14
— Перерезают глотку глубоко, вместе с трахеей, так что человек захлебывается кровью и не может даже ничего выкрикнуть... — сказал я Солонину. — Типично бандитское убийство, некий ритуал, схожий с жертвоприношением. Похоже на месть.
— Косят под чеченцев? — спросил Солонин.
Мы снова сидели у нас в номере, уже брезжило за окном утро, пили кофе.
— Хоть бы ванну принять, — вздохнул Солонин. — Так опять горячей воды нет.
— Зато Новрузу больше не на что жаловаться, — сказал я. — Жаль парня. Это была наша единственная связь, если помнишь... А что наш общий друг Джамиль ибн Фатали?
— Даже не проснулся. Как и его охрана. Но уважаемого ибн Фатали хотя бы утомила женщина, с которой он спал.
— Ты разглядел ее? — спросил я.
— Только после того, как поменял батарейки в его гвоздике.
— И кто же она? — спросил я, чувствуя беспардонность своего вопроса. Неужели Делара? Это было бы величайшим разочарованием в моей жизни — такая женщина...
Витя ответил не сразу. Выдержка — стопроцентная, притом что та женщина ему явно нравилась.
— Все-таки было темно, — ответил он. — Свет я не зажигал. Но это не та, о ком ты подумал. Не наша общая знакомая. Какая-то дамочка из гостиницы. Такие тут не переводятся.
— Так что будем делать? — спросил я.
— Что будем делать? — зевнул Солонин. — Пожалуй, надо поспать.
— Ничего другого не остается, — согласился я. — Но следует хотя бы дослушать, о чем они говорили в машине.
Витя с сомнением посмотрел на меня.
— Передатчик там маломощный. Иначе его не удалось бы спрятать среди лепестков, — сказал он. — Если вы заметили, с удалением машины звук ослабевал. Послушать, конечно, можно, но не больше пяти минут.
— А что делать? Пять — значит пять... Но может, далеко они не уедут?
— Попытка — не пытка, — сказал Витя и включил магнитофон.
Опять пошли шумы, потом прорезались голоса наших соотечественников.
«Два миллиона долларов! — убеждал, похоже, старший брат. — Скажи ему, жмоту уголовному, всего-то два миллиона на общее дело! Меньше эти чечены не возьмут. Я их знаю. Не даст — нефть потечет по усам мимо рта».
Леха как мог перевел. Так, мол, и так. Подайте на бедность. Надо заплатить этим бандитам, чтобы придержали наследного принца Алекпера.
«Он там у себя миллиарды гребет! — добавил с пролетарской ненавистью старший брат. — А тут двух «лимонов» ему жалко».
Я представил себе состояние ибн Фатали. Сидят рядом две уголовные рожи из этой ужасной русской мафии и требуют два миллиона, будто бы на общее дело... А что может быть общего у него, кровного племянника султана, с этими урками? Только одно — как бы нефть не потекла через Турцию.
«Я дам вам ответ через неделю», — сказал ибн Фатали».
«У него при себе нет, — перевел Леха Костюхе. — Но через неделю обещал дать, если будем себя вести достойно».
«Неделя — много, — сказал Костюха. — Неделю они не продержатся. Или сынок этот сбежит, или они его замочат. Было уже такое, проходили... Пусть чек выпишет через свой банк в Швейцарии, и черт с ним. Сами справимся».
Солонин выключил запись.
— Ну и ну, — сказал я. — Чеченцы теперь нарасхват. За два миллиона готовы снова захватить этого Алекпера. И продержать его сколько потребуется, пока его папа не подпишет, что им нужно. Ты понимаешь, что происходит?
— Понимаю, что зря теряю время, — пожал плечами Солонин. — Мне уже пора возвращаться в Тегеран.
— Быть может, стоит попросить мистера Реддвея о подкреплении? — спросил я.
— Обойдемся, — ответил Солонин и начал знакомую процедуру по облачению себя в амуницию весом не менее сорока килограммов.
— Скоро утро, — сказал он. — Первый самолет в аэропорт Мехрабад, если не ошибаюсь, около восьми утра по местному. Завтра самолетов не будет. А на чартерный рейс меня уже никто не подсадит. А вам бы, Александр Борисыч, чем смотреть на меня с тоскливым выражением, позвонить бы его превосходительству временному поверенному господину Самеду Аслановичу и доложить о случившемся. Только советую без подробностей. Ему плохо станет, когда начнете живописать. Мол, остались здесь одни без всякой опоры на местное население.
— Ну почему, а Делара? — лукаво спросил я. к — Я на красивых дам не опираюсь, — сказал Витя серьезно. — Они в моем понимании выполняют иные задачи.
Он не стал уточнять, какие именно, а я не стал расспрашивать. Вместо этого я набрал код и номер нашего общего знакомого.
— Господин Самед? — спросил я. — Это господин Косецки из Баку.
— А что случилось? — пробормотал он спросонья. — Что-нибудь срочное?
— Убили Новруза...
— Что? — закричал он, и что-то там грохнуло, должно быть, он вскочил и опрокинул стул.
— Сегодня ночью, — сказал я. — Мы успели туда до прихода вашей следственной бригады. Ему перерезали горло.
Самед молчал. Мне было слышно, как он всхлипывает.
— Простите, — сказал он через минуту. — Он был моим лучшим другом и наставником. Это я способствовал тому, что его обнаружили. Он предупреждал меня...
— Вы ему позвонили? — спросил я.
— Да, около часа ночи. Он тревожился, что наш разговор могут засечь. Я уверял его, будто современные телефоны, цифровая кодовая связь и прочая чушь недосягаемы. Они запеленговали и... Не исключено, что засекли и наш с вами разговор, господин Косецки.
— Но у него-то телефон обычный, — вполголоса сказал Солонин, остановив свои сборы. — Потому и засекли через местную телефонную станцию. А сейчас мы разговариваем по спутниковой связи. И там и здесь — код. Не должны засечь.
— Вот господин Кэрриган, он понимает в этом больше меня, уверяет, что этого не может быть, — сказал я. — Поверим ему и продолжим наш разговор. Теперь у нас нет связников. Конечно, господин Новруз Али-заде был незаменим. Но все-таки мы хотели бы еще с кем-то контактировать.
— Я подумаю, — вздохнул он. — Моя вина, что я натворил... Незачем было ему звонить в такое время.
— А действительно, какая была в этом надобность? Если не секрет?
— Секрет, но только не для вас, — снова вздохнул он. — Мне звонил из посольства в Тегеране Алекпер. Он ждет, что за ним прибудут его охранники, понимаете? Он не мог дозвониться в Баку, все было заглушено, и он позвонил мне.
— В это время спутник мог вполне уйти за горизонт, — сказал, глядя на часы, Солонин.
— Вот наш общий друг мистер Кэрриган опять уверяет, что ничего подобного быть не могло, — сказал я. — Спутник просто ушел в тень от Земли. Так бывает. Лучше поговорим о несчастном Новрузе, господин Самед. Итак, его телефон быстро засекли. Значит, его подслушивали, за ним следили.
— Возможно, это из-за его контактов со мной, — сказал Самед.
— Ну да, вы человек Президента, — поддакнул я. — Но точно так же могли засечь его контакты с нами. Как вы думаете?
— Не исключено, — сказал он. — Бедный
Новруз... Он же всегда был осторожен. Очень осторожен. И хорошо знал наших врагов.
— Давайте, пока я здесь, еще раз попробуем определить — прослушивают нас или нет, — шепнул мне на ухо Солонин. — Я имею в виду здешний телефон, а не ваш спутниковый. Замерю нагрузку и сравню ее с нагрузкой на остальные телефоны. Отключитесь на пару минут.
— Давайте прервемся, — сказал я Самеду, — проверим наши аппараты здесь, в гостинице. Хорошо бы выяснить, прослушивают ли их. Мистер Кэрриган, будучи крупным специалистом в этой области, полагает, что это надо сделать.
— Телефоны в «Интуристе» прослушиваются еще с советских времен, — сказал Самед. — Можете мне поверить как троюродному племяннику бывшего генерала КГБ. Следует также опасаться микрофонов в ресторане «Полистан».
Солонин невозмутимо продолжал собираться.
— Итак, если я правильно понял, сын Президента третий день сидит в посольстве Азербайджана в Тегеране, ждет тех, кто должен его сопровождать, и не может связаться с Баку, — констатировал я. — И боится из этого посольства выйти.
— И правильно делает. — Витя остановился в дверях, прислушиваясь. — Можно по телефаксу переслать фотографию членов охраны. На всякий случай. И мою тоже. Пусть Алекпер сравнит их с теми, кто явится его сопровождать.
После короткого перерыва наш разговор с Самедом возобновился.
— Мой коллега только что опять подал здравую идею, — сказал я. — Позвоните сюда, в Баку, в ведомство охраны Президента. Пусть передадут
Алекперу фото его избавителей. Без этого не стоит даже открывать им дверь.
— О чем вы говорите! — заволновался Самед. — Кто, как и когда это сделает? И есть ли соответствующая аппаратура? А что, господин Кэрриган тоже направляется туда? Это вселяет надежду.
— Тогда не будем терять времени, — сказал я. — Счет идет на часы. Или даже на минуты. Возможно, похитители вашего родственника уже где-то там рядом. Боюсь, они вывезут его уже не в Акапулько. Нужен пароль для мистера Кэрригана, понимаете? Хорошо, если бы вы передали в посольство Тегерана какие-нибудь опознавательные слова для него.
— Откуда вы все-таки взяли, что Алекпера собираются выкрасть? — спросил Самед.
— Я бы так поступил на их месте, — сказал я, не скрывая своего нетерпения. — Это во-первых. Во-вторых, они пока не столковались в цене с похитителями. Возможно, они еще торгуются. А может быть, уже и столковались. Во всяком случае, намерения у них такие были — мы прослушали запись их разговора. Но что с тех пор произошло между ними — неизвестно.
— Вы меня убедили, — подумав, сказал осторожный Самед. — Я дам вам пароль. Спросите у моего дяди, какую книгу я больше всего люблю. Алекпер ее тоже знает. На триста седьмой странице этого издания, которое есть у него и у меня, восьмая строчка сверху. Пятое слово, если считать справа. Об этом будете знать вы и Алекпер. Больше никто. Это и будет пароль. Можете прямо сейчас позвонить моему дяде Мешади. Он передаст по спутниковой связи в наше посольство для Алекпера.
Солонин, все еще стоявший в дверях, недовольно поморщился: еще одна головная боль — какой-то пароль...
— Не хотелось бы больше тратить время, — сказал я Самеду. — Мы прямо сейчас позвоним вашему дяде.
— И последнее, — сказал Самед. — Я отниму у вас еще минуту, не больше. Речь пойдет о нефтепромышленнике Мансурове. Он сейчас здесь, в Москве. Что-то затевал, безобразно себя вел, как если бы власть уже была у него в кармане. Пришлось сдать его в милицию. У вас есть связи. Нельзя ли его подержать там как можно дольше?
Эта просьба мне не очень понравилась, и я ничего не пообещал Самеду. А вот дядюшке позвонил сразу.
— Всеблагостный, — назвал он слово пароля. — Только не удивляйтесь. Самед тщательно штудирует мировые религии. Новый завет является его любимой книгой. Я позвоню в Тегеран.
— Всеблагостный, — повторил за мной Солонин. — Ладно, посмотрим, как там все обернется с вашими таинственными словечками.
Он ушел, а я снова включил магнитофон. Спать уже не хотелось. Столько событий за одну ночь. Какой тут сон? Следовало бы еще послушать наших братцев...
« ...Скажи ему, что мы тоже люди подневольные, — произнес Русый-старший, чей голос я уже свободно различал, несмотря на сильные помехи. — За нами тоже кое-кто стоит. — И набросился на брата: — Переводи! Сколько бабок я вложил, чтобы ты английский выучил. Переводишь через пень колоду... »
«Я знаю, кого вы представляете, — вежливо ответил ибн Фатали, выслушав перевод. — С этим человеком я беседовал прошлой осенью на сессии ОПЕК в Вене. Там он был в скромной должности советника председателя вашей делегации. Кстати, очень сведущий, волевой и с широким кругозором, несмотря на относительную молодость... Помню, к нему председатель обращался по-семейному — Гоша».
«Ну раз знаете, — сказал Леха, — то вы должны и нас понять».
«Что ты ему сказал?» — спросил Костюха.
«Насчет хозяина, — ответил Леха. — А что, нельзя?»
«Я веду разговор, — заявил старший брат, — твое дело только переводить, а не лезть поперек батьки в пекло».
«Думаю, этот Гоша далеко пойдет», — сказал, переждав их распри, ибн Фатали.
«Если не остановят? — снова не удержался Леха. И брату: — Он говорит, мол, Гоша пойдет далеко. А я говорю: пока не остановят».
Переводчик был явно пьян, лез не в свое дело, путал английские слова с русскими.
Я выключил магнитофон. Машина удалялась, звук слабел. К тому же Леха своими пьяными комментариями затмевал смысл сказанного.
Итак, снова всплыл этот Гоша. И неспроста его упомянул заморский гость Джамиль ибн Фа- тали. Почему же он знает этого Гошу, а я не знаю? Своего соотечественника, которого наверняка ищут органы?
Этот пробел следовало устранить. Можно было бы позвонить в Москву и расспросить Меркулова. Может, у них в прокуратуре есть что-нибудь об этой популярной в определенных кругах личности?
Я взглянул на часы. Куда сейчас звонить... В Москве только семь утра. За окнами там сплошная темень. Метель и мороз одновременно, если верить сводкам погоды.
Все-таки надо поспать. Это не я себе сказал, а мой организм заявил об этом. В школе Реддвея были специальные тренировки для быстрого засыпания. В то утро они мне не понадобились: уснул мгновенно, как камнем ушел в воду.
