Глава 6
«Кто бреется вечером – любит свою жену. Кто бреется утром – любит своего начальника».
Этот афоризм украшал зеркало в ванной Гордеева. Когда он брился, то поглядывал на него левым глазом.
Раньше над зеркалом висел другой, тоже смешной: «Этапы творческого процесса». Начало афоризма Гордеев теперь уже забыл, но финал врезался в память: «Этап предпоследний: наказание невиновных; этап последний: награждение непричастных».
А началось все, разумеется, с «Выше стропила, плотники!» – фраза, которая украшала зеркало в ванной героев одноименного романа Селинджера. Как только он лет в пятнадцать прочитал «Выше стропила, плотники!», сразу написал в ванной на зеркале эту фразу и запретил родителям ее стирать.
Сейчас, когда он вспомнил ее, то на сердце вдруг стало грустно.
«До чего же я опошлился и отупел с возрастом. Пора снять эту плоскую шуточку про жену и начальника», – подумал он.
А с другой стороны, что повесить взамен?
За плеском воды Гордеев едва не пропустил телефонный звонок. С бритвенным станком в руке он подошел к телефону:
– Слушаю.
Звонила Ирина Васильева.
– Я хотела уточнить, все ли в порядке, – сказала она.
– Да, – бодро заявил Гордеев, – все как договорились. Можете приезжать.
– Через полчаса буду.
– Вас встретить?
– Спасибо, не надо.
Гордеев привык к тому, что для многих клиентов время – понятие относительное, и не ожидал, что для Васильевой полчаса – понятие буквальное. Он неторопливо добрился, в одном полотенце на бедрах прошелся по квартире, выбирая одежду. Когда натягивал брюки, в дверь позвонили.
Гордеев вздрогнул от неожиданности – ему казалось, будто со звонка Ирины прошло всего несколько минут. Торопливо заправив рубашку в брюки, босиком он вышел в прихожую и открыл дверь.
– Здравствуйте. Заходите.
– Добрый день, – кивнула женщина.
Он помог Ирине внести сумку.
Однако женщина остановилась в прихожей. Гордеев перехватил вопросительный взгляд Ирины. «Ну как?» – казалось, говорил он.
– Вас больше всего, очевидно, интересует мое решение. Так вот, я согласен.
– Спасибо, – с облегчением сказала Ирина. – Я не сомневалась, что вы мне поможете.
– Да, отправлюсь немедленно, как только будут выполнены все формальности.
– Когда вы летите?
– Через четыре часа. Я уже заказал билет.
– Не буду вам мешать собираться. Я приготовлю пока кофе?
– Кухня там, – показал Гордеев.
Он вернулся в спальню.
Дорожный саквояж, с которым он обычно отправлялся в поездки, лежал на кровати. Привычными жестами Гордеев перекладывал в него вещи из шкафа.
– А вы останетесь тут, – крикнул он Ирине. – Здесь вам будет безопаснее.
– Думаете? А может быть, мне полететь с вами?
– Нет. Если дело дошло до выстрелов и похищений, лучше вам действительно не появляться в Сибирске. И кстати, вы очень правильно сделали, что тщательно соблюли конспирацию, когда приехали в Москву. Теперь вас у меня ни одна живая душа не найдет.
– И как долго мне здесь находиться? – крикнула Ирина из кухни.
– Пока я не вернусь.
– А когда вы вернетесь?
– Может быть, дня через два-три. Максимум через пять. Как сложатся обстоятельства.
– Я бы могла эти несколько дней переждать на даче у своих друзей.
– Да? А кто будет поливать мои цветы и кормить моих канареек? – ответил Гордеев.
Через минуту Ирина возникла в дверном проеме спальни.
– Вообще-то я не любительница флоры и фауны... – заметила она, обводя комнату вопросительным взглядом.
– Не пугайтесь, насчет канареек я пошутил. А цветы – вот, – Гордеев продемонстрировал хилый кактус в горшке на столе возле компьютера. – Он меня спасает от радиации, но я веду себя крайне неблагодарно и регулярно о нем забываю. Как поживаешь, мохнатый друг?
Он пощекотал кактус указательным пальцем и укололся:
– Ой! Он иногда сердится...
– Кофе пить будете? – усталым голосом спросила Ирина.
– Пожалуй, да.
– Идемте, – кивнула она Гордееву, словно была хозяйкой, а он – гостем.
Кофе оказался вкусным. Густым и крепким, именно таким, как любил Гордеев.
– Вы вообще обедали перед дорогой? – спросила Ирина.
Он отрицательно покачал головой.
– Так не годится, – убедительно возразила Васильева. – Вы должны пообедать. Пока приедете, пока устроитесь – весь день пройдет. Я вам по-быстрому что-нибудь приготовлю.
– М-м, не надо, не беспокойтесь, – замахал руками Гордеев, но Ирина и слушать не стала.
Через несколько минут он уже уплетал с аппетитом моментально приготовленный вкусный завтрак.
Ирина курила и время от времени поглядывала на его тарелку – проверяла, как он ест.
– А если кто-то позвонит, мне подходить к телефону? – спросила она.
– Обязательно. Я буду вам регулярно звонить. По возможности.
– А если чужие?..
– Чужие – тоже ничего страшного, спросите, что мне передать, я перезвоню.
– Вы ведь один живете?
– Да. По большей части.
– Никто не будет удивляться, услышав женский голос?
– Они привыкли, – легкомысленно брякнул Гордеев и едва не поперхнулся собственными словами.
«Надо же, как сорвалось с языка, – досадуя, подумал он. – Выставил себя ловеласом, да еще и хвастуном. Сейчас она подумает про меня... неизвестно что...»
Но что бы Ирина ни подумала про адвоката, она и бровью не повела, ничем не выдала собственных мыслей. Впрочем, нет, Гордеев заметил в ее глазах озорную искорку.
Гордеев тремя глотками проглотил кофе.
– Спасибо за обед, – сказал, смущенно опуская глаза. – Вот ключи от квартиры. Этот от верхнего замка, этот от нижнего.
– Ладно, – кивнула Ирина. – Разберусь. Приезжайте скорее и, главное, привозите хорошие новости. Да, чуть не забыла...
Она бросилась к сумочке:
– Если будет возможность, передайте письмо моему мужу.
Гордеев взял конверт, сунул во внутренний карман куртки.
– Возьмите что-нибудь теплое, у нас бывает прохладно даже среди лета. А теперь уже все-таки осень, – глядя на него, посоветовала Ирина. – И не забудьте зонтик.
В ее голосе послышались нотки заботливой жены.
– Вы поедете со мной, – сказал Гордеев, поглядывая на часы. – Нам нужно будет заехать на Таганку в юрконсультацию, чтобы составить соглашение на защиту. Мне нужно еще оформить ордер на защиту в стадии предварительного следствия и командировочное удостоверение, а вам нужно будет внести гонорар в кассу нашей юрконсультации. Тогда я официально стану защитником вашего мужа.
«В единстве – наша сила! Вениамин Валеев».
На фоне российского триколора с плаката улыбался холеный дядька предпенсионного возраста с благородной сединой в чубе.
«Братья, смелее, с нами Валеев!»
Гордеев усмехнулся, прочитав этот слоган.
«Валеев – сила и мощь регионов. Голосуем совестью».
Весь аэропорт был заклеен предвыборными плакатами действующего губернатора. Пока Гордеев справлялся о расписании рейсов на Москву, он успел просмотреть добрую кипу рекламных буклетов, ненавязчиво разложенных на всех стойках возле касс.
«Губернатор Вениамин Валеев – надежда Сибирского края», «Валеев – с нами, мыслями всеми и всеми сердцами!»
Гордеев покачал головой и машинально бросил буклет в урну для мусора.
На площади перед зданием аэропорта на постаменте стоял потемневший от времени революционер из красного гранита. Надпись на цоколе гласила: «Память о тебе будет вечной...» – и в подтверждение у подножия памятника стояла корзина живых гвоздик.
Гордеева слегка удивило такое радение сибирчан об истории родного края. Насколько он помнил, никаких красных дат календаря в ближайшие дни не предвиделось, так к чему живые цветы?
Он обогнул клумбу вокруг памятника, пересек площадь и остановился возле автобусной остановки, сплошь залепленной все теми же плакатами, призывающими голосовать за губернатора Валеева.
Гордеев как-то раз уже был в Сибирске. Правда, это было давно, и он успел позабыть местные порядки. Много поколесив по свету, он привык, что таксисты, как правило, роятся в непосредственной близости от таких мест, как вокзалы, рестораны и аэропорты. Но как Гордеев ни вертел головой, как ни всматривался в обозримое пространство, ничего похожего на стоянку такси не увидел.
Пока он высматривал такси, у него на глазах разыгралась неожиданная сцена. На людной автобусной остановке двое ребят студенческого возраста расклеивали предвыборные листовки какого-то параллельного кандидата – не Валеева. Занятый своими мыслями, Гордеев и внимания на них не обратил бы, если бы вдруг к подросткам не подбежал наряд милиции.
– Понаклеили тут, уроды!
Милиционеры принялись срывать по горячим следам только что расклеенные агитки.
– Вы не имеете права! – срывающимся от волнения голосом возразил паренек. – Мы официальные представители предвыборного штаба.
– Давно по почкам не получал? – рявкнул на него прапорщик. – Руки! За голову! Сдавай сюда свою макулатуру, козел! Витя, вызывай патрульку. Оформляй протокол за хулиганство и нецензурную брань в общественном месте.
У ребят конфисковали две пачки листовок.
– Вы нарушаете права на свободу слова и свободу агитации! Ваши действия нарушают Конституцию России! – волнуясь, закричали наперебой ребята. – Ваши действия противозаконны!
Эти слова, казалось, вывели прапорщика из себя. Он схватил одного парнишку за рукав, заломил ему руку за спину и несколько раз несильно ударил подростка дубинкой по голове, по рукам, по спине. Парнишка упал на колени. Очки слетели с носа, упали на землю. По стеклам тут же прошелся тяжелый милицейский ботинок.
– Что вы делаете, фашисты! За что?!
Прапорщик защелкнул наручники на запястьях избитого паренька.
– Забирай их, – кивнул напарнику. – А этому добавишь сопротивление при пресечении противоправных действий и оскорбление сотрудника милиции.
Ребят поволокли в зарешеченный «уазик». И снова на автобусной остановке остался один улыбающийся Валеев – «сила и мощь регионов», призывающий сограждан голосовать за него совестью.
Сограждане, стоящие на остановке, безмолвствовали и прятали глаза в пол.
– Господи, ну когда же «пятерка» придет? Я на работу опаздываю! – притопывая ногами в летних босоножках, вслух возмутилась одна гражданка.
Гордеев почувствовал себя иностранцем.
Во всех городах мира таксисты составляют особую касту. Это народ юморной и разговорчивый, они в курсе всех местных новостей и сплетен, по своему духу они анархисты, ругают власть, охотно делятся с приезжими негативной информацией о местных порядках и законах и на все имеют собственную точку зрения.
Но сибирский таксист показался Гордееву зашуганным и осторожным. На вопрос, почему днем с огнем в аэропорту не сыщешь такси, шофер таинственно поведал о мудрости губернатора Валеева, который таким образом борется с нетрудовыми доходами горожан и с безработицей автотранспортников.
Больше из него не удалось вытянуть ни слова. Даже сводка местной погоды оказалась засекреченной информацией. На все вопросы мужичок пожимал плечами и говорил страдальческим тоном: «Я не в курсе».
Остановившись возле гостиницы «Полюс», таксист принял от Гордеева причитающуюся мзду. Вид у него при этом был такой, будто он продавал родину. Едва Гордеев выбрался из машины, таксист рванул с места преступления, унося шкуру.
Войдя в гостиничный полулюкс и немного освоившись, Гордеев понял, почему гостиница называется «Полюс»: температура воздуха в комнате вполне соответствовала названию.
Гордеев позвонил администратору гостиницы, узнал номер городской справочной и заодно справился о судьбе отопления.
– Чего вы хочете? – базарным тоном ответила тетка-администраторша. – Восемнадцать градусов, температура соответствует норме!
И бросила трубку.
Гордеев позвонил в горсправку и узнал номера телефонов облпрокуратуры.
Он считал себя неплохим специалистом в области телефонных переговоров со всякой мелкой служебной сошкой, особенно с секретаршами. Это умение входило в число его профессиональных навыков, приобретенных большим и зачастую горьким опытом. Но с подобным местечковым хамством он давно не сталкивался.
Набрав номер облпрокуратуры, подсказанный городской телефонисткой, Гордеев услышал раздраженный вопль, которым вскрикивает кошка, когда наступаешь на нее в темноте: «М-да-а!»
Гордеев вежливо представился, терпеливо объяснил цель своего звонка и попросил связать его с «важняком» Николаем Николаевичем Габышевым, который должен был вести дело Александра Васильева.
– Минуточку, щас посмотрю, – ответил голос.
Минуточка растянулась до неприличия. Гордеев успел выкурить сигарету и посмотреть сводку местных новостей по региональному телевидению. Результатом его терпения оказались неожиданные прерывистые гудки – связь прервалась.
Он перезвонил, снова вежливо представился и напомнил о Габышеве.
– А вы не по тому номеру звоните, – ответила девица. – Набирайте... – далее последовало нечленораздельное бормотание и снова гудки.
Эти телефонные переговоры навевали воспоминания о талонах на водку и сахар и перестроечных монологах советских сатириков.
«И в третий раз ходил мужик за елкой», – подбодрил сам себя Гордеев, нажимая кнопки телефонного аппарата.
– Мужчина, вы что, глухой? – прикрикнула на него девица. – Мне что, делать больше нечего, как тут с вами разговаривать? Я же вам говорю, звоните...
Она наконец более или менее четко продиктовала нужный номер.
Гордеев позвонил и туда, и в другие места, долго говорил с разными людьми и записывал в свой блокнот номера нужных телефонов. Наконец он нашел следователя и даже добился предварительного согласия Габышева встретиться с ним сегодня в три часа дня в прокуратуре.
Гордеев бросил трубку и расслабился: «Уф!» Откинулся на спинку кресла, заложил руки за голову. Подумал: «Чем бы заняться? Пообедать, что ли?» До встречи с Габышевым оставалось чуть больше трех часов.
В этот момент в дверь его номера постучали.
Гордеев удивился, увидев на пороге незнакомого молодого человека.
– Юрий Гордеев? – спросил молодой человек.
– Да.
– Здравствуйте. – Незнакомец протянул Гордееву руку. – Очень рад с вами познакомиться. Я Андрей Старосадский, возглавляю предвыборный штаб Васильева.
– Добрый день. – Гордеев пожал протянутую руку. – Проходите. Как вы нашли меня?
– Ира предупредила о вашем приезде, – усаживаясь в кресло, объяснил гость.
На Гордеева фамильярное обращение «Ира» к жене Васильева почему-то произвело плохое впечатление.
«Хотя чего я жду? Чтобы он называл ее по имени-отчеству или сугубо по фамилии?»
– Вы давно знаете Васильева? – поинтересовался он.
– Да, – подтвердил Старосадский, – мы с Сашей друзья, соседи, товарищи по борьбе, коллеги по работе и все в таком же духе. Съели вместе не один пуд соли.
И эта фамильярность снова неприятно резанула слух адвоката.
Личность гостя казалась ему все более неприятной, хотя никаких объективных причин для неприязни вроде бы не было.
– Очень рад с вами встретиться, – повторил Старосадский. – Какие у вас шансы?
Гордеев вопросительно посмотрел на Старосадского.
– Не понял вопрос.
– Какие у вас шансы снять с Саши все обвинения в ближайшее время?
Гордеев пожал плечами:
– Пока не знаю. Я ведь не ознакомился с материалами следствия.
– Хорошо. Давайте я двумя словами очерчу вам политический горизонт накануне губернаторских выборов, – предложил гость.
Он открыл кожаную папку, с которой пришел к Гордееву, разложил на журнальном столике агитационную макулатуру и принялся «очерчивать горизонт».
«Кругло умеет завернуть, – глядя на гостя, думал Гордеев. – Интересно, местный это пиаровец или столичный наемник?»
– Вы на кого работаете? Сами по себе или есть какая-то фирма, занимающаяся политическими технологиями? – перебив Старосадского, спросил он.
– Петербургская аналитическая группа «Север – Юг», – не смущаясь, ответил Старосадский.
– И давно вас Васильев пригласил возглавить свой штаб?
– Я на него работаю семь недель. Мы смогли добиться определенных серьезных успехов. Поднять рейтинг Васильева на четыре с половиной процента за шесть недель – это серьезный успех...
Гордеев кивнул.
– А пока Васильев на нарах, его рейтинг растет или падает?
– Неспециалисту это объяснить трудно, – заюлил Старосадский. – Нет такого четкого понятия, как рейтинг. Мы проводим статистический анализ общественного мнения, работая с различными слоями населения. По сельскому региону процент симпатий к Васильеву ниже, чем по городу, но опять-таки рейтинг сильно расходится, если сравнивать результаты опроса различных возрастных и социальных групп... Если же учитывать степень репрезентативности...
– Понятно, – перебил его Гордеев. – У бабусь и дедусь кумир – Валеев, а у предпринимателей и студентов – Васильев. Угадал?
– Грубо говоря, так, – согласился гость. – И мне нужно знать четко, по какому пути будут развиваться события. Для избрания правильной тактики ведения предвыборной кампании я должен знать, останется ли Васильев в тюрьме до выборов и, разумеется, не будет участвовать в выборах, или есть шанс, что он выйдет на свободу, и этот тюремный эпизод нужно постараться замять и загладить как недоразумение... Или же, наоборот, представить как злобные происки его соперников.
– Что, очевидно, соответствует истине, – вставил Гордеев, внимательно наблюдая за реакцией Старосадского. Тот, однако, никак не отреагировал.
– Ну или как-то по-иному из этой ситуации выкарабкаться. Короче говоря, я пришел к вам за ответом на эти вопросы: каковы шансы?
Гордеев улыбнулся и напел мотивчик из прикольного мультика «Остров сокровищ»:
И вот когда вы в двух шагах
от груды сказочных богатств,
он говорит вам: «Бог подаст!» –
хитрый шанс...
Брови Старосадского удивленно поползли вверх. Он не понял, что так развеселило адвоката.
– Мне кажется, наши профессиональные приемы в чем-то схожи, – заметил он. – Вы как адвокат должны представлять четкую картину, чтобы правильно построить тактику защиты... Правильно я рассуждаю? Тактика защиты, грубо говоря, – это наука, как преподнести своего клиента суду, правильно? То есть в некотором смысле это реклама, вы согласны?
Гордеев неопределенно мотнул головой.
– У меня примерно та же задача, – без лишней скромности заявил Старосадский. – Как преподнести своего клиента толпе избирателей, как его отрекламировать? Ведь политик – это товар, а избиратели – это рынок!
Старосадский увлекся, даже покраснел, глаза его живо заблестели.
– Я должен знать, как отрекламировать своего клиента, какие качественные характеристики его осветить, какие спрятать в тень, как его подать, чтобы народ, толпа, рынок избирателей захотели его купить!
Гордеев кивнул.
– Ведь есть, согласитесь, разница: строить имидж униженного и оскорбленного, пострадавшего, давить на сочувствие, на жалость, – тогда на кого рассчитан этот товар?
– На слезливых домохозяек и неудачников, – подсказал Гордеев.
Старосадский ударил себя по колену.
– Точно! – воскликнул, восхищенно глядя на Гордеева. – Безработные, низкооплачиваемые учителя, врачи, медсестры, прочие бюджетники. Народ сложный, непредсказуемый, пугливый, забитый и затравленный. С такими очень трудно работать.
– А если Васильев выйдет из тюрьмы и все-таки будет участвовать в выборах, у него будет имидж победителя, – предположил Гордеев.
– Именно! И тогда штаб в своей предвыборной агитации должен делать ставку на кого? На бизнес-элиту, на предпринимателей, на фермеров, на торгашей, у которых психология бюргера: «Я крутой, я всего достиг сам, своими руками, а раз ты неудачник, то сам дурак!» Таких на жалость не возьмешь. Они согласны поддержать самого черта, если он пообещает их не трогать.
– И Васильеву больше подходит имидж победителя, – вставил Гордеев.
– Он ведь олимпийский чемпион! – воскликнул Старосадский. – Лев в клетке, конечно, тоже вызывает сочувствие, но...
Он развел руками.
– Лев, который допустил, чтобы его посадили в клетку, вызывает меньше уважения, чем тот, который разгуливает на свободе? – закончил Гордеев.
– Именно! У определенных слоев электората, конечно... Вот в том, чтобы добиться такого баланса, который бы позволил рассчитывать на успех у максимально большого количества избирателей, и состоит наш труд, – закончил Старосадский.
– Я понимаю. Но пока помочь ничем не могу. Сначала я должен встретиться со следователем, который ведет дело Васильева, изучить материалы дела, потом встретиться с самим обвиняемым... Взвесить шансы, разработать тактику защиты.
– Да, – сокрушенно покивал Старосадский, – я вас прекрасно понимаю.
– А сейчас мне пора в прокуратуру.
– Я вас подброшу. Мне по пути.
Через пятнадцать минут Старосадский высадил Гордеева у здания облпрокуратуры.
– Не хотите посетить предвыборный митинг?
– Нет, спасибо, – ответил Гордеев, который питал глубокую неприязнь к разного рода митингам, собраниям и общественным мероприятиям.
– Напрасно, ознакомились бы с точкой зрения его сторонников. Может быть, сами бы выступили... Если вдруг передумаете, сбор у Оперного театра в шесть, – повторил Старосадский, вручая напоследок Гордееву листовку с приглашением на митинг. – Приходите.
Гордеев кивнул, хотя посещение митинга никоим образом не входило в его творческие планы.
Они расстались, договорившись обмениваться информацией и держать друг друга в курсе событий.
Первое отрицательное впечатление о Старосадском незаметно стерлось.
«Он ведь только кажется молодым, – подумал Гордеев, – на самом деле ему лет сорок, не меньше. Такой уж типаж... Вечный пионер».
Старинное трехэтажное с белыми колоннами здание облпрокуратуры с фасада прикрывал стройный ряд сибирских елей.
В центре площади, тылом к облпрокуратуре, лицом к народу, возвышался черный чугунный Ленин с протянутой к небу рукой. Казалось, он ждет, когда сверху ему выдадут какую-то бумагу. Наверное, мандат на управление государством... У подножия памятника Гордеев увидел венок из живых цветов и уже не удивился.
Коридоры облпрокуратуры удивляли почти революционной скудостью обстановки. Жесткие деревянные скамьи, потертые ковровые дорожки. Казалось, время здесь застыло. На крашенных масляной краской стенах висели доски наглядной агитации. Гордеев остановился у двери кабинета Габышева и постучал. Не дождавшись приглашения, открыл дверь и вошел.
За одним из трех столов, заваленных папками, бумагами и прочими канцелярскими принадлежностями, боком к Гордееву сидел человек. Он не повернул головы.
– Добрый день. Могу я видеть Николая Николаевича Габышева? – осведомился адвокат.
Человек ничем себя не выдал, но Гордеев скорее почувствовал, чем сообразил: это и есть «важняк», ведущий дело Васильева.
Он вошел и представился.
– Садитесь. Подождите, – ответил Габышев, мельком взглянув на Юру.
Гордеев воспользовался приглашением и сел.
На столе перед Габышевым стояла черная печатная машинка. «Важняк» стучал по клавишам двумя пальцами, сохраняя важность на лице. Над креслом висел в рамке под стеклом портрет Валеева. На календаре, висящем на другой стене, была фотография губернатора с девочкой на руках, держащей голубя. Рядом с печатной машинкой Гордеев разглядел ручку, на которой значился очередной слоган: «Будущее за нами! В. Валеев».
Под потолком тускло светила лампа, закрытая металлическим конусом абажура. Казалось, этот конус на лампочку нацепили еще первые революционеры – сразу после того, как умыкнули люстру. Зато модерновая настольная лампа, обращенная рефлектором от «важняка» к посетителю, ослепляла.
– Не сидится вам в Москве, – щелкая клавишами печатной машинки, сказал вдруг Габышев.
– Дела, – ответил Гордеев для поддержания беседы. – Приходится разъезжать по стране.
– Бывали у нас раньше?
– Доводилось.
– Давно?
– Да, довольно давно...
– Как столица поживает?
– Стоит, – попытался пошутить Гордеев, но не почувствовал вдохновения.
– Где остановились?
– В гостинице.
– Тяжело привыкать к нашему климату после Москвы?
– К вашему климату действительно привыкнуть нелегко, – усмехнулся Гордеев. – Но сейчас в столице примерно такая же погода.
– Надолго к нам?
– Зависит от того, как быстро закончу дела. Думаю, на несколько дней.
Габышев оторвал взгляд от машинки, посмотрел на адвоката. Ему показалось, что в словах Гордеева он поймал скрытый подтекст.
– Как знать, – тяжеловесно произнес он. – Вдруг понравится, и задержитесь у нас подольше, а то и навсегда?
Он угрюмо улыбнулся и выдернул лист из печатной машинки.
Гордееву стало немного не по себе. Обращенный к нему рефлектор настольной лампы продолжал слепить глаза. Не дожидаясь, когда «важняк» догадается отвести свет, Гордеев протянул руку к столу и развернул лампу колпаком вниз. Силуэт Габышева наконец приобрел резкость.
Следователю на вид было лет тридцать – тридцать пять. Он не был рыжим, а скорее пегим, волосы зачесывал назад. Пробивавшаяся на щеках и подбородке золотистая щетина не придавала лицу «важняка» мужественности, как, вероятно, было задумано. От этого лицо всего-навсего казалось подернутым ржавчиной.
Одет был Габышев солидно, однако из-под пиджака виднелась красно-серая безрукавка домашней вязки.
«Вязала жена или мать», – невольно подумал Гордеев.
На безымянном пальце левой руки следователь носил золотой перстень-печатку с темно-синим аметистовым глазком.
Собранные вместе, все эти детали не сулили Гордееву душевной близости с «важняком».
– Так по какому вы делу?
– По делу Александра Васильева.
– А, – равнодушно сказал Габышев.
– Ознакомьте меня с ходом следствия.
– Что вы хотите узнать?
– Александр Васильев единственный подозреваемый по делу о покушении на губернатора или у следствия имеются иные версии?
Габышев усмехнулся.
Даже его улыбка показалась Гордееву скопированной с героев Сильвестра Сталлоне: левый уголок рта иронично поднят вверх, правый горько оттянут вниз.
– Следствие с самого начала не исключало весь спектр возможных мотивов, но очень скоро улики стали указывать на конкретных лиц, – ответил он. – Александр Васильев далеко не единственный подозреваемый. Сейчас в розыске его брат Андрей Васильев, который был исполнителем. У нас есть оружие, из которого производились выстрелы по машине губернатора.
– Где нашли оружие?
– Винтовка системы Драгунова с оптическим прицелом, – продемонстрировал фотографии Габышев, – найдена недалеко от места покушения. Баллистическая экспертиза установила, что, во-первых, выстрелы были произведены именно из нее, а во-вторых, стреляли практически с того места, где была найдена винтовка. На винтовке найдены отпечатки пальцев Андрея Васильева.
– А прежняя дактилоскопическая карта имеется в распоряжении следствия?
– Конечно, – пожал плечами Габышев, – он ведь сидел.
– Тогда понятно... Как вы установили принадлежность винтовки?
– Оружие хранилось в личной коллекции Александра Васильева. По оперативным данным, за три дня до происшествия...
– Покушения, – поправил Гордеев.
– ...До покушения Александр Васильев передал оружие и часть денег, десять тысяч долларов, своему брату Андрею, только что вышедшему на свободу. Васильев-младший должен был сидеть еще почти пять лет. Однако брат каким-то образом сумел добиться его освобождения. Последовало указание из Министерства юстиции, и он оказался на свободе, – смерив Гордеева неприятным взглядом, сказал Габышев.
– А вы давали запрос в Минюст?
– Зачем?
– Чтобы установить, на каком основании Васильев выпущен из колонии.
Габышев засмеялся:
– Знаете, было бы желание, а причина всегда найдется... Или амнистия, или за примерное поведение... вы, конечно, можете поинтересоваться, но это совершенно бессмысленно. Думаю только, это обошлось в немалую сумму. Брат-бандит нужен был Васильеву на свободе. Кстати, попал в тюрьму Андрей Васильев по собственной дурости. Ведь в начале лета брат снял для него квартиру, снабжал его деньгами, приводил шлюх – одним словом, ублажал. Видимо, готовил... Но Андрей Васильев совершил разбойное нападение и угодил в тюрьму.
– То есть Андрей попал в тюрьму вразрез с планами своего брата?
– Конечно! Вот и пришлось его вытаскивать. Андрей жил и не знал, для чего он нужен брату. Ведь до этого, как известно, между ним и Александром отношения были довольно прохладными. А тут внезапно наступили мир и взаимопонимание. Андрей не знал, что старший брат спланировал убийство губернатора. Но тот решил доверить исполнение именно ему. Это моя версия. Кстати, ваш клиент уже признался, что винтовка Драгунова, и не одна, имелась в его коллекции. В любом случае, даже если на суде он откажется от своих слов, этот факт подтвердят свидетели.
– Васильев владел несколькими снайперскими винтовками? – переспросил Гордеев.
– Да, – с некоторой неохотой ответил Габышев, – он ведь стрелок. Олимпийский чемпион.
– Все-таки я пока не нахожу прямой связи между действиями моего подзащитного и покушением на губернатора Валеева, – ответил Гордеев.
– Связь имеется, и самая прямая. В вечер убийства Васильев-старший присутствовал на благотворительном концерте в фонде детей-сирот. Там же был губернатор. Васильев, судя по всему, следил за Валеевым. Как только губернатор направился к выходу, Васильев пошел за ним. Это также подтверждают свидетели. Васильев остановился в холле. Он слышал, как губернатор сказал своему телохранителю: «Я отправляюсь к племяннику». Васильев сел в машину и отправился следом за машиной губернатора. В районе шоссе Энтузиастов он сделал звонок по мобильному телефону своему брату. Это был сигнал приготовиться. Через две-три минуты автомобиль губернатора въехал во двор дома. Факт исходящего звонка с личного мобильного телефона Васильева за три минуты до выстрелов достоверно установлен.
– А содержание звонка? – насмешливо спросил Гордеев.
– Согласно закону об оперативно-розыскной деятельности... – начал следователь.
– Я знаю... – перебил его Гордеев. – Насколько мне известно, губернатор не живет в квартире по шоссе Энтузиастов. Там живет его племянник с семьей. Губернатор проживает в загородном доме, по документам принадлежащем тому же самому племяннику.
– Ну и что? – неприязненно посмотрел на Гордеева «важняк». – Я же сказал – Валеев сообщил о том, куда едет.
– Не странно ли, что губернатор неожиданно изменил привычный маршрут?
– Ну и что? – раздраженно повторил Габышев. – Какая разница? Он решил заехать к родственнику, что в этом странного?
– Как мог Васильев заранее предусмотреть, что губернатор поедет навестить племянника? Не логичнее ли было устроить засаду возле дома Валеева?
– Следствие это уточняет, – запнувшись на секунду, ответил Габышев. – Может быть, Васильев заранее знал о планах Валеева. Не исключено, что у Васильева были и другие сообщники кроме брата. Как только мы сможем допросить Васильева-младшего, сразу появятся ответы на многие вопросы.
– А каков мотив? Зачем Васильеву понадобилось планировать покушение...
– Убийство, – поправил на этот раз адвоката Габышев.
– Зачем ему понадобилось убийство губернатора Валеева?
– Очень даже очевидные мотивы, – дернул плечом Габышев. – Васильев – один из кандидатов на пост губернатора. Кто за ним стоит? Известные силы. Они готовы на все, чтобы уничтожить Валеева.
– Какие силы? – решил уточнить Гордеев.
Габышев прищурился, словно хотел сказать: что, мол, адвокат, дурачком-то прикидываться? Сам отлично знаешь какие.
– Те самые, которые развалили пол-России и до нас добираются. Валеев им как кость поперек горла. Дерьмократы всякие, олигархи подбираются к природным запасам России. Мечтают продать за бесценок за границу все природные ресурсы: цветные металлы, нефть, лес, газ – все народное добро... У вас в Кремле засела всякая шушера: Абрамович, Ходорковский, Березовский, Лужков-Кац... Одни жиды. А Валеев им не позволяет экономику региона развалить. У нас ни один завод не приватизирован, все государственное, все народное! Не разворовали еще землюшку, не распродали на Запад...
Гордеев смотрел на вдохновенное лицо Габышева и едва сдерживался, чтобы не расхохотаться.
«Нет, это что-то редкое, – думал он про «важняка». – В пробирках таких выращивают, что ли? Откуда этот идиот взялся, из какого таежного тупика? Ведь молодой же совсем, а в голове...»
– Я понял, во всем виноваты жидомасоны, – кивнул он.
Разгоряченный монологом, Габышев, прерванный на полуслове, тупо уставился на Гордеева:
– Конечно. А кто же еще?
– Но тем не менее, – вздохнул Гордеев, – чтобы доказать участие Александра Васильева в покушении, нужно разыскать исполнителя.
– Ищем. И, будьте уверены, найдем, – ответил Габышев.
– Уж постарайтесь... Иначе Александра Васильева придется освободить из-под стражи.
– А вот этого, – насмешливо произнес Габышев, – никогда не случится, будьте спокойны.
«Вопросов больше нет», – подумал Гордеев.
– Ну хорошо... Однако я буду ходатайствовать об изменении меры пресечения в отношении Васильева.
– По причине?
– По той причине, что мне доводы следствия не кажутся убедительными.
– Ясно... Интересно, существует ли на свете адвокат, который считает доводы следствия полностью убедительными?
– Не знаю, – отрезал Гордеев, не желая вступать с Габышевым в пространные разговоры, – и, кроме того, я бы хотел, чтобы вы допросили Васильева в моем присутствии.
– Это еще зачем? – поднял брови Габышев.
– Я хочу при вас задать ему некоторые дополнительные вопросы.
Габышев покачал головой:
– Знаете, вы можете задавать своему подзащитному любые вопросы. Но у меня масса дел, и, кроме того, я уже выяснил у Васильева все, что мне нужно...
– Я бы и сам хотел встретиться с моим подзащитным, – сказал Гордеев. – А также просмотреть некоторые материалы дела. Например, постановление о привлечении Васильева в качестве обвиняемого.
– Встречайтесь. Беседуйте с ним, делайте все, что входит в ваши обязанности. Никаких препятствий мы вам не чиним. Порекомендуйте вашему клиенту чистосердечно признать свою вину, покаяться перед русским народом и назвать имена своих наймитов, внушивших ему мысль замахнуться на всенародно избранного главу региона. И добровольно понести заслуженное наказание, которое, это я хочу подчеркнуть, все равно его не минует.
– Кхм! – откашлялся Гордеев. – Посмотрим.
– Вот-вот, посмотрите, – посоветовал «важняк», – советую вам подумать, с кем вы. На чьей вы стороне. С русским народом или с любым, кто вам платит. Подумайте, ведь вы русский человек. Я надеюсь...
Гордееву захотелось скорее выйти на свежий воздух. Но он заставил себя быстро просмотреть материалы дела, сделать необходимые выписки. Затем он попрощался с Габышевым и с большим облегчением вышел из кабинета этого следователя-патриота.
Вернувшись в гостиничный номер, Гордеев невольно сказал: «Брр-р!» – и потрогал батареи. Хотелось влезть под душ, чтобы согреться. Осень в Сибири куда прохладнее, чем в Москве...
Горячая вода в кране могла называться горячей лишь условно, по контрасту с ледяной, лившейся из другого крана. Наскоро ополоснувшись еле тепленькой водичкой и посинев от холода, Гордеев натянул на себя два свитера, закутал ноги пледом и устроился в кресле перед телевизором. Права был Ирина... Тут заморозки могут случиться даже посреди лета.
По пути в гостиницу Гордеев купил в газетном киоске пачку региональной прессы, чтобы окунуться, так сказать, в дух и реалии сибирской жизни. Названия газет говорили сами за себя: «Комсомольский гудок», «Знамя Ильича», «Наш край».
– А что-нибудь из центральных изданий имеется в продаже? – спросил он киоскершу. – «Коммерсант», «Московские новости», «Новые известия»?
– Их редко завозят – и всего по два-три экземпляра на киоск. Люди моментально расхватывают, – пожаловалась женщина.
На первой полосе цветного еженедельника «Наш край» красовалась фотография Валеева, пожимающего руку товарищу Ким Чен Иру. Фото было сделано во время визита товарища Кима в Россию.
Ниже слева помещалось фото Валеева, пожимающего руку премьеру Украины, и справа – обнимающегося с президентом Белоруссии Лукашенко. В нижнем правом углу Валееву повязывали красный галстук на пионерском сборе перед бюстиком Ильича.
На этом фотообзор политической жизни края завершался. Гордеев не стал читать набранный мелким шрифтом текст, смысл был ясен без пояснений.
Перевернув лист, Гордеев увидел фото Валеева в окружении деятелей науки и искусства. На общем фоне выделялись Надежда Бабкина и Филипп Киркоров. Лицо Киркорова выражало беспричинную радость, тогда как Бабкина хитровато и многозначительно улыбалась. Очевидно, артистам непосредственно перед съемкой вручили гонорар...
Затем Валеев представал перед читающей публикой в белом халате и в оранжевой каске, инспектирующим какое-то производство...
Целую страницу под рубрикой «Глас народа» занимали письма граждан, призывающих анафему на головы бандитов, покушавшихся на жизнь губернатора.
«Мы, жильцы дома № 25А, по улице Чехова, с чувством глубокого возмущения хотим обратиться через вашу газету к тем негодяям, что замахнулись вражеской рукой на нашего дорогого губернатора Вениамина Петровича Валеева!.. Народный суд над вами будет скорым и беспощадным!..» Всего восемнадцать подписей.
Гордеев пробегал глазами строчки, хмыкая над наиболее сочными оборотами речи.
«Волна народного гнева сомкнется над вашими головами... Земля сибирского края будет гореть под вашими ногами... Заслуженная и тяжелая кара настигнет вас... Желаю нашему дорогому губернатору крепкого здоровья и процветания на ниве труда на благо отчизны! Ветеран ВОВ К. Федин».
Гордеев взялся за «Комсомольский гудок», затем просмотрел «Знамя Ильича» и понял, что жителей сибирского края волнуют только две проблемы: покушение на губернатора и гороскоп на будущую неделю.
Единственным разнообразием газетной жвачки оказались частные объявления, занимавшие последние полосы всех газет, кроме официального рупора «Нашего края»: «Продам корову дойную 1,5 лет, кроме цыган...», «Честный, скромный, без вредных привычек, находящийся в ИТК, ищу хорошую, скромную девушку для заключения брака», «Нашедшего канарейку – желтую, с зелеными перышками, самочка, спокойная, ручная – просьба вернуть за приличное вознаграждение по адресу...»
Дочитав газеты, Гордеев решил, что сейчас самое время вздремнуть.
...Разбудил Гордеева настойчивый стук в дверь.
Он вскочил, запутавшись ногами в пледе. На пол посыпались распотрошенные газетные листы.
На пороге стояла молодая дама в норковой шубе, пахнущая дорогими духами и морозом. В руках дама сжимала лакированную сумочку-визитку, наставив ее на Гордеева, как дуло пулемета.
– Здравствуйте! – сурово на него глядя, произнесла дама. – Я Ирина, жена Александра Васильева. О вашем приезде я узнала от Старосадского. Нам нужно поговорить.
«Дежа вю», – подумал Гордеев, отступая на шаг.
Испепеляя адвоката полным негодования взглядом, дама прошагала в номер.
Гордеев поплелся за ней, усилием воли стряхивая с себя остатки сна.
– Еще раз, как вас зовут? – промямлил он, изучая незнакомку.
Дама ожидала этого вопроса. Вынув из сумочки паспорт, она открыла его на нужной странице и ткнула под нос Гордееву.
– Меня зовут Ирина Васильева, – отчеканила она. – И мне оч-чень хотелось бы знать, кто уполномочил вас вести защиту моего мужа?
«Ну вот, здрасте вам, приехали, – подумал Гордеев, глядя на штамп в паспорте. – Еще одна жена. Это становится интересным».
Гордеев изучил паспорт и вернул его хозяйке. На всякий случай повнимательнее вгляделся в ее лицо. Женщина без сомнения была та же, что и на вклеенной в паспорт фотографии.
Короткая модная стрижка, волосы выкрашены в цвет баклажана. Миндалевидные карие глаза, пухлый рот. Красива. На вид – лет тридцать пять. Одета элегантно.
Между ней и той, второй Ириной Васильевой, которая осталась в Москве, чувствовалось даже едва заметное сходство.
Гордеев едва головой не помотал, рассеивая галлюцинации. Жена Васильева! И, судя по штампу в паспорте, они поженились семь лет назад.
– Здесь какое-то недоразумение, – пожал плечами Гордеев. – В Москве со мной говорила другая Ирина Васильева.
– Вы видели ее паспортные данные?
– Разумеется.
– Но это была не я?
– Разумеется, не вы.
– Хотя бы этот факт вы не отрицаете, – победно усмехнулась дама.
Она вынула из сумочки квадратную коробку сигарет и закурила. На среднем пальце ее правой руки сверкало широкое обручальное кольцо с бриллиантовой осыпью.
– Моего мужа уже защищает лучший адвокат в городе, – объявила жена. – Мы специально не стали обращаться к приезжим знаменитостям. Местный адвокат знает всю подноготную ситуации, все тончайшие нюансы. Дело моего мужа без сомнения политическое. Вы согласны?
– М-м-м, – пробормотал Гордеев.
Дама иронично дернула бровью.
– Вы даже не разобрались в ситуации... Тот, кто вас нанял, обманул вас, и сделал это нарочно. Моего мужа подставили, это трагедия семейная. Брат моего мужа – вы слышали о нем? – он ужасный человек, он просто сумасшедший. Он не отвечает за свои действия. Его использовали, чтобы погубить моего мужа. Вокруг нашей семьи сплетен самый настоящий заговор. И вот теперь только самозванца адвоката нам недоставало.
– Ну, самозванцем меня называть – это слишком, – усмехнулся Гордеев. – У меня есть соглашение на ведение защиты.
– А как бы вы на моем месте реагировали? – вспылила дама. – С кем вы сегодня уже успели поговорить?
– Со следователем. Он, кстати, ничего не сказал о том, что у Васильева есть уже адвокат.
– С Габышевым? – скривила дама губы. – Габышев службист и идиот, ему свиней пасти, а не в прокуратуре работать.
В душе Гордеев согласился с подобной характеристикой «важняка», но единомыслие по поводу Габышева всей ситуации не проясняло. Наоборот, все только запутывалось.
А дама говорила и говорила. Она советовала Гордееву уезжать, извинилась перед ним за ложный вызов, немного пошутила. Вертя в длинных пальцах кредитную карточку, поинтересовалась о сумме гонорара и пообещала Гордееву денег.
– Но постойте, может быть, завтра я встречусь с вашим адвокатом, мы с ним обменяемся мнениями? – предложил Гордеев.
– Нет, ни в коем случае! Я не хочу, чтобы вы участвовали в этом деле. Поймите меня правильно, как я могу вам доверять? Вас наняли враги моего мужа, те, кто организовал всю эту историю с покушением. Мы довольны своим адвокатом и не намерены прибегать ни к чьим посторонним услугам. Вы должны завтра же уехать.
Гордеев задумался. Его беспокоила какая-то нестыковка, но что конкретно – он не мог понять.
– Не о чем тут думать, – настаивала дама. – Вас провела авантюристка, это неприятно. Вы потратили свое время и усилия, я согласна компенсировать вам моральный ущерб... Возвращайтесь в Москву, вот и все.
– Да, наверное, я так и сделаю, – согласился Гордеев, чтобы побыстрее закончить разговор.
– У вас просто нет другого выхода, – ответила дама.
Ночью, во сне, Гордеев вспомнил, какое несоответствие в словах жены Васильева сбило его с толку.
Он проснулся с холодной испариной на лбу. В голове звучала фраза: «Мне рассказал о вашем приезде Старосадский»... Ей рассказал о приезде московского адвоката Старосадский...
Хотя Гордееву не снился кошмар, он весь вспотел. Сейчас его бил мелкий озноб. Он зажег торшер, дотянулся рукой до саквояжа, вынул из него чистую футболку.
«Старосадский тоже мне сказал, что узнал о моем приезде от Ирины... От какой из Ирин? И какую Ирину я оставил у себя дома в Москве?»
Гордеев переоделся и согрелся. Посмотрел на часы и прикинул, сколько сейчас по московскому времени? Выходило, что в Москве около семи утра.
Он накинул одеяло на плечи и подсел к телефону. Набрал номер своей квартиры в Москве. Долго вслушивался в звонки. Никто так и не подошел к трубке. Чувство тревоги и неопределенности охватило Гордеева.
В эту ночь он больше не смог уснуть.
