Глава одиннадцатая

Щербак нашел любопытный документ, который, судя по всему, Похлебкин сдал на хранение своей аспирантке вместе с собакой. Алейникова, не будь дурой, сунула его на дно большой упаковки собачьего корма «Чаппи».

Так вот, долговая расписка, данная неким Виталием Константиновичем Гончаром Игорю Анатольевичу Похлебкину в том, что он берет у него в долг двести пятьдесят тысяч долларов (250 000$), — это была штука серьезная. Расписка была составлена по всем правилам и заверена нотариусом. Учитывались проценты, набегающие в случае невыплаты в срок. Довольно значительные проценты.

Денис подумал, что пойти на такое человека могли заставить самые разные обстоятельства… Возможно, Похлебкин знал, что долго ему не прожить, и ему было плевать… Возможно ли, что на такие немалые деньги плевать было доктору философии, профессору, настоящему, между прочим, профессору, интеллигентному человеку? Все это досужие размышления, однако сейчас важно было знать, кто этот самый Виталий Константинович Гончар и как его разыскать.

Как обычно, это удалось установить легкими руками Макса.

Оказалось, господин Гончар — помощник депутата Государственной думы Ивана Ведьмина. Поскольку он — не москвич (Гончар, не Ведьмин, Ведьмин уже давно и благополучно стал москвичом), то, пользуясь доступными ему привилегиями, проживает в гостинице «Орленок». В общем, найти Гончара большого труда не составляло.

Тут, пожалуй, стоит ненадолго отступить, дабы рассказать о той примечательной во многих отношениях личности, у которой работал господин Гончар.

Иван Ведьмин был знаменитый на всю Россию человек. Во-первых, он был миллионер, а согласитесь, коммунист-миллионер — это звучит, во-вторых, он дружил с олигархом Клеонским. Правда, никто теперь с точностью не мог сказать, что же произошло раньше: коммунист-миллионер подружился с акулой капитализма или сперва подружился, а потом уж и стал миллионером (с тем маленьким уточнением, что коммунистом остался все равно). Года полтора назад Ведьмин занялся строительством новых сел, сумел получить на это государственные кредиты, но вдруг что-то остановилось, села построены не были, а деньги, как водится, кончились. Как предполагало общественное мнение, в лице ведущих СМИ, большинство средств осело в карманах Ведьмина, а часть пошла на содержание компартии. За это лидер коммунистов Жуков наградил Ведьмина званием депутата Госдумы. Ведьмину нужна была депутатская неприкосновенность. Зачем? Чтобы избежать ответственности за эту самую аферу. Остроумно, гениально и просто. Как у Моцарта.

Весь день Виталий Константинович Гончар честно просиживал штаны на рабочем месте. Как только его рабочий день закончился, он приехал в свою гостиницу, чтобы, вероятно, принять душ, сменить официальный костюм и отправиться куда-нибудь поужинать. Увы, реализовать эти планы в полной мере Гончару не удалось, потому что к нему пожаловали непрошеные гости — сыщики «Глории» в сопровождении высокопоставленного работника милиции…

Директор ЧОП «Глория» Грязнов-младший позвонил начальнику МУРа Грязнову-старшему, рассказал, что происходит на белом свете, и попросил совета (что означало — помощи). Оперативникам «Глории», которую Вячеслав Иванович не без оснований считал собственным детищем, он не отказал. И в помощь сыщикам Грязнов-старший, как обычно в подобных случаях, отрядил своего зама полковника Никифорова. Борис Никифоров приехал к гостинице «Орленок» на сверкающей черной «Волге». Денис с Головановым уже скромно ждали его в холле первого этажа. Портье сказал, что помощник депутата у себя в номере, и подмигнул.

— Наверно, не один, — заметил Голованов невинным тоном.

— Поправимо, — пробурчал Никифоров.

Сыщики поднялись к Гончару. На двери его номера висела табличка «Не беспокоить». Никифоров громко постучал.

— Я же просил! — раздался из-за двери раздраженный голос.

— Сейчас дверь выбьем, — безо всяких сантиментов пообещал Никифоров. — Это милиция. Открывайте немедленно.

— Вы не имеете права. Я… У меня иммунитет!

— У тебя нет иммунитета даже от триппера, который ты сейчас зарабатываешь. Считаю до трех.

Начать считать Никифоров не успел, потому что Гончар дверь открыл. Он был в трусах. Сыщики увидели, как у него за спиной в сторону ванной комнаты метнулась девица, хватая по пути свои шмотки.

— Я — полковник МУРа Никифоров. Ваши документы? — потребовал Борис.

Он без обиняков разыгрывал «плохого полицейского». Сотрудники «Глории», разумеется, не мешали, они просто стали возле стены и молчали с каменными лицами. Все это кому угодно подействовало бы на нервы.

Гончар, пытаясь сохранять остатки хладнокровия, сперва накинул рубашку, потом вспомнил про брюки и из них уже достал бумажник. Оттуда — удостоверение помощника депутата Государственной думы.

— Я сказал, документы! — рявкнул Никифоров. — Паспорт!

Гончар заметался по номеру, хватая свои многочисленные пиджаки. Наконец паспорт был найден. Собственно, он и не требовался, и так было ясно, что этот Гончар — это тот самый Гончар.

Голованов заметил на столе рядом с мобильным телефоном несколько игровых фишек из казино «Арбат».

— Ладно, — помягчевшим голосом сказал Никифоров. — Сначала выпроводите прекрасную незнакомку, а потом можете рассчитывать на справедливое правосудие.

Гончар подбежал к ванной и что-то зашептал. Девица, уже одетая, вышла оттуда. Никифоров внимательно осмотрел ее с головы до ног, но ничего не сказал. Проститутка юркнула в дверь.

— Можете сесть, — разрешил Никифоров.

Помощник депутата сел. Он постепенно пришел в себя и, видно, решил, что настало время покачать права.

— Я сейчас позвоню своему депутату, — пообещал он, протягивая руку к столу, — и тогда…

Никифоров посмотрел на Дениса. Тот протянул пластиковый файл, в котором лежала расписка Похлебкина. Никифоров взял расписку и подержал ее у помощника депутата перед глазами. Тот побледнел. Если совесть у Гончара была чиста, бояться ему было нечего. Однако на лице была совсем другая картина.

Никифоров обидно засмеялся:

— Вы все еще желаете звонить своему шефу? Ну что ж, давайте, я не против, давайте посвятим его во все подробности.

Этого Гончар явно не желал.

Выяснилось вот что. Широко известный депутат, который являлся заместителем председателя одного немаловажного парламентского комитета, а также входил во фракцию коммунистической партии в Думе, получил от своей партии крупную сумму на лоббирование в Думе выгодного для его партии решения. Сумма составляла двести тысяч долларов. Она не фиксировалась ни в каких ведомостях и была выдана наличными в областном центре в нескольких сотнях километров от Москвы. Если называть все своими словами, то это был натуральный, наглый отмыв грязных денег через коррупцию в органах власти.

За этими деньгами ездил помощник депутата Ведьмина. Все должно было пройти легко и гладко. Возможно, сам депутат уже договорился со своими коллегами в парламенте, посулив им те или иные суммы. Ведьмин (кстати, ближайший соратник лидера компартии Жукова) не учел (или не знал?) только одного. Его помощник был игроком, и, приехав в Москву поздно ночью, не удержался и заглянул в казино. Рассуждал он, как любой человек, хоть раз переступавший порог игорного дома: «У меня есть большой печальный опыт, я знаю, что к чужим деньгам отнесусь с большей ответственностью, чем к своим, и как только я что-то выиграю, то в дальнейшем буду играть только на этот выигрыш, не прикасаясь к основной сумме».

Ничего не помогло.

Это было не как в классических историях, когда судьба куражится над человеком, сперва заманивая его небольшим везением или удачей. Гончар стал проигрывать с самого начала. Он перепробовал много чего: покер, блэк-джек, крэпс… На рулетку уже боялся и смотреть. Возможно, это просто был не его день. Или, точнее, ночь. Под утро, проигрывая последние двадцать пять тысяч в казино «Балтия» на Новорижском шоссе, Гончар встретил человека, который предложил помощь. С этим человеком он был формально знаком. Это был депутат Госдумы профессор Похлебкин, про которого никто никогда не мог заподозрить, что у него водятся такие деньги. Однако Похлебкин объяснил ситуацию довольно логично. У него самого сейчас намечаются временные неприятности. Нет, не финансовые, несколько иного толка. Ему нужно ненадолго уехать за границу, а он слышал, что во фракции компартии работают вполне толковые, а главное, порядочные люди, а кроме того, говорят, что они собираются пойти на контакт с господином Клеонским, а деловые способности олигарха он, Похлебкин, очень ценил, так что он нисколько не сомневался, что его деньги, попав в чистые руки, принесут немало пользы и вернутся к нему с небольшим процентом.

На самом деле все это было несколько путано и не совсем логично, но обезумевшему от ночного кошмара Гончару было все равно. Кредитор представился ему греческим «богом на платформе», спускавшимся на сцену трагедии, чтобы величественно разрешить неразрешимые противоречия героев Софокла или Эсхила. О расплате в тот момент думать не хотелось. Мало ли что может случиться? Вдруг какой-нибудь сентиментальный заморский ротшильд, роясь в своей родословной, найдет в фамильном дереве странное слово «Gonchar»?!

Утром Гончар позвонил своему депутату и сообщил, что он еще в пути, просто у него сломалась машина, но к середине дня деньги будут доставлены. Так и произошло: еще до полудня Гончар с легким сердцем написал своему «благодетелю» расписку, превышавшую нужную ему сумму на пятьдесят тысяч долларов. Он был неисправимый игрок и всегда надеялся отыграться. Но через некоторое время наступил срок выплаты процентов. Гончар собрался с силами и понял, что его ресурсов для этого не хватает. Он хотел было покончить с собой, но у него не хватило духу. Он ожидал, что Похлебкин приедет на встречу с какими-то ужасными мордоворотами, но ничего подобного не случилось. Похлебкин проявил понимание и предложил отсрочить выплату взамен на маленький, как он, выразился, перформанс . Признание Гончара он записал на видеокамеру. А пленку обещал вернуть, как только получит деньги. Почему-то интеллигентному профессору помощник депутата верил.

Вскоре после этого убили Юкшина и Глаголева, а затем, к огромному облегчению Гончара, исчез и сам Похлебкин.

— Что ж, возможно, в лучшем из миров вам и удастся отыграться, — непривычно философски заметил брутальный Боря Никифоров.

— Что вы хотите сказать? — испугался успокоившийся было Гончар.

— То, что ваше существование сейчас под угрозой больше, чем когла бы то ни было. Где Похлебкин?!

— Но я же сказал, что не знаю! Я его не видел уже больше недели! Почему под угрозой, объясните же, я требую, наконец!

Никифоров оставил это без внимания.

— Похлебкин оставлял вам какое-нибудь объяснение своего… отъезда?

— Только не мне! — замахал руками Гончар.

— А может быть, — усмехнулся Никифоров, — ваш профессор философии решил таким изощренным способом проучить зарвавшихся игроков, искусив чемоданчиком с деньгами.

— Ну конечно!

— И не такие дикие версии проверяли, — успокоил Никифоров.

Ему видней, подумал Голованов. А у Гончара, скорей всего, начнутся свои проблемы, и его теперь ожидают собственные неприятности с законом. Боря Никифоров слыл человеком исключительной честности, и стоило надеяться, что дело он не замнет.

— Виталий Константинович, что вы вообще знаете о своем кредиторе? — спросил Голованов.

— О Похлебкине?

Голованов усмехнулся, сообразив, что у такого человека, как Гончар, кредиторов вполне могло быть несколько.

— Да.

— Ну… Он — своеобразный человек. Честно говоря, я его побаиваюсь.

— Он вам угрожал?

— Нет, просто, знаете, есть люди, которые внушают физический страх. Вот эти ребята из «Прогрессивной России» — они все такие.

— А ваши коммунистические депутаты, они, значит, не из таких? — оскалился Никифоров.

Гончар промолчал.

— Так что же примечательного вы заметили в Похлебкине?

Гончар задумался.

— Например… он пользуется не наручными часами, а такими, карманными, на цепочке, знаете… Всегда носит их с собой, говорит, что однажды они остановили пулю.

Голованов с заместителем начальника МУРа посмотрели друг на друга скептически: профессор МГУ хвастается часами, которые остановили пулю?!

— Между прочим, Похлебкин прав, — встрял Щербак, — например, машина, в которой ездит Папа Римский, сделана целиком из серебряных карманных часов.

— Все эти суеверия гроша ломаного не стоят, — отрезал Никифоров.

— Ну не знаю, не знаю, — покачал головой помощник депутата. — Разбитое зеркало из века в век считалось скверной приметой. И черная кошка. И…

— Знаете, я думаю, вы совершенно правы, — неожиданно поменял свое мнение Никифоров, глядя ему в переносицу. — Я вот разбил зеркало на днях, а теперь вот с вами разговариваю.

Гончар поежился.

У Голованова появились новые заботы, а Денис, следуя неписаной, но четкой инструкции, поехал в Генпрокуратуру к Турецкому и выложил ему все про события сегодняшнего вечера. Турецкий помрачнел как туча. Он пять минут ходил по кабинету, и пять минут Денис ждал, что он скажет.

— Значит, так, — заявил Александр Борисович. — Мне эти политические разборки и даром не нужны. Найдите Похлебкина. Живого! Слышишь, Денис?! Поскорее, голубчик! — Турецкий поневоле приглушил голос: — А то вдруг и правда у коммунистических боссов резьбу посрывало?!

«…Словно с того света возвращался я в родной город. По дороге, правда, пришлось заскочить в Курск, оставить у тети кое-какие деньги. В Кашлевске меня не было ровно пять дней. За это время страсти вокруг ужасных событий, невольным свидетелем которых я был, несколько улеглись. Я неплохо потрудился, хотя чувствовал, что рано еще ставить точки над „и“. Я ничего не знал о похищенных деньгах Штрассера. Если Барышев мстил убийцам брата, то откуда он мог знать о тайных операциях банкира? Тот совсем не дурак был, чтобы посвящать даже своих приближенных в столь щепетильное дело. Виктория тоже не могла знать многого, и это вносило некоторую неразбериху в мои планы. Даже если они догадывались о большой сумме денег, спрятанных Максимом Робертовичем, никто не знал, где они и как до них добраться. Впрочем, здесь что-то было не так. Оставалось загадкой также, что спрятали в могиле Сергея Барышева. Мне уже надоело ломать голову и теряться в догадках.

Когда я прибыл на свой родной вокзал, то в глаза сразу бросился огромный рекламный щит с яркой зазывающей надписью: «Несите свои деньги в Пегас-банк, и вы станете богатыми».

«Или покойниками», — подумал я про себя.

Пересчитав мелочь в карманах, я решил довериться рекламе и понес свои деньги прямо в Пегас-банк. Я не боялся уже загадочного убийцы, его тайна была раскрыта. Мистика исчезла, оставалось играть начистоту.

Проходя сквозь стеклянные двери банка, я мысленно подготовился к встрече. Однако мои мечты не сбылись. Оказывается, новый директор Илья Рахлин два дня назад уволил Панкина. Говорили, что у них вышел скандал. Это был беспрецедентный случай. Постоянно незаметный, тихий Панкин сам напросился на увольнение, обвинив Рахлина в некомпетентности, после чего последний предложил Дмитрию уволиться. Такого оборота никто не ожидал. Еще раньше из банка ушла секретарша Штрассера, очень тяжело переживавшая смерть своего любовника. Только я догадался, что это не случайное совпадение. Барышев опять перехитрил меня. Ищи-свищи его теперь. Страна у нас, как известно, большая, много в ней лесов, полей и рек, а также уютных курортов, где можно тратить штрассеровские денежки налево и направо. Как я сразу не догадался, что, почуяв слежку, убийца решил просто выйти из игры! Нужен я ему!. Эх, вот незадача! Наверное, Барышев-Панкин уже сменил фамилию и спокойно наслаждается ласковым южным солнцем. Рядом классная баба и мешок денег. Что я могу доказать? Кто станет слушать мой лепет?

Дело закрыто. Все стало на места. Новые мафиози заняли место старых. Милиция по-прежнему нас бережет и тянет свою нелегкую лямку, неся службу, которая, как известно, и опасна, и трудна.

Я должен благодарить судьбу, что полученная передышка спасла меня от верной смерти. Мне показалось, что руки мои опустились, как плети. Весь боевой пыл угас и обесценился. Усталой походкой поплелся я домой. «Жигули» так и стояли в чужом дворе, правда уже без колес. Вместо них под оси аккуратно подложили кирпичи.

Наверное, со стороны я тоже чем-то был похож на свою машину. Правду говорят, что вещи сохраняют отпечаток их хозяев. Игра в войну закончилась долгим миром, правда по желанию одной заинтересованной стороны. Это напоминало пресловутый Брестский мир без аннексий и контрибуций. В свое время Ленина хорошо за него потрепали. Я же остался один на один со своим разочарованием. Только теперь стало понятно, какую глупую игру я затеял. Все так и должно было закончиться.

Добравшись до своей квартиры, я встретил свою старую соседку Клавдию Пантелеевну.

— Привет, Лешенька! Где это ты пропадал? Тебя и не узнаешь, такой красивый!

— Да бросьте вы, тетя Клава! Скажете тоже…

— Слушай, тебе вот письмо заказное принесли. Срочное. Без обратного адреса. Я сказала, чтобы оставили у меня, расписалась за тебя. Я, конечно, женщина любопытная, но чужие письма не читаю, воспитание не позволяет, — с надеждой вытянуть из меня что-нибудь тарахтела Клавдия.

— Спасибо, конечно. Только я его вам все равно читать не буду. Военная тайна. Понятно?

— Глупый ты, Лешка, хоть и тридцать давно стукнуло, — разочарованно закрыла дискуссию соседка.

Я взял письмо и открыл двери квартиры. Ожидать гостей не приходилось. Упав на кровать, я быстро распечатал конверт. Это была пощечина, добившая меня окончательно. Печатными буквами, аккуратно, без помарок ко мне обращался мой давний «дружок».

Вот и все, круг замкнулся. Я даже почувствовал облегчение. Словно тяжелый камень упал с уставших плеч. Раздевшись и забравшись в ванную с горячей водой, я получил несказанное удовольствие…»