Глава 5
Наутро, уже в машине, отвозя Гордеева домой, Ирина продолжила рассказ.
«Олег Дейнека, как я уже говорила, к тому времени стал председателем областного спорткомитета. К нему иначе как «господин Дейнека» и не обращались. Большой человек! А при старом-то председателе такое творилось! Сказать «воровали» – это ничего не сказать. Там такие дела творились, я вам описать не могу. В свое время спорту дали большие льготы... Ну и использовали их на полную катушку. И грязные деньги отмывали, и контрабанду через границу возили... И все это с поощрения губернатора, нашего дорогого Валеева творилось. Не сомневаюсь, что он с этого свою немалую долю имел.
А Олег ведь понимал все, уж сколько они с Сашей об этом разговаривали – и не передать! Олежек в спорткомитет сразу после института пришел, он ему как родной стал, очень он переживал, а сделать не мог почти ничего. Только вот, видать, граждане уголовнички не поделили между собой чего-то, и бывшего председателя в собственной машине подорвали. И я теперь так понимаю, понадобился им человек со стороны, чтобы как кукла в этом кресле сидел и им не мешал свои дела проворачивать и добычу делить. Думали, что будут ему кусочки подбрасывать, а он доволен останется. Конечно, заместитель был первым кандидатом на этот пост.
Но недооценили они Олега. Он с первого же дня своего назначения начал порядок наводить. Разогнал всю эту шушеру в два месяца. До сих пор не понимаю, как ему это удалось. Опять временное затишье началось. Перед бурей, как потом выяснилось.
Стало тут на наш город новое стихийное бедствие надвигаться – выборы. Валеев свой срок положенный отработал, материальное состояние поправил и столько еще сделать задумал, а тут такая катастрофа!
И тогда у моих ребят бредовая идея появилась. Приходит как-то к нам Олег и говорит:
– Вот что, Саша, ты у нас в городе один из самых уважаемых людей. Только с твоей энергией и можно в этом бардаке порядок навести. Надо тебе в губернаторы баллотироваться.
– Да ты что! – Саша сначала от неожиданности опешил. – Не люблю я все это. Политика не для меня.
– При чем тут политика? Речь о нашем городе идет. И об области. Я же тебе не президентом предлагаю стать и не партию организовать. Здесь не политик нужен, а хороший хозяйственник. А кто, как не ты, с этим справится?
Они еще долго беседовали, и наконец Саша сказал:
– А знаешь, Олег, ты прав. Самому этот беспредел надоел. Стоит попробовать.
Тут уж я руками замахала. Никогда с мужем о его делах не спорила, а здесь просто насмерть встала. Чувствовала, что добром вся эта затея не кончится. И отговаривала, и уговаривала, и условия ставила – все впустую. Уперся как баран рогом.
– Надо, – говорил, – с себя начинать. А то все только жаловаться могут и бездействуют. Так, конечно, ничего не изменится. Надо за дело браться. И вообще, чего ты переполошилась? Я же не на войну ухожу. А ты что, не хочешь первой леди города стать?
Шутил тогда, не знал, что самая настоящая война получится.
Через некоторое время Саша официально заявил о своем желании участвовать в выборах, и вот тут-то все и началось...
Неожиданно устроили в детском спортивном центре проверку! Представляете, при детях «маски-шоу» устроили! Отряд ОМОНа с оружием вломился в здание, всех на пол положили. Перебили всю оргтехнику, такой разгром учинили, на ремонт месяц ушел. В кабинетах все бумаги проверили, какие-то контракты, отчеты унесли. Что искали – непонятно. А у нас тогда как раз договор с немецкой благотворительной организацией намечался. Была возможность детей в Германию по обмену направлять. Немцы, как про эту историю услышали, в тот же день улетели. «Извините, – сказали, – господин Васильев, но в вашу варварскую страну мы не только своих детей не пустим, а даже матерых уголовников не отправим».
На этом злоключения не закончились. Они только начинались... Я как в воду глядела, когда пыталась не дать Саше в губернаторы баллотироваться. Не жизнь у нас пошла, а фильм ужасов.
Сперва звонки с угрозами начались. Я уж не знаю, что они Саше говорили, он не рассказывал ничего, а если я трубку брала, то мне настоятельно рекомендовали отговорить муженька от дальнейших намерений, намекали, что могут от слов к действию перейти. Ну за ними, надо сказать, не заржавело.
Сначала – для разгона, как я понимаю, – разбили машину. Муж с утра выходит – все стекла вдребезги, шины в лохмотьях, по корпусу, наверное, кувалдой стучали. Главное – сигнализацию отключили предварительно. Через неделю соседи по даче звонят. «Дача ваша, – говорят, – дотла выгорела. Пожарные уверены, что это поджог». А они даже и следы скрыть не потрудились. Пустые канистры из-под бензина там же на выезде с участка бросили. Я тогда подумала: «Сгорела дача, и черт с ней. Слава богу, никого в тот день там не было, все живы-здоровы, а остальное дело наживное. Деревяшки-то не жаль, главное, чтобы люди не пострадали». И как знала.
Саша, ясное дело, от своих планов не отказывался. А эти негодяи решили тактику ужесточить. В Сашу как-то раз стреляли, ранили в ногу. Он вечером с работы приехал. Я в окно видела, как он к гаражу подъезжал, ну и сразу на кухню пошла ужин разогревать, на стол накрывать. Завертелась с делами, потом, думаю, что-то долго его нет, давно уж должен был подняться. Хотела уж сына вниз послать, посмотреть, где там отец. Хвала Господу, удержало меня что-то, сама решила сходить. Представляете, что было бы, если бы его Димка первый увидел. А так я его сама нашла. Почти возле гаража его подкараулили. Место там глухое, хотя и от дома недалеко, да, кроме гаражей этих, там и нет ничего, редко кто без надобности туда ходит. Вот он там и сидел, прислонившись к бетонной стене. И на снегу растекается лужа крови... Когда я подошла, он уже практически без сознания был. А все это зимой происходило, страшно подумать, вот не увидела бы я в окно, как он во двор заезжает, так, может быть, он если не от ранения бы умер, так замерз бы насмерть. Эти сволочи даже телефон мобильный забрали, чтобы Саша позвонить не смог и милицию вызвать.
Я от ужаса сама еле жива была, побежала «скорую» вызывать. Это потом уже врачи сказали, что ранение не очень серьезное, но я-то откуда знала?! Кровищи было море, да и Саша признаков жизни даже не подавал. Я уж думала, что вдовой стала.
Потом милиция приехала, поспрашивали, подумали, сказали: на хулиганов не похоже – слишком грамотно все сделано; на ограбление – тоже, ведь, кроме телефона, ничего не взяли, а у мужа в кошельке солидная сумма денег была. Скорее всего, говорят, конкуренты. Очередной раз предупредили. Работали-то профессионально, так что промахнуться не могли, значит, убивать не хотели, но о себе напомнили.
Ранение хоть и несерьезное было, а все-таки на месяц Сашу от дел отстранили.
После этих событий у нас с мужем еще один серьезный разговор состоялся. Я его опять отговорить пыталась. А он и заявил:
– Я никогда никого не боялся и в этот раз прятаться не буду. Нельзя идти у бандитов на поводу. Если мы хотим жить в правовом государстве, то все проблемы надо решать законным путем.
– Ты прямо лозунгами говорить стал! А о семье подумал? С нами-то что будет, пока ты правовое государство построишь? – спрашиваю.
– Вот в том-то и дело, что я о семье думаю. И не только о своей. Я хочу, чтобы наш сын жил в нормальном обществе, в нормальном городе и в нормальной стране.
Вот и весь разговор. Поняла я, что уговаривать его бесполезно, и рукой махнула. Оставалось только надеяться, что до нас с сыном бандиты не доберутся.
Потом началась предвыборная кампания. В городе почти все за Сашу были. Народ не забыл, что он для Сибирска сделал. Поэтому почти ни у кого сомнений в результатах выборов не возникало. Но муж раньше времени победу не праздновал. Очень серьезно ко всему подходил, готовился. Деньги на предвыборную кампанию получил – тут же специального человека нанял, который должен был все предусмотреть и за каждую копейку отчитаться. Сам же он ни рубля из этих денег не видел.
– Я в финансовых делах ничего не понимаю, не мне ими заниматься, – говорил.
Помню, однажды приходит Саша домой, от злости руки трясутся.
– Что случилось? – спрашиваю.
– Представляешь, – говорит, – сегодня в центр приезжал Валеев. Золотые горы сулил, новое здание обещал, льготы с налогами, все что угодно, только, говорит, откажись от участия в выборах.
– Ну а ты что?
– Ну что я, как ты думаешь? Выгнал, конечно, сказал, что, если еще раз придет, заявлю в прессу.
Эх, думаю, лучше бы ты отказался.
Недели через две после этого разговора нас почтил своим присутствием сам Титаренко Евгений Петрович. Об этой личности разговор особый. Он, по-моему, из сорока пяти годков своей бурной жизни на воле в общей сложности не больше лет тридцати прожил.
Хотя он тоже бывший спортсмен... Кажется, борьбой занимался. Потом пошел в рэкет, ну и стал большим авторитетом. Несколько раз, как я уже говорила, сидел... Правда, к тому времени он уже довольно долго был на воле. Большим человеком в городе стал. Фирмы какие-то пооткрывал, конторы. Но зато ни один криминал в городе без упоминания его имени не обходился.
А недавно смотрю телевизор, наш канал местный, а там репортаж с открытия какой-то выставки. И вот Валеев под ручку с Титаренко по залам прогуливаются, как два голубя.
Потом приходит к нам Титан, это кличка его, вызывает мужа на разговор. Они в кабинете заперлись и часа два, наверное, разговаривали. Затем Титаренко, не попрощавшись, ушел. Я к Сашке сразу: «Чего приходил, что говорил, чего хотел?» А он от меня отмахнулся так: мол, не твое это дело и чем меньше знаешь, тем крепче спишь. Я его пытала-пытала, все равно ничего не сказал. Но после визита этого двое суток молчал, не ел, не пил, только все кабинет свой шагами мерил. А однажды вечером, я уже спать ложиться собиралась, заходит Саша в спальню и говорит:
– Ира, нам надо очень серьезно поговорить.
– Ну слава богу, – говорю, – по-моему, давно пора. Я же тебе не чужая тетка, должна я знать, что с тобой происходит. Давай рассказывай.
– Ирочка, я ничего толкового тебе не могу рассказать, только вот думаю, что лучше вам с Димкой уехать куда-нибудь на время.
– Это еще зачем? – спрашиваю. – Случилось что-то? Я тебя умоляю, не темни.
– Да нет, – говорит, – ничего не случилось. Просто перед выборами такая обстановка нервозная, а то ли еще будет. Валеев ведь просто так не успокоится, будет меня грязью поливать при каждом удобном случае. Журналюг продажных мало, что ли? Каждый перед хозяином выслужиться горазд, вот и начнется. А пацану маленькому за этим наблюдать незачем. Поедете куда-нибудь, отдохнете. Мы с тобой сто лет уже никуда не ездили, все времени не хватало, а сейчас возьмешь Димку, рванете на море куда-нибудь. Парню-то сколько радости будет!
– Ну уж нет, дорогой, – говорю, – я никуда не поеду. Когда я рядом, то за тебя относительно спокойна. А если я уеду, то кто тебя от необдуманных поступков будет удерживать? Да и потом, если им понадобится, они нас и на море разыщут.
А я действительно не могла от мужа уехать, мы с ним и не расставались никогда. Всюду вместе ездили. Самое большее – неделю не виделись, когда я в роддоме лежала с Димкой. Да и то каждый вечер добрые няньки записки и передачки таскали. Муж мой их тогда всех очаровал, мы уж когда выписывались, они все жалели, что Сашка больше приходить не будет.
В общем, проспорили мы в ту ночь чуть ли не до утра. Он мне – уезжай, а я в ответ – ни за что! Не сумел он меня переубедить, одно только решили, что в конце недели я сына к своим родителям увезу погостить и сразу же вернусь.
Разговор этот в ночь на среду произошел. С утра я на вокзал поехала, взяла билеты на пятницу. А в четверг – новая катастрофа. Вы меня извините, но я до сих пор об этом говорить спокойно не могу. Я такого ужаса и отчаяния никогда в жизни не испытывала.
Они нашего Димочку похитили.
А дело так было. С сыном в одном классе его друг лучший учится – Алеша. Сашка с отцом его приятели еще с детства, да и мы с его женой подружились, тем более в соседних домах живем. А ребята наши на курсы английского вместе ходят, в четверг у них как раз занятия. Вот мы с Леной и договорились по очереди сыновей туда водить. Один раз она с ними идет, а в следующий – я их провожаю. В тот день ее смена была, а я дома по хозяйству занималась. Димку я раньше семи вечера не ждала, не волновалась. В положенное время он не вернулся, я еще часик подождала: мало ли, думаю, может, на занятиях задержали, может, по дороге домой куда-нибудь зашли. Но в восемь часов уже не выдержала, позвонила Лене.
– Лен, – говорю, – куда наши дети запропастились? Ты их погулять отпустила, что ли? Так предупредила бы хоть, я же волнуюсь.
А она мне отвечает:
– Как это – куда? Мой вот сидит телевизор смотрит, а твоего после уроков шофер мужа забрал, сказал, что отец просил его привезти к нему на работу. Я думала, ты знаешь.
– Господи! Какой шофер! У Сашки сроду шофера не было!
Меня затрясло сразу как в лихорадке, телефонную трубку еле удержала, но еще успокаивала себя, может, правда Саша кого-нибудь за сыном послал, он ведь давно ему обещал к себе на работу взять. Но меня-то почему не предупредил?! Звоню мужу, где, говорю, ребенок? Почему мне ничего не сказали? А он и сам ничего не знает, не понимает, о чем я.
– Как это – где? – кричит. – Его что, дома нет?
А я ответить ничего не могу, стою и реву в трубку. Сашка меня успокоить пытается, говорит что-то, а у самого голос дрожит. Прилетел через десять минут, всю милицию города на ноги поднял. Меня дома на телефоне оставил, а сам всех друзей созвал, и они пошли улицы прочесывать. Вернулись только под утро – и ничего. Я все в книжках-то читала, как герои один за другим «впадают в отчаяние», но что это такое, только тогда поняла – страшная это вещь, должна я вам сказать. Такая безысходность, руки опускаются, и злость, ужасная злость на свое полное бессилие. Ведь ничего сделать не можешь, абсолютно ничего. Я знала, что, если это еще хотя бы сутки продлится, не выдержу, просто сойду с ума. Все мы любим своих детей, балуем их, заботимся о них, волнуемся. Понимаем, что будем очень переживать, если что-нибудь случится. Но никто не знает, как это – потерять ребенка, не испытав этого на собственной шкуре. Вот уж когда я матерей поняла, у которых дети погибли, а раньше ведь только сочувствовала, а что это такое, не подозревала даже.
В общем, в восемь утра я твердо решила, если до вечера ничего не изменится, я возьму пистолет и пойду к Валееву. Я ведь даже ни на минуту не сомневалась, что это его рук дело. И если он не скажет, где мой ребенок, я его убью, не раздумывая. И тут ровно в половине девятого звонит телефон, я в трубку вцепилась, наверное, как утопающий в спасательный круг. Говорю «алло», а сама боюсь, что услышу сейчас что-нибудь ужасное, чего, это я точно знаю, никогда, никогда не переживу.
Это звонила директриса из школы, сказала, что Дима как ни в чем не бывало пришел на первый урок, его провожал какой-то незнакомый мужчина. И сейчас мой сын на уроке русского языка. Я опомнилась только на полдороге к школе, как была в тапочках и халате, так из дома и вылетела. Схватила такси, доехала до школы. Ворвалась в кабинет как умалишенная, схватила Димку в охапку, обнимаю, целую, а сказать ничего не могу, только рыдаю, как дура. А он и не понимает ничего, кажется, ему даже неловко перед одноклассниками стало.
– Мам, – говорит, – ты чего? Что случилось? Может, с папой что?
Дети тоже все опешили, шепчутся, переговариваются, думают, тетя Ира совсем свихнулась. А Мария Валерьевна, учительница, стоит у доски с указкой в руках и плачет – тоже ведь мать... В общем, сцена еще та была. Долго в школе еще помнить будут.
Димку я, конечно, домой забрала. Стали мы его с Сашей пытать, где он был да что за люди с ним были, куда его отвезли и так далее. Сын сказал, что за ним приехал какой-то дядя Коля, папин друг, и что они были на какой-то даче, играли в компьютер и смотрели фильм, а потом его уложили спать, а утром дядя Коля привез его в школу. А еще он передал для папы письмо. Димка достал конверт из рюкзака. Мы его открыли, а там всего несколько предложений. Я это послание наизусть помню: «Васильев, не играй с огнем. Это было последнее предупреждение. И в следующий раз у этой истории может случиться не такой счастливый конец. Надеемся, ты нас понял. Твои самые большие друзья».
Саша с этим письмом сразу в милицию кинулся, а там только руками развели:
– Александр Игоревич, мы вас понимаем, но сделать ничего не можем. Мальчик ваш с этими людьми поехал по собственной воле, то есть в юридическом смысле его никто не похищал. К тому же его вернули на следующий день, и по нашему законодательству мы ничего сделать не можем. К тому же они добровольно освободили заложника. К счастью, никакого вреда здоровью ребенка не причинили. Из этого следует, что, даже если мы и найдем виновных, чего сделать практически невозможно, вы это знаете лучше нас, мы все равно не сможем ничего им предъявить.
– Но ведь угрожают моей семье, жене, ребенку! Есть же доказательства. Это письмо, наконец.
– Это письмо составлено так, что в нем нет прямого факта угрозы, эти размытые намеки не могут послужить поводом для возбуждения уголовного дела, вы поймите, закон здесь бессилен. Единственное, что мы можем вам посоветовать, – наймите охрану для своей семьи, у вас, кажется, есть для этого средства.
Короче говоря, милиция нам помочь не смогла. Я-то, честно сказать, была уверена, что после случившегося Саша оставит свою затею с выборами, мы наконец-то заживем спокойно, как раньше. И когда он мне заявил, что нам с сыном нужно немедленно уехать из города, я даже и не поняла для чего.
– А зачем? – спросила. – Все же закончилось. Теперь они нас оставят в покое.
– Нет, Ира, ничего не закончилось. Я этого просто так не оставлю и с полпути не сверну, меня с детства учили доделывать начатое.
И вот тут я взорвалась. То, что во мне последние месяцы копилось, вырвалось наружу. Вот это был скандал – всем скандалам скандал. Я орала, визжала, топала ногами, угрожала разводом. Кричала:
– Я отсужу у тебя сына. Тебя вообще нужно лишить родительских прав. Ты готов пожертвовать собственным ребенком для удовлетворения своих идиотских амбиций. Все мужики всю жизнь гоняются за призраками, не замечая, что происходит рядом с ними, с их семьями, их близкими. Ты такой же. Тебя волнуют высокие цели. А я плевать хотела на благополучие этой поганой страны, поганой области и этого поганого города, в частности, если из-за этого мифического благополучия моей семье грозит опасность. Зачем надо было семью заводить? Жил бы один в свое удовольствие. Боролся бы за светлые идеалы и делал бы, что хотел. А я сыном жертвовать не позволю, костьми лягу, но не позволю.
Сашка мой монолог выслушал и сказал:
– Иди собирать вещи, завтра вы уезжаете.
Посмотрела я на него и поняла, мой муж вышел на тропу войны, и свернуть его с нее никто не сможет, даже я. Развернулась и ушла.
На следующий день мы с Димой уехали к моим родителям, а через неделю мне позвонил Олег и сказал, что Саша находится в СИЗО. Его обвиняют в организации покушения на губернатора Валеева и растрате предвыборных денег.
Я оставила сына на родителей и в тот же день выехала домой.
На вокзале меня встретил Олег, он в общих чертах обрисовал происходящее. Сашу забрали на следующий же день после нашего отъезда, но Олегу он позвонил только через четыре дня. В тюрьме есть какие-то дельцы, которые за большие деньги дают позвонить по мобильному... Саша ничего не мог толком объяснить, говорил, что ему предъявляют какие-то чудовищно нелепые обвинения, он ничего не понимает, просил найти хорошего адвоката.
Конечно, с вокзала я попросила отвезти меня к Саше, но Олег сказал, что это бесполезно, к нему никого не пускают, даже деньги не помогают. Вы представляете, сколько им заплатили, что даже охрана в тюрьме не берет взяток. Извините, я перестала верить в бескорыстие людей. Адвоката в нашем городе нанимать бесполезно, они наверняка все уже куплены.
Несколько дней я билась как рыба об лед, совалась в какие-то кабинеты, инстанции, суды, прокуратуру – все бесполезно. Меня выставили отовсюду без объяснений. И вот буквально позавчера мне позвонила школьная подруга. Она давно живет в Москве. Я, знаете, рассказала ей всю эту историю, мне просто необходимо было выговориться, хоть кому-то рассказать. И вот она посоветовала мне обратиться к вам. Я уже потеряла всякую надежду. Вы мой последний шанс».
– Мне нужно время, чтобы обдумать все это, – сказал Гордеев.
Впереди уже замаячил его дом.
– Я вам позвоню. Я на вас очень надеюсь, – отозвалась Ирина, притормаживая у подъезда.
– Жду вас во второй половине дня. Мне еще надо прийти в себя после вчерашнего.
