Операция началась на следующий день, ровно в девять часов утра. Кожухов позвонил Шаховскому и сказал, что им нужно обсудить кое-какие вопросы, связанные с созданием концерна. Шаховской назначил встречу на одиннадцать. Кожухов должен был разговорить Шаховского и вытянуть из него максимум информации о готовящемся заговоре.

Матвей Иванович не сразу дал себя уговорить. Свой отказ он мотивировал слабым здоровьем, страхом, неуверенностью и даже пониженной стрессо-устойчивостью. «Я не смогу правильно сыграть, — твердил он. — Я проговорюсь. Я испорчу вам все дело». Однако директор ФСБ Пантелеев, взявший это дело под свой особый контроль, был непреклонен.

— Другого способа вывести их на чистую воду нет, — убеждал Матвея Ивановича Пантелеев. — И тянуть с этим нельзя. Вы ведь не хотите, чтобы кто-то узнал о вашем походе в центральный аппарат ФСБ? А я не поручусь за то, что утечки не произойдет. Вы действовали слишком откровенно.

Этот довод (или скорей — намек) оказался настолько убедителен, что Матвей Иванович мгновенно прекратил всяческое сопротивление.

Пантелеев познакомил его с сотрудником, которому поручалось курировать операцию.

— Познакомьтесь, — сказал Пантелеев, — подполковник службы безопасности Данилов. С сегодняшнего дня он будет курировать эту операцию по линии ФСБ.

— Егор Осипович, — представился Кожухову подполковник Данилов и протянул ему небольшую сухую ладонь.

— Матвей Иванович, — ответил Кожухов, пожимая ладонь подполковника. Затем повернулся к Пантелееву и робко спросил: — Значит, вы не будете участвовать в операции?

Суровый седовласый Пантелеев успел внушить Матвею Ивановичу не только уважение к себе, но и уверенность в успехе всего «предприятия». И теперь, когда директор ФСБ «скинул» его на плечи одному из своих подчиненных, Матвей Иванович вновь почувствовал сильнейшую неуверенность.

— Я возьму это дело под свой особый контроль, — заверил его Пантелеев. — Можете в этом не сомневаться.

Однако Матвей Иванович сомневался, и еще как сомневался.

Вскоре директор ФСБ попрощался и ушел, а подполковник Данилов ободряюще улыбнулся Матвею Ивановичу и сказал:

— А мы ведь с вами встречались. Вы не помните?

Лицо Данилова и впрямь показалось Матвею Ивановичу знакомым.

— Да, — сдавленно ответил он. — Только вряд ли я вспомню где. Извините, но мне сейчас сильно не по себе.

— Я понимаю, — с прежней улыбкой кивнул Данилов. — Но вы напрасно волнуетесь. Все будет хорошо. А виделись мы с вами на свадьбе.

— На чьей? — обескураженно спросил Кожухов.

— На моей. Я — муж двоюродной сестры вашей жены Ларисы.

— А-а… Что-то припоминаю. Кажется, это было лет пять назад?

— Семь, — ответил Данилов. — С тех пор мы с вами ни разу не виделись, но Лариса бывала у нас в гостях.

«Бывала в гостях», — повторил про себя Матвей Иванович. Глядя на этого бодрого, подтянутого мужчину, Матвей Иванович вновь удивился тому, как мало он знал о своей жене. Как мало внимания уделял он ей и ее жизни, как сильно — слишком сильно — был занят собой. И вот теперь ее нет, а он вынужден рисковать собственной жизнью ради чужих, в общем-то, идеалов. Но есть еще Даша… Да, Даша. «…Если бы ты только перестал юлить, хитрить, изворачиваться, зарабатывать себе репутацию на чужом горе и шагать по чужим головам… Если бы ты только перестал лгать… Лгать себе и мне… Тогда бы я вернулась…»

«Она позвонит, — сказал себе Матвей Иванович, чтобы взбодриться. — Обязательно позвонит. В отличие от меня она всегда выполняет свои обещания».,

— Ладно, — промямлил Кожухов. — Вы, кажется, хотели дать мне микрофон… Я готов.

Матвей Иванович скинул пиджак, расстегнул рубашку, тяжело вздохнул и, подавив в себе приступ отвращения, позволил людям подполковника Данилова нацепить на себя скрытый микрофон.

— Главное — не волнуйтесь, — наставлял его Данилов. — Помните, что мы рядом. Мы будем слышать каждое ваше слово. Ведите себя свободно и раскованно, но не переусердствуйте. Одним словом — будьте естественны.

Вид подполковника Данилова, с его не сходящей с губ улыбочкой, с его нагловатым взглядом, внезапно вызвал в душе Матвея Ивановича волну неприязни и раздражения.

— А кто вам сказал, что в жизни я свободен и раскован? — сердито спросил Матвей Иванович. — Может быть, естественное состояние для меня — депрессия и уныние?

Однако улыбка и на этот раз не покинула красные губы подполковника.

— Что ж, — усмехнулся он, — тогда унывайте сколько вам заблагорассудится. Главное, чтобы клиенты ничего не заметили.

«Клиенты, — с еще большим раздражением подумал Матвей Иванович. — Прямо как в парикмахерской или у портного. И этот его идиотский покровительственный тон…» Матвей Иванович всей душой возненавидел Данилова, но делать было нечего. Не вступать же ему в дискуссию с этим напыщенным, самоуверенным кретином.

— И помните, Матвей Иванович, — продолжал наставлять подполковник, — вы добровольно включились в эту игру, и назад пути нет.

Добровольно… Как же! Однако Кожухов и на этот раз не стал возражать. Он уже внутренне смирился с необходимостью выслушивать наставления от кретина-солдафона и теперь сидел, смиренно опустив голову и положив влажные от пота ладони себе на колени.