16
Ефим медленно ехал вслед за джипом Потапа, держась дистанции в три-четыре машины и обдумывая план.
Важная птица этот Потап, размышлял он. Все время то ему по сотовому звонят, то сам. А то и садятся к нему в машину для переговоров. Хотя самые важные переговоры ведутся, конечно, в этом офисе…
Ефим с тоской посмотрел на дисплей сканера, который дал ему Павел Семенович, потом перебрал подслушки, замаскированные под авторучки, пепельницу, зажигалку, зеркало заднего обзора. Он даже спросил у Соломина: где хоть достаете такие штуковины, не на оптовом же рынке? И где делают такие ксивы помощника депутата Госдумы? Соломин усмехнулся: «Места надо знать. Где же еще, как не в нашей с тобой Конторе, где до сих пор сохранились умельцы вроде тебя?»
Сканер действовал исправно, о чем можно было судить по мельтешению цифр (все больше нулей и единиц на зеленовато-сером табло), но как-то неуверенно: что тут определишь, если разные сотовые работают сейчас одновременно во многих других машинах. И чем ближе к центру, тем работающих мобильников становилось больше. Подумав, Ефим сбросил чувствительность, чтобы сканер отслеживал только ближайшие мобильники.
Он как-то его проверял, переговорив с Соломиным по сотовому. Выяснилось, сканеру нужно не меньше трех минут, чтобы определить номер. Но Потап все разговоры по мобильнику неизменно заканчивал за две минуты. Минимум информации, в основном договаривался о встрече. Или он ученый, этот Потап, или с детства такой неразговорчивый, решил Ефим.
Он выжидал ту единственную возможность, которая не могла не возникнуть (а он свято верил в свой фарт), чтобы подсунуть Потапу одну из подслушек.
Время от времени джип, где находился Потап, останавливался, охранник вылезал из машины и покупал пиво в придорожных ларьках. Жарко, конечно, а мне и вылезти нельзя, пожалел себя Ефим. Он уже решил, что сегодня ничего путного не получится и Соломин будет опять недоволен (чего доброго, прогонит со службы, и придется действительно переквалифицироваться в банкиры), но тут Потап остановил свой джип на углу Гоголевского бульвара возле небольшого уютного кафе в скверике. Там его поджидал какой-то толстый, седой мужик, уже сидевший за столиком с кружкой.
Потап выбрался из машины, потом снял пиджак (запарился, поди, может, кондиционер у него сломался, посочувствовал Ефим) и повесил его в машину. На наружном кармане блеснуло несколько колпачков авторучек, и Ефим сообразил, что это и есть тот единственный шанс, который он не имеет права упустить.
Он вытащил из кейса подслушку в виде ручки, быстро сменил плоскую, как монета, батарейку на более свежую, сунул в карман брюк, остановил машину возле того же скверика, где приземлился с приятелем Потап, и вразвалку, тоже сняв свою куртку, вошел в кафе и заказал у рыженькой девушки пиво.
Немного побалагурил с ней, потом отошел от стойки. Главное — не суетиться, не привлекать к себе внимания, думал он. А для этого и вести себя, как все. И он сел за свободный столик, не спеша стал пить пиво. Краем глаза заметил испытующий взгляд, который бросил на него Потап. А пусть смотрит. Небось насквозь не просверлит. Так же краем глаза увидел, что Потап с собеседником заказали еще по одной и что Потап потерял к нему интерес. Вот и ладно, значит, пора…
Ефим вышел из-за невысокой ограды кафе. Сунул в рот сигарету, а проходя мимо джипа, растерянно похлопал себя по карманам.
— Черт, в машине оставил, — пробормотал он и с заискивающей улыбкой обратился к водиле: — Зажигалка найдется?
Охранник — толстый, лысоватый, с серьгой в правом ухе и жидким пучком волос, перехваченным микстурной резинкой, — переговаривался с девицами, сидевшими неподалеку на скамейке. Сначала он было отвлекся, настороженно покосившись на просителя, потом снова высунулся в окошко и продолжил беседу. Вылезать ему было неохота, в салоне исправно гудел автомобильный кондиционер.
Водила лениво полез в карман и, не глядя на Ефима, сунул в его сторону анодированную зажигалку. Ефим резко протянул руку, толкнув зажигалку вытянутым пальцем, и она упала вниз на пол салона.
— Прости, друг! — Ефим виновато прижал руку к груди.
И когда водила нагнулся, чтобы поднять зажигалку, он молниеносно заменил в кармашке пиджака, висевшего на плечиках над передним сиденьем возле водителя, одну авторучку на свою, со встроенной подслушкой — микрофоном и микропередатчиком.
Покрасневший от напряжения водила поднял с пола зажигалку. Ефим взял ее, еще раз извинившись, закурил.
Потап по-прежнему сидел за столиком вполоборота к своей машине, пил пиво и что-то увлеченно говорил седому собеседнику.
«Ну, счастлив твой бог», — подумал о себе словами Соломина Ефим. И так же не спеша вернулся к себе в «рено», угнанное вчера вечером на Полянке. Он завел двигатель, медленно проехал мимо джипа. Поправил миниатюрную видеокамеру, направленную на Потапа, затем включил приемник, настраиваясь на частоту «авторучки», пока не услыхал голос охранника, кадрящего девиц, всех троих одновременно:
— А где здесь поближе оттянуться, но так, чтобы не растянуться?
Слышно было довольно отчетливо.
Тем же вечером Соломин наблюдал по видео встречу Потапа с седоголовым мужиком в пивбаре на Гоголевском.
— Так это же Голованов! — воскликнул Павел Семенович.
Голованов Петр Авдеевич — тоже депутат от Барнаула. Кстати, один из постоянных клиентов Полины. Она говорила, будто он каждый день звонит, требует свидания: ему-то что нужно от уголовного авторитета Потапа. Что у них общего, кроме землячества?
Павел Семенович выключил видеомагнитофон, прикрыл глаза, откинул голову на спинку кресла. Кажется, Голованов пасется там же, где и мы. Еще один конкурент по месту возле кормушки под названием «Алтайский редкозем» и соперник на будущих губернаторских выборах.
А он, Соломин, опять один. Все кругом с кем-то объединяются, создают группы, фракции, партии, а он все еще одинокий волк, вернее, паук, ткущий свою паутину, в которой, как он до сих пор надеется, должны увязнуть все эти партии, группировки, фракции. И он не вступает в них не потому, что его туда не пускают, а несмотря на то, что зовут.
Но сколько так может продолжаться? В конце концов его перестанут приглашать, интерес к нему, такому загадочному и непредсказуемому, ослабнет… Все устанут от созерцания его эквилибристики на острие ножа… А что дальше?
Но он, Соломин, не видит никого, с кем мог бы объединиться, кому мог довериться. Кроме Ефима. Но Ефим — исполнитель. Правда, исполнитель, каких мало, его бы забросить шпионом во вражеский тыл… Но все равно — нужен не исполнитель, а соратник.
Пожалуй, есть только один кандидат, на которого следовало бы обратить внимание. Это динамичный и современный авторитет по кличке Урюк. Фамилия, само собой, Абрикосов. Бывший кандидат наук. Или они не бывают бывшими? Человек с интеллигентной внешностью, никогда не сидел, не терпит воровской фени, а значит, без воровских ухваток, лагерной морали, кодекса чести, общака и прочей мутоты, присущей его конкуренту — Бурде… И тем не менее, похоже, Урюк приговорил банкира Абрамяна. Неясен лишь мотив…
Соломин вспомнил нашумевшую в свое время историю о поездке Урюка в США. «Профессора» Абрикосова пригласил читать лекции какой-то университет, но вскоре американцы арестовали его за мошенничество в особо крупных размерах — кинул кого-то на сорок миллионов долларов. Так вот, «профессор» ждал суда в федеральной тюрьме. Версия обвинения держалась на одном-единственном свидетеле Макарове (он же Макар), бывшем соратнике Урюка, которому прокуроры пообещали иммунитет перед законом. ФБР, по программе защиты свидетелей, надежно запрятало его до суда где-то на Диком Западе. Зная характер бывшего «компаньона», Урюк переслал маляву, дав распоряжение другим соучастникам найти Макара хоть под землей. Не может такого быть, писал Урюк, чтобы Макар выдержал хотя бы одну неделю без буханки черного хлеба, круга краковской колбасы и хвоста селедки к бутылке «Пшеничной». Словом, держите под присмотром все магазины, где продается русская еда.
Через несколько дней Макара шлепнули, когда он выходил из супермаркета в обнимку с двумя полными пакетами, откуда вывалилось то самое, что перечислял в своей маляве Урюк, причем в той же последовательности. Обвинение развалилось, но Урюк, показав фигу заокеанскому правосудию, даже и не подумал уезжать. Поколесив еще немного по штатам и весям, почитав лекции на самые разные темы, в том числе и о том, что приходится испытывать в здешних тюрьмах интеллектуалам вроде него.
Вот бы с кем Соломин послушал сейчас в своем гостиничном номере запись разговора Потапа в офисе крупной фирмы с какими-то неизвестными людьми, которые тоже зарятся на акции «Алтайского редкозема» и, похоже, прощупывают почву.
Павел Семенович включил кассету, предварительно налив себе бокал красного французского вина.
«Г о л о с. Здравствуйте, присаживайтесь, пожалуйста… Так вы обдумали наше предложение?
П о т а п. Здрасте. А что тут думать? Вам бы отмыть ваши бабки, заткнуть мне пасть фиксированной суммой, а я хочу процент с вашей прибыли. Что тут не понятно?
Г о л о с. О какой прибыли вы говорите! У вас на „Редкоземе“ пока только идут разговоры о смене собственника, люди тем временем месяцами не получают зарплату! Мы же вам даем живые деньги! Для рабочих! Так заплатите им. И они станут ваши, а значит, и наши.
П о т а п. Газеты я читаю, будьте уверены… И про задержки зарплаты, и про убитого банкира Абрамяна, царство ему небесное.
Г о л о с. Вы на что намекаете? Это мы его убили?! Или вы нам угрожаете?
П о т а п. Я? Угрожаю? Упаси бог! Я только хочу понять, на чем Абрамян погорел.
Г о л о с. Да что вы все про Абрамяна! Какое это имеет отношение к нашему делу!
П о т а п. Речь-то о деньгах, а он банкир. Кому-то он помешал. Что я, не понимаю.
Г о л о с. Только без намеков.
П о т а п. А что тут намекать? Вы меня о чем просите? Чтоб раздал работягам бабки и обеспечил вам акции протеста против новых хозяев, верно?
Г о л о с. Все так. Только зачем громко?.. Мы, кажется, договаривались…
П о т а п. А что, у вас тут подслушивают? Вы мне говорили, будто все будет тики-так.
Второй голос. Боюсь, мы с вами не поймем друг друга.
П о т а п. Напугали. Другие поймут.
Г о л о с. Это вы о чем?
П о т а п. О журналистах. Они все допытываются, как вы отмываете свой черный нал…
Пауза.
В т о р о й г о л о с. Это уже шантаж.
П о т а п. Вам виднее… Или, вы думаете, какой-нибудь Удав с вами по-другому будет разговаривать? Он вообще с вами говорить не станет!
Г о л о с. Удав — это кто?
В т о р о й г о л о с. Руководитель охранной фирмы в том же Барнауле, бывший спортсмен.
Г о л о с. А, так это ваш конкурент! Так, может, вам объединить усилия?
П о т а п. Мне-то все равно. Только я бы не советовал с ним связываться.
Г о л о с. В чем проблема, не могу понять. Мы вас нанимаем за хорошие деньги как авторитетного деятеля, чтобы вы помогли нам в организации массовой акции недовольных рабочих, протестующих против смены собственника. Это глобальная задача! А вы хотите участвовать в какой-то прибыли, которой еще нет и не известно, будет ли… Стремитесь войти в правление нашей фирмы? Так и скажите.
П о т а п. А хоть бы и так. Чем вы лучше меня? Вы меня за дурака-то не держите. Вот я буквально минут сорок назад беседовал с Головановым Петром Авдеевичем, известно вам это имя?
Пауза.
П о т а п. Ну вот. Он и объяснил мне, что к чему…
Г о л о с. А вы уверены, что он вам все сказал?
П о т а п. Понимаю, на что намекаете… Мол, его самого от этой кормушки за уши не оттащишь.
Г о л о с. Это вы сказали.
П о т а п. Ну я… Так вот что он мне говорил, можете проверить… Ты, Сашка, — человек надежный. А за надежность надо платить. Наше с тобой дело — не дать в обиду своих земляков, которых здешние банкиры используют, пока нужны, а потом, когда завод перестроят, выбросят, как использованные гондоны!
Г о л о с. Так и сказал?
П о т а п. Слово в слово… А знаете, что я ему ответил? Что мы в Мордовии, когда по одному в женский лагерь через проволоку бегали, гондоны, что вертухаи использовали, подбирали и штопали! Иначе нам бабы не давали. Вот и вы, говорю ему, хотите моими руками их заштопать, чтобы снова употребить!
Г о л о с. И что он вам, интересно, ответил?
П о т а п. Ничего. Только молча руку пожал и еще прослезился. После мы еще по одной кружке пива заказали… Ничего у вас в Москве пивко. Лучше, чем в Барнауле.
В т о р о й г о л о с. И женщины здесь лучше, не так ли?
П о т а п. На меня вроде как обижаетесь, а сами, между прочим, намекаете.
В т о р о й г о л о с. Презервативами-то, по крайней мере, новыми пользуетесь?
П о т а п. А твое какое дело? Я тебе в душу не лезу.
Г о л о с. Не будем отвлекаться. И это весь ваш разговор с Головановым?
П о т а п. Интересно, а вы чего еще ждали? Ну он еще сказал напоследок: с такими, как ты, Сашок, мы горы свернем, а не то что этот режим проклятый. Как выберут меня губернатором, я им всем под зад коленом с родной алтайской земли.
Г о л о с. Вот кофе как раз принесли… Или вы пиво предпочитаете?
П о т а п. Можно и кофе.
Пауза, в течение которой слышно нечто вроде хлюпанья.
Г о л о с. Ладно. Мы подумаем. Значит, Голованов в губернаторы собрался? Ну-ну… Только учтите, если мы примем положительное решение, то вы входите в долю со всей вытекающей ответственностью.
П о т а п. Понятное дело.
Г о л о с. Так сколько процентов вы хотите?
П о т а п. Безопасность — штука дорогая. Во всем мире так. Но я возьму пятнадцать процентов всего-то, и то скидку делаю, как для своих.
Последовало молчание, больше похожее на согласие.
П о т а п. Нельзя ли поподробнее, что будет за работа?»
