— Плеть сделана в Германии, — предупредил капитан Салазар, когда Калла привязывали к колесу грузового фургона. — В Германии мне бывать не доводилось, — добавил он, — но похоже, там делают лучшие в мире плети.

Смотреть на экзекуцию согнали всех мексиканских солдат. Прямо за ними построили в шеренгу пленных техасцев. Многие из них находились в скверном расположении духа, поскольку обещанный завтрак обернулся безвкусными лепешками и очень жиденьким кофе.

Никому из рейнджеров не удалось переговорить с Каллом, поскольку его строго охраняли. Вооруженные охранники подвели его под штыками к фургону и привязали к колесу. Рубашку с него содрали. Палачом выделили одного из погонщиков мулов — плотного, коренастого малого с редкими зубами. Плеть была из нескольких хвостов с узлами на конце каждого. Кроме того, в них были вплетены металлические нити.

— Думаю, что никогда не поеду в Германию, если немцы любят такие плети, — шепнул Верзила Билл. — Не хотел бы я быть на месте Вудроу. Сотни ударов предостаточно, чтобы убить такой плетью, как эта.

Вместе с рейнджерами стояла и Матильда Робертс, глаза ее горели злобной ненавистью.

— Если Калл не выживет, я убью этого редкозубого подонка, который будет стегать его, — произнесла она.

Длинноногий Уэллейс хранил молчание. Ему довелось видеть людей, подвергавшихся этому наказанию — по большей части негров, — и такая процедура ему сильно не нравилась: он не любил смотреть, как истязают беззащитных людей.

Конечно, спору нет — молодой Калл перевернул генеральскую коляску. Защита чести требует его наказания, но сотня ударов плетью — это уж слишком. Люди умирали и от меньшего числа ударов, как напомнил им капитан Салазар.

— Если хотите перекинуться словом со своим другом капралом Маккрае. я разрешаю, — сказал Каллу Салазар.

— Нет, я поговорю с ним потом, — ответил Калл.

Ему не нравился фамильярный тон Салазара. Калл не намеревался завязывать с ним дружеские отношения и вообще вступать в разговоры.

— Капрал, потом может и не быть, — напомнил ему Салазар. — Вы можете и не выжить под плетью. Как я уже говорил вам, большинство людей погибают от пятидесяти ударов.

— Думаю, я выживу, — упорствовал Калл.

О самой экзекуции у него осталось в памяти лишь тепло крови, льющейся по спине, да гробовое молчание всего лагеря. Единственным звуком были гуканье погонщика мулов, который стегал его. Свист и стуки ударов плети он перестал слышать после десятого удара.

Но Гас слышал их. Он видел, как спина его друга превратилась в кровавое месиво. Вскоре кровью пропитались и брюки Калла. На шестидесятом ударе погонщик выдохся и вынужден был передать окровавленную плеть более слабому человеку. Затем Калл потерял сознание. Все рейнджеры решили, что он умер. Они с трудом удерживали Матильду, которая рвалась убить палача. Калл повис на связанных руках, и второй палач вынужден был наклоняться, чтобы стегать его по спине.

Когда Калла развязали и он свалился около колеса фургона, все подумали, что отвязали труп, но тут Калл перевернулся и застонал.

— Боже мой, да он жив, — промолвил Длинноногий.

— На этот раз да, — заметил Салазар. — Удивительно, немногие выживают после сотни ударов.

— Он выживет, чтобы похоронить тебя, — выкрикнула Матильда, с ненавистью глядя на Салазара.

— Если бы я поверил, что так и будет, то похоронил бы его прямо здесь, и неважно — живой он или мертвый, — ответил Салазар.

— Надо поступать по-честному, капитан, — вмешался Длинноногий. — Он получил свое. Не торопитесь хоронить его.

Рейнджеры избегали смотреть на спину Калла. Только Матильда вечером присела рядом с ним и всю ночь отгоняла от него мух. Израненную спину она ничем не покрывала, поскольку знала, что если раны загноятся, то парень умрет.

После первых же ударов плети Гас Маккрае не смог смотреть на жестокое истязание. Он сел и повернулся спиной к месту экзекуции, закрыв лицо ладонями и скрежеща зубами от бессилия. Техасцев не связывали, но рядом стояла команда стрелков с мушкетами наготове. Они получили приказ стрелять в любого, кто попытается вмешаться в процедуру порки. Никто и не пытался, но Гас все время боролся с собой — его так и подмывало ринуться под плеть на защиту друга. Еще бы — его друга избивают до смерти, а он ничего не может поделать. Он даже не смог перекинуться с Каллом словечком до начала истязания. Это был жуткий час, и весь этот час он давал себя клятву убивать всех мексиканских солдат, каких только сможет, чтобы отомстить за своего друга.

И теперь, когда Калл остался жив, но угроза смерти все еще витала над ним, Гас встал и пошел к нему. Он решил подходить к Матильде и спрашивать, дышит ли все еще Калл, каждые десять минут. Когда Матильда сказала, что Калл жив, он вернулся к техасцам, шлепнулся на землю и просидел с минуту, а затем опять поднялся и зашагал без передышки взад-вперед, пока не пришло время снова идти проверять состояние друга.

Поблизости от лагерной стоянки протекал узкий ручеек. Матильда выпросила у пожилого мексиканца, который поддерживал огонь в кострах и помогал повару, ведро и сходила за водой, чтобы промыть раны Каллу. Тот метался в бреду и дрожал, холодная вода — единственное средство, которым она стала лечить его. К ручью она пошла в сопровождении трех солдат, что сильно раздражало ее, но она не жаловалась. Все они были пленниками, а жизнь Калла, как, впрочем, и остальных рейнджеров, теперь зависела от их осмотрительности.

Чадраш расстелил одеяло около того места, где сидела Матильда рядом с Каллом. Только он да Длинноногий наблюдали, как истязают Калла, с начала и до конца. Большинство же, как и Гас, вскоре повернулись спиной. «Боже мой… О Боже ты мой», — приговаривал Верзила Билл каждый раз, когда слышал удары плетью.

— Случись такое со мной, я бы предпочел встать к стенке, — проговорил Черныш Слайделл. — Там хоть все бы кончилось в момент.

Капитан Салазар оказался прав, когда говорил, какие тяжелые последствия бывают от ударов плетью. Во многих местах плоть Калла оказалась буквально сорванной с ребер и лопаток. Никто из техасцев не мог смотреть на его спину, кроме Длинноногого, который считал себя кем-то вроде ученого, изучающего различные ранения. Раза два он подходил к Каллу, приседал на корточки и рассматривал его раны. Чадраш этим делом не интересовался вообще. Он считал, что Калл может выжить — недаром тот был крепкого телосложения. Больше всего Чадраша раздражало то, что мексиканцы отобрали у него его любимое длинноствольное ружье. С этим ружьем он ходил повсюду целых двадцать лет — и редко выпадала такая ночь, когда он выпускал ружье из рук. Без него он чувствовал себя неполноценным. Все оружие техасцев было свалено в один из фургонов, с которого Чадраш не спускал глаз. Он размышлял, как получить ружье обратно. Даже если ему будет угрожать смерть, он все равно не отказался бы от этого ружья и умер бы, крепко удерживая его в руках.

В ту ночь Чадраш мерз в одиночестве — Матильда осталась с Каллом, согревая его своим телом. Калла бросало то в жар, то в холод. Пожилой мексиканец помог ей разжечь небольшой костер. Казалось, этот мексиканец не знал, что такое сон. В течение всей ночи он время от времени подходил и подбрасывал топливо в костер. Гас не сомкнул глаз и всю ночь напролет ходил туда-сюда — Матильда даже устала от его бесконечных визитов.

— Тебе бы лучше поспать, — уговаривала она его. — Другу ты ничем не поможешь.

— Не могу спать, — признался Гас.

Из головы у него не выходила сцена избиения Калла плетью. Длинные штаны Калла стали жесткими от крови.

Наступил рассвет — Калл все еще был жив, хотя и испытывал сильнейшую боль. Подошел капитан Салазар и осмотрел пленного.

— Удивительно, — произнес он. — Мы перенесем его в фургон. Если он протянет три дня, то, думаю, выживет и пойдет с нами пешком в Мехико-Сити.

— Ты не слушал меня, — проговорила Матильда с пылающими ненавистью глазами. — Вчера я сказала, что он тебя похоронит.

Салазар ничего не ответил и отошел от них. Калла перенесли в один из грузовых фургонов, Матильде разрешили сопровождать его. За фургоном шли под строгой охраной остальные техасцы. Джонни Картидж отдал свое одеяло и теперь Калла смогли укрыть потеплее.

Утром мексиканское войско разделилось. Большая часть кавалерии направилась на север, а с ними и большая часть пехоты. С пленными остались двадцать пять кавалеристов и около сотни пехотинцев. Длинноногий с интересом наблюдал за этим маневром. Шансы в пользу рейнджеров возросли, хотя и незначительно. Капитан Салазар остался с пленными.

— Мне приказано привести вас в Эль-Пасо, — пояснил он. — Теперь нам предстоит пересечь вон те горы.

Все техасцы мучились от голода. Еда оказалась скудной — выдачи те же самые пресные лепешки, что на ужин, да жиденький кофе.

— А я-то поверил, что нас накормят, если мы сдадимся, — заметил Длинноногий, обращаясь к Салазару.

Весь день мексиканское войско поднималось в гору, к перевалу в тоненькой цепи горного кряжа. Техасцы привыкли ходить по более или менее ровным прериям. Карабкаться в гору они не умели. То и дело раздавались жалобы и проклятия, главным образом в адрес Калеба Кобба, который повел их в тяжелый поход лишь ради того, чтобы в конце перехода сдать в плен врагам. По бокам рейнджеров шагали мексиканские солдаты, так что техасцам оставалось только идти все время вверх и вперед, к облакам, закрывающим верхушки гор.

— Вот тут и живут медведи, — напомнил Длинноногий, чтобы никто не поддался искушению и не ускользнул, пока они карабкались к облакам.

Когда Калл наконец пришел в сознание, он подумал, что лежит мертвый. Матильда в этот момент вышла из фургона из любопытства — они находились в густом облаке. Калл видел лишь белую пелену. Движение на время приостановилось, и люди молча отдыхали. Калл не видел ничего, один лишь белый туман, и не слышал ни звука. Он не мог разглядеть даже свою руку — лишь боль в разодранной спине напоминала ему, что у него все еще есть тело. Если бы он умер, как подумал всего минуту назад, то было бы странно ощущать боль так же, как при жизни. А если он оказался на небесах, то очень жаль, что там холодно, неудобно и тревожно.

Вскоре, однако, он заметил в тумане какую-то фигуру — довольно большую фигуру, и подумал, что это, похоже, медведь, хотя он никогда еще не слышал, что медведи живут и на небесах. Ну, конечно же, это вовсе не небеса. А тот факт, что он ощущает боль, скорее всего свидетельствует, что он угодил в ад. Калл почему-то думал, что в аду должно быть жарко, но, вероятно, пасторы в своих проповедях ошибались. В аду должно быть холодно, и в нем должны также водиться медведи.

Крупная фигура оказалась вовсе не медведем, а Матильдой Робертс. Калл видел ее расплывчато. Сначала он смог различить только ее лицо, склонившееся над ним в туманной дымке. Он пришел в замешательство: в бреду ему являлись многие лица, возникающие и исчезающие. Часто появлялся образ Гаса, но виделся и Бизоний Горб, а уж он-то никак не мог обитать на небесах.

— Сможешь поесть? — спросила Матильда.

Калл понял, что он жив, а боль в спине — это не от адова огня, а от плети палача. Он вспомнил, что получил сто ударов плетью, но саму процедуру истязания помнил смутно. От первых ударов он сильно разозлился, а потом перестал их ощущать и в конце концов потерял сознание. Боль, которую он испытывал, лежа в фургоне, в холодном тумане, была гораздо сильнее, чем во время ударов плетью.

— Есть можешь? — переспросила Матильда. — Старый Франписко дал мне немного супа.

— Я не голоден, — ответил Калл. — Где Гас?

— Не знаю, кругом туман, Вудроу, — объяснила Матильда. — Чад опять кашляет — ему трудно дышать в тумане.

— Но Гас жив, не так ли? — спросил Калл, поскольку во время одной из его галлюцинаций Бизоний Горб убил Гаса и подвесил его вниз головой на дубе.

— Жив, он приходит сюда каждые пять минут и интересуется тобой, — сказала Матильда. — Он очень беспокоится, да и мы все тоже.

— Не помню, как меня стегали плетью — знаю, что потерял сознание, — проговорил Калл.

— Да, где-то после шестидесяти ударов, — напомнила Матильда. — Салазар еще подумал, что ты умер, но я знала лучше его.

— Убью его когда-нибудь, — с угрозой произнес Калл, — ненавижу этого гада. И убью того погонщика мулов, который стегал меня.

— Он ушел, — объяснила Матильда. — Да и вообще почти все солдаты пошли по домам.

— Но если разыщу его, непременно убью, — пообещал Калл. — Конечно, если они не везут меня на казнь.

— Нет, мы направляемся в Эль-Пасо, — сказала Матильда.

— Мы не захватили этого города, когда шли на него с другой стороны, — напомнил ей Калл.

Затем на него нахлынула красная пелена, и он замолчал. Снова в голове завертелись дикие мысли, закружились образы индейцев и медведей.

Когда Калл очнулся, они уже катили вниз по склону. Солнце сияло ярко, а рядом находился Гас. Но Калл очень устал. Чтобы открыть глаза и держать их открытыми, ему понадобились усилия, затрачиваемые на весь рабочий день. Ему хотелось поговорить с Гасом, но он так ослабел, что не мог пошевелить губами.

— Не разговаривай, Вудроу, — попросил Гас. — Лежи и набирайся сил. Матильда принесла тебе немного супа.

Калл поел супа, но во время еды опять потерял сознание. В течение трех дней он не раз терял сознание и приходил в себя. Салазар наведывался регулярно, проверяя, не умер ли он. И каждый раз Матильда всячески оскорбляла Салазара, но тот только посмеивался.

На четвертый день после экзекуции Салазар распорядился, чтобы Калл шел пешком вместе со всеми. Они шагали уже по равнине, расстилавшейся к западу от гор, там стоял жгучий холод. Калла еще сильно лихорадило, даже одеяло Джонни Картиджа мало помогало — холод пробирал его до костей.

Всю ночь он не мог успокоиться — перевертывался то на один бок, то на другой. Матильда не знала, что и делать. Она не хотела, чтобы Калл погиб от холода, но и Чадраш был ей небезразличен. Его кашель все усиливался. Казалось, он вырывается откуда-то из самого нутра. Матильда сильно встревожилась. Она думала, что Чад уходит на тот свет, что в любое утро она может проснуться и увидеть его широко раскрытые глаза, глядящие в лицо смерти. Наконец, она вынесла Калла из фургона и положила рядом с Чадрашем, а сама легла между обоими мужчинами и согревала их своим телом. Ночь выдалась светлая. От их дыхания над ними висело облачко пара. Они двигались по пустынной местности. Там было мало деревьев, а если какие и попадались, то мексиканцы рубили их на дрова для своих костров. Техасцы вынуждены были спать в холоде.

На следующее утро Салазар, не обнаружив Калла в фургоне, приказал ему двигаться пешком. Калл находился в полубессознательном состоянии; он даже не понял приказа, но Матильда расслышала и взъярилась:

— Этот парень ходить не может — я вынесла его из фургона и положила здесь, чтобы согреть, — принялась она объяснять. — Да и этому пожилому человеку тоже нельзя ходить пешком.

И она жестом руки показала на Чадраша, который так и заходился кашлем.

Салазару нравилась Матильда — она была единственная из пленников, кто ему нравился, но он тем не менее с ходу отверг ее просьбу.

— Если бы здесь был госпиталь, мы немедленно положили бы больных на кровати, — промолвил он. — Но здесь не госпиталь. Все должны двигаться в пешем строю.

— Почему надо идти обязательно сегодня? — всполошилась Матильда. — Позвольте ему проехать еще один день в фургоне — если он полежит еще немного, то, может, и поправится.

— И похоронит меня? Вот для чего вы хотите вылечить его, — отрезал Салазар и провел ладонью себе по горлу.

— Я просто хочу, чтобы он жил, — ответила Матильда, не обращая внимания на слова Салазара. — Он и так достаточно настрадался.

— Мы все достаточно настрадались, но готовы терпеть лишения и дальше, — проговорил Салазар. — Не одни техасцы будут выносить тяготы перехода. В течение предстоящих пяти дней все мы будем их терпеть. Кое-кто может и не выжить.

— Но почему? — удивился Гас. Он подошел ближе и слышал разговор. — Я, к примеру, не чувствую приближения смерти.

Салазар махнул рукой на юг. Они шли по голой пустыне. Все это время они не видели ни одного зверя, а запасы воды у них кончались.

— Эта местность называется по-испански Хорнада-дель-Муэрто, — пояснил он. — А по-английски вы называете ее Пустыня смерти.

— О чем он говорит? — спросил Джонни Картидж.

Увидев, что Гас беседует с Салазаром, к ним подошли несколько рейнджеров, и Длинноногий Уэллейс в их числе.

— Про местность, где мы находимся, — пояснил Длинноногий. — Она называется Пустыня смерти. Я и раньше слыхал что-то про нее.

— Теперь вы сделаете нечто большее, нежели просто услышите, сеньор Уэллейс, — сказал Салазар. — Вы прогуляетесь по ней. Здесь есть небольшое селение, которое мы должны отыскать сегодня или завтра. Может, жители и дадут нам немного дынь и муки из маиса. После этого у нас не будет ни еды, ни воды, пока мы не пройдем всю Пустыню смерти.

— А какова ее длина? — поинтересовался Верзила Билл. — Я хожу медленно, но если она такая суровая, то постараюсь не отставать.

— Двести миль, — ответил Салазар. — Может, и больше. Вскоре мы должны будем сжечь этот фургон — может, даже завтра. Там, где мы пойдем, дров нет.

До Калла сквозь красную пелену в его сознании донеслись голоса. Он открыл глаза и увидел столпившихся рядом рейнджеров.

— Что такое, ребята? — встревожился он. — Вроде морозно, не так ли?

— Вудроу, они хотят, чтобы ты шел с нами, — сказал ему Гас. — Как считаешь, сможешь идти?

— Я пойду, — решил Калл. — Все равно мексиканский фургон мне противен.

— Мы поможем тебе, капрал, — заверил Длинноногий. — Если понадобится, будем нести тебя по очереди.

— Если я пойду, может, мои ноги согреются, а то я даже пальцев не чувствую, — пожаловался Калл.

Многие техасцы жаловались на замерзшие ноги. На ночь они заворачивали их во все, что попадалось под руку, но это мало помогало. Некоторые из-за этого спали не более часа или двух, поэтому предпочитали сидеть и коротать время за рассказами о своих приключениях. Но Длинноногого Уэллейса холод, похоже, не брал, и он крепко спал в любую погоду.

— У нас хоть есть лошади, — заметил он. — Мы можем их съесть, как ели прежде.

— Полагаю, лошадей сожрут мексиканцы, — возразил Гас. — Это не наши лошади.

Каллу было трудно ковылять на замерзших ногах, но он все же предпочел идти, нежели лежать в фургоне и все время ощущать, как горит огнем израненная спина. Однако долго шагать он не мог. Матильда и Гас вызвались поддерживать его по бокам, но даже и так он идти не мог. Раны у него покрылись струпьями, а мышцы одеревенели — он даже застонал от глубокой боли, когда попытался взяться руками за плечи Гаса.

— Нет, так не пойдет, — сказал он. — Я лучше буду пытаться идти сам. Думаю, пойду побыстрее, поскольку согрелся.

Гас опасался медведей — он шел позади отряда и все время зорко смотрел по сторонам. Медведей он не видел, но все же заметил, как промелькнул ягуар — большая коричневая кошка проскользнула по неглубокой лощине.

И тут послышался крик из головы колонны. На бешеном скаку к отряду мчался кавалерист из авангарда, из-под копыт коня летела пыль.

— Что он так торопится? — удивился Длинноногий. — Думаешь, он наткнулся на гризли?

— Надеюсь, нет, — решил Гас. — Что-то не хочется мне повстречать медведя.

Матильда и Чадраш шли рядом с пожилым мексиканцем Франциско. Они вырвались вперед остальных техасцев. Все солдаты столпились вокруг всадника, который держал что-то в руке.

— Что это у него, Матти? — спросил подбежавший Длинноногий.

— Шляпа генерала, — ответила Матильда.

— Очень даже странно, — произнес Длинноногий. — Никогда не встречал генералов, которые теряли бы свои шляпы.