2
Соне Бритвиной недавно исполнилось пятнадцать лет. Она легко переступила ту черту, которая отделяет детство от юности, и уже успела столкнуться с проблемами, которые психологи во всем мире называют переходным возрастом. Правда, проблемы эти были не у нее, а у подруг. Соня с удивлением выслушивала жалобы своих сверстниц о непонимании взрослых, о трудностях в школе и семье. Она недоумевала, когда слушала рассказы о побегах из дома и конфликтах с родителями.
Эти проблемы девушке были незнакомы. Она была любимицей всех школьных преподавателей и хорошо училась. С матерью они жили душа в душу. Их отношения совмещали в себе и дружбу, и любовь, и взаимное уважение. Всеми своими новостями в первую очередь Соня стремилась поделиться с матерью, а та, казалось, полностью живет жизнью дочери, переживая каждую ее неудачу как свою собственную и радуясь успехам. С мамой можно было говорить о чем угодно: о школе, о друзьях-подругах и даже о своей первой любви. Таковая у Сони появилась совсем недавно, и девочка в своей неопытности часто не знала, как вести себя во многих ситуациях, а потому во всем советовалась с матерью, которая с радостью помогала Соне справляться с любовными неурядицами.
Конечно, как и в любой нормальной семье, между матерью и дочерью тоже случались ссоры. Но ни одна из них не приводила к серьезным разногласиям. Обе они интуитивно чувствовали, кто из них более не прав, и не стеснялись признаться в этом.
У Сони был легкий характер. В школе многие девочки соперничали из-за того, кто сядет с ней за одну парту, кто вместе с ней пойдет из школы домой. Соне легко удавалось избегать любых конфликтов — как с ровесниками, так и со взрослыми людьми. Она никогда не сердилась и очень редко плакала. Еще у нее всегда получалось добиваться того, что задумала, почти не прикладывая к этому усилий. Казалось, что все люди только и мечтают о том, чтобы сделать Соне приятное.
Было в ней некое магическое обаяние. Никто не оставался к ней равнодушен. Друзья родителей, приходя в гости, обязательно находили время, чтобы поболтать с ней. Самое удивительное, что взрослые, обычно не воспринимающие детей всерьез, всегда разговаривали с Соней на равных, внимательно выслушивая ее детские суждения. У девочки имелся свой собственный взгляд на все на свете, и она с удовольствием делилась им.
Соня вообще росла удивительно общительным ребенком. Она обожала знакомиться с людьми, разговаривать с ними. Стоило только матери отлучиться от нее на минуту, маленькая Соня немедленно начинала действовать. Она подходила ко взрослым и на своем малопонятном детском языке лопотала им что-то. Вернувшись, Бритвина заставала свою дочь в кругу абсолютно незнакомых людей, которые весело сюсюкали, агукали вместе с Сонечкой. А та, радуясь, что находится в центре внимания, звонко хохотала и, казалось, любила всех на свете.
Будучи единственным ребенком в обеспеченной семье, девочка сумела избежать заносчивости и эгоизма. В ней не было ни капли снобизма, так присущего отпрыскам богатых родителей. И что в ней действительно подкупало, так это ее доброта и искренность. Соня всегда была готова помочь своим друзьям и знакомым.
А однажды произошел случай, который заставил всю школу восхищаться сообразительностью и смелостью девочки и еще больше укрепил ее авторитет. Соня тогда училась в шестом классе. В тот день класс писал сочинение на тему «Как я провел лето». В середине урока учительница вышла ненадолго (а если уточнить — пошла в соседний магазин за кефиром). А чтобы дети не бродили во время урока в ее отсутствие, заперла дверь кабинета на ключ. Надо же было такому случиться, что именно в это время на их этаже начался пожар. Как установили потом пожарные, кто-то из ребят бросил зажженную спичку в урну. Как только коридор наполнился дымом, все учителя, согласно правилам, вывели свои классы из здания на улицу. В спешке никому и в голову не пришло проверить: не остался ли кто-нибудь в здании. И пока вся школа, ожидая пожарных, с интересом наблюдала за происходящим, двадцать испуганных детей в панике метались в запертом классе. Только Соня оказалась в состоянии трезво оценить ситуацию. Ни секунды не колеблясь, ручкой швабры она разбила стекло в окне, которое, непонятно с какой целью, было забито гвоздями, и одного за другим заставила детей выпрыгнуть на козырек подъезда, находящийся прямо под окном. Ребята только чудом не отравились дымом, и самыми страшными повреждениями оказались порезы от разбитого стекла. Потом было громкое разбирательство этого события, против учительницы возбудили уголовное дело, а Сонина фотография еще долго висела на Доске почета в отремонтированной школе. Из всего произошедшего девочка сделала вывод: в любой ситуации прежде всего нужно трезво размышлять и действовать, а испугаться можно и потом.
Уже в этом возрасте, глядя на Соню, можно было понять, что из нее вырастает настоящая красавица, и хотя она практически сформировалась, в ее фигуре, чертах лица и манерах все еще сквозило что-то трогательно детское.
Вероника Сергеевна, наблюдая за ее жизнью и сравнивая свою дочь с детьми знакомых и друзей, не могла нарадоваться.
Как-то раз, попивая с подругой кофе, Бритвина с ужасом слушала ее рассказ.
— Представляешь, — говорила та, — семья богатая. Парню их четырнадцать с половиной лет. Полгода назад мать почувствовала — с сыном что-то неладное. Целыми днями пропадает где-то, постоянно деньги просит, потом вещи из квартиры стали исчезать. Ребенок сам не свой стал, похудел килограммов на десять, ходит как вареный, в семье ни с кем не разговаривает. Какие-то типы к нему заходить стали, здоровые, раза в два его старше. Мать спрашивает: в чем дело? — тот молчит. Ну и в один прекрасный день она его за шкирку — и к врачу. Врач посмотрел-посмотрел и говорит: «Мамаша, а ребеночек-то у вас наркоман со стажем». Та в истерику. Потащила по всем врачам, р клинику положила, деньги немереные отдала, а сыночек через неделю оттуда сбежал. Пришел домой, мать его опять в клинику, он — снова сбежал, но домой уже не вернулся. Тут на днях ей звонят и говорят: «Вы — такая-то?» Она: «Я, а что?» «А, — говорят, — сынок ваш в СИЗО, мамаша, за ограбление сидит». Теперь вот бегает — адвокатов нанимает и передачи каждый день носит, чуть ли не под окнами Бутырок ночует. Вот такая жизнь пошла.
Слушая рассказ подруги, Бритвина все больше убеждалась в том, как повезло ей в тот далекий день, когда она пришла в один из московских детских домов с целью усыновить ребенка.
Все друзья и родственники, узнав о ее решении, схватились за головы. Они пытались заставить Веронику Сергеевну отказаться от этого безумия, рассказывали страшные истории про приемных детей. Больше всего распалялась тетка, специально приехавшая из Киева, чтобы попытаться ее отговорить.
— Ты его усыновишь, воспитаешь, а он в двадцать лет тебя зарежет за десять рублей! — кричала она.
— Почему это он должен меня зарезать? — недоумевала Вероника.
— Потому что это наследственность, понимаешь, наследственность! От нее никуда не деться.
— Ну откуда ты знаешь, какая у ребенка наследственность? Они ведь все из разных семей… — возражала Вероника.
— Из хорошей семьи ребенок в детский дом не попадет! — категорично утверждала тетка. — Все они вырастают бандитами и хулиганами.
— Это от меня будет зависеть. А если зарежет, значит, и поделом мне, воспитать хорошо не смогла, — отвечала ей Бритвина.
— Дура ты, девка, до такого возраста дожила, да так и не узнала, что от тебя ничего не зависит, а от генов все. Вот я в журнале «Наука и религия» читала, что в них записано, даже сколько раз человек женится и в каком возрасте умрет.
— Ага, и на каком кладбище будет похоронен, да? — подначила тетку Бритвина. — Ты поменьше всякую чушь читай.
— И никакая не чушь это, — обижалась тетка. — Но все от генов. А их, как из пословицы известно, пальцем не раздавишь.
Но даже угрозы киевской тетки не заставили Веронику Сергеевну отказаться от принятого решения.
Вскоре супруги поехали выбирать мальчика. Порешили на том, что совсем маленького брать не будут, слишком много хлопот с грудничками, а в годик-полтора с ребенком уже попроще будет, да и к новым родителям он привыкнет быстро.
В здание детского дома Бритвина зашла с чувством тревоги.
«Как все сложится? — гадала она. — Сумею ли я сделать правильный выбор? Да и кто может определить: какой он — правильный?»
В конце концов она решила положиться на собственную интуицию, потому что все равно никаких других критериев ей придумать не удалось.
На пороге их встретила нянечка в синем рабочем халате, которая с остервенением мыла линолеум с полустершимся рисунком.
— Ноги вытирайте! — прикрикнула она, не поднимая глаз на вошедших. — А то ходят тут, ходят, наследят только, всех детей перебаламутят и пропадут с концами.
— Почему вы так говорите? — возмутилась Вероника Сергеевна. — Мы обязательно возьмем ребенка.
Уборщица с удивлением взглянула на нее: редко кто прислушивался к ее ворчанию да еще и снисходил до разговора с ней.
— Все так говорят. Если бы еще все брали, так и детских домов бы не было.
— А вам-то какое дело?
— А такое! — рассердилась уборщица. — Ноги, говорю, хорошенько вытирайте, а то потом инфекционные болезни заводятся!
Бритвина решила не продолжать этот бессмысленный, с ее точки зрения, разговор и решительно зашагала вверх по лестнице, муж, который послушно вытер ноги, с неохотой следовал за ней.
— Смотри, дорогая, выбирай так, чтобы на нас был похож. Чтобы лишних разговоров потом не было. Все-таки надо и о будущем подумать. И мальчика, — говорил он жене.
Но для Вероники Сергеевны проблема выбора решилась довольно странным образом. Приехав выбирать сына, она, совершенно неожиданно, нашла себе дочку.
Когда будущие родители вошли в игровую комнату и воспитательница представила их детям, ребята немедленно окружили супругов.
— Тетя! Дядя! Меня возьмите! — кричали они, теребя новых людей за рукава. — Возьмите, ну пожалуйста!
Пока муж раздавал ребятам игрушки и сладости, предусмотрительно привезенные с собой, Бритвина наблюдала за маленькой, худенькой девочкой, стоящей поодаль от всех. Ей, казалось, было абсолютно безразлично происходящее здесь. Она просто посмотрела на Веронику, а потом отвернулась и занялась какой-то ободранной куклой.
Непонятно, чем маленькая Сонечка так затронула сердце Бритвиной, но с первой минуты, как Вероника Сергеевна увидела ее, она поняла, что никого, кроме этой хрупкой, почти прозрачной, беззащитной девочки, она не возьмет.
Оставив мужа с продолжающими галдеть детьми, Бритвина подошла к воспитательнице.
— Кто эта девочка? — спросила она.
— Соня Ганичкина, — отрапортовала воспитательница.
— А почему она такая тихая? Она что, болеет?
— Нет, она всегда такая, серьезная очень. Рано, наверное, осознала, какая судьба у нее несчастная, — вздохнула воспитательница. — Остальные-то это только через несколько лет поймут, а эта вот уже сейчас все чувствует.
— А какая у нее судьба? Откуда она?
— Я точно не знаю, но рассказывали, что мать ее при родах умерла. Отец с горя даже на ребенка не посмотрел, напился в стельку и в тот же вечер на машине разбился. Говорят, очень он жену любил…
— Значит, она из нормальной семьи?
— Да, конечно.
— Наверное, если бы отец не разбился, она не оказалась бы здесь… — задумчиво сказала Вероника, вспоминая разговор с киевской теткой. — Значит, и наследственность хорошая.
— Хорошая, я вам это гарантирую… Но вот родственники неудачные попались. Сначала к ней все приезжали. Бабушки обе и тетка. Потом они здесь спорили, ругались, кто должен ребенка взять. Одна бабушка говорит: «Она мою дочь убила, видеть не хочу, воспитать не сумею». Другая: «Я сама уже старая, единственный сын погиб, некому обо мне позаботиться, с ребенком не справлюсь». Тетка кричит, что самой надо замуж выходить, а ребенок мешать будет. Так и не договорились между собой, а ребенок вот сиротой остался.
Выслушав эту печальную историю, Бритвина с радостью для себя отметила, что наследственность, должно быть, у девочки вполне благоприятная. Родители не алкоголики, оба умерли не от опасных болезней, в тюрьме, слава богу, никто не сидел, так что пресловутые гены, кажется, в порядке.
— Я возьму ее, — решительно сказала Бритвина.
— Ну смотрите… — Воспитательница с сомнением покачала головой. — Ее никто брать не хочет.
— Почему?
— Говорят, дикая она, молчаливая. Берут-то в основном веселых, живых, розовощеких…
— Ну я все-таки не котенка выбираю, — возразила Вероника.
— И правильно… А она-то на самом деле девочка умная и ласковая, только подход найти к ней надо. Супруг-то ваш, видно, мальчика хочет?
— Ничего, — ответила Бритвина, — это я улажу.
Уговорив мужа (это оказалось не так сложно), собрав все необходимые документы, Вероника Сергеевна добилась своего и в один из холодных осенних дней привезла девочку домой. Она была почти счастлива, только боялась, что муж не станет любить ребенка как своего.
Но спустя некоторое время Бритвин и сам привязался к малышке, которая оказалась тихой, доброй, застенчивой девочкой, не чаял в ней души и с гордостью называл «доча».
Сама же Вероника Сергеевна, с любовью и трепетом наблюдая за тем, как растет ее малышка, ее «кровиночка», терзала себя одной мыслью.
— Что будет, — говорила она лучшей подруге, — если она вырастет и узнает, что неродная нам? Это же будет такая травма для нее! Может, сказать всю правду, пока она еще маленькая?
— Ничего не говори, — советовала подруга, — она уж все, что было до вас, забыла, и нечего лишний раз напоминать. А узнает, так еще больше любить будет. Брошенные дети сильнее домашних любовь и благодарность испытывают, потому что знают, как без того да без другого живется.
…Сонечка росла в атмосфере любви и ласки. Родители баловали ее как могли. Девочка действительно вскоре и думать забыла о том, что когда-то она жила совсем в другом месте, где не было заботливых мамы и папы, не было собственной уютной комнаты и дорогих, красивых игрушек, ярких книжек и нарядных платьиц. Зато было много других детей, холодные казенные койки и одежда с черным, расплывшимся штампом на подоле…
Только иногда, непонятно откуда, перед глазами Сони появлялись длинные коридоры со стенами, выкрашенными в тяжелый зеленый цвет, комната со множеством кроватей, стоящих в два ряда, и одинокий завядший цветок в глиняном горшке.
А еще однажды Соня как наяву увидела другую картину. Она вместе с еще несколькими девочками стоит в одних трусиках в узком коридоре, ледяной кафель обжигает ее ступни, толстая тетка в белом халате выкрикивает:
— Ганичкина!
И она, Соня, подходит к этой женщине, берет из ее рук мешочек с мылом, мочалкой, полотенцем и шлепает босиком по холодному плиточному полу в душевую комнату…
На следующее утро Соня подошла к матери и в утвердительном тоне сказала:
— Мама, а мне приснилось, что у меня раньше была другая фамилия, не Бритвина.
Вероника Сергеевна побледнела на минуту, но тут же справилась со своими чувствами и спросила:
— Когда?
— Я сегодня ночью видела. Нет, мама, я часто вижу. Здание старое, там детей много, а еще комнаты большие-большие, и кошка серая есть.
— Просто ты у меня фантазерка, — отвечала ей Бритвина, — придумываешь себе что-то, а потом сама же и веришь.
Такое объяснение на время удовлетворило Соню. Она была еще слишком мала, чтобы делать какие-то выводы, а потому безоговорочно поверила матери.
Только через несколько лет, когда Соне уже было почти десять, до сих пор разрозненные картинки сложились, как детали мозаики, в единое целое. И длинные коридоры, и большие комнаты, и дети, и чужая фамилия — все это, казавшееся раньше нереальным и придуманным, стало понятным.
Соня со свойственной ей прямотой без обиняков спросила у матери:
— Мам, а я вам неродная, да?
Бритвина, готовя в это время салат, вздрогнула и порезала палец.
— Кто тебе это сказал? — серьезно спросила она.
— Никто мне не говорил, я сама догадалась. Все как-то само вспомнилось.
— Ну что ж, — вздохнула Вероника Сергеевна, — если так все получилось, я тебе объясню.
И Бритвина рассказала дочери и про то, как долго пыталась родить своего ребенка, и как мучилась и страдала оттого, что бездетна, и как решилась на усыновление, и, наконец, как приехали в детский дом за мальчиком, а нашли ее, Соню.
Девочка внимательно слушала мать, ни разу не перебила ее, только иногда вскидывала свои глаза на грустное и взволнованное лицо матери и снова опускала их.
— Теперь ты все знаешь, — закончила свой рассказ Вероника Сергеевна. — Разве что-нибудь изменилось?
— Нет… Ничего, — ответила Соня. — Ведь оттого что я все узнала, ты меня обратно не сдашь? — пошутила она.
— Нет, конечно, девочка моя! Как я рада, что ты у меня такая умница выросла, — облегченно вздохнула Бритвина и улыбнулась.
И никогда больше не повторялся этот разговор между матерью и дочерью. Соня своим чутким детским сердцем понимала, как неприятно матери вспоминать об этом, и не задала больше ни одного вопроса. А Вероника Сергеевна только нежнее стала относиться к своей девочке, пыталась больше баловать, хотя и до этого Соне ни в чем отказа не было, в общем, старалась сделать так, чтобы дочка даже на минуту не могла ощутить своего открывшегося вдруг сиротства.
Соня, конечно, потратила много времени на то, чтобы переварить, что же с ней произошло. Сильно переживала. Однажды не выдержала и рассказала обо всем своей лучшей подруге Кате. Та сначала вытаращила на Соню свои зеленые глазищи, а потом в свойственной ей манере заявила:
— Вот везет некоторым, какая у тебя мама классная, не то что моя. Может, и мне в детдом податься, глядишь, удочерит кто поспокойнее и подобрее.
Такая странная реакция подруги подействовала на Соню лучше любых утешений и объяснений, и вскоре она и думать забыла о том неприятном разговоре.
Катя была лучшей подругой с первого класса, да и жила по соседству, так что редко девочки разлучались больше чем на день. Мама Кати и впрямь была строга. Ругала и наказывала свою дочь за малейшую провинность. И не раз приходилось Соне брать на себя Катькины маленькие шалости, потому что обе они знали — Сонины родители только посмеются над тем, за что Катьку мама сурово накажет. Много раз приходилось Соне выслушивать упреки учителей за Катины проделки: за разбитый цветочный горшок, за беспорядок, устроенный в классе, за порванную книжку, за болтовню на уроке.
А однажды Катя, обидевшись на классную руководительницу за несправедливую оценку, недолго думая, взяла и вылила пузырек клея на пальто учительницы. Произошел невероятный скандал, но Соня и этот удар приняла на себя. Наказание последовало незамедлительно: строгий выговор от директора и сразу три двойки по поведению. Только память о былых заслугах девочки помешала применить к ней более строгое наказание.
За эту помощь Катя платила ей преданностью. Не было у Сони подруги ближе ее. От всех остальных приятельниц Катю выгодно отличало еще одно качество: она не завидовала Соне, хотя у той всегда была самая модная одежда, самые лучшие игрушки, самые дорогие украшения. Увидев подругу в обновке, Катя только всплескивала руками и говорила:
— Ой, как тебе идет! До чего же ты хорошенькая!
Девочки все делали вместе. Встречались по утрам, чтобы вдвоем доехать до школы (когда они стали постарше, родители стали отпускать их одних), вместе делали домашние задания, даже как-то раз влюбились одновременно — и обе в старшеклассников. И теперь каждый вечер, если, конечно, Катя не была в ссоре с мамой, девочки выходили на прогулку. Они встречались на своем секретном месте возле гаражей в глубине двора и шли обычным маршрутом к детскому саду, где по вечерам собирались старшие ребята, и предметы их любви в том числе.
Девочки с гордым и неприступным видом проходили мимо компании, делая вид, что не обращают никакого внимания на шуточки и свист, летящие им в спину. А завернув за угол, наперебой обсуждали, как посмотрели на них ребята, как пошутили, что сказали… А если иногда в этой компании оказывались девушки и, не дай бог, «их» ребята разговаривали или шутили с ними, день считался безнадежно испорченным.
Это тайное местечко за гаражами уже давно служило для встреч девочек. Там они могли делиться своими секретами, не боясь, что кто-то им помешает. Несколько рядов гаражей отделяли их убежище от шумного, оживленного двора. Девочки даже как могли обустроили свой уголок. Они притащили из дома два стула, Соня выпросила у матери старый, предназначенный к отправке на дачу столик, принесли туда журналы мод и даже толстый шерстяной плед, под которым они, тесно прижавшись друг к другу в особенно холодные вечера, рассказывали о своих тайных мечтах.
Еще довольно давно девочки договорились, что об этом месте должны знать только они двое.
Подруги приносили сюда своих кукол, брали кое-какую еду и играли. Когда куклы надоедали им, они придумывали себе истории. Иногда они воображали себя принцессами, которых злой волшебник заточил в высокой каменной башне, откуда они никак не могут выбраться. Разумеется, по всем сказочным законам они ожидали двух принцев, которые непременно должны были появиться и спасти их.
Иногда они были двумя бедняжками сестрами, которых истязала злая мачеха, заставляя выполнять самую тяжелую работу и не оставляя ни малейшего повода для радости и веселья. Две сестрички продумывали все способы своего побега из этого чужого дома…
Волшебные сюжеты не кончались, и подружкам никогда не было скучно друг с другом.
Потом девочки стали реже приходить за гаражи. У них появились другие обязанности, интересы и увлечения. Катина мать, как только заметила, что ее дочь из ребенка начала превращаться в молодую девушку, немедленно ужесточила над ней контроль, загрузила домашней работой и выпускала на улицу лишь на короткое время.
Соня же начала серьезно заниматься музыкой и танцами, взялась за учебу и стала налегать на английский язык. Таким образом, свободного времени у нее тоже было немного. Но, несмотря на эти маленькие трудности, девочки все равно находили возможность выкроить немного вечернего времени, чтобы посидеть за гаражами или прогуляться по Филевскому парку, который находился рядом с их домом.
В этот день подруги, как обычно, договорились встретиться вечером на своем месте, а потом пойти в парк. Когда Соня пришла из школы, мать предложила ей пройтись по магазинам купить чего-нибудь вкусненького, а на обратном пути зайти в прокат видеофильмов и набрать интересных кассет. Так как киновкусы у мамы и дочки не совпадали, кассет оказалось даже больше, чем они рассчитывали. Бритвина любила старые советские фильмы и классику западного кино. Соня же обожала ужастики, молодежные комедии и американские мелодрамы. Чтобы удовлетворить требования обеих, пришлось очистить весь прокат, кассет получилось штук тридцать, служащий, молодой парень, даже помог дотащить им все это до дома.,
Придя домой, первым делом они приготовили вкусный обед. Но, вопреки всем заведенным в семье правилам, не стали есть его в столовой, а перенесли тарелки к телевизору в гостиную и уселись прямо на ковре перед низеньким журнальным столиком смотреть новые фильмы. Они решили чередовать кассеты: сначала фильм для мамы, следующий для Сони. Девочка так увлеклась фильмом для мамы, что опомнилась только через два часа.
— Ой! Катя меня убьет! — вскрикнула она. — Уже на полчаса опоздала, надо бежать.
— Погоди, — попыталась остановить ее Вероника Сергеевна, — давай фильм досмотрим, еще чуть-чуть осталось, если бы она ждала, то давно зашла бы за тобой. А ее наверняка мать, как всегда, не пустила.
— Нет, мам. Ты ее не знаешь. Сейчас стоит там и дуется. А когда меня увидит, развернется и уйдет, чтобы я ее догнала и начала извиняться.
Еще минут двадцать Соня в спешке носилась по квартире, то и дело выкрикивая:
— Мам! Где мой свитер голубой с полосками? А брюки мои светлые где? И ботинки опять куда-то спрятала!
— Я не спрятала, — улыбнулась ей в ответ Вероника Сергеевна, подавая свитер, — а убрала на место в шкаф, а то они валялись посреди прихожей. Когда только научишься за порядком следить? Взрослый человек уже, а все разбрасываешь, как маленькая…
— Все, мам, некогда, запомни, на чем ты остановилась, я приду — доскажешь. — Соня чмокнула маму в щеку и ураганом вылетела из квартиры.
Соня почти бегом кинулась на встречу к Кате. А подруга в данный момент действительно сидела дома и проливала слезы от несправедливости матери, которая не выпустила ее сегодня из дома и обещала, что не разрешит никаких прогулок еще целых две недели. И все из-за того, что Катя задержалась после школы в гостях у одноклассницы и не предупредила мать. От переживаний девочка забыла позвонить Соне и сообщить, что их сегодняшняя вечерняя прогулка отменяется.
Соня, запыхавшаяся, прибежала к гаражам, но на условленном месте никого не было. Ей показалось, что между гаражами мелькнула какая-то тень.
— Кать! — крикнула она громко. — Это ты? Ладно тебе, не обижайся, меня мама задержала, выходи.
Соне никто не ответил.
— Странно, — подумала она вслух, — куда она могла деться? Может, мне навстречу пошла?
Девочка решила сделать круг по двору. Она обошла его, заглянула в беседку, где иногда собирались знакомые, но Кати нигде не было.
— Ну все, — сказала Соня себе, — сейчас возвращаюсь к гаражам и, если ее там нет, иду домой.
Соня повернула обратно в глубь двора. Возле гаражей стоял какой-то незнакомый высокий мужчина. Когда она поравнялась с ним, мужчина сказал:
— Девочка, постой, кого это ты ищешь?
— Подругу… — удивленно ответила Соня, — а что?
— Какую подругу?
— Катю… А кто вы?
— А, — не обращая внимания на ее вопросы, сказал мужчина, — значит, ты и есть ее подружка. Я как раз тебя-то и жду.
— Меня? А кто вы такой?
— Ах, извини, пожалуйста, я не представился. Меня зовут Николай Петрович. Я Катин родственник, живу в другом городе и очень редко приезжаю в Москву, мы уже давно не виделись, и вот теперь по поводу встречи у нас здесь рядышком в кафе небольшая вечеринка, и Катя тоже там, она послала меня за тобой.
— А сама она почему не пришла? — спросила Соня. — Мы же договаривались.
— Мама ее побоялась отпустить, возле кафе какие-то пьяные ребята ходили, мы решили, что надежнее будет, если я сам за тобой схожу. Ну что, пойдем?
— Пойдемте, только мне надо домой зайти, маму предупредить.
— Пойдем-ка лучше сразу в кафе, у меня там телефон остался, ты своей маме позвонишь оттуда.
Николай Петрович быстро зашагал по направлению к улице. Соня послушно последовала за ним. По дороге он, не умолкая, говорил о Москве, как сильно она изменилась со времен его последнего приезда, расспрашивал, не говорила ли Катька о нем, интересовался учебой, друзьями, почему-то с особым вниманием слушал рассказ девочки о ее семье.
— Ну вот мы и пришли. Это моя машина, садись.
— Вы же сказали, что кафе близко, зачем же тогда машина, я никуда не поеду, — воспротивилась Соня.
— Садись, девочка, не бойся. Я не собираюсь тебя обманывать, мы просто еще заедем и купим цветов Катиной маме, а потом сразу в кафе. Хочешь, я мороженое тебе по дороге куплю?
В Сониной душе зародилось какое-то дурное предчувствие. Ей захотелось поскорее убежать от этого странного человека. Но она подумала о том, как по-дурацки будет выглядеть, если сейчас развернется и побежит, — больше всего Соня не хотела попасть в глупое положение. Она даже представила, как Катя будет над ней смеяться, когда узнает от своего родственника обо всем. Да и еще, чего доброго, в школе кому-нибудь расскажет о том, какая Соня трусиха, и все над ней будут подтрунивать.
— Хочу, — ответила Соня, размышляя таким образом.
Они поехали и по дороге, у парка, купили мороженое. Затем он прошел чуть дальше, оставив ее одну, и купил себе сосиску с хлебом. Цветы он покупать не стал, но Соня этого не видела.
«В конце концов, — решила Соня, разворачивая купленное мороженое, — если бы он хотел что-нибудь со мной сделать, то сделал бы это там, где встретил, там очень глухое место, а не повел бы меня к парку, и не оставил бы сейчас одну дожидаться его».
Успокоив себя таким образом, девочка решительно села в машину.
