10

Вернулся домой я во втором часу ночи. Маша, свернувшись калачиком, спала на диване. Я укрыл ее шерстяным пледом и несколько минут спустя лег спать и сам.

Несмотря на все передряги этого длинного дня и сильную усталость, я никак не мог заснуть. Итак, я втянулся в странную историю, никак не связанную с моей настоящей профессией. С другой стороны, мог ли я отказать Мартемьяновой? Даже если моя роль будет заключаться только лишь в обеспечении контактов с Грязновым и, возможно, с Турецким, я обязан был согласиться. В конце концов, мы все делаем одно дело.

С этими мыслями я провалился в глубокий сон.

Разбудили меня слова странной песни, доносившиеся с кухни:

Голос был женский, и я сразу вспомнил о присутствии в моем доме Маши Пташук, которую я вчера спас от неминуемого обморожения.

Кроме голоса с кухни доносились вкусные запахи, заставившие в свою очередь мой желудок припомнить, что с девяти часов вечера прошлого дня у меня во рту не было и маковой росинки. Глянув на часы, я чуть не вскрикнул – полдень!

Я вскочил как ошпаренный, а потом понял, что торопиться мне, собственно говоря, некуда. В консультацию я все равно опоздал – до конца приема мною граждан осталось два часа. А больше у меня никаких дел и нет... Кроме, пожалуй, похищения дочери депутата Мартемьяновой. А эта работа требует ненормированного рабочего дня.

Хуже всего было то, что вчера, ложась спать, я выдернул телефонный провод из розетки, чтобы ничто не помешало моему глубокому и здоровому сну. А значит, ни Мартемьянова, ни Грязнов дозвониться мне не могли. Будем надеяться, что и не пытались.

Я включил телефон, натянул брюки и отправился на кухню.

Маша стояла рядом с плитой и поджаривала яичницу.

– Привет! – сказал я, пытаясь образумить свой желудок, который настойчиво требовал пищи.

– Привет. – Маша повернулась и приветливо улыбнулась. Надо сказать, она выглядела гораздо лучше, чем вчера. На щеках появился румянец, глаза заметно повеселели. – Будете яичницу? – спросила она.

– Давай-ка без церемоний. Перейдем на «ты». Ладно?

– Угу.

– А яичницу буду. Из трех яиц. С колбасой. И с...

Договорить мне не удалось. Потому что в комнате зазвонил телефон. Ну вот, начинается.

Это оказался Слава Грязнов.

– Юра, что случилось? – начал он без всякого предисловия. – Я звоню с самого утра.

– М-м... с телефоном были неполадки.

– Давай дуй на Петровку. Я тебя жду. Есть новости.

И бросил трубку. Грязнов в своем амплуа.

Но делать нечего. Раз уж взялся, надо раскручивать это дело.

Я проглотил поджаренную Машей яичницу, почти залпом выпил кружку кофе с молоком и прожевал тост.

– Ну что мы с тобой делать будем? – задал я ей вопрос, который давно вертелся у меня на языке.

Маша резко погрустнела:

– Не знаю. Может, я пока у вас... Вы не бойтесь, я ничего такого не сделаю. Дом не сожгу. И... и не украду ничего.

Я пожал плечами:

– Воровать у меня нечего, как ты уже могла убедиться. Но надо решать в принципе, что делать дальше. Как я понял, в Бердичев возвратиться ты не можешь?

Маша кивнула:

– Петя меня прибьет на второй день. Нет, даже на первый.

– Родственников нет. И паспорта нет.

Она снова кивнула:

– И денег. Правда, можно продать пистолет...

– Ну нет уж. Про пистолет забудь. Я и так совершаю преступление, укрывая преступницу. Не забывай, что ты убийца троих человек! Какими бы они подонками ни были, убийство есть убийство.

Маша заплакала:

– Вы ведь не сдадите меня в милицию?

Я промычал что-то неопределенное. Честно говоря, окончательного решения еще не принял. В том, что Маша получит в случае возбуждения уголовного дела лет пять в самом идеальном случае, я не сомневался. Ко всем ее мытарствам еще загреметь на зону? Но с другой стороны, как ни крути, преступление она совершила. Я чувствовал, что решить эту задачу самостоятельно мне не по силам. Надо посоветоваться со старшими товарищами. С Александром Борисовичем Турецким, например.

– Короче, так. Сидишь тихо, как мышка. Телефонную трубку не поднимаешь, к входной двери ближе чем на пять шагов не подходишь. Электроприборы не включаешь. С газом поосторожнее. А что с тобой делать, мы придумаем. Обещаю.

Слава Грязнов сидел за своим безбрежным столом и разговаривал по телефону. Когда я вошел, он, не отнимая трубки от уха, указал на стул и продолжал разговор. Я сел.

– Да... да. Этот вопрос надо срочно решать... да, как можно скорее.

Он положил трубку.

– Здорово, Юрок.

– Здравствуйте, Вячеслав Иванович.

Грязнов поморщился:

– Слушай, сколько раз тебе говорить, чтобы ты называл меня просто по имени? И на «ты»? Может, ты плохо по-русски понимаешь? Или с памятью что-то?

Я кивнул.

– Ну ладно, разговоры оставим на потом, – продолжил Грязнов, – а теперь у меня есть новости для тебя. Во-первых, мы возбудили уголовное дело.

– Но как же с просьбой Мартемьяновой?

– Не волнуйся. Мы открыли дело под грифом «Совершенно секретно». Так что никто ничего не узнает. Во-вторых, следователем назначен Саша Турецкий. А в-третьих...

Он поискал среди бумаг на столе и вытащил одну из них.

– Вот. Зачитываю. Спецдонесение. Сегодня ночью на тридцать пятом километре Варшавского шоссе инспекторами ГИБДД Ковалевым и Веденяпиным в соответствии с разосланным всем постам распоряжением была предпринята попытка задержания автомашины «ВАЗ-2109» темно-вишневого цвета, государственный номерной знак «н976в». Машина под означенными номерами двигалась по Варшавскому шоссе в направлении от Москвы в районе трех часов сорока минут ночи. Машина следовала с превышением скоростного режима, и инспекторы предприняли все возможные действия для задержания. В результате наезда Ковалев и Веденяпин получили серьезные ранения и сейчас находятся в больнице имени Склифосовского. Пассажиры автомобиля с места происшествия скрылись, так что их задержать не удалось. Ну как?

– Я и не ожидал, что результаты будут так скоро.

– Я тоже. Кстати, между нами говоря, эти доблестные инспекторы оказались вусмерть пьяными. Просто в дугу. И скорее всего, бросились наперерез машине просто по пьяни. Видимо, это их и спасло: после такого удара не выживают. Но в любом случае, цель достигнута – машина найдена. Это, может быть, хорошо. Но может быть, и плохо. Мы могли их спугнуть, не исключено, что преступники теперь заволнуются. В любом случае нам надо на этого «ботана» Костю Маковского просто молиться. Кстати, Мартемьянова не звонила?

Я покачал головой:

– Нет. Надо бы поскорее осмотреть машину.

– А сейчас мы с тобой туда и отправимся. Как только мне сообщили о происшествии, я отправил людей охранять машину. И послал туда группу из экспертно-криминалистического управления ГУВД. Думаю, они что-то уже обнаружили. Сейчас, только несколько звонков сделаю. Ты же понимаешь, работа...

Мы были на месте через час. Темно-вишневая «девятка», уткнувшаяся носом в кювет, находилась под охраной двух милиционеров. На асфальте я разглядел темные пятна, – видимо, кровь незадачливых Ковалева и Веденяпина. Грязнов тут же направился к «девятке». Я последовал за ним. Милиционеры козырнули и отошли. Эксперты-криминалисты давно приступили к работе – обрабатывали руль, ручки дверей и ровные поверхности салона дактилоскопическим порошком, снимали отпечатки пальцев, искали другие следы.

– Ну что, ребята, – обратился к ним Грязнов, – есть что-нибудь?

Один из экспертов-криминалистов поднял голову:

– Следов пальцев полно. Но больше почти ничего нет. Ни на полу, ни в бардачке. Думаю, они, перед тем как удалиться, выгребли все.

– Это ясно. Тем более погони они не опасались. Инспектора-то были без сознания. Ну а что-нибудь хотя бы нашли?

– Только вот это.

Старший из специалистов ЭКУ протянул нам три бумажных конверта.

– Пойдем в нашу машину, чего на морозе топтаться, – предложил Грязнов.

Первый конверт содержал окурок сигареты «Петр Первый».

– Так, – сказал Грязнов, – «Петрушу» курили.

– Что? – не понял я.

– Эти сигареты так ласково называют небогатые слои населения, которые их и курят. Хотя сигареты вполне приличные. Окурок свежий, не окаменевший. Значит, кое-что уже имеем: преступник носит в кармане початую пачку «Петра Первого».

– Угу, – иронично заметил я, – можно начинать розыск.

Грязнов вздохнул и открыл второй конверт. Там находилась женская заколка для волос.

– Ого, это уже что-то, – обрадовался Грязнов.

– Надо показать заколку Мартемьяновой. Чем черт не шутит...

Грязнов протянул мне конверт:

– Знаешь что? Не будем пока что очень уж напирать на Мартемьянову. Поэтому, хоть это и не совсем соответствует процессуальным нормам, покажи-ка ей эту заколку сам. Может, и узнает.

Я кивнул и взял конверт.

– Будем считать, что ты теперь представитель потерпевшей стороны. Так, посмотрим, что там еще.

Третий конверт содержал монетку. На ней значилось: «25 копiйок». На оборотной стороне красовались трезубец и не оставляющая никаких сомнений надпись «Украина».

– Ну вот. По крайней мере теперь можно с большой долей уверенности предположить, что звонившие Мартемьяновой и сидевшие в машине – одни и те же лица, – задумчиво сказал Грязнов, вертя в руках монетку.

– Но о самих бандитах ничего мы не узнали, – посетовал я.

– А ты рассчитывал обнаружить в машине их визитные карточки, – насмешливо отреагировал Слава, – я считаю, то, что мы нашли, – уже немало. Знаешь что, ты поезжай к Мартемьяновой. Узнай что и как. Покажи заколку. А потом приезжай на Петровку часам к пяти. Я как раз освобожусь, посидим покумекаем. Лады?

– Может, в Склиф? Вдруг эти Веденяпин с Ковалевым что-то видели?

– Вряд ли. Скорее всего, машина их сшибла, потеряла управление и упала в кювет. Так что запомнить они ничего не могли. Зря прокатишься.

– А может, сразу к Александру Борисычу поехать? – Надо сказать, я хотел с ними обсудить еще и вопрос Маши Пташук. А лучшего советчика в этом вопросе, чем Турецкий, думаю, не сыскать.

– Само собой, – пожал плечами Грязнов, – от Мартемьяновой сразу к нему.

Мы уже подъезжали к Москве.

Мы договорились с Еленой Александровной, что я буду звонить исключительно на мобильник. Кто знает этих бандитов, может, они ее домашний телефон прослушивают?

– Я сейчас в Думе, – ответила она мне на просьбу встретиться, – приезжайте, я вам выпишу пропуск. Надеюсь, хотя бы здесь бандиты за мной не следят.

Я недоверчиво хмыкнул и поехал в Государственную думу.

Как ни странно, пропустили меня почти без всяких формальностей. Проверили фамилию в списке и заставили пройти через металлоискатель, как в аэропорту. Затем я поднялся на шестой этаж, где находился кабинет Мартемьяновой.

Она ждала меня за столом, заваленным грудами бумаг.

– Здравствуйте, Юрий Петрович. Присаживайтесь.

Я сел.

– Какие новости, Елена Александровна? Звонков не было?

Мартемьянова покачала головой:

– Не понимаю, что им нужно?

– Думаю, в свое время мы об этом узнаем. А пока что по делу о похищении вашей дочери возбуждено уголовное дело. Под грифом «Совершенно секретно», так что вы можете не опасаться огласки.

Я вытащил из кармана конверт:

– Елена Александровна, посмотрите, пожалуйста, внимательно. Вам знакома эта вещица?

Мартемьянова взяла заколку и побледнела.

– Это заколка Оли. Где вы ее нашли?

– Благодаря тому что я знаю начальника МУРа лично, сведения, которые этой ночью сообщил Костя, были немедленно переданы всем постам. И машина была задержана. Правда, пассажирам удалось уйти.

Я не стал вдаваться в подробности ночного времяпрепровождения инспекторов ГИБДД. Депутат все-таки, человек, облеченный какой-никакой властью. Еще разнервничается, начнет запросы куда не надо слать. А в ее положении резкие телодвижения противопоказаны.

– А есть какие-то следы?

– К сожалению, почти никаких. Единственная надежда – на то, что обнаружатся следы отпечатков пальцев.

Мартемьянова закусила губу. Было видно, что она еле сдерживается, чтобы не разрыдаться...

– Елена Александровна, вы должны проанализировать каждый свой шаг, каждую встречу на протяжении нескольких последних месяцев. Чем скорее мы узнаем, что же за документы требуют бандиты, тем быстрее сможем найти Ольгу.

Мартемьянова только покачала головой:

– Я не знаю.

На Петровку я приехал около пяти. Турецкий уже был в кабинета Грязнова. Они сидели за столом и цедили из маленьких рюмочек замечательный коньяк «Ахтамар», аромат которого заполнил весь кабинет и, казалось, даже приемную.

– А-а, Юра, здорово, – Турецкий поднялся и протянул ладонь, – сколько лет...

– Садись, – сказал Грязнов. – Я тут Сашу уже ввел, так сказать, в курс дела.

Мне сразу же налили рюмку коньяку и заставили выпить. Я не сопротивлялся: и Грязнов и Турецкий свято верили, что хороший коньяк способствует мыслительному процессу и развивает интуицию. Ополовиненный «Ахтамар» свидетельствовал о том, что настроены они решительно.

– Закусывай. – Слава пододвинул ко мне блюдечко с тоненькими ломтиками нарезанного лимона. – Итак, рассказывай. Какие новости?

– Мартемьянова узнала заколку. Она принадлежит ее дочери.

Турецкий развел руками, как бы показывая: «Я же говорил!»

– Хорошо, хорошо... Называется – если уж поперло, так поперло. Это уже что-то. Насчет машины я навел справки. Она была угнана полтора года назад в Питере. Номера фальшивые, на двигателе и всех частях перебиты. Настоящий владелец машины под этими номерами подтвердил, что его машина на месте.

– А пальцы?

– Тоже ничего. В российских картотеках такие следы не числятся.

– Естественно, – вставил Турецкий, – надо посылать запрос в Киев.

– Ага, – иронично поддакнул Грязнов, – и получим ответ через полгода.

– Это в лучшем случае, – подтвердил Александр Борисович, глотнув коньяку и блаженно сощурившись, сделал несколько маленьких глотков. – Значит, мы не имеем практически ничего?

Мы с Грязновым разом кивнули:

– Да.

– Главное, – размышлял вслух Грязнов, – вроде и номер машины определили, и вот заколку нашли. А никаких следов...

Турецкий вздохнул и выдал:

– В общем, я так скажу, братцы кролики. Надо трясти эту депутатшу. Или депутатку? Как правильно?

– Не важно, – недовольно поморщился Грязнов.

– Короче, эту Мартемьянову. Поверь моему опыту, Юрок, – Турецкий повернулся ко мне, – она что-то недоговаривает.

– Что может недоговаривать человек, у которого похитили дочь? – возразил я. – По-моему, в таких случаях все карты выкладываются на стол...

– ...Не считая тех, которые остаются в рукаве, – окончил мою фразу Турецкий. – Ты пойми, Мартемьянова занимается политикой чуть ли не с пеленок. А у политиков мозги набекрень – это уж поверь моему опыту. У них мироощущение совершенно другое, чем у нас, простых смертных. Да ты и сам знаешь, если телевизор регулярно глядишь. У них все ценности смещены. То, что для нас кажется ненормальным, для них – самое то. И соответственно, наоборот.

Турецкий разлил коньяк по рюмкам, с сожалением глядя на неумолимо уменьшающийся объем жидкости в бутылке.

– Не волнуйся, Сашок, у меня еще есть, – Грязнов явно читал мысли своего старинного друга.

– Это хорошо... – Турецкий не спеша допил рюмку.

– Но как же так, она все-таки мать... – попытался возразить я.

– Мать-перемать, – передразнил меня Турецкий, – если бы это был обычный человек – тогда другое дело. Тогда я ни слова бы не сказал. Но политик... Знаешь такое словосочетание – «система сдержек и противовесов»? Говорят, наш президент ее изобретатель и большой специалист по этому делу. А вообще, вся верхушка на этом и держится. На каждого демократа приходится коммунист, на каждого западника – почвенник, на каждого правого – левый. И вроде все тихо, спокойно, никто не дерется. До поры до времени, во всяком случае. Это как с ядерным оружием. Если бы, к примеру, у нас его не было, американцы, возможно, давно бы нам вторую Хиросиму устроили. Думаю, что, возможно, и наоборот – мы им, если б подходящий случай подвернулся. А так – миру мир. Пока что, во всяком случае, до этого дело не дошло. А между самими политиками та же история. Кто-то что-то знает, держит в сейфе сведения, компромат. При этом у его соперника компромат на того. У этого – кассета с девочками в бане, у того – справка из швейцарского банка о миллиардных счетах. Вот и ходят они по коридорам, друг другу улыбаются, хотя придушить друг друга готовы. И придушили бы, но нельзя: система сдержек и противовесов. Так что, я думаю, на Мартемьянову тоже где-то у кого-то какие-нибудь факты имеются. Значит, и ей приходится добывать что-то. Не исключено, что она и добыла очень важные сведения. Настолько важные, что ее противники пошли на крайнюю меру – похитили дочь. Вот и все.

– Но почему в телефонных разговорах они не сказали, что за документы им нужны?

Турецкий покачал головой:

– Так не бывает.

– Что – не бывает? – не понял я.

– Так не бывает, чтобы человек, у которого что-то требуют, не знал, что именно.

– Но я слышал запись телефонного разговора.

– Значит, в этом разговоре содержалась информация о том, какие именно документы им нужны. Значит, они на сто процентов уверены, что Мартемьяновой это прекрасно известно, – упорствовал Турецкий, – ты подумай хорошенько. Проанализируй каждое слово.

– К сожалению, у меня этой пленки нет.

– Вот видишь. Надо сразу такие вещи соображать. А вообще, ты же не знаешь, что предшествовало этой беседе. О чем твоя Мартемьянова...

– Почему это «моя»? – обиделся я.

– Ну ладно, не твоя. Общественная, – хохотнул Турецкий, – так вот, ты же не знаешь, с кем она встречается, с кем разговаривает, с кем делишки прокручивает. Фактически ты ничего о ней не знаешь.

Я открыл было рот, чтобы возразить, но Турецкий не дал.

– Только не говори, что никаких делишек она не прокручивает. Никогда не поверю. Уже одно то, что в наше время человек занимает государственную должность или, к примеру, является депутатом, министром, высокопоставленным чиновником, характеризует его определенным образом.

Турецкий щелкнул зажигалкой, выпустил струю сигаретного дыма и закончил:

– И в подавляющем большинстве случаев только сведения, каким образом он занял эту должность, уже являются компроматом. И почище всяких там мифических проституток на явочных квартирах или в бане. Это серьезный компромат. Настоящий. Смекаешь, Гордеев?

Я знал, что Турецкий не разбрасывается версиями. И на политиках собаку съел. И если он так настойчиво отстаивает свою идею, значит, что-то в ней действительно есть. Только вот что?

– Ну хорошо, – сказал я, – предположим, она знает, что именно требуют бандиты. Почему же не отдаст им и дело с концом? Для чего я-то нужен?

Турецкий покачал головой, словно поражаясь моей непроходимой тупости.

– Как всякий дальновидный политик, она играет на всех фронтах сразу. То есть в ситуации с тобой она действует так, как бы действовал нормальный человек на ее месте: в милицию идти нельзя, значит, надо найти кого-то, кто предпринял бы меры к розыску дочери. А если дело выгорит и мы поймаем бандитов? Мартемьянова в сплошном выигрыше – документы на месте, дочка дома, противник получил нокаут. Если нет, всегда есть последний шанс – отдать документы и получить дочь назад. Логично?

Честно говоря, логика Турецкого не совсем была мне понятна, но я посмотрел на Грязнова и убедился, что тот, во всяком случае, с Александром Борисовичем согласен. Ну раз эти два зубра согласны, то я... наверное, тоже.

– То есть она подготовила себе отходные пути на все случаи. Только ты не думай, я не хочу сказать, что она такой бессердечный человек, что только о себе думает, пока ее дочь у бандитов неизвестно где. Скорее всего, Мартемьянова действует так интуитивно, по выработанной годами привычке. Понимаешь?

– Кстати, – внес свою лепту в разговор Слава, – не исключено, что Юра вызван, просто чтобы создать видимость поисков.

Турецкий внимательно посмотрел на него:

– Помощник?

Слава поднял брови:

– Не исключено...

Я понял, что тягаться с этими шерлокхолмсами мне не под силу. И пытаться не стоит. Мое место – в юрконсультации № 10.

– Но ведь искать-то девочку нужно.

Грязнов и Турецкий посмотрели на меня с жалостью.

– Конечно, – терпеливо объяснил Турецкий, – искать мы будем в полную силу. Тем более что уголовное дело уже возбуждено. Может, что-то и найдем. Но пока что для этого фактов очень мало. И соответственно, встречаться с Мартемьяновой мне особенно и не нужно. Кто знает, может быть, за ней слежка... А ты, Юра, не показывай и вида Мартемьяновой, что в чем-то ей не доверяешь. Созванивайся, интересуйся, какие новости. Если что-то интересное – сразу к Славе или ко мне. Но думаю, сейчас мяч у Мартемьяновой. В какую сторону она его бросит – загадка. Но бросит она его обязательно. Так что будем ждать.

– Будем ждать, – подтвердил Слава.

– Тут у меня еще одно дельце к вам. Совет требуется.

Я вкратце рассказал Грязнову и Турецкому историю с Машей Пташук.

– Украинка, говоришь? – Турецкий задумчиво барабанил по столу. – Слушай, не много ли украинцев для одного раза? Может, здесь какая-то связь имеется?

– Нет, это никак не связано с Мартемьяновой. Я подобрал Машу Пташук на улице совершенно случайно.

– Ну что ж, может быть... – с сомнением покачал головой Турецкий.

– Я что-то не помню сообщений о трех трупах в квартире, – сказал Грязнов.

– Лежат себе тихо-спокойно. Пока соседи тревогу не забьют. А может, дружки уже вывезли их за город, на свалку. Честно говоря, между нами, туда им и дорога. Меня в этой истории больше всего интересует этот самый богатей в загородном дворце. Как его?

– Владимир Максимович.

– Вот-вот. Твоей знакомой повезло не только потому, что она выбралась целой-невредимой, но еще и потому, что видела крестного отца. А значит, в случае чего, может его опознать. Имя-отчество, конечно, ненастоящие. Как с делами разберемся, посадим ее за фотографии. Пусть смотрит. Может, кого и узнает.

– Значит, – с облегчением резюмировал я, – про тройное убийство пока не вспоминаем?

– Пока – нет. Рано или поздно трупы найдут. С другой стороны, не исключено, что она эту историю на ходу выдумала. Хотя и не похоже. В любом случае как свидетель она для нас более важна, чем как обвиняемый. Так что если ты не боишься, что она тебя ночью по горлу ножичком чикнет, то пусть пока у тебя поживет. Если нет – мы ее сюда, на Петровку, в камеру определим. В хорошую камеру, со всеми удобствами. Да, Слава?

Грязнов кивнул.

– Пожалуй, не надо, – возразил я, – пусть у меня поживет.

– Ну я в этом не сомневался, – хитро подмигнул Турецкий, – симпатичная?

– Ничего.

– Ты смотри мне, Гордеев, – погрозил пальцем Слава, – важного свидетеля не попорти!

– Ну а если трупы будут найдены? – спросил я.

Грязнов развел руками:

– Ну тогда, брат, ничего не поделаешь. Убийство есть убийство. Это не шутки. И за него отвечать придется.

– Но это же «необходимая оборона». Статья тридцать седьмая. А в соответствии с ней действия не являются преступными.

– Это еще доказать надо.

– Угу, – грустно кивнул я, – значит, ее задержат, потом как минимум год в Бутырке, пока она будет суда дожидаться, потом эти бандиты могут ее достать... Кстати, в тюрьме и достанут. Думаете, это будет правильно, Вячеслав Иванович?

– Юра прав, – сказал Турецкий, – девчонка и так на нервах вся.

– Ребята, – возмутился Грязнов, – вы в своем уме? Вы хотите укрыть убийцу? Какой-то заговор просто в кабинете начальника МУРа.

– Ну зачем ты так, – Турецкий задумчиво потер подбородок, – конечно, мы возьмем ее тут же на поруки. Так что Бутырка ей не светит. Но это только когда будут найдены трупы.