Глава девятая
АДВОКАТ И ДРУГИЕ...
Выполняя задание папули качнуть Евгения Осетрова, да покрепче, так, чтоб можно было вытянуть из него полезную информацию против, по сути, собственного хозяина – в конце концов, именно Деревицкому принадлежал и банк, где она работала, и медиахолдинг, и тот же «Норд» со всеми его проблемами, – Алена теперь пребывала в некоторой растерянности.
Ну, качнуть, покачать, раскачать – это еще куда ни шло. Не бог весть какой труд. Тем более, как это ни смешно, Танькина видеозапись не только раззадорила, но и, если честно, опасно распалила Алену, женщину спокойную, изначально умеющую сохранять собственное достоинство и даже с определенной долей величия постоянно демонстрировать его. Иначе уже давно бы и ее банковская братия во главе с лысым и пронырливым управляющим, и широкий круг нужных папуле знакомых изгадили бы ее постель, которую она сама никогда не называла «рабочим местом». Хотя обстоятельства иной раз диктовали такую необходимость. Что поделаешь! Издержки...
Ее сейчас другое обескураживало, если так можно выразиться. Ну, слезливый спектакль, отыгранный ею не без успеха – в этом она была просто уверена, – тоже особых трудов не составил. Главное, он поверил. Женщина подобные вещи сразу чувствует. Ее вдруг озаботило то, что Евгений открылся в каком-то новом своем качестве, совсем не красящем его. Скорее наоборот.
Неужели, думала она, на этих здоровых, вовсе не закомплексованных мужиков, умеющих не только анализировать, но и метко стрелять, вот так убийственно действует слово «любовь»? Воистину, черт знает что! Кажется, скала, гранит, монолит? А ты ему – лямур, амор, лав, лиибе – и потекли сопли... И превращается твой могучий монолит в приторное засахаренное варенье!
Нет, прежде он представлялся ей более серьезным и менее болтливым. Хотя, с другой стороны, что с него взять как с мужика? Эту самую любовь? В которой он клялся до самого рассвета, пытаясь без устали ее демонстрировать? В результате и сам не выспался, и она теперь как сонная муха на стекле.
Возвращаясь сейчас к этой последней мысли, Алена почему-то подумала, что, например, тот же Юрочка Гордеев справился бы с такой работой ничуть не хуже. И уж слюни бы подобрал. Но почему не хуже? Как раз, может быть, и лучше – какая-никакая, а новизна...
Или, может, сперва на Таньку его кинуть? Или Ирке отдать на растерзание на часок-другой и посмотреть? Ладно, этот вопрос она оставляет себе на потом. Сейчас он не главный. А главное в том, что Евгений неожиданно повел себя совсем непонятно.
Когда уже утром, перед его отъездом на службу, она как бы невзначай вернулась ко вчерашнему разговору по поводу дальнейшей судьбы расследования самоубийства Вадима Рогожина, ну в том смысле, что было бы просто по-человечески порядочно помочь осиротевшей семье, как-то попытаться доказать, что самоубийством там и не пахло, а проглядываются определенные мотивы для убийства, Женя посмотрел на нее с таким удивлением, даже изумлением, что ей показалось, будто она в нем крупно ошиблась.
– Какое еще убийство? – воскликнул он. – Кто тебе эту чушь сказал? С чего ты взяла? Там же совершенно ясная картина. Другое дело, что помочь как-то надо, это – да.
– Значит, я тебя вчера неверно поняла? – смутилась от такого бурного натиска Алена. – Но, по-моему, вчера ты и сам как-то сомневался в реальности этой версии... Или мне показалось?
– Послушай, дорогая, – недовольно ответил Евгений, вычерпывая ложечкой сваренное «в мешочек» яйцо и хрустя горячим сырным тостом, – Алена сама приготовила ему завтрак, – я думаю, тебе не стоит лезть в эти дела. Лично я тебе здесь тоже не помощник, понимаешь? Нет, право, не стоит... Оставь это!
Ей не понравились его слова. Но самое поразительное заключалось в том, что он заговорил тоном хозяина! Тоном мужа! Тем тоном, который она так ненавидела, когда слышала нравоучения папули в адрес в чем-нибудь провинившейся Регины. Господи, да что ж это делается?! Неужто этот балбес, иначе и не скажешь, уже почувствовал свою непререкаемую власть над ней?! Да как он смеет?!
Однако эмоции эмоциями, а тут требовался вывод. И он был абсолютно не в пользу дорогого товарища Осетрова. Вот такие дела.
Ну, в конце-то концов, на то, что думает он, ей наплевать. У нее есть задание папули, и его следует выполнять. Алене хотелось влепить Евгению что-нибудь резкое, чтобы немного охладить этого нахала, невесть что возомнившего вдруг о себе. Но она знала: в отношении с такими вот деятелями надо быть терпеливой и внешне покладистой. Поэтому она перевела разговор в иную плоскость.
Нет, сама она ни в коем случае не полезет в дела, которые ее не касаются, но и помощь семье покойного тоже, по ее мнению, должна быть не на словах. Вот она и подумала, что таким шагом может быть предложение Нине Васильевне – так ведь зовут вдову? – нанять себе опытного адвоката, который смог бы отсудить у Вадимова начальства хоть толковую пенсию в связи с потерей кормильца. Разве в этом шаге есть что-то недостойное? Порочное? Что, у вдовы может не оказаться денег? Не беда, для начала Алена со своими девчонками скинется. А потом пусть тот адвокат вытребует те самые пять тысяч баксов, что у семьи забрали при обыске. А на все про все десятка тысяч долларов ему за работу вполне достаточно. Ну не хватит, можно будет маленько добавить. Чем не предложение?
Евгений подумал и посчитал предложение, в общем, довольно разумным. Важно так подумал, с непонятным гонором. И что это с ним происходит? – продолжала недоумевать Алена. Нет, женщина не должна ни первой вешаться мужику на шею, ни признаваться в своих чувствах. На глазах наглеют!
Он поинтересовался, где же взять такого адвоката – чтоб недорогого, но опытного? У Алены уже был готов ответ. Она назвала номер юридической консультации на Таганке и фамилию адвоката. С которым, кстати, добавила Алена язвительно, она уже имела предварительную беседу. Это пока дорогой Женечка где-то прохлаждался и в перерывах трахал Таньку! Что, съел? Вот так, дружок! Где сядешь, там и слезешь...
Но Алена добавила, что полностью разделяет убеждение Жени в том, что ей фигурировать в любой роли в этом деле не нужно. Вот поэтому она и попросила его встретиться с Юрием Петровичем Гордеевым, обговорить условия, познакомить его с вдовой и вообще постараться обставить дело так, будто защита нанята исключительно по инициативе самой Нины Васильевны. Евгению же, как тоже понимает Алена, абсолютно незачем светиться здесь и проявлять свою инициативу. Зачем вызывать ветер в сторону своей же конторы? Известно, что потом бывает. Буря, дружок...
Да, лишний раз убедилась Алена, что с этими тупоголовыми мужиками нужно действовать подобно укротителю: кусочек сахара и хлыст. Но обязательно держать при этом в кармане и хорошо заряженный пистолет. Любой хищник непредсказуем, а мужчина – тем более.
Словом, она постаралась, чтобы к концу своего завтрака Евгений почувствовал, что хлыста он нынче все-таки получил. И когда, поблагодарив ее, поднялся, чтобы окончательно уже одеться, она решила, что, согласно ее теории, его не следует отпускать и без кусочка сахара. Просто, увидев его красноречивый, устремленный на нее взгляд, она иронически усмехнулась и вальяжно промурлыкала:
– Как? Разве тебе все еще мало? Ах, Боже мой, какой ты... Ну конечно, пойдем, любимый... Ах!..
Потом она заперла за ним дверь, ушла в душ и, выйдя через полчаса, чтобы закурить наконец свою сигаретку и выпить чашечку кофе, посмотрела на часы и сняла телефонную трубку.
– Юрий Петрович? – ласково спросила она. – Доброе утро, Юрочка! Как вам спалось?
– Мне снилась ты, дорогая, – в тон ей ответил бодрым голосом Гордеев. – И я не могу сказать, что это был спокойный сон. Вовсе нет! Я несколько раз просыпался в поту и быстро засыпал, чтобы поскорее досмотреть, чем закончится.
– И чем же? – хохотнула она.
– О-о! Это не для телефона, нет!
– Ну... я хоть не нанесла ощутимого урона твоей нравственности?
– Напротив, непоправимый урон! Даже и не знаю теперь, что делать дальше...
– У меня есть рецепт. Тебе сегодня, я думаю, позвонит один молодой человек. Я о нем, кажется, уже говорила. Его зовут Евгений Сергеевич Осетров. Поговори с ним, пожалуйста. А условия остаются прежними, можешь назвать ему сумму гонорара, аванс там, ну, в общем, как у вас это положено. Хорошо?
– Как скажешь, дорогая! – засмеялся Гордеев. – А вы с ним остаетесь, как я понял, в тени, да?
– Абсолютно верно. Только постарайся не обсуждать с Женей мои достоинства, ладно? А то он ревнивый, ха-ха!
– Еще один на твою голову!
– Почему?
– Так ведь я тоже безумно ревнивый! Ну хорошо, я постараюсь не выдать нашей тайны.
– А разве она уже есть?
– Алена! Зачем же мне тогда снился этот замечательный эротический сон?!
– Ах, мужики... ну что мне с вами делать? Просто ума не приложу.
– Хочу сознаться. У меня есть, Алена, несколько советов на этот счет, и если ты пожелаешь...
– Ну что ж, возможно, я захочу их выслушать, – томно заявила Алена и снова мурлыкнула: – Тогда до встречи, мой советчик! После разговора позвони.
Последнее она сказала деловым и серьезным тоном, как бы подводя черту под телефонным флиртом. И улыбнулась, глядя на себя в большое напольное зеркало:
– Гляди-ка, чего делается!.. Пожалуй, Танечка пока перебьется.
И подумала с усмешкой: «Лето, что ли, такое жаркое было, что у всех до сих пор мозги плавятся?..»
Осетров подъехал на Таганку после работы. Это было не очень удобно для Гордеева, потому что у него уже появились определенные надежды на возможное рандеву с тайной работодательницей. А после ее утреннего звонка, который ощутимо повысил его шансы, надежда на свидание укрепилась, поскольку в интонациях Алены он почуял желание принести извинения за вчерашнюю некоторую неоправданную резкость. Да это, впрочем, понятно: женщина красивая, с норовом, не любит, когда ей что-то диктуют, но всегда готова откликнуться на прямолинейную лесть. Ибо не может не знать, что именно такая лесть идет от чистого сердца, в то время как всякие изощренные и витиеватые поползновения, намеки, двусмысленности яснее всего демонстрируют испорченность натуры льстеца и его нечистые помыслы.
Гордеев сам был свидетелем того, как один из его приятелей долго обхаживал и уламывал симпатичную общую их знакомую, нашептывал ей на ушко какие-то тщательно завуалированные скабрезности, и та заметно млела, таяла, подобно воску горящей свечи, готовая уже принять именно ту форму, которую ей придадут ловкие руки ее обожателя, но в самый последний момент заскочил в компанию третий их приятель. Увидел девицу, сделал огромные изумленные глаза и воскликнул: «Парни, где вы откопали такую роскошную бабу?! С ума сойти!» И все, свел телку со двора. Правда, в ту пору так не говорили – красивых девушек телками не называли. Но результат был просто поразительный. Она ушла с ним, даже не оглянувшись на своего ошарашенного обожателя. Правда, и у того, третьего, тоже надолго не задержалась. Но все же!
Вот и Гордеев предпочитал грубую лесть. Но только с теми женщинами, которые интуитивно ждали от него интеллигентских фиглей-миглей и прочих импотентских выкрутасов. А это, как правило, очень красивые и не менее самоуверенные женщины. Графиня должна отдаваться в лопухах – так свидетельствует мировая классика. А крутые спальни под шелковыми балдахинами просто придумал Дюма-папаша.
Итак, похоже, вечер был испорчен. Приехавший Осетров не вызвал у адвоката реакции отторжения, как это иногда бывает, когда клиент сразу не по душе, однако работа требует внимания. Но и радости тоже не добавлял.
Возможно, как человек практический или получивший соответствующие инструкции от Алены, которая всем этим делом, видно, и заправляла, что уже понял Гордеев, Евгений Сергеевич, скоро попросивший называть его просто Женя – и на это тоже наверняка намекнула ему Алена, – первым делом заговорил о гонораре. Тема наиболее приятная в стенах юридической консультации. И скользкая. Можно ведь и продешевить, и с такой же вероятностью спугнуть клиента. Но Гордеев уже решил для себя не зарываться. И предложил вполне приемлемую по его мнению, сумму, учитывая явный интерес такой восхитительной и наверняка не бедной женщины, как Елена Георгиевна Воеводина. Уж если она со своей компанией, в которой состоит и этот фээсбэшник, осмелилась судиться в некотором роде с системой, то, значит, у нее имеются на то и возможности, и соответствующие средства. А уж от чьего лица будет исходить иск – это чистая формальность. Так, во всяком случае, представлял себе дело Юрий Петрович.
Он остановился на сумме в десять тысяч долларов. В рублевом, естественно, эквиваленте. Осетров, даже не думая, согласился. Жаль, тут же подумал Гордеев, можно было и удвоить сумму. Но решил, что сам факт торговли может представить его в невыгодном свете перед Аленой, а этого ему хотелось меньше всего.
Затем Осетров стал рассказывать о существе проблемы, при этом, как заметил Юрий Петрович, старательно обходя главный вопрос: чем конкретно занимался Вадим Арсентьевич, каким важным делом, из-за которого, собственно, и могло произойти убийство, сымитированное под самоубийство. Гордеев слушал, отмечая необходимые детали в блокноте, не прерывая пока вопросами, на которые этот Осетров все равно должен будет ему ответить. И первый из них: между кем и кем мог оказаться Рогожин, между какими силами, какими жерновами? Из чего и последует вывод: кому было выгодно это «самоубийство». Будем пока называть его так, но возьмем в кавычки. Поскольку появились сомнения.
Далее Женя рассказал о своем визите к судмедэксперту Вербицкому, которого немного знал и Гордеев, главным образом по прежней своей работе. Старик и тогда не производил впечатления, будто ты имеешь дело с чудаком и фантазером. А его выводы практически никем не оспаривались. Поэтому и теперь не было сомнений, будто он что-то придумывает или присочиняет. Однако труп давно сожжен, а все выводы, которые были изложены в акте экспертизы, сохраняются в тетради самого патологоанатома. Но в несколько ином виде, нежели в официальном документе. В акте была только констатация факта: имеются следы уколов. Ну так что? Может, потенциальный самоубийца попросту сел на иглу. При чем здесь кто-то посторонний? У Сигизмунда же Тоевича имеется на этот счет личное мнение. И оно может оказаться как раз важнее всех остальных выводов. Просто это его мнение никого не интересовало. В ФСБ, разумеется.
Рассказывая об этих, уже своих собственных соображениях, Осетров как бы подсказывал, чем нужно заняться адвокату, выяснением каких сторон дела. Но вот таких подсказок Юрию Петровичу вовсе не требовалось. Сами, как говорится, с усами. И он подумал, что ребятам Дениса Грязнова работенка, пожалуй, найдется.
Затем, так же избегая подробностей или просто не имея представления о них, сообщил Осетров о произведенных в квартире покойного и на его даче под Коломной обысках, об их результатах. Назвал, без ссылки на себя, фамилии тех, кто участвовал в обысках, то есть полковника Караваева и майора Машкова, соседку по даче Клавдию Михайловну. Добавил, что было бы желательно, чтобы эти сведения исходили от вдовы. На вопрос Юрия Петровича, что могла знать сама Нина Васильевна о существе работы мужа, Женя без раздумий ответил кратко: «Ничего».
«Хорошенькое дело, – подумал Гордеев, – те, кто что-то знает, стремятся уйти в сторону, а мне предоставляют беседовать с теми, кто в буквальном смысле ни черта не знает...» Но не это настораживало адвоката. В аналогичных условиях приходится работать практически постоянно, хуже другое – сама система, которая, скорее всего, узнав о частном расследовании, немедленно кинется подчищать возможные следы и убирать хвосты и торчащие уши. А как это у нас умеют делать, Гордееву не стоило рассказывать, и тонко, так, что комар носа не подточит, и по-топорному грубо, чтоб знали: мы не любим стесняться! Ну и выводы отсюда делали... всякие адвокатишки...
Юрий Петрович даже не уверен был, что с ним вообще станут разговаривать. Нет, с лестницы, конечно, не спустят, под зад пинка не врежут, но из вежливых, округлых фраз и многозначительных умолчаний он сам ничего для себя не выберет.
И все же главными сейчас оставались те жернова, о которых ничего так и не сказал Осетров. Впрочем, как показалось Гордееву, возможно, Осетров пока просто не готов к более откровенному разговору. Может, ему нужно время. Необходимы соответствующие условия. И не эта официальная обстановка, а беседа с глазу на глаз. Ну что ж, наверняка он по-своему прав. Надо проработать и этот вариант.
И неожиданно такая возможность представилась. Или эта возможность была Женей запланирована заранее? До той минуты, пока он не убедится, что адвокат действительно готов принять на себя дело? И с ним можно уже быть более откровенным. Но так или иначе, а Женя вдруг спросил:
– Я не слишком вас задерживаю? Ваш рабочий день, поди, давно закончился?
– У нас нет нормированного рабочего дня, – улыбнулся Гордеев. – Бывает, носишься сутками с высунутым языком, а случается, точно так же, без сна, сидишь за материалами дела. Простои, впрочем, тоже бывают – спи в свое удовольствие. Но последнее накладно для кошелька.
– Понятное дело, – усмехнулся и Осетров. – Просто я к тому, что мы засиделись. Кстати, если у вас нет каких-то особых планов на вечер, мы могли бы заехать куда-нибудь. Взять по рамочке. Нет желания? – И он выразительно посмотрел в глаза Юрию Петровичу.
– А что, пожалуй, – лениво согласился Гордеев. – Почему бы и нет? Но ведь я и сам на колесах.
– Вы где живете?
– Временно арендую на Башиловке. Пока не получу свое законное жилье.
Юрий не захотел вспоминать о том, как его дом стал жертвой террористов [См: Незнанский Ф. Абонент недоступен (серия «Господин адвокат». М., 2000). ], которых, правда, до сих пор не поймали и теперь вряд ли когда-нибудь отыщут. Это было в те дни, когда в Москве гремели ночные взрывы, москвичи смертельно боялись мешков с сахарным песком, а «силовики» все грехи списывали, естественно, на «чеченов», всячески маскируя собственную причастность к прогремевшим трагедиям, о чем много тогда рассуждали все без исключения средства массовой информации. И никакого, кстати, капремонта на месте взорванного дома производить не могли – там нечего было уже ремонтировать. Просто Юрий не хотел будировать тему. Тем более что по постановлению московского правительства однажды должен был и он получить компенсацию за свою потерю в виде новой жилплощади. Когда этот акт состоится, он не знал. И пока снимал себе жилье. Но ведь не обсуждать же эту скользкую тему, тем более с фээсбэшником! Даже если тот фрондирует. Однако у Осетрова, оказалось, и в мыслях не было о чем-то расспрашивать. Он предложил:
– Нам в принципе по дороге. Я в Бескудникове живу. С матерью, – как бы оправдался он. – Так что с удовольствием подброшу вас на Башиловку. Что скажете?
– Но у меня здесь свои колеса, – возразил Гордеев.
– Жаль, – как показалось Гордееву, искренно огорчился Евгений.
– Оставлю здесь, в конце концов, – вздохнул Юрий Петрович. – Вряд ли кто польстится на моего «старичка». А вы за рулем не боитесь? – усмехнулся он.
– Ну... не в лежку же! – засмеялся Осетров. – Так едем?
Гордеев был почти уверен, что Женя пригласит его все в того же «Карася», но ошибся. Осетров вырулил на своей «Ниве» на Садовое кольцо и помчался в сторону Самотечной и уже там, повернув к театру теперь уже Российской Армии, в одном из переулков подрулил к почти неприметному из-за отсутствия ярких опознавательных знаков кафе. Подмигнул, как заговорщик, и хмыкнул:
– Мировая точка. Не засвеченная.
Да, это был конечно не «Карась» с его улыбчивым и внимательным официантом и водопадами вдоль окон. Обычная, видно, в недавнем прошлом «Пельменная», только уже со столами и стульями, а также пышной веерной пальмой возле стойки маленького бара – на три стульчика. И народ здесь был простой, без крутизны, скорее всего, обитатели соседних домов.
Нашли свободный столик, Евгений подозвал официанта, хотя, как заметил Юрий, посетители сами подходили к окошку справа в стене, заказывали, что хотели, и сами же получали свои заказы. А официант здесь был, видимо, для проформы. Или для таких вот, вроде них, важных посетителей.
– Че будем? – по-простецки спросил Евгений у Юрия.
– Че хошь, – также ответил Гордеев.
Евгений засмеялся и заказал бутылку водки и закусь под нее. Так себе – селедочка с лучком, картошечка, свежие огурчики и по бараньей отбивной. Довольно стандартный набор. Единственное, в чем он позволил себе проявить оригинальность, – это двойная порция маслин.
Гордеев улыбался. Неужели нормальный мужик? Без закидонов... И принесенную водку он разлил не в рюмки, а в бокалы для воды – сразу по сотке, по-мужски.
– Я чего хочу тебе сказать, – начал Осетров, едва официант принес заказ, – не люблю разговоров в конторе.
Он перешел на «ты», хотя прежде они называли друг друга по именам, но на «вы».
– Давай! – Женя протянул свой бокал, чтобы чокнуться. Затем выпил и подцепил вилкой кусок селедки. – Понимаешь, какое дело? Тебе, Юра, все равно придется влезать в это дело... Главный вопрос в том, кому выгодна версия самоубийства. Но это я прошу оставить между нами. А сам ты вряд ли докопаешься. Точнее, не дадут. Не будут давать, – поправился он. – Не знаю, может, я зря затеял этот разговор... Узнаешь правду, еще откажешься...
– Ну, во всяком случае, без полной правды я просто физически не смогу ничего добиться, – возразил Гордеев. – Другое дело – знать, иметь в виду, но помалкивать. На это могу согласиться. Так что гляди теперь сам.
– Ладно, попробую. Полагаюсь на тебя... Для нашей конторы самоубийство Вадима – в смысле его истинного озвучания – абсолютно невыгодно. И тем более, если кто начнет в нем копаться. Но тут вступают в противоречие две другие силы. Вот о них я, собственно, и хочу тебя проинформировать.
– Информация закрытая, – кивнул Гордеев.
– Так точно. Но если почитать газеты, посмотреть телевизор и так далее, то никакой тайны здесь и нет. Вопрос – как посмотреть. В последнее время мы с Вадимом, ну и другими сотрудниками нашей конторы, ведем оперативную разработку и документирование сразу нескольких дел. Но все они, так или иначе, касаются довольно громкой фигуры, – Осетров наклонился к Гордееву и понизил голос – Деревицкого. Так, забыли. – Снова откинулся и продолжил: – Как я понимаю, а понимаю я еще далеко не все, речь в конечном счете пойдет о целом ряде крупнейших объектов, – понимаешь? – в отношении которых была в свое время проведена неправедная приватизация. Прихватизация, как теперь говорят. Видимо, в дальнейшем, о чем, кстати, постоянно официально заявляют в печати главные лица государства, включая и первое, речь пойдет не об отмене всего, что было распродано за гроши и ушло из рук государства, а лишь о некоторых предприятиях, к примеру, металлургических комбинатах, объектах нефтедобычи, об угле, газе там, кое-что, видимо, по алюминию и так далее. Но не обо всех, повторяю, а лишь о том, что прикипело к рукам вышеозначенной фигуры, в том числе и о некоторых средствах массовой информации. И битва, которая, к слову, никогда не затихала, а выходила время от времени из-под ковра, и снова туда же возвращалась, теперь, возможно, получит серьезную подпитку. От нас. Но тут еще вмешивается и большая политика, куда нынче без нее-то! И расстановка сил, как я себе представляю, следующая. Наш фигурант пробует козырять своими связями с первым лицом, понятно? С самим. С прежних еще времен. Мол, оказывал помощь, проталкивал, обеспечивал и так далее, за что ему, нашему дяде, обещана поддержка во всех его начинаниях во имя дальнейшего развития рыночной экономики, привлечения западных инвесторов и прочего. Ему же противостоят серьезные силы в Совете Федерации, практически большинство Госдумы и некоторые лица в правительстве. То есть силы где-то равные, но решающее большинство, как обычно, пока присматривается, чью сторону взять. И тогда – хана проигравшему. А как делаются сегодня банкротства, не мне тебе, думаю, рассказывать. Тот же телик, та же газета...
– Ну это одна сторона, а другая? Государство, что ли?
– Нет. Государственными интересами прикрываются все без исключения, но каждый тянет при этом одеяло в свою сторону. В частности, господин Аронов. – И эту фамилию Осетров произнес, наклонившись к Гордееву. – Между прочим, и на Севере, и особенно в Сибири, столкнулись именно их интересы. Один, между нами, скупает губернаторов и директоров предприятий, а другой уговаривает «силовые» и правоохранительные структуры. Как тебе? – Осетров невесело усмехнулся.
– И на чью же сторону потенциально... извини, конечно, – пожал плечами Гордеев, – работаете вы? Я имею в виду его. – Юрий указал пальцем в пол.
– Так получилось объективно, что против первого.
– Значит, второй никак не должен быть заинтересован в его устранении? – Юрий опять ткнул пальцем вниз.
– Получается, так.
– А первый заинтересован?
– Разве что отомстить... Хотя, как говорят, произнесенное слово уже не опасно для того, кто его произнес.
– Да, но ведь сказав «а», обычно говорят и «бэ»!
– В том-то и дело, – вздохнул Осетров. – Ну вот, пожалуй, и все. Давай-ка пожуем, а то остынет...
Они допили водку. Причем было заметно, что Евгений уже потерял интерес к разговору об олигархах, видимо, посчитав тему исчерпанной. Не было вопросов, требовавших немедленного ответа, и у Юрия. Информацию следовало осмыслить, сделать какие-то выводы. И, конечно, посоветоваться со знающими людьми. С Александром Борисовичем, как они договорились накануне в доме у Грязнова. Вся информация должна немедленно поступать к Турецкому, который, кстати, в расследованиях «олигархических» дел съел не одну собаку...
Но еще один вопрос все же интересовал Гордеева – правда, он не знал пока, как к нему подойти. Это была Алена.
За все время их уже довольно долгого разговора Осетров как-то уходил от ее роли в этом деле. Возможно, была на то веская причина. А может, и нет. Кто их знает?..
– Скажи честно, Женя, – решился наконец Гордеев, – участие, – он достал из кармана визитную карточку Алены, – Елены Георгиевны Воеводиной, оно что, ограничивается лишь сугубо компанейскими интересами? Ну, в смысле выбыл из игры, извини за грубость, ваш товарищ?
Осетров удивленно посмотрел на Юрия. И ответил после довольно продолжительной паузы:
– Честно, говоришь? Тут и для меня загадка. Но, полагаю, оно продиктовано не только одним альтруизмом. Далеко не... А с чего вдруг такой вопрос? – прозвучало даже немного с вызовом.
– Нет, ничего такого... – едва не смутился Гордеев. – Я просто пытаюсь разобраться... А потом я ведь с ней уже встречался. Да ты и сам говоришь – дело непростое. Так, ну ладно, а кто еще заинтересован? Я имею в виду, стоит на ваших позициях? Вдова, разумеется, да? Или она еще не в курсе?
Вот задал вопрос как бы походя и почувствовал, что попал в самую точку, Возможно, даже в больное место. И Евгений не спешил с ответом.
Осетров размышлял, следует ли посвящать адвоката, судя по первому впечатлению, нормального мужика, без подлянки за душой, в подробности, связанные с компанией «девчонок». Тогда появятся и новые действующие лица – Татьяна с Ириной, Олег... Хотя о Татьяне он уже знает. И Алена ему говорила, да и сам уже сказал об отношениях Таньки с Вадимом. Но – в иной плоскости, в другом ключе. Правда, не думая при этом, что адвокату понадобится встречаться с любовницей Рогожина. Ну здесь-то в принципе дело понятное: баба на стороне. Жена ни о чем не подозревает. Банальная схема. Но не она, конечно, могла стать причиной рокового выстрела.
– Хорошо, – решился наконец. – Давай расскажу тебе еще кое-что о самом начале...
И Евгений добавил к уже известному адвокату немного предыстории. О Машкове с его тусовками в «Метелице», куда тот привел однажды Вадима, о знакомстве того с компанией Татьяны, потом и о своем таком же случайном появлении среди «девчонок», которым за тридцать, и все достаточно обеспеченные, чтобы вести свободный образ жизни, далеко не глупые, нет, и при этом, – тут уж неизвестно что, может, и хмель подействовал, однако как-то сама собой проявилась вполне трезвая оценка, – довольно порочные по своей внутренней сущности.
– Бляди, что ли? – ничуть не смутившись от такого признания, предположил Гордеев. А Осетров даже не поморщился от его прямолинейности.
– Понимаешь, это общее понятие. И довольно широкое. Я бы его сузил. Скорее, гетеры. Как мы понимаем смысл этого слова, читая всякие романы про Древнюю Грецию... А то, что ты назвал, имеет самое непосредственное отношение не только к женщинам. Я сюда с большей охотой причислил бы и порядочно мужиков... А эти? Я не знаю, как у вас, у адвокатов, на этот счет полагается контачить с клиентами, но могу познакомить... – Женя подмигнул ему. – Если имеешь определенный интерес, ничего не потеряешь.
– Ну да, а приобрести мы можем целый мир? – засмеялся Гордеев.
– Во всяком случае, ничего венерического ты точно не приобретешь!
И Осетров подумал, что, возможно, в подобном эксперименте есть свой смысл. Таньке адвокат вполне может понравиться. Зато это отвлечет его от Алены, к которой он явно неравнодушен. Смотри-ка, и вопросы свои ставит вроде бы невзначай, а слушает внимательно.
– Я не следователь, – заметил Гордеев, – это им категорически запрещено, сразу отстраняют... Если узнают, конечно. Да кто ж сознается!
– Ну гляди, – улыбнулся Женя. – Если не торопишься... я могу позвонить.
– На, – протянул Гордеев ему свой мобильник.
Татьяна была дома. Осетров объяснил ей, что он с адвокатом и тот хочет задать ей несколько вопросов. Она подумала и ответила, что готова их принять.
– Но я только привезу. В смысле доставлю, понимаешь?
– Интересное предупреждение! – сыронизировала она. – А сам куда же?
– Домой. Маму давно не видел.
– Ясно, – вздохнула она. – Только, пожалуйста, если можно, без объяснений, ладно?
– Ты по поводу...
– Вот именно. Ты же умница и все понимаешь. А мы – старые подруги. Приезжайте уж, чем-нибудь угощу.
Пока ехали в Центр, Гордеев прикинул ряд вопросов, которые он мог бы задать любовнице покойного, – так он пока окрестил для себя даму, причастную к делу. Скользкой темы он решил избегнуть, но сосредоточить свое внимание на характере Рогожина, его привычках и всем прочем, что помогает составлению портрета, образа человека, нуждающегося в твоей защите. Даже если от этого человека осталась лишь горстка пепла. И еще – масса непонятных проблем.
Евгений действительно не задержался надолго. Он представил Юрия Татьяне, и та сразу произвела на адвоката хорошее впечатление. Невольно сравнивая ее с Аленой, Гордеев подумал, что уж, во всяком случае, теперь в постели он предпочел бы именно Татьяну. Она печальна, но не холодна. Она темпераментна и не скрывает этого. То есть она не играет, в то время как Алена – и от этого ощущения Юрий никак не мог отделаться, – все время что-то изображала из себя. И если кто играл, то именно она. Алена хотела увлечь собой и, надо сказать, без особого труда этого добилась – Гордеев растаял. А Татьяна?
Юрий Петрович уже мог четко контролировать себя на предмет спиртного, опьянеть сейчас ему не грозило, «колеса» остались на стоянке у юридической консультации и за ними присматривает ночной охранник, домой он не торопился – мамы, как у Жени, у него на Башиловке но было. Его вообще никто не ждал. А на Татьяне было такое прелестное платьице, почти в обтяжку, что хотелось смотреть и смотреть, не отрывая глаз от притягательных, ну просто волшебных женских форм. Она видела, что ему приятно, и сама словно бы оттаивала на глазах.
Он расспрашивал ее о Вадиме, она, не смущаясь, подробно отвечала. И из ее ответов складывался портрет вполне приличного мужика, сраженного страстью к этой женщине. Если судить по внешности, она стоила того. Горбоносенький профиль, роскошный черный «хвост», свисающий с макушки на высокую грудь, а плечи, колени – сплошное чувственное удовольствие. Как было не влюбиться! Гордеев и сам все больше поддавался ее обаянию.
Гетера, говоришь? Да, неглупа. И речь вполне грамотная, правильная, без этих современных неоидиотизмов вроде «приколов», «отпадов» и «факов с адреналином», Она, конечно, проще и приятнее Алены, решил окончательно Юрий Петрович, как бы вычеркнув последнюю из собственных «сновидений», о которых врал с таким энтузиазмом!
Кое-что для него прояснилось. Татьяна не собиралась скрывать своего прошлого, рассказывала о «Морисе Торезе», об учебе, о подругах, загранпоездках. Постепенно таким образом вырисовывалось и прошлое той же Алены. Вот где надо бы пошарить Денису – в архивах иняза, подумал Гордеев. И эти сведения помогут многое понять. Уж он-то знал, куда деваются некоторые выпускники этого замечательного учебного заведения. Невольно напрашивалась мысль о том, что вовсе не случайно оказались в одной компании и молодые, способные офицеры из ФСБ – причем все трое, о ком пока слышал Гордеев, из одного Департамента экономической безопасности, и трое молодых и поразительно обаятельных женщин. Правда, о третьей своей подруге Татьяна сказала гораздо меньше, чем то сделал Женя Осетров. По его словам, именно та была настоящей хищницей, но не по нраву, а по взгляду на мужчин. И при этом – добрейшее и покладистое существо, может, слишком даже покладистое, чем охотно пользуются ее подруги. В общем, было о чем подумать...
Гордеев умел не быть настырным. Поэтому он пару раз, будто невзначай, кинул взгляд на свои часы. Татьяна заметила и спросила: он что, торопится куда-то? Юрий ответил, что подумал о позднем уже времени, и если бы не это обстоятельство, то с удовольствием еще посидел бы с такой очаровательной женщиной. Ведь все, что она рассказывает, ему чрезвычайно важно для работы. Точнее, для понимания обстоятельств, ну и так далее. Она с мягкой улыбкой возразила, что, если у него действительно нет важных дел, она с взаимным удовольствием готова угостить его ужином. Он, сыграв неловкость, все же согласился, после чего они перешли к столу – по-свойски, на кухню, где Гордеев выпил пару рюмок коньяку – хорошего, надо отметить, а хозяйка немного шампанского из уже откупоренной бутылки. Потом она угостила его вкусным кофе. И наконец пришло время попрощаться. Что Юрий Петрович также проделал с большим тактом, бесконечно благодаря хозяйку за гостеприимство и радуясь столь приятному и, главное, неожиданному знакомству.
Он расшаркивался, как мог, она светилась, сожалея, что время пролетело слишком быстро, но ведь впереди и завтра, и послезавтра, и ей будет приятно его видеть, так что, пожалуйста, не забывайте, звоните, заезжайте, не стесняясь, в гости, а глаза ее, вспыхивая, разбрасывали звонкие искры, словно обещая неземные наслаждения...
К слову сказать, время было и не такое уж позднее, чтоб хватать ночное такси и платить втридорога. Гордеев не спеша дошел до метро, прокатился до кольцевой, а уже по ней до «Новослободской», где сел в автобус и спустя полчаса поднимался к себе домой.
Случайное приключение ему понравилось. Оно было с перспективой. Но тут же подумал: «Эй, Гордеев, не слишком ли много женщин появилось у тебя в последнее время! И каждая из них, как подсказывает интуиция, почти, наверное, так, готова тебя облагодетельствовать? Тут уже надо думать всерьез, а не пускать корабль по волнам».
Нет, можно сказать, вечерок удался. А вот завтра придется встретиться с Олегом Машковым, с которого начались события, и вдовой Рогожина, на которой они закончились. И вряд ли будут эти беседы столь же приятными и обнадеживающими...
Ему не спалось. Чего-то явно не хватало в жизни. Может, это Татьяна так сильно подействовала? Черт возьми, да что ж это делается?!
И Юрий Петрович нашел выход. Он посмотрел на часы: около двенадцати. Время, конечно, как посмотреть. Подумал еще и, покопавшись в записной книжке, отыскал нужный телефон.
Длинноногая симпатяжка Марина Пал-лна, оказывается, не спала и рада была услышать адвоката Юрия Петровича, у которого, кстати говоря, неожиданно возникли некоторые дельные мысли, касающиеся ее забот. Она восхитилась. Выходит так, что Юрий Петрович даже на ночь глядя думает о том, как ей помочь? Просто поразительно! И поэтому она готова, если он продиктует ей свой адрес, немедленно примчаться к нему за консультацией. Впрочем, если это ему неудобно, он может и сам подъехать, чтобы прояснить некоторые вопросы. Она совершенно одна! Она и не думает ложиться спать! Да она просто ждет его с нетерпением! Тем более что никаких кавалеров у нее нет, а мама живет за городом.
Гордеев быстро прикинул, что лучше. И получалось так, что до работы гораздо ближе ехать из Перово, нежели отсюда, с Башиловки. Надо просто сменить сорочку – и все заботы. «Вот же зараза какая! – подумал он, выходя на улицу, чтобы поймать такси до метро. – Ну прямо так и тянет на приключения! И ведь не мальчик уже, пора бы и остепениться!..»
