Глава 8 Приезжайте ко мне из Австралии
Надя домыла полы и, пока они сохли, пошла в душ. Она выставила на край ванны гель, шампунь, ополаскиватель и включила стереопроигрыватель на полную мощь. «Вот кайф», — думала она, упиваясь счастьем, которое длилось уже третий день. Сегодня вечером приедет австралиец, и она будет принимать его как хозяйка квартиры. Посмотрит, какие они — австралийцы, никогда еще ей не доводилось разговаривать с ними. Юрик после очередного их похода в банк предложил новую идею, которую она приняла с восторгом.
— Надюша, у меня тетка на месяц уезжает в санаторий и просила присмотреть за квартирой. Цветочки поливать, кошку кормить, пыль вытирать. Не хочешь пока пожить там? А мы заодно австралийца тебе на пару дней подселим.
— Ух ты! — обрадовалась Надя. Отдельная квартира с австралийцем в придачу — клево! Может, он богатый, посмотрит на нее, влюбится и в Австралию увезет, подумала она.
— Ты только губы сразу не раскатывай, — предупредил ее Юра, зная, какую гамму чувств сейчас переживает девушка. — Он нам нужен для пополнения бюджета. Конечно, ты барышня свободная, но не кидайся на него. Присмотрись, если понравится, пообещай приехать в гости, но признайся честно, что твои финансовые дела не блестящи, что квартира не твоя, а посему и приехать к нему сразу не сможешь. Если он тобой заинтересуется, пришлет тебе денег на дорогу. А нет — и хрен с ним. Другие будут побогаче.
«Понравлюсь, конечно, я ему понравлюсь!» — даже не сомневалась Надя. И прежде всего к приезду гостя убралась в квартире. Сейчас она примет душ, воспользуется новым итальянским кремом для увлажнения кожи, у него такой чудный аромат, а потом начнет наводить красоту. Ей хотелось сразить его наповал. Надя долго умащивала свое тело кремом, наложила тени, стараясь, чтобы глаза выглядели выразительно, но не вульгарно, минут пять подкрашивала ресницы, старательно доводя их до той степени длины, которую ей сулила телевизионная реклама. Получилось не так, как было обещано, но тоже очень даже неплохо. Выбирала наряд так долго, что даже устала. И не потому, что обзавелась обширным гардеробом, а просто выбор был скудный. Встречать в вечернем платье гостя, пожалуй, было бы глупо. В джинсиках, наверное, простовато. Хотя в кино сколько раз видела, что девушки за границей дома ходят в джинсах. Но ни одной в байковом халате не показывали. Ладно, пускай будут джинсы. А к ним что? Топик или футболку? Топик сексуальнее, она же хочет его сразить наповал. Решено, надену топик. Кстати, что-то они не обсудили с Юрой, как она будет общаться с австралийцем. Может, он знает русский язык. Тогда хорошо. А если не знает? Ее английский настолько плох, что она и двух слов связать не сможет. Вот блин! Что же делать? Ладно, у Юрочки спросим. Кстати, а кормить его чем? Что-то Юра ей ничего толком не объяснил, зараза такая. Надю бросало то в жар, то в холод, она очень волновалась. Ей не только с австралийцами не приходилось общаться, она вообще никогда не разговаривала с иностранцами.
В дверь зазвонили. Надя, путаясь в тапках, бросилась открывать.
То, что предстало перед ее взором, совершенно не вдохновляло. Худосочный, в маленьких очочках, густые волнистые волосы завязаны в длинный хвост, но впечатление, что голова не мыта недели две. Австралиец был в длинной черной шинели, как морской пехотинец, и в тяжелых солдатских башмаках. Но то, что он не военный, было видно невооруженным глазом. Шинель грязноватая, видавшая виды, сам сутулый, на спине огромный рюкзак. Он скинул рюкзак на пол, сурово посмотрел на Надю и представился:
— Эндрю Тимоти Райян, — и протянул ей небольшую сухонькую руку, которая почему-то напомнила Наде куриную лапу. Рука было шершавая и тоже сомнительной чистоты. А его ногти вообще привели Надю в замешательство — обгрызенные и с черными ободками. Прямо как у ее братьев в деревне, которые руки вообще не моют. Зато из-за спины высокого гостя выглядывал Юрик с довольной ухмылкой на лице. «И какого хрена он улыбается?» Надя была так возмущена Юриным поведением, что не сразу пригласила гостей в дом.
Юра что-то быстро залопотал на английском языке, отставной пехотинец сурово слушал. Потом что-то стал отвечать, и Надя поняла несколько слов — Москва, Кремль, Арбат, Узбекистан и спасибо.
«Наверное, говорит, что впервые в Москве, хочет в Кремль и на Арбат, а меня поведет обедать в ресторан „Узбекистан“, — попыталась догадаться Надя. — Ладно, поведу его в Кремль и на Арбат, а в „Узбекистан“ надену вечернее платье».
— Где ты такого откопал? — спросила она сердито у Юры, который светился от счастья. — И не вижу повода для такой безумной радости. — Радостный вид прямо выводил ее из себя. На глазах рушились все планы о счастливой жизни в Австралии, а этот тип лыбится, как будто выиграл миллион.
— Надюша, не будь такой суровой, а то гость подумает, что ты несчастная вдова. И не капризничай — какой есть, такой есть. Другой не приехал. Кстати, как ты с ним будешь общаться? Я забыл у тебя спросить, как твой английский?
— Юр, ты совсем охренел, я английский едва сдала, мне тройку поставили, лишь бы я школу закончила.
— Ну, хорошо, — совсем не огорчился Юра. — Я боялся, что ты его вообще не слышала. Вдруг ты немецкий учила? А так что-то ты ведь помнишь? На уроках сидела? Не глухая же, не тупая, кое-какие слова вспомнишь. Я тебе словарь привез. — Он вытащил из «дипломата» два огромных тома и протянул ей. Надя обреченно подхватила их и чуть не уронила.
— Мать моя, сколько же в них незнакомых слов?! — Горе ее было такое неподдельное, что Юра рассмеялся.
— Да ладно, не трусь. Я не думаю, что он здесь будет с докладами выступать. Вот тебе еще разговорник, — и протянул ей небольшую книжечку, которая вызвала у Нади неожиданную радость. Это уже другое дело, хоть не рыться по два часа в поисках нужного слова.
Эндрю тем временем протопал в своих тяжелых ботинках в комнату и сел в кресло. Глаза у него были совсем сонные, и он задремал, тихонько посапывая.
— Видишь, не храпит. Какого тебе еще рожна нужно? Бедный, двенадцать часов летел, притомился, сердешный. — Юра смотрел на гостя почти с любовью.
— Слушай, чем он тебе так понравился? Что-то я не понимаю ни фига.
— А ты сначала разберись, а потом уже злись, как будто тебе сто рублей недодали, — посоветовал Юра. — Глупышка, он нам деньги привез. Что ж не радоваться?
— И сколько? — недоверчиво спросила Надя, не исключая, что и здесь ее ждет подвох.
— Пока шестьдесят долларов, — невозмутимо заявил Юра, а Надя вытаращилась на него и переспросила:
— Сколько?
— Повторяю для глухих — шестьдесят долларов.
— Ну и возьми их себе. Что это за деньги!? На них в Австралию не полетишь!
— Жадная ты, Надюша. Шестьдесят долларов тебе мало. Это почти две тысячи, которые я тебе в банке выдаю. А тебе их принесли в клювике прямо на дом. Идти никуда не надо. Остальное он тебе выделит из своего бюджета, если ты ему понравишься. Так что сделай милое личико и давай решать, где ты спать будешь.
— Как это — где? На своем диване.
— На теткином диване, — поправил ее Юра, — будет спать иноземный гость, а тебе мы сейчас раскладушку достанем из кладовки. Ты его видишь впервые, неприлично к постороннему мужчине сразу в постель прыгать. Тем более он какой-то… слегка пыльный. Еще заразу какую-нибудь подцепишь. Кстати, если дело дойдет до общей постели, не забудь воспользоваться презервативом, — озабоченно подсказал ей Юра и загремел чем-то в кладовке. Надя стояла с разинутым ртом и не знала, как реагировать на его слова. Шутит он, что ли, допуская, что она только и мечтает попасть в объятия первого встречного. Да еще такого. Будь он хоть трижды иностранцем. Наконец раскладушка была извлечена из недр кладовки, и Юра отнес ее на кухню. — Да, тут не развернешься, не могла тетка за жизнь двушкой обзавестись. Ну ладно, в тесноте, да не в обиде, — заключил он оптимистично. — Вот тебе шестьдесят долларов, будешь его завтраками кормить.
— Как, мне еще его и завтраками кормить на эти деньги? — Надя чуть не с кулаками набросилась на Юру, не обращая внимания на спящего крепким сном австралийца.
— Ты жадна до неприличия, — утвердился в своей правоте Юра. — А где же русское гостеприимство? Жалко кусок хлеба дать этому бедолаге? Большие деньги еще заработать надо, — поучительно изрек Юра и добавил: — Веди себя хорошо — и вознаградится тебе! — Он поцеловал ее в щечку и отбыл, оставив ей вторую связку ключей — для Эндрю.
Надя, разочарованная в своих ожиданиях, сидела на кухне и грызла семечки, безразлично глядя на экран телевизора. «Шестьдесят долларов… Курам на смех… Надо сходить хлеба купить, пока магазины еще открыты. И чем его кормить, этого с куриной лапой вместо руки? Яиц куплю, молока, сделаю ему завтра омлет. Сыр еще нужно, не просто же кусок хлеба ему подавать. — Заглянула в холодильник и обнаружила там блюдечко с маринованной черемшой. — О, еще это растение дам. Наверняка оно съедобное, не станет же Юрина тетка хранить что ни попадя рядом с едой. Цвет немножко сомнительный, но запах хороший, чесночный». Надя любила чеснок, но из-за работы на людях могла себе позволить его только иногда, если никуда не выходила. Она надела курточку и пошла к двери, заглянув предварительно в комнату. Дрыхнет, все так же тихо посапывая. Хоть что-то в нем есть положительное.
Когда она вернулась, он все так же, сидя в кресле, спал, не меняя положения тела. «Ну и ну, — удивилась девушка. — В самолете дрых двенадцать часов, тут спит беспробудным сном уже третий час подряд. Сил набирается, — вдруг догадалась она. Ночью приставать будет. Пока ванную не примет, не пущу!» — сердито подумала она и пошла ему стелить на диване. Часы показывали только одиннадцатый час, а она вдруг почувствовала такую усталость, что быстренько поставила раскладушку посреди кухни, выключила свет и, еще немного погоревав, что этот тип ей совсем не нравится, огорченная, уснула.
Ночью она проснулась от грохота и ругани Эндрю. Спросонья Надя не сразу поняла, что происходит, а когда вспомнила, что у нее ночует посторонний мужик и непонятно, чего от него ждать, забеспокоилась. Набросила на себя халатик и пошла в разведку. В комнате в кромешной тьме метался Эндрю страшной черной тенью. Надя включила свет и поняла — он сам напуган не меньше ее, проснулся ночью незнамо где и даже не знает, где выключатель, а пока искал его, наткнулся на стул и опрокинул себе на ногу. Он сидел на полу, потирая ушибленное место, и, увидев Надю, попросил: «Айс, гив ми плиз айс!» Надя стала лихорадочно вспоминать слово «айс». То, что он ее о чем-то просит, она все-таки поняла. Но что, блин, ему нужно среди ночи? А он все повторял и повторял это загадочное слово, и в его тоне Надя уже чувствовала нетерпение и досаду.
— Чего тебе, плиз, надо? Говори по-русски, я не понимаю. — Она постаралась сделать милое лицо, как велел Юра, но губы растягивались в улыбке очень неохотно.
Эндрю потащил ее за руку к холодильнику, открыл его и указал на морозильник. «Айс», — опять попросил он ее. Откуда-то из глубины памяти у Нади выплыло словосочетание «Айс-крим». Это же мороженое, догадалась она. Ни хрена себе, среди ночи ему мороженое захотелось. Ну наглый тип.
— Нету у меня мороженого, я здесь только второй день живу, не успела купить.
Эндрю посмотрел на нее в недоумении и стал опять просить «айс», порываясь открыть морозильник.
— Говорят тебе, дома нету. В магазин завтра пойдешь и купишь себе, — повторила она как можно вежливее. Как же, к черту, по-английски магазин? А, вспомнила, когда девчонки собираются прошвырнуться по магазинам, говорят, что идут на шопинг. Магазин — шоп. Вспомнила. А как завтра? На уроке английского языка они это учили. Вдруг вспомнилась фраза: «Тудэй ай гоу ту скул». Она старательно произнесла фразу, как бы пробуя ее на вкус. Эндрю нетерпеливо что-то залопотал про ноу тудэй ту скул, потом все-таки открыл морозильник и стал там бесцеремонно рыться. Надя еще не успела произвести ревизию чужого морозильника и смотрела с интересом, что он там нароет. Но он не обнаружил того, что искал, она это поняла по его растерянному лицу, зато выгреб замороженную рыбу и с радостным видом поковылял с ней в комнату, обнимая, как родную, сел в кресло и приложил к ноге. Успокоился и весело посмотрел на Надю. Дескать, утаить хотела, а я все равно нашел. Не на того напала! Улыбка у него была вполне человеческая, и куриная лапа, которой он прижимал рыбу к ноге, приобрела очертания человеческой руки. Наконец до Нади дошло, что он искал лед. В кино показывали, как из морозилок извлекались кубики льда, которые всякие шикарные господа и дамы опускали в фужеры с заграничными напитками.
— Ладно, обнимайся со своей рыбой, я спать пошла. Гуд-бай, ай гоу ту слып, — вспомнила Надя аж две фразы из школьного учебника. Эндрю Тимоти Райян помахал ей рукой и начал расшнуровывать свои ботинки, которые были такие высокие, что ему, наверное, будет чем заняться до утра.
На следующий день она его видела только за завтраком. Эндрю смолотил омлет с двумя бутербродами с сыром, на черемшу посмотрел с подозрением и даже принюхался. Но, произнеся что-то вроде «рашен экзотик», опустошил блюдечко. Нацепив свою морскую шинель и полчаса провозившись, зашнуровывая ботинки, он закинул небольшой рюкзачок за спину и ушел в неведомые дали. Надя поняла, что не понравилась ему, он не делал никаких попыток даже поухаживать. Его непроницаемый взгляд, кажется, вообще не фиксировал ее присутствия. «Ну и фиг с тобой, — подумала слегка обиженная Надя, — и не надо. Не больно-то и хотелось». Она пошла в обменный пункт менять шестьдесят долларов и, пересчитывая рубли, решила, что прокормить его можно еще дешевле, если на завтрак приготовить гренки, украсив их остатками черемши. Завтрак мог обойтись рублей в двадцать.
Вечером, когда Надя со сцены увидела за столиком Юру, ей захотелось запустить в него туфлей на высоком и остреньком каблучке. Но отвлекаться на негатив во время выступления рискованно, и так с улыбками у нее напряженка. А тут и вовсе захочется хищно оскалиться и угрожающе защелкать зубами. В перерыве между номерами она спустилась в зал и подсела к Юре. Тот благодушно попивал вино, и лицо его было безмятежно.
— Ну как, лапочка, твой постоялец? Не приставал? Как первая ночь прошла? — Он мерзко захихикал, и Надя все-таки оскалилась в хищной улыбке. — О, — удивился Юра, — а отчего нас так корежит? Надеюсь, ты его в душ отправила?
— Иди ты со своими шуточками. — Надя была совсем не расположена подыгрывать его пошлостям. — Он ночью колобродил, спать не давал, пока теткину рыбу не умыкнул из морозилки. Обнялся с ней и только тогда успокоился.
— Так он еще и зоофил? — заржал Юра. — То-то вид у него странный, и моется редко, запах у него специфический.
Надя рассказала про ночные приключения, и Юра долго потешался, призвав ее все-таки открывать словарь, чтобы объясняться с Эндрю. Совет, конечно, дельный, но лучше, если бы Эндрю уже спал, когда она вернется. Со спящим разговаривать не надо. На ее счастье, гость действительно именно этим и занимался, когда Надя в три часа ночи вернулась на такси домой. Но долго поспать он ей не дал и в девять утра уже стоял над ней в кухне, пытаясь отодвинуть вместе с раскладушкой от холодильника.
— Привет, — постаралась выглядеть не слишком злобной Надя.
— Монинг, — ответил он и в образовавшуюся щель между раскладушкой и холодильником попытался просунуть руку, чтобы открыть дверцу. Ничего не оставалось, как вставать и на его глазах набросить халатик на легкомысленную кружевную пижамку. Женское белье его тоже не интересовало, он достал «рашен экзотик» и, пока Надя умывалась в ванной, уже сам себе приготовил бутерброды с маслом, украсив их черемшой.
— А ты ничего, самостоятельный, — одобрила его действия Надя и налила ему чаю. Эндрю наворачивал, не поднимая головы от тарелки, потом убрал свою посуду в раковину и, повозившись в прихожей какое-то время с ботинками, махнул ей на прощание рукой. Шинель он застегивал на ходу. «И куда он так помчался?» — размышляла Надя, готовя себе гренки.
Вечером она была свободна и с нетерпением ждала Эндрю. Все-таки интересно, где он шляется целыми днями. Она весь день сидела обложившись словарями и сочиняла вопросы, которыми собиралась его засыпать. Очень помогал разговорник. Получилась целая петиция. Надя несколько раз переписывала опросник красивым почерком и сверяла со словарем, нет ли ошибок. Эндрю заявился в одиннадцатом часу ночи и был очень мрачен. Наде стало его почему-то жаль, и она знаками пригласила своего гостя в кухню, поставив перед ним чашку чая и гренки. Он, глядя в стол и жуя гренки, стал что-то расказывать тихим, печальным голосом. Говорил он довольно долго, она практически ничего не понимала, кроме несколько раз произнесенного слова «Узбекистан». Если он приглашал ее в ресторан, то непонятно, почему это так его печалит. Что-то здесь не то. Доброе сердце Нади не выдержало его жалоб, и она позвонила Юре.
— Что-то он у нас горюет, — сообщила она Юре, когда он поднял трубку. — И это как-то связано с рестораном «Узбекистан». Ты не знаешь, может, его взорвали и он его не может найти, оттого так переживает?
— Давай мне его сюда, — почему-то рассмеялся Юра.
Он выслушал огорченного Эндрю, что-то разъяснял ему в течение нескольких минут, по мере их беседы лицо Эндрю все больше светлело и наконец выразило облегчение. Он передал трубку Наде и принялся расшнуровывать ботинки. Надя жалела, что у нее нет перед глазами часов, очень интересно было бы знать, сколько же он тратит каждый раз времени на это занятие. Можно было бы составить график и устроить соревнование.
— Надюша, надеюсь, он успокоился? Он действительно ищет Узбекистан, уже два дня подряд. Но только не ресторан, а посольство. Он у нас путешественник. А к тебе забрел на огонек перекантоваться. Ну хоть не даром… Да ты не злись, не злись, он же не обещал, что непременно женится. Ему завтра ехать, а у него нет визы, но я уже все ему объяснил. Так что завтра ты его кормишь завтраком последний раз. Надеюсь, человек у тебя не голодает? Уж хлеба ты ему не жалеешь?
— Да он только его и жрет, представляешь, сам себе бутерброды делает. Клевый парень. Никаких хлопот с ним.
— Еще не изнасиловал? — Юра заржал, а Надя огрызнулась:
— Я сама кого хочешь изнасилую, — и положила трубку. Пусть теперь помучается. Ни за что она не признается ему, что австралиец так и не клюнул на ее прелести, дурак такой. И куда его несет — в какой-то Узбекистан… Что он там не видал?
Юра и сам догадался, что у Нади произошел облом. Ладно, так и быть, завтра он к ней заедет. Когда Эндрю наконец уберется. С самого начала, когда Юра увидел его в аэропорту, уже стало понятно — здесь ничего не светит. Ну ладно, хоть шестьдесят долларов Наде перепало. С них Юра даже не стал брать комиссионных. Зачем мелочиться. Тем более что дело покрупнее вызревает.