Глава 13
Степан вернулся из командировки в южные страны через неделю.
Ранним утром он выпрыгнул из вагона пассажирского поезда, чуть-чуть притормозившего на полустанке, и бодро зашагал через поле, потом вдоль лесной опушки. У большой липы свернул направо и углубился в лес.
После изнуряющей жары, после утомительно однообразного пустынного пейзажа его радовал вид зеленой травы, цветов, бабочек, насекомых, щебет невидимых птиц в густых ветвях высоких и раскидистых деревьев.
Все получилось, как они и приказывали. Все точно и по графику. Но он не очень-то рассчитывал на благодарность Солнца.
Теперь, после поездки, Степан уже видел многое и знает более чем достаточно, для того чтобы дальше не оставаться бессловесной пешкой. Есть чем пригрозить, если дело примет серьезный оборот.
– Лишь бы Антошке ничего плохого не сделали, – пробормотал Степан сквозь зубы. – А то я их... в бараний рог!
Он вышел из леса на дорогу и зашагал в сторону деревни.
– Степа-а! – окликнули его сзади.
Он обернулся и увидел бегущих к нему двоих парней из колонии. Они были одеты не в подобающую им черную форму, а в обычные «гражданские» шмотки – на одном физкультурные штаны с кроссовками и полосатый свитер, на другом клетчатая рубашка, брюки и сандалии.
– Степан, – подбежав, они бросились обнимать его, трясти за руку, как долгожданного и дорогого гостя. – Ну как там у тебя?
– Нормально. – От столь горячего приема Степан даже слегка опешил. – Все, как и договаривались. Передал, как велено.
– Пакет с тобой?
– Со мной, – Степан пошарил рукой за пазухой и с удовольствием убедился, что пакет на месте.
– Давай, – протянул руку тот, что в клетчатой рубашке.
– Не могу, – опасливо отстранился Степан. – Приказано лично в руки. Говорили, что очень важный пакет. Мне за него голову оторвут.
– Ну... Вот и хорошо. Тогда мы в деревню пойдем, – неожиданно решил клетчатый. – Ванька, пошли?
Второй пожал плечами, хмыкнул. И они зашагали рядом со Степаном.
– Как там на югах?
– Жарковато.
– Зато у нас прохладно.
– Я же недолго был, – улыбнулся Степан. – Не успел зажариться.
– Это хорошо, – снова кивнул клетчатый. – А деньги у тебя остались от командировочных?
– Остались, – вяло признался Степан, догадываясь, что сейчас его будут уговаривать потратить общественные деньги. Но врать не решился.
– Давай в деревне жратвы купим? – напрямую выложил свою нехитрую идею Ванька, шагающий по пыли в кроссовках. – Шурик, уговори Степана!
«Шурик! – вспомнил его по имени Степан. – Это же... Он еще был у Солнца в любимчиках... Вот они как встречают командировочных – трясут у них деньги... Но мне нельзя».
Степан рассудил так, что в другое время он, может быть, и купил пива, пряников или сосисок... Но сейчас, когда еще неизвестно, как там Антошка, что они с ней сделали...
А если пойти на такое нарушение... Хотя если они вышли навстречу, да еще предлагают утаить остатки командировочных, то, скорее всего, в колонии ничего не происходит. Напряженности нет.
– Степа, что ты морщишь лоб? – крепкой рукой обнял его за плечи Шурик. – Мы же не враги сами себе, никто у тебя не будет отнимать твои золотые. Ты не Буратино, да и мы не кот Базилио с лисой Алисой. Делай, как сам знаешь.
– Деньги тебе выдали на личные нужды. На еду, на... А ты сэкономил. Ну и молодец! – тихо сказал Ваня, подступая ближе с другой стороны. – Вернешь в кассу. Потом получишь снова. Для другой поездки. Так и будешь их таскать туда-сюда. А так...
– Ты же должен был их потратить? – ухмыляясь, спросил Шурик. – А ты не послушался. Не потратил. Можно ведь и так понимать.
– Не морочьте мне голову, – Степа передернул плечами, рука Шурика свалилась. – Это моя первая командировка. В следующий раз потратим.
– Мы тебе и не предлагали тратить! – возмутился делано Ванька. – Что ты выдумал?
– А я предлагаю, – Шурик снова обнял Степу за плечи. – Мы тут с Ванькой хотим зайти к одной доброй деревенской старушке. Она для нас простоквашу готовит. В кредит. До поры до времени. Ты пойдешь с нами. Хочешь пей, хочешь не пей. Не выдашь?
– Не выдам... – насупился Степан.
– Ну, мы же хотим быть уверены. Ты теперь про нас знаешь. Ты, как и мы. Никто не видел.
– Теперь тебе придется пойти с нами, – печально вздохнул Шурик.
– Да я же вам сказал, что не буду ничего никому говорить. Клянусь! – Степа вырвался из цепких рук Шурика.
Ванька слегка, но очень больно двинул Степана кулаком по печенке:
– Лучше тихо и без скандала. Мы уже по деревне идем. Тут в каждом доме глаза и уши. Вместе зайдем, потом вернемся в колонию. Денег у тебя никто не требует, жмотяра!
– Все ездят, все дают, только этот жлоб жидится, – зло сплюнул Шурик.
– Не могу я! – взмолился Степан. – Были бы мои деньги, дал бы. Честное слово!
– Они и есть твои, – Ванька распахнул калитку и пошел вперед по дорожке между высоких георгиновых кустов.
На толстых зеленых ножках раскачивались разноцветные огромные шары, похожие на бумажные китайские фонарики, которые раньше продавали узкоглазые азиаты на колхозных рынках. Красные, желтые, белые.
«Вот на цветы я бы потратился, – вздохнул украдкой Степан. – Но они же не дадут Антошке цветы передать. Еще хуже получится. Солнце решит, что это бунт. Нет, ничего хорошего меня в колонии не ожидает, – глядя на цветы, подумал Степан. – Вот только Антошку бы вытащить и дать деру!»
Шурик сзади толкнул Степана:
– Что ты ковыляешь, как больной? Быстрее шевелись!
Навстречу им из темного подвала показалась голова пожилой женщины, до самых глаз замотанная в темный платок.
– Привели оболтуса? – скривилась она, выходя на солнце и пропуская гостей на лестницу.
– Этот не будет, – хмыкнул Шурик, толкая Степана кулаком в спину. – Просто посидит.
– Знамо дело, посидит, – согласилась покладистая баба, доставая из кармана связку ржавых ключей.
В подвале было темно.
– Куда идти? – растерялся Степан, вглядываясь вперед.
– Иди на меня, – раздался слева голос Ваньки.
– Может, свечку зажечь? – спросил Степан.
– Ничего, скоро глаза привыкнут, – пообещал Шурик. – Это только первые пять лет темно кажется.
Ванька злорадно заржал.
Баба наверху захлопнула дверцу. Загрохотал засов, скрипнул ключ в замке.
– Да вы чего, ребята? – попятился испуганный Степан.
– Шутка, – хлопнул его по плечу Шурик. – Не пугайся. Конечно, никто с тобой тут сидеть пять лет не собирается. Так, немножко потолкуем...
В руке Ваньки вспыхнул луч фонарика– высветил лавку у земляной стены, потом низкий свод потолка и уперся в лицо зажмурившегося Степана.
– Не жмурься, – строго произнес Ванька. – Сядь на лавку. И жди.
– Чего? – жалобно спросил Степан. – Неужели вы из-за мелочи, из-за каких-то двух сотен рублей готовы грех на душу взять?
– Дурак ты, парень, – крякнул с досадой Шурик. – Мы тебя сюда заманили. И никакой тут простокваши, никаких денег...
– Зачем заманили? – Степан рукой прикрыл глаза от света.
– Вань, побереги батарейки, – приказал Шурик.
Снова стало темно.
– Зачем? – спросил Степан.
– Может, его прибить маленько? – предложил Ванька. – Чтоб был потише, а то лезет с разными вопросами.
– Будешь рыпаться, – грозно предупредил Шурик, – прибьем до состояния «абсолютной покорности». Сечешь, падла?
– Не понимаю, за что? – недоумевал Степан.
– Не успели подготовиться к твоей встрече. Ты же должен был только завтра утром приехать? – проговорил Ванька.
– Торопился, билеты специально поменял, – пояснил Степан. – Чтоб пораньше к Солнцу... Доложиться, как положено.
– Он и так все знает. Ему уже позвонили.
– Что-то не так?
– Да все так! Что ты ноешь? Шурик, давай я ему все-таки врежу от души!
– А пакет? – наивно спросил Степа. – Мне же надо передать!
– Там пучок нарезанной бумаги, – объяснил Шурик. – Кукла.
– Это вы меня из-за Антонины?
– Да заткнись ты! – вспылил Ванька. – Шурик, этому пацану надо врезать! Он иначе не замолчит.
– Промахнешься в темноте, – предположил Шурик.
Снова вспыхнул луч фонарика – прямо в глаза Степана.
Он не успел закрыться рукой – Ванька наотмашь вмазал кулаком...
Всю неделю Антонина провела в полном одиночестве и взаперти. Неизвестность мучила ее, а страх не давал спать по ночам.
Раз в день ей приносили сырые немытые овощи – морковь, свеклу, капусту – и ведро воды. Она пыталась выяснить судьбу Степана, угрожала милицией, просила о милосердии и помощи... Никто не отвечал на ее вопросы, не вступал в разговоры.
Она сутками напролет плакала, уткнувшись лицом в ком тряпок, служивших ей подушкой. Выдумывала фантастические планы побега.
«Вот, – думала она, – хорошо бы часовые вздремнули, а засов я бы немного подтолкнула палочкой... Он бы упал. Я бы тихонько выбралась. В деревне взяла свою машину, доехала бы до первого же отделения милиции... И там все бы им рассказала! Вот они бы... Тогда я бы и Степана нашла. Куда они его дели? Что с ним случилось? Ведь не мог же он меня тут одну бросить? С ним что-то страшное... Боже мой! Как ему помочь?»
Голова от напряжения, от голода и постоянного стресса превратилась, казалось, в один сгусток боли.
И так день за днем...
Дверь ее убогой лачужки распахнулась поздней ночью накануне ожидаемого приезда Степана. Два черных служителя и три костлявые тетки в белых балахонах молча отвели ее на берег пруда и заставили раздеться догола. Потом тетки провели ее в воду, ополоснули и вывели на берег.
– Не воняет? – спросил один из черных.
– Пока нет, – сострила тетка.
– Пошли. – Черные повели ее обратно в колонию.
Антонине показалось особенно странным и пугающим то, что в лесу не щебетали птицы. Не свиристели сверчки.
Этой ночью и в колонии была могильная тишина. Ни шепота, ни звука, ни малейшего огонька.
Дверь дома со скрипом отворилась. Тетки бесцеремонно пихнули Антонину вперед – в бездну мрака и ужаса...
За ней вошли черные.
Кто-то взял ее за руку и повел по ступеням на второй этаж.
«К Солнцу ведут, – догадалась Антонина, и сердце ее сжалось в твердый комочек. – А если я его задушу? У меня хватит сил. Мы же будем одни! Он не сможет сопротивляться... Хотя говорят, что он невероятно силен...»
– Проходи. – Перед Антониной открылась дверь.
В большой просторной комнате горели свечи в высоких канделябрах.
Стены, почти невидимая мебель, стол – все было укрыто черным бархатом. Казалось, что это в ночном бездонном небе парят огоньки свечей, поблескивает серебро столовых приборов, цветные узоры фарфоровых тарелок, хрусталь бокалов. И розы... Алые розы с капельками росы на лепестках...
– Проходи, – раздался рокочущий бас Минаева. – Сегодня я долго думал о тебе. Снова и снова я думаю о тебе. И никак не могу решиться на неминуемый поступок.
Самого Минаева нигде не было видно.
«Будет играть, – определила Антонина, – как кошка с мышкой. Вот, оказывается, что ему нужно... Ничего удивительного. Это можно было предположить. Посмотрим, что будет дальше».
– Не удивляйся. – В комнату вплыла фигура Солнца. Минаев был одет в бархатный балахон, и его не было видно. – Это великолепие не для тебя. Я никак не хотел произвести на тебя впечатление. Просто я так живу. Мне так приятнее. Я ничего не хочу скрывать от тебя. Ведь ты умная женщина и все понимаешь. Зачем эти утайки?
– Где Степан? – отважно спросила Антонина, оглядываясь.
Входную дверь, в которую вошла, она бы уже не нашла в складках черного бархата.
– Степан поехал в экспедицию. К жаркому солнцу. Ему нужно проветриться. Да и мы... Уже давно планировали эту поездку для него. Пора мальчику становиться мужчиной. Пора ответственно относиться к делу. Пора совершать важные и нужные поступки. Мне кажется, вы того же мнения?
– Безусловно, – подтвердила Антонина.
– Но взялись, так сказать, с другой стороны, – усмехнулся Солнце, – ученый... Психолог. Изучаешь нас, значит, как подопытных кроликов...
– Каждому свое, – проговорила гостья.
– Если бы так, – хозяин горестно вздохнул, выказывая скорбь по несовершенствам мироздания. – Но ведь не получается! Не может народ чинно и благородно отдавать кесарю кесарево, а Богу – богово. У нас все через край! Уж если любовь, то до гроба! Да так, чтоб кости трещали! Разве вы любите вашего бедного мальчика по-другому? Разве вы не готовы ради него взойти на костер?
– Я бы хотела для начала с ним посоветоваться.
– Давайте выпьем хорошего красного вина? – Минаев подошел к будто парящим в воздухе столовым приборам, поднял хрустальный графин – в бокалы полилось густое багровое вино.
– Подходите ближе, – позвал Солнце. – Я, конечно, могу и поднести...
– Ничего, ничего, – Антонина подошла и взяла бокал.
Минаев слегка тронул своим бокалом край ее бокала.
– За любовь! – провозгласил он.
И выпил большими глотками.
Антонина только чуть пригубила.
– До дна, – потребовал Великое Солнце тоном, не терпящим возражений. – Уж если я выпил за вашу любовь, то и вам следовало бы... Вот и умница. Еще глоточек!
Вино оказалось чуть солоноватым, плотным и необыкновенно текучим – просто само лилось в горло!
– Ай да молодец! – похвалил Солнце, принимая пустой бокал. – Если вы чуть-чуть подвинетесь вправо, то сможете сесть в кресло. Прямо за вами! Так.
Антонина на ощупь рукой определила местоположение кресла и слабовольно повалилась, ощущая в голове приятное кружение.
«Вот и все! Он меня споил... Сейчас и начнется. Ну и пусть! Это как наркоз. Так даже лучше. Нужно расслабиться...»
– Судя по тому, как вы расставили колени, – ядовито заметил Солнце, – у вас какие-то эротические фантазии.
– Это у вас шизоидные... мечтания, – разозлилась Антонина, сжимая плотно колени. – Вы меня пригласили только слушать?
– Вот именно! Только слушать! Вы слушаете меня. А я вас! Вы умный человек! Вы же сами видите, что тут творится. У меня бабья полный гарнизон! Целый курятник! Дефицит в другом.
– В чем же?
– Это же элементарно! – рассмеялся тот. – В пристанище дураков дефицит... умных собеседников. Разве не так? Разве не умное слово так очаровало нашего мальчика? Или вы находитесь в плену иллюзий относительно собственных чахлых прелестей?
– У вас так принято развлекать пленных дам?
– К развлечениям мы приступим позже. Обещаю! А пока несколько ознакомительных вопросов. Вы представились студенткой математического факультета, если я не ошибаюсь?
– Не ошибаетесь.
– Ошибаюсь, милая! Ошибаюсь! Вот ведь какая досада! Ошибся маленько. Ведь никакая вы не математичка. Правда?
– Правда.
– На самом деле вы психолог. И занимаетесь так называемыми тоталитарными сектами. Впрочем, ладно, все это ерунда.
– Ерунда, – повторила Антонина, остатками сознания цепляясь за слова. Она крепко охмелела. – Я вам, если хотите, все расскажу.
– Не надо. Я и так все знаю. Вот только тетрадочку с закавычками не всю прочитал. Зачем было так мучиться? Ведь у меня есть люди, которые могут расшифровать ваши записи. Работы на десять минут. А я теперь мучайся! Я не могу привлечь их к расшифровке текста. Не хочу развращать молодежь натуралистическими описаниями ваших сексуальных переживаний и опытов.
– Там этого нет.
– А что же? Чем барышня сердце свое тешит? Для кого бумагу марает?
– Для себя. На память.
– Узелок завяжется, узелок развяжется, – зловеще пропел Солнце, приближая к Антонине свое неестественно белое на черном фоне лицо. – Ну... А мы с тобой... только то, что кажется. А какие фотографии вы делали? Для чего?
– Для журнала. Хотела еще статью написать.
– Мало пленки взяла. Это раз. А потом... Почему же из-за угла? Мы бы с радостью попозировали. И я, и мои ребята. Зачем эти таинственные слежки, этот спрятанный в сарае автомобиль? Играете в шпионов?
– Дайте нам уйти, – произнесла Антонина, пытаясь отстраниться и встать.
– Не могу! – рассмеялся Минаев. – Это не в твоих силах!
– В моих!
– Вы пытались разложить мою сплоченную колонию. Вы хотели показать, что у каждого из них может быть свой собственный, отдельный объект для любви и поклонения и что они могут быть счастливы без меня.
– Могут! – заорала изо всех сил Антонина, порываясь подняться.
– Не могут. Я им не дам.
– Стоп, стоп, стоп, – Антонина с трудом разлепила веки. – А где обещанный умный разговор? Зачем я здесь?
– Все-таки единственное, чего вы ждете, – это насилие, – поднял брови Солнце. – Женщина, ничего другого вы не можете вообразить. Увы... Я ошибся... Снова и снова... Давайте лучше выпьем еще раз – за любовь!
– Еще раз за любовь, – согласилась Антонина, поднимая бокал.
Они чокнулись – гулкий хрустальный звон...
Снова вино словно само собой пролилось по языку, чуть обжигая.
– Любовь, – сказал Солнце, хищно облизываясь, – это огонь и жизнь. Это сила и душа! Энергия, стремление! И наслаждение! Вот и вино, которое я вам приготовил. Специально. Это же натуральная... Душа... Как в Писании сказано... А вы и не заметили...
Антонина так и не узнала состава фантастического напитка, так как после второго бокала потеряла сознание.
Ее измученный организм не выдержал испытания.
– Эй, ребята! – позвал разочарованный Минаев. – Уберите отсюда это бесчувственное тело.
Из черноты выделилось черное:
– Куда ее?
– Подержите у себя. А завтра, когда будет готово сооружение, когда приедет этот соловей Степа... Мы вместе отправим в иные миры.
– Строить сейчас начнем? Чтоб к утру...
– Не надо. Лучше мы их подержим, выдержим, подготовим... А строить начнем завтра с утра, чтоб каждый мог видеть, чувствовать, соображать и делать правильные выводы. Плавно перейдем от возведения сооружения к самому действию!
– Воспитательный момент, – засмеялся довольный черный. – А можно, мы эту девку того малость, а?
– Грех это, – серьезно сказал Солнце. – У нее душа отлетела. Проснется, тогда сами решайте. А пока...
Минаев отошел в сторону, дернул рукой – распахнулись черные портьеры, и за окном обнаружилось светлое лесное утро.
Над прудом, окутанным легкой дымкой, в розовом свечении поднималось солнце!
– Будите плотников, – приказал он. – Мои люди сегодня должны проснуться под звук погребальных топоров. И должно быть готово часам к семи. Я произнесу проповедь. Потом, когда сядет солнце, – сама акция... До ночи. И ночь... А к утру не должно остаться и следов. Во время самой акции и после нее строго охранять всю территорию, чтоб никто не просочился. Ни туда, ни сюда. Ясно?
– Будет исполнено!
И было так, как повелел Великое Солнце.
Целый день мужики с топорами и ножовками пилили, сколачивали, из досок собирали что-то грандиозное и сложное. У каждой группы плотников были свои отдельные и особенные чертежи.
К полудню стало вырисовываться нечто ужасающее – фантазия Минаева породила некую помесь костра инквизиции и лабиринта...
– Вот что случается с человеком, забывшим о божественном тепле и любовной энергии Солнца! – приговаривали черные, наблюдая за реакцией недовольства простых колонистов.
– Неужели их взаправду казнят? – удивлялись люди.
