви: Гоша, кому ты меня отдал? А я разводиться, сами знаете, не мог. Ну встречался с ней... Раз-два в неделю. Томила и заподозрил. Приставил к ней Чердака следить. Я узнал, говорю Чердаку: ты не за тем следи, понял? Следи, чтобы нас с ней не прихватили. А он, сука, пока я в столице ошивался, сам к ней под одеяло залез...
— Она всегда на передок была слаба... — сказал Костюха и тут же осекся, встретившись с бешеным взглядом хозяина.
— Ты при мне таких слов про нее не говори! — просипел хозяин. — Она тебе давала? Хоть раз?
— Да нет. Я и не просил... — замотал головой Костюха.
— Врешь! Набивался к ней, и не раз, — стукнул кулаком по подлокотнику хозяин. — Она мне говорила! Как ты лапы к ней тянул...
— Да по пьяни чего не бывает, — заступился младший. — Я, бывало, тоже к ней — на автопилоте. Но она себя блюла. Обидно было, что Томиле досталась.
— Что ж вы о покойнице ни одного хорошего слова? Зоя! — гаркнул Гоша через плечо. — А ну подойди, чего скажу... Да знаю, стоишь за дверью, подслушиваешь...
Зоя — в вечернем платье, с макияжем — ресницы стрелками, помедлив, вошла в гостиную.
— Случилось что? Опять кого пришили?
— А ты не слышала? — спросил хозяин.
— Ты так орал... Я и подумала: опять кореш твой дуба дал.
— Да не кореш... Ленка Томилина! Прямо в постели с Чердынцевым порешили.
— Ты-то чего разволновался? — спросила она. — Что с другим мужиком пристрелили? Так у нее муж есть! Небось он и шлепнул.
— Томила — никогда! — сказал Леха. — Интеллигент. Кого другого подослать — это он может. А сам — никогда.
— А куда это ты вырядилась? — спросил хозяин, притягивая ее к себе.
— Так сам же говорил, на прием в посольство... забыл уже?
— Так еще рано. — Гоша снова взглянул на часы. — Еще почти пять часов до начала.
— Больно ты из-за своей Ленки, смотрю, разволновался, про все забыл. Пусти! Прослезился даже.
Она отпрянула от него и вышла из гостиной. Гоша развел руками.
— Вот и поговори с ней... Прямо одно к одному. Одно за другим.
— Думаешь, Томила не замешан? — спросил старший брат, налив себе коньяка.
— Возьмешься разузнать? — подался к нему хозяин.
— Я не прокурор, — сказал Костюха. — Но разузнать можно.
Они молча, не чокаясь, выпили.
— Полетишь в Тюмень? — спросил Гошу Леха. — Похороны-то когда?
— Надо бы, — вздохнул Гоша. — Распустились в мое отсутствие, я смотрю... Но меня больше тревожит наш южный фланг, если честно.
— Сынуля уже вернулся к папане под крыло, — сказал Костюха. — Охрана такая — не подступишься... Самое время переходить ко второму варианту, как считаешь?
— Опять чеченцы твои? — поморщился Гоша. — Может, других найдешь? Эти уже засветились. А рот ему заткнуть не мешало бы... Еще журналистов там не собирали?
— Я сказал Кадуеву... — произнес, помедлив, Костюха. — Только ты не ори, мол, они засвеченные и все такое. Они тем более теперь обозленные. Раньше без проколов, ни одной осечки, понимаешь? А тут две осечки подряд.
— Три! — показал на пальцах Гоша. — В Акапулько и дважды в Тегеране.
— Они же этого Алекпера выкрали и в Мексику отправили. Это же они сделали.
— Нет, — мотнул головой Гоша. — Это я забыл. Я помню, что Серега и Андрюха прокололись, царство им небесное... А теперь с этой певичкой, или кто она, чеченцы справятся?
— А других нет. И времени нет. И другого способа закрыть рот этому сынку нет, — сказал Костюха. — Так что сиди и не дергайся. Чеченцы по вопросу умыкания баб — дошлые, им палец в рот не клади.
— Если этот американец опять не встрянет, — заметил Гоша.
— Насчет американца много неясного, — сказал Леха. — Говорят, будто он русский. Вроде эмигрант. Шпарит на всех языках, владеет всеми приемами... Специально его готовили, что ли?
— ЦРУ больше делать нечего, — усмехнулся Гоша. — Ладно. Остановимся на этом варианте. Денег хоть за это не требуют?
— Нет. Говорят, вопрос чести. Сами, мол, горим желанием исправить свои промахи. Тут посерьезнее дела намечаются.
— Мансуров? — быстро спросил Гоша. — Он же в Москве.
— Ну... Денежный мешок. Все в рот ему смотрят. А в Москве сплоховал. На Петровке в СИЗО сидит. Стал права качать в своем посольстве, те милицию вызвали. Он и там стал выступать, а менты на принцип пошли...
— Хорошо бы его подольше подержали, — сказал Гоша. — Это можно сделать?
— С ним МУР сейчас занимается, — ответил Костюха, почесав в затылке. — Раз сидит, не выпускают под залог, стало быть, им тоже насолил.
— Или еще ихнюю цену не знает, — добавил младший брат.
— Ну вы, я вижу, сами все знаете, как и что... — заключил Гоша. — А мне что-то сейчас ничего в голову не идет...
Братья замолчали, изобразив на лицах сочувствие.
— Ну, если Томила это сотворил! — угрожающе произнес Гоша.
— Я вообще не понимаю, зачем ты его приблизил, — сказал Костюха. — Не наш ведь человек, издалека видно.
— Черт его знает... — вздохнул Гоша. — Ну еще по одной — и разбежимся. Я вас зачем позвал? Поняли хоть?
— Чего тут не понять, — ответил Костюха, наливая себе и брату. — Очную ставку хотел устроить с Джамилем... А мы и так с признанкой явились. Чего уж теперь его ждать? Может, он и вовсе не позвонит больше.
— Он небось там в своем гареме кувыркается, а мы тут жди... — сказал Леха.
— Надолго его там не хватит, — засмеялся Костюха. — Я раз с ним сидел в турецкой бане и разглядел его хозяйство. Там на раз поссать осталось, а не то что на гарем...
Они охотно посмеялись.
Их смех прервал телефонный звонок. Гоша схватил трубку.
— Алексей Акентьевич! — Гоша даже привстал. — Да. Собираемся с женой... А что хоть за посольство, напомните. Ну да, грузинское. А нам они нужны, грузины эти? Понял. Да надо бы им тоже понять... А что у них — Поти, Сухуми? Нефтяного терминала нет... Может, вы на сей раз тоже придете? Ах, президиум Совета Министров... А то меня супруга запилили. Все ходим, говорит, по бывшим союзным... Ваша то же самое? Ну вот видите. В следующий раз хоть во французское, что ли, устроили бы. В качестве разрядки. А то осточертели, скажу вам, наши бывшие братья по Союзу. Мы сами нищие, а тут еще эти в рот заглядывают. Я позвоню вам, да... Значит, пока за горло не берем, так? Но предупредим. Я вас правильно понял?
Положив трубку, он крикнул:
— Зойка! Сегодня к грузинам идем! Надень чего получше и соусом там не заляпай...
— А что, шашлыки там подают? — спросил Леха.
— Хуже, — сказал Гоша важно. — Сациви с лобио. Аппетитно, сволочи, готовят! Повара из «Арагви» вызывают. Сначала все только сухое пьют, да бутербродиками закусывают. А потом как налетят... Только хруст стоит. Особенно коньячок у них — «Тбилисо» называется. Это вам не французский, даже не армянский... Выпьешь и думаешь: а на хрена мне вся эта политика с экономикой!
— Наверное, специально такой завозят, — вздохнул Костюха. — Вот бы посидеть там вечерок.'
— Какие твои годы... — успокоил его Гоша. — Еще сходим, покажем тебе, как пить надо национальные напитки. Ну где этот Джамиль? Опять спутник уйдет.
— А чего бы им Луну не использовать? — спросил Леха. — Висит над землей целую ночь без всякой пользы.
— Это ты меня спрашиваешь? — поднял брови Гоша. — С этим к американцам обращайся. Это ж какие деньги надо вложить!
Снова раздался звонок по спутниковому телефону.
— Ну если это опять не он!.. — угрожающе произнес Гоша, поднимаясь.