Глава 18. ИЗБИРАТЕЛЬНЫЕ ТЕХНОЛОГИИ КАК ПРИЕМ

Начало девяностых годов внесло немалое оживление в круги партийных и комсомольских функционеров среднего и нижнего звена, мучительно и страстно искавших свое хлебное место на зыбкой ниве экономики, переходящей от тотального обобществления к тотальному же рынку.

В страну, где, казалось, не осталось ни одного предмета, ни одного продукта, который был бы в достатке, где даже национально-эмблематическую жидкость – водку – стали выдавать по талонам, две поллитры в месяц, где и талоны эти оставались пустыми, так что Президент Ельцин в специальном предновогоднем обращении к нации должен был дать обещание о личном контроле за обеспечением алкоголя на праздничном столе, в страну, объявившую себя независимой Россией, сытые и вальяжные европейцы, а также представители некоторых других континентов стали отправлять гуманитарную помощь. Поэты еще воспоют путешествие этой гуманитарной помощи от границ во глубину России и фантастические приключения, которые с нею в этих глубинах случались.

Здесь же следует сказать, что и на поприще перераспределения гуманитарной помощи и обращения ее в твердый доход Елизов Антон Михайлович вновь не преуспел. Молодой совсем человек, бывший сотрудник райкома партии, а теперь, после явления ГКЧП народу, сменивший несколько мест работы, одно другого хуже, и ставший наконец заместителем директора булавинского филиала некоего всероссийского благотворительного фонда, длина названия которого была обратно пропорциональна его финансовым успехам, он дошел до того, что уже подумывал об эмиграции. Но поскольку все его родственники проживали в пределах пространства бывшего СССР, причем без учета прибалтийских республик и Закавказья, а навыков и физических возможностей брачного афериста Антон не имел, и эта думка едва ли имела шанс реализоваться. Попросить политического убежища в Северной Корее или хотя бы на Кубе ему почему-то не пришло в голову.

Перелом в жизни Елизова произошел в тот день, когда вчерашний десятиклассник Витя Лушин, принятый в филиал как родственник директора и числившийся референтом, притащил в комнату, арендуемую фондом, две не очень большие запечатанные картонные коробки.

Кроме Елизова, в этот момент в фонде никого не было. Он сидел за столом и с тоской читал очередное «журналистское расследование» в «Известиях». Было понятно, что провернутая афера пахнет миллионами долларов, а также то, что, несмотря на усилия газетчиков, никто за эту аферу наказан не будет, а деньги останутся в тех карманах и на тех счетах, которые они обрели не так давно.

Кажется, Витя не ожидал увидеть в фонде и Елизова. Но поскольку получилось так, как получилось, он, недолго думая, сделал Антону Михайловичу чистосердечное признание. Эти коробки, пока еще с невыясненным содержимым, он попросту утащил, если не использовать более откровенных слов, на городском пункте распределения гуманитарной помощи, куда наведался в расчете выяснить, не пришло ли что-нибудь подобное сигаретам «Вест-Пойнт» с набивными гильзами, которые были получены в прошлом месяце.

Те сигареты не были почему-то истолкованы как предложение «Давай закурим!» от вояк стран НАТО солдатам страны, бывшей недавно лидером Варшавского Договора. То есть разворовать импортные табачные изделия ротным старшинам не дали. Разделили между своими.

Вите тогда почти случайно досталось всего чуть, но он был рад и этому. Родственник-директор взял получение гуманитарной помощи, положенной фонду, исключительно на себя и постепенно засекретил это дело от остальных сотрудников до степеней, сравнимых с обстоятельствами создания советской атомной бомбы.

А на этот раз, воспользовавшись заминкой кладовщика, Витя свистнул первые попавшиеся ему под руку коробки и бежал.

Теперь обстоятельства заставляли делиться скромным трофеем с Елизовым. Но Витя был юный молодой человек с щедрым сердцем. Решительно вскрыл он первую коробку – и что же?

Она оказалась доверху наполнена аккуратно уложенными, но простенькими шариковыми ручками.

В нетерпении вскрыл Витя вторую коробку... Тот же результат! Шариковые ручки в разноцветных корпусах, но со стержнями одного и того же фиолетового цвета вызвали у взволновавшегося было Елизова глубокое разочарование. Его убогая фантазия не подсказывала ему ничего более подходящего, как оптовую реализацию подвернувшегося товара какому-нибудь киоскеру или палаточнику.

Витя тоже подвял на некоторое время. Рассеянно поместившись за столом начальствующего родственника, он вертел в руках несколько ручек, довольно фальшиво насвистывая известную мелодию «Все пройдет: и печаль, и радость...»

Но, как видно, Витя недаром принадлежал к новому поколению, которое не только «выбрало пепси», но и не было засушено многолетним изучением марксизма-ленинизма...

«Нашел!» – завопил Витя и тут же изложил Елизову свой план использования гуманитарных ручек, на каждой из которых неведомый дизайнер начертал неплохо звучащее слово «Stabilo».

– «Стабильность»! – вновь завопил Витя.

– Что стабильность? – не понял Елизов.

– Надо организовать общество «Стабильность»! Смотрите, здесь написано что-то подобное, и мы сможем выдавать нашу ручку за фирменную.

– Ну и что? – продолжал недоумевать Елизов.

– Очень просто: мой дядюшка, прикрывшись благотворительным фондом, торгует по селам гуманитарной помощью. – Значит, утечка информации все же была. – И мы с помощью этих ручек сможем получить от населения некоторое количество денег.

– Да, я подумал о том, чтобы их продать, – обрадовался Елизов.

– Нет же! Их не продавать надо, а использовать как сувенир, – возразил Витя. – Например, мы будем проводить запись на льготное получение какого-нибудь товара, выдавать записывающимся номер и ручку как своего рода гарантию честности, а взамен брать какую-то сумму денег, побольше чем цена ручки, ну, скажем, на оплату грузчиков и транспорта. Поедем, как дядька, в села...

И здесь Елизов, неожиданно для самого себя, проявил инициативу. Идею вояжа по селам он отверг, как непосредственно соприкасающуюся с определенными статьями Уголовного кодекса.

Но вспомнил, что некоторое время назад один его знакомый по комсомолу предложил подработать, собирая подписи в поддержку общественного объединения «Всенародная республика», мечтающего стать партией. Померзнув несколько дней в людных местах Булавинска, Елизов добыл всего восемь подписей, пять из которых принадлежали подвыпившим мужикам в обмен за удовлетворение собирателем их просьбы «Дай закурить!». Еще две поставили подружки-старушки, взявшие с него обещание, что партия, образовавшись, первым делом станет добиваться переноса автобусной остановки ближе к их, старушек, дому. Восьмая подпись, естественно, была его, елизовская.

Сейчас, вспомнив свои муки, неудачник предложил, сохранив Витину идею ручки как сувенира, организовать небольшое предприятие, собирающее по заказу клиента подписи избирателей, поддерживающих, сочувствующих и т. д. и т. п.

Витя, который тоже понимал, что незаконный сбор денег – акция куда более серьезная, чем одноразовое их умыкание, без долгих размышлений согласился.

Теперь предстояло выработать саму технологию, которая в итоге обернется не только солидными, но и респектабельными заработками.

Известно, что любой идущий во власть должен быть готов к тому, что ему придется покупать голоса избирателей. Надо только найти форму, как это сделать. Естественно, такие формы находятся. Но сама процедура довольно драматична. Ведь до того, как имя желающего стать народным избранником занесут в соответствующий бюллетень, ему придется еще добиваться права на внесение в этот бюллетень. То есть вначале надо просить у народа разрешение на право быть вычеркнутым из бюллетеня, при неблагоприятном стечении обстоятельств, разумеется.

Вот эта предварительная добывание-продажа-покупка голосов и увлекла Елизова, а следом за ним и Витю. Связавшись со своим знакомым, обеспечивавшим поддержку «Всенародной республики», Елизов узнал, что перспективы у его задумки есть, и получил «добро» на действия, а именно был принят на работу инженером крытого рынка, выстроенного не так давно на оживленном для любого города месте, близ автостанции. Витю на постоянную работу не взяли, но пообещали заплатить аккордом – в случае его старательности и инициативного участия в разработке избирательных технологий. К умыкнутым ручкам Елизов прибавил свою лепту сходного происхождения: когда после ГКЧП спешно был закрыт горком партии, где Елизов тогда работал, он сумел разжиться только некоторым канцбумом – утащил с места работы мешок с почтовыми открытками. Трофей был не ахти какой: Елизову особенно некому было отправлять открытки – как и многие в наше телефонное время он не любил писать вообще. Тем более что во всех открытках на стороне, предназначенной для письма, наверху было напечатано «Уважаемый ____________________!», а внизу стояла линейка для подписи.

Теперь эти открытки, уже много месяцев стареющие в елизовском сарае, оказались готовыми для важного дела. Новые начальники Елизова, выслушав его предложения, указали им места, где они будут собирать подписи. Все, кто работал в затрапезных комнатках, получили твердые указания: при появлении милиции и любых проверяющих вести себя вежливо, рекомендоваться исполнителями, техническими работниками и предлагать связаться с руководством (был назван телефон).

На этом телефоне сидел, говоря советским языком, персональный пенсионер Стомахов, бывший первым секретарем горкома партии в брежневские времена. Административная выучка у него была под стать звездам Художественного театра первого призыва. «Стомахов слушает», – произносил этот довольно уже ветхий старик начальственным баритоном, и милиционер, державший телефонную трубку, мгновенно переменял стойку «вольно» на «отдание чести на месте», благо правая рука с трубкой уже находилась в соответствующем положении. Политического долгожителя, дедушку Стомахова, в Булавинске знали все; и хотя в горбачевские годы его отправили на пенсию в возрасте, далеко перевалившем за семьдесят, народ, или те, кто себя им называет, это волновало очень мало. Неожиданно для него самого Стомахова объявили жертвой перестройки, и постепенно он вошел во вкус этого нового своего общественного положения. Два или три звонка, которые были ему сделаны за все время, впрочем не очень долгое, кипучей деятельности общества «Стабильность», позволили заслуженному партийцу оттянуться по полной. Он начинал с кратких, но очень целенаправленных рассуждений о том, что милиция должна ловить бандитов, а не мешать людям, которые пытаются бороться с безработицей. Затем Стомахов объявлял о своей готовности приехать и разобраться во всех проблемах на месте, если такие звонившему в чем-то видятся. И наконец, он просил только одно: назвать имя непосредственного начальника бдительного постового. После чего несчастный, наконец осознавший главное: «Великий Стомахов по-прежнему у руля!» – чистосердечно извинялся и оставлял сотрудников «Стабильности» наедине с их клиентами.

Внук Стомахова, носивший скромную фамилию его зятя – Лихарев, один из бывших вожаков булавинских комсомольцев, вовремя ставший организатором молодежного досуга, а затем бизнесменом, доходчиво разъяснил деду, что общество «Стабильность» прибыло в Булавинск для подготовки материалов к слушаниям в Государственной Думе и выяснения нынешнего состояния занятости и безработицы булавинцев. Естественно, посвящать деда в то, что нигде никакое такое общество «Стабильность» зарегистрировано не было, внук не собирался.

И по-своему он был прав. Условная реальность этого общества, заключавшаяся, казалось, лишь в том, что в конурках-офисах висели картонные плакатики со словом «Стабильность», впрочем, изображенным весьма красиво, вскоре обернулась вполне весомыми результатами.

Само собой, как положено весомым результатам, они не сразу были оценены по достоинству. Списки потенциальных сторонников некоего россиянина, который изъявит желание войти во власть, Елизовым были подготовлены в темпах, заставляющих вспомнить легенды о первой пятилетке. Затем они с достоинством, о котором необходимо помнить, когда работа сделана качественно, были сданы заказчикам.

Но хотя Елизов, вошедший во вкус, рвался к следующим высотам, его довольно долго новыми специальными программами не занимали. Только, очевидно, в порядке утешения зарплату инженера крытого рынка платить продолжали.

Впрочем, этот рынок его интересовал мало. Гораздо более острый интерес вырастал у Елизова к фантастически развивавшемуся российскому рынку, или, может быть, точнее: к тому, что стали называть этим словом, долженствующим самим собой цивилизовать то, что еще цивилизация, скорее всего, не видела.

Елизов днями просиживал в своей холостяцкой квартире, которую успел получить от горкома, и читал всякие умные книжки по социологии и экономике. В то время как его напарник Витя Лушин распоряжался полученным заработком по-другому. Купив двухнедельную турпоездку в Париж и Францию, он улетел из Булавинска в Москву, далее – по курсу.

В родной город любитель гуманитарной помощи так и не вернулся.