13
— Ну, вспомнил, где мог видеть мою трубу? — Гоша тяжело оторвал голову от стола и мутными глазами посмотрел на Олега Томилина.
— Какую трубу? — похолодел Томилин, оглядывая собравшихся.
— Подзорную, — подсказал Коноплев, которому весьма подходила роль «шестерки».
— Нет... — Гоша повертел указательным пальцем перед носом Томилина. — Ту, через которую ты у меня вылетишь...
— Кончай, Гоша, — скривился Костя Русый. — Время, время... Проблема неотложная. А ты опять про какую-то трубу. Далась она тебе.
— Это ему она далась, — обиженно сказал Гоша. — Пристал ко мне: откуда у тебя эта труба да откуда? Где-то он ее видел. А я говорю: нигде ты ее, Олежка, видеть не мог! Потому что она в единственном экземпляре. Адмирал Нельсон через нее единственным глазом смотрел. При Трафальгаре... Его убили, и она ко мне попала самым непредсказуемым путем. Верно я говорю? — спросил он окружающих. — Вот ты, Костюха, или ты, Леха... Или ты, Коноплев... Извини, по имени не называю, поскольку моему корешу ты — тезка. И как бы вас не перепутать. Так что ты там говорил про «лимоны»? — обернулся он к Русому-старшему. Тебе мало их, что ли? Вон их сколько на вазе! С коньяком самое то!
Гоша куражился, валял дурака, как всегда.
— Не придуривайся! — зло сказал ему Русый- старший. — Не настолько ты пьян. Прекрасно знаешь, о чем речь. И о ком... Сидим здесь — время только зря теряем. Ответить им надо, понимаешь? Да — да, нет — нет!
Они сидели в Гошином доме впятером при зашторенных окнах и слабом свете ночников. Стол, как всегда, был заставлен яствами.
Томилин чувствовал, как холодная испарина покрывает его лоб. Он-то зачем сюда вызван?
Чтобы напомнить ему про эту злосчастную подзорную трубу?
Где-то он трубу эту все-таки видел. Но после того спора и думать о ней забыл. А вот Гоша не забыл. Братья Русые смотрят зло, не понимают, что здесь делают он и Коноплев. Ну Коноплев — ясно. Смотрит в рот хозяину. Уж не для него ли расчищалась лестница к креслу гендиректора «Сургутнефтегаза»?
Об этом не хотелось думать. А думать надо. Строптивые «генералы» один за другим сходят в гроб, строптивые — по отношению к государственной компании «Транснефть», в которой номинальным правителем является хозяин этого дома...
Когда-то Гоша обитал в полуподвальной коммуналке на окраине Красноярска. Не отсюда ли произросло его стремление построить для себя этот огромный холодный дом, чтобы компенсировать свое детство в тесноте и в обиде?
Сам формальный директор «Транснефти» — далеко, в заоблачной выси кабинетов «Белого дома» и кремлевских покоев. Часто звонит Гоше, указывает, предлагает. Гоша вежливо слушает, соглашается, но все делает по-своему.
Он — фактический хозяин огромного концерна, будучи всего лишь управляющим одного из отделений в Сибири. Но торчит безвылазно здесь, в Москве. От высоких должностей отказывается, от реальной власти — никогда. Ему нет необходимости носиться по высоким кабинетам. Там есть кому его представлять. У Гоши для этого не та анкета. Могут не понравиться властям предержащим его отсидки по разным статьям.
Придет время и такая анкета, быть может, послужит катапультой к вершинам власти. Только такие, как он, проверенные в жизни, с цепкой хваткой, с глубоким зековским пониманием человечьей сути, с умением взять быка за рога выведут Россию из прорыва. Гоша в этом убежден. Но это потом. Сейчас надо разобраться с тем, что есть. С тем, что будет, что должно быть. Вот тот же Баку. Отвалились от России и думают, что они теперь сами по себе. Придется поправить зарвавшихся товарищей. И направить их нефтяные и долларовые потоки в нужном для Гоши, значит и для России, направлении.
Гоша умеет схватить проблему, увидеть ее в целостности и нераздельности в отличие от тех, кто может разглядеть лишь небольшой фрагмент. Этого у него не отнимешь. Но бедная Россия, неужели ей не обойтись без таких, как Гоша?
Томилин поерзал на своем стуле. Какое несчастье, что когда-то я учился с ним в одном классе. Вот не повезло, хотя поначалу казалось иначе.
Теперь Гоше нужны такие, как Коноплев. Своих корешей Ивлева и Бригаднова он за строптивость замочил. Не сам, конечно, по его приказу. Какая разница? А теперь его, Томилина, возможно, ждет то же самое... Не за трубу эту треклятую, нет. Труба — предлог. Просто не знает, к чему придраться. Гоша совершит то, что задумал. В «Метрополе», где остановился он, Томилин, это не пройдет. Всякий раз, прежде чем открыть дверцу «вольво», шофер заглядывает с помощью зеркала под днище, потом проверяет мотор. Люди смотрят и смеются. Пусть смеются. Береженого Бог бережет.
А может, поговорить с Гошей по-хорошему?
И не здесь, не в Москве, где все дышит продажностью и предательством, а там, в родной Сибири, где-нибудь у костра, после рыбалки, которую Гоша так обожает...
Думая об этом, Томилин даже проникся теплым чувством к своему однокашнику, с которым не раз ездил на Енисей рыбачить. И тут же вздрогнул — Гоша ткнул его локтем.
— Уснул? Сейчас говорить с ними буду, понял? Два «лимона» им! Ни хрена себе...
Русый-старший набирал коды и номера телефонов. Все терпеливо ждали.
— Как его, напомни, — сказал Гоша, беря трубку.
— Ибрагим Кадуев, — подсказал Леха Русый.
— Ибрагим? — строго сказал Гоша в трубку. (Ну будто совсем не пил!) — Я говорю, я... Узнал? Так вот слушай сюда, Ибрагуша... Не дам я тебе двух миллионов. Понял меня? Все ты делал до сих пор на благо чеченского и русского народов. А вот цену завысил. А это нехорошо, дорогой. Ты дослушай сначала, потом будешь перебивать. Ты мне одно объясни — вот не дам я тебе ни копья, что делать будешь? Отпустишь охрану этого президентского сынка? И что дальше? Пусть скандал будет, да? Пусть нефть через Турцию погонят, да? Нет, ты мне скажи, если такой умный! Кто я? А тот, кто твоего самого главного замочил! Ну да, бомба с самолета... А кто направил его? Да не бомбу — самолет этот. Вот также направлю на тебя, хочешь? А очень просто. Сейчас отзвоню в полицию Тегерана и скажу, что ты со своей бандой захватил сопровождающих лиц сына Президента дружественного Азербайджана. И насильно их удерживаешь, полагая в ближайшие часы захватить самого сыночка... Хочешь, прямо сейчас сделаю? Ты учти, мой хороший, ты — крутой, а я — еще круче. Со мной и такими, как я, ты еще дела не имел! Все понял? Понял. Значит, сделаешь это все бесплатно. На общественных началах. А то я заставлю тебя самого заплатить, чтоб я молчал. И чтоб я не слышал больше с твоей стороны неприличные угрозы в мой адрес!
Гоша положил трубку. Коноплев первый, за ним братья Русые восторженно зааплодировали.
— Вот так надо, — сказал Гоша. — Только такой разговор понимают... А ты, Олежек, чего не аплодировал? Опять выделиться хочешь? Опять хочешь идти своим путем? Не как все?
Он обратился к присутствующим:
— А что вы хотите — из интеллигентной семьи. Все не как у людей. Машину свою с некоторых пор посылает водилу проверять, тот под днищем на пузе ползает.
Снова первым засмеялся Коноплев, но братья его на этот раз не поддержали.
— Боится, что бомбу под него подложат, — продолжал Гоша. — И вообще боится. А это значит — рыльце в пушку. Значит, есть чего бояться.
— А что ты всех на пушку берешь? — нахмурился Русый-старший. — Мы кто тебе? Члены Политбюро при товарище Сталине?
— А иначе нельзя, — замотал головой Гоша. — Пойми, мой хороший, у нас иначе нельзя! Я с умными людьми там, за проволокой, разговаривал, они мне все как есть разъяснили. А что твой товарищ Сталин? Банки грабил за милую душу, срок мотал не хуже других, — он повернулся к Томилину: — Вот ты высшее образование получил, а у меня пять классов. Ну и что? Ведь я тебе, а не ты мне — и должность и жену-красавицу.
— Колет тебе глаза его диплом, колет... — засмеялся Русый-старший. — Ну давай еще по одной. За тебя, Гоша!
— Давай, — мотнул головой хозяин, снова становясь пьяным.
Удивительной была эта его особенность. Трезвый может притвориться напившимся, но как пьяному притвориться трезвым? А Гоша это мог.
— Так чего ты от меня хочешь? — Он смотрел пьяными глазами на Томилина. — Говори, чего пришел? И почему опять без Елены?
— Так ты же меня одного позвал, — затравленно глядя на Гошу, ответил Томилин.
— Я? Так оно и есть. Хотел сам посмотреть, как твой водила на брюхе под «вольво» ползает.
Коноплев, как заведенный, снова стал давиться от смеха.
— Да купи себе шестисотый! — продолжал Гоша. — Денег нет? Так я дам! Я ж тебе задолжал. За то, что ты меня из наперсточников вытащил.
— Ты мне ничего не должен... — Томилин растерянно смотрел на Гошу.
Хуже нет потерять лицо. Показать, что испугался. Раздавит, как червяка. Да не нужны Гоше друзья детства. Никакая рыбалка его, Томилина, уже не спасет.
— Это я тебе должен, — сказал Томилин. — За полтора миллиона тонн нефти, которые ты будто бы прогнал через свои трубы. За должность, за жену.
— А на самом деле? — сощурился Гоша, придерживая рукой Русого-старшего. — Погоди, Костя, пусть скажет.
— Ничего я тебе не должен! — выпалил Томилин. — Ни копейки! Можешь меня ободрать как липку, ты уже кинул меня на пятьдесят тысяч тонн. Кому ты их продал?
— Пока, Олежка, не подпишешь годовой баланс, я отчитываться перед тобой не буду, — спокойно и снова став трезвым, ответил Гоша. — Кому загнал, кому продал — не твоего ума дело.
— Твой баланс, твой, — сказал Томилин. — А все-таки так с друзьями не поступают.
— Детский сад... — ухмыльнулся Русый-старший, толкнув локтем задремавшего младшего брата. — Слыхал? Вот ты мне тоже говорил: так с родными братьями нельзя... А отделяться от старшего брата можно?
— Вот-вот, — закивал Гоша. — Учись, Олежка, пока мы живы... Ну давай еще по одной, потом разберемся.
Выпили. Томилин не допил, и Гоша неодобрительно посмотрел на него.
— Значит, сейчас все дружно — в сауну! — скомандовал Гоша. — С обслуживающим персоналом. Тайский массаж. Не пробовали еще? Рекомендую... Но сначала вы мне, братики, отчитайтесь по Баку. Насчет того, что случилось в Акапулько, я все понял. Прокольчик. Но дело поправимое. Я вот думаю: этот Ибрагим не подведет? По-моему, он меня правильно понял. И с сынком этим все будет как надо.
— Будут штурмовать посольство? — спросил Русый-младший.
— Зачем? — сказал его брат. — Просто заберут его оттуда. Документы у них есть — взяли у этих, которых захватили. Переоденутся, побреются...
— Надо спешить, — сказал Гоша. — А то восстановят связь, узнают, кто есть кто... Придется сынка мочить. А не хотелось бы.
— Ибрагим свое дело знает, — уверил его Русый-старший.
— Ты, Костюха, мне такие же слова и про Серегу с Андреем говорил, — перебил его Гоша. — Мол, комар носа не подточит.
— Нажрались, сукины дети, — проворчал Костя, — расслабились. Думали, оттуда убежать невозможно. Есть еще вариант. Запасной. Мы с Лехой, — он опять потормошил засыпающего братца, — его хотели предложить. Там у этого сынка баба в Баку. Мы видели ее на приеме, хороша, сука, хотя уже за сорок. Артистка тамошняя. Так этот Алекпер, ну этот, сынок президентский, от нее без ума. Совсем крыша поехала. Серега рассказывал: здоровый мужик, а слезы по ней лил и стихи тайком писал. На русском языке, представляешь? Утопиться из-за нее хотел.
— Нехорошо, — сурово сказал Гоша. — Ну взяли в заложники и взяли, а зачем измываться теперь?
— Так мы подумали, может, ее взять? Отпустить этого малахольного к папе, а ее взять и предупредить: мол, слово скажешь...
— А зачем он нам? — скривился Леха, продрав глаза. — Мочить — и все дела!
Гоша налил себе коньяка и выпил, уже никого не приглашая.
— Просто-то как, — сказал он. — Замочить президентского сынка! А последствия за тебя дядя будет считать? Если уж знают, кто похитил, будут знать и кто замочил. И что папаша сделает, представляешь? России — полный поворот кругом. А мы о ней должны думать, о матушке. И о себе немного. К тому же он — председатель международного консорциума! Кого на его место поставят, не догадываешься? Другого сынка. Или племянника. Их там до черта. И наверняка заклятого врага России. Нужно нам это на переживаемом этапе? Я тебя спрашиваю?
Леха что-то пробубнил в ответ. Вроде согласился, но как-то без энтузиазма.
— Мне нужно, чтобы свою паршивую нефть они через мои трубы погнали, — склонился через стол к братьям Гоша. — Вот Олежка ноет, будто я приписал ему какие-то тонны, извелся весь, будто я его уже по миру пустил, а того не понимает, что я решаю стратегическую задачу. Как обустроить Россию, ставшую мне вместо матери, когда я вышел на свободу. Так вот этому щелкунчику, что из Акапулько сбежал, надо дать понять: бабу его в порошок сотрем, если соглашения не подпишет, или армяшкам танки дадим, как того они просят. Мы ведь общими усилиями их придержали, когда они на Баку поперли, а сейчас никого держать не будем. Поэтому мне ваш вариант с этой актрисочкой нравится. Всецело одобряю и поддерживаю. И более того — готов раскошелиться. Но! — Он поднял вверх указательный палец. — Нравится ваш вариант, но как запасной.
— Неужели снова сможешь затеять войну в Карабахе? — с сомнением спросил Костя Русый.
— Да хоть сейчас! У меня в Сибири целый завод танковый, девать их некуда, все окрестные леса забиты. Армяшки, чечены, абхазы да грузины так и вьются вокруг. А люди там пятый месяц без зарплаты сидят. Я им говорю: спокойно, квоту вам всегда выбью, если по моей команде забастовку начнете. Продам пару сотен Карабаху, полсотни в кредит абхазам... И куда они после этого нефть погонят?
— Силен! — восхитился Костя. — Прямо выдающийся государственный деятель и видный военачальник. Откуда что берется.
— Но я крови не хочу. — Гоша прижал руки к груди. — Пусть наши мальчики больше не гибнут за чуждые им интересы. Так вот мне ваш вариант, говорил уже, нравится. Сказали бы раньше, как он сопли распускает по этой бабе, давно бы дело сделали... А где, кстати, Серега? Почему его не вижу? Хочу полюбоваться на его загар мексиканский. Что он прячется от меня? Скажи ему, Костя, пусть придет ко мне, не трону. Только в глаза его бесстыжие посмотрю. И на загар. Может, сам на все плюну и в Акапулько махну... Я чего не так сказал?
Братья переглянулись, показали ему глазами на Томилина.
— Забыл, что ли? — негромко спросил Костя.
Томилин похолодел. Он здесь уже посторонний. Как, наверное, посторонним стал и Серега, прежде сиживавший с ними за этим столом, как и погибший на мексиканском пляже Андрей.
— А, ну да, да, — мучительно поморщился Гоша. — Ну хоть венок, я ведь специально заказывал, ему на могилку положили? Не забыли?
— Положили, — кивнул Костя. — И на памятник деньги собрали, все честь по чести.
— Представляешь, а убийцу до сих пор не нашли, — повернулся к Томилину Гоша. — Все ищут. Как думаешь, найдут?
