Глава двенадцатая
ОПЕРЫ

Их никто не встречал. Сошли с трапа московского рейса в пронизывающую до костей стужу белоярского аэродрома, потоптались в ожидании автобуса, рулившего от здания аэропорта, наконец втиснулись вместе с другими пассажирами и пяток минут спустя оказались снова в тепле.

— Студено, — заметил, потирая уши, капитан милиции Борис Григорьевич Ветров.

— Ух ты ж… — по-простому начал второй капитан, Николай Петрович Кравец, а закончил витиеватую непечатную фразу банальным «твою мать!».

Они прилетели по личному заданию генерала Толубеева, который вызвал их накануне к себе, усадил напротив, что указывало на его особую милость к нижним чинам — обычно стояли в кабинете навытяжку! — и заявил, что им поручено провести операцию особой важности. И, разумеется, повышенной секретности. Предисловие в дальнейшем уже никаких объяснений не требовало.

Капитаны маленько скисли, потому что знали: Толубеев простых заданий не дает, несправившихся в упор не видит и, как правило, быстро от них избавляется, а тех, кому задание выполнить удается, одаривает своими милостями, не слишком, правда, богатыми. Хуже другое — сами задания чаще всего бывают неприятные, с душком и опасностью влипнуть за явные нарушения законности. Но пока чаша сия миновала капитанов, и они вот уже продолжительное время ходили в любимчиках у Ваньки-Каина. Все, конечно, относительно, тем более любимчики. Ну, во-первых, все-таки они профи, во-вторых, что немаловажно, им везло, — значит, не спугнули еще своей удачи. А в-третьих, не докучали начальству просьбами, полагая, что оно само знает, когда и кого следует отличить особо.

Кажется, на сей раз им улыбнулась настоящая удача. Сам жадный до омерзения, Ванька-Каин сообщил, что у них появилась возможность не только сделать нужное дело, но и вполне прилично поправить, если в том имеется необходимость, свои личные финансовые проблемы.

Есть ли необходимость! Да куда ж от нее деваться-то, от этой вечной необходимости? Чай, не в ГИБДД работают, где, что называется, сам Бог велел обувать лохов. В оперативной же работе, еще и в условиях соблюдения особой тайны, сильно карман не набьешь. Да ведь и не в одиночку чаще всего приходится действовать, а в бригаде, где за тобой глаз да глаз.

И вот прилетели они в Белоярск. Указание было такое: прилететь, поселиться в гостинице, которую местные называют своим «Хилтоном», а на самом деле это обыкновенный бывший «Интурист», номер уже заказан; походить по городу, маленько освоиться и ждать, когда позвонят и пригласят для беседы. Когда — будет зависеть от местных условий. Может, день пройдет, а может, и неделя. Им скажут. Деньги для проживания получат в конверте от администратора гостиницы при оформлении въезда. Условия контракта уже в принципе обговорены с местным руководством. Каждый за проделанную работу получит по десять тысяч баксов. На беседе они узнают, с кем можно контачить, а с кем категорически нет. Ну а суть задания сложности не представляет — обычная и привычная им работа. Повышенный же гонорар определяется исключительно самой секретностью задания. Все.

Немного, в сущности, но не так уж и мало, чтобы не понять, что задание, мягко выражаясь, щепетильное. Наверняка что-нибудь из кого-нибудь выбить. И при этом в методах дознания и, соответственно, внушения, не стесняться. Все это будет потом списано, как обычно это делается, за ненадобностью исходного материала. Вот так примитивно иной раз решаются чьи-то судьбы. Ну, раз надо, значит, будет выполнено.

А пока оперативники отыскали автобус, идущий в город, выяснили, как потом добраться до центра, до главной гостиницы. Им посоветовали сесть в авто-лайн — немного дороже, зато прямо до места. И вскоре они стояли перед высоким зданием, не представлявшим, с их точки зрения, ни малейшей исторической ценности. Разве что внутри?

А вот внутри — да! Впечатляло. А еще больше впечатлили их выданные администраторшей — приятной во всех отношениях дамой средних лет — конверты, на которых были отпечатаны их фамилии. Получив ключи от номера, отправились к себе, не забыв окинуть ищущими глазами просторный холл, и остались весьма довольны даже мимолетным осмотром: кадры имелись, и очень даже неплохие — по провинциальным, естественно, понятиям. А по московским — так обычные шлюхи для разового употребления. Кстати, уже сегодня можно было бы пригласить парочку — для общего знакомства с городской обстановкой. Кому, как не гостиничным бабочкам, и быть-то в курсе всех здешних дел и проблем, включая криминальные?…

В конвертах хрустели зеленые купюры, обменный валютный пункт оперы уже видели внизу, в холле; номер был двухкомнатный со всеми удобствами, значит, никто никому мешать не будет.

Общая работа накладывает свой отпечаток на людей, и оперы были даже чем-то похожи друг на друга, только один, Ветров, был сухощавый, немного выше среднего роста, с худыми, аскетическими щеками и волевым квадратным подбородком, а второй, Кравец, был приземистый, плотный и казался квадратным. А вот лицо у него было пухлое и добродушное. Что, однако, никак не отражалось на качестве его работы, особенно когда надо было быстро и умело добыть из свидетеля, не говоря уже о преступнике, надежные доказательства его «неправоты».

«Девушки», имевшие честь быть приглашенными вечером в номер, чтобы помочь приезжим отпраздновать, так сказать, новоселье, оказались простыми по своим манерам и достаточно сговорчивыми. Последнему поспособствовало то обстоятельство, что в момент знакомства с приезжими в их беседу, на свою беду, вмешался некий субчик крысиного вида и с механически жующей челюстью.

Подрулив поближе к откровенничающим постояльцам и выяснив для себя их потребности, изложенные вслух «его девицам», он довольно бесцеремонно заявил, что вообще-то следовало переговоры вести лично с ним, поскольку…

Последнее он договорить не успел, потому что постояльцы, неожиданно взяв его под белы ручки, почти нежно, но очень настойчиво вывели за двери, затем на широкий пандус, по которому под гостиничный козырек въезжали машины, и там продемонстрировали крысенышу свое о нем мнение. Коротышка неожиданно нанес сутенеру сильнейший удар под дых, который согнул того пополам, едва не заставив подавиться жвачкой, а второй — длинный — дал ему такого пинка под зад, что оказавшийся в одном костюме на пронизывающем холоде молодой человек вмиг забыл о стуже и полетел по пандусу аж до самого бордюра, отделявшего широченный тротуар от бесконечной площади. И там прилег отдохнуть.

Фортуна в лице двоих оперов не позволила сутенеру проститься с жизнью. Его подняли за шиворот, крепко встряхнули и заявили, что в ближайшие две недели его не желают видеть в холле гостиницы. Все понятно?…

Он все понял! Он готов был пасть на колени, но его все еще держали на весу. И когда наконец отпустили, он-таки рухнул в снег, потом сперва на карачках, а дальше в полусогнутом положении кинулся к стоянке, где у него была припаркована потрепанная «мазда» с правым рулем. Что поделаешь, в провинции у сутенеров заработки не сильно велики. Тоже ведь постоянно отстегивать приходится…

Малый подвиг приезжих, совершенный никак не во имя какой-то мифической там справедливости, имел свой неожиданный резонанс. После жалоб пострадавшего сутенера разнеслась молва, что в «Хилтоне» остановились «крутые» из Москвы и к ним надо внимательно присмотреться, прежде чем предпринимать ответные акции.

А напуганные девицы в тот же вечер узнали, что их «работодатель» неожиданно заболел и недели две наверняка будет заниматься исключительно домашней работой. Так что можно не беспокоиться за гонорар, пахать честно и, главное, от души.

Узнав о выходке двоих оперативников, присланных на подмогу белоярским Шерлокам Холмсам, которой они ознаменовали свое прибытие в город и о которой поведала населению гостиничная обслуга — провинция, все у всех на виду, на слуху, а местный телеграф помощнее космической связи! — Гусаковский хохотал от души. Это ж надо! Вышвырнули сутенера, как котенка, даже рожу путем не начистили, всего лишь запретили приближаться к гостинице — и тот послушался! А местные пинкертоны, мать их, уверяют, что с проституцией ничего поделать не могут. Мол, «крыша» там такая, что нечего и думать сломать ее или просто сдвинуть хотя бы в сторону. Нет, разбаловался правоохранительный народ!.. Или сам полностью погряз, что вернее. Потому и вон уж какой день ничего путного доложить не могут: ни кто убил бывшего директора «Сибцветмета», ни за что. Нет следов. А показания случайной свидетельницы — выжившей из ума старухи — ни к делу подшить, ни ниточку нащупать.

Ну а про убийство Валерия Смирнова вообще говорить не приходится. «Дохлый висяк», как доложил прокурор и смущенно опустил повинную свою голову. Главный законник, а разводит руками…

На что всерьез рассерженный губернатор в открытую, не стесняясь, заявил прокурору, что дальше такую работу он терпеть не намерен. Как же людям в глаза-то смотреть? Что им говорить? Кто в конце концов в городе хозяин?

Разгон шел не с глазу на глаз, а в присутствии достаточного количества людей, облеченных властью в крае. Так сказать, мини Совет безопасности, в который входили все руководители силовых и правоохранительных структур, начиная от начальника УФСБ и кончая руководителем патрульно-постовой службы.

Итоги предварительного расследования показали, что и милиция, и прокуратура просто-таки топчутся на месте, разводя руками.

И вот тут очень к месту пришлась поистине анекдотическая история о двух московских ментах, которые одним жестом покончили с «официальной проституцией». Ну а неофициальная — бог с ней, где ж ее нынче нет? Вот уж воистину: хочешь жить — умей вертеться! А в этой «профессии» вертеться надо ого-го как!

Но анекдот анекдотом, а принимать решение требовалось немедленно. Хватит тянуть! Хватит обманывать общественное мнение, тем более теперь, когда до губернаторских выборов остается меньше трех месяцев!

Гусаковский закрыл сердитое совещание, обещав лично подумать и принять кардинальное решение.

В кабинете остались трое: он сам, Лидия Михайловна Горбатова и Егор Алексеевич, его помощник по оперативным вопросам.

Вопрос первый: что слышно о чертовой папке?

Егор доложил, что, если свидетельство известного товарища верно, документы могут в настоящий момент находиться лично у Минаева. Обыск в доме покойного Кобзева, который проводили следователи прокуратуры и местные оперативники, в буквальном смысле ничего не дал. Никаких документов, имеющих отношение к комбинату, не найдено. Да и зачем они отставному директору?

— Большую ошибку допускаешь, — возразил Гусаковский. — Если бы документов вообще не было, к чему тогда весь сыр-бор? Надо знать своих противников. Например, могут ли они подбросить туфту? Станут ли провоцировать встречные действия? Это ведь большой талант надо иметь, чтобы разгадать маневр. И не купиться на блефе, — сказал Гусаковский, заставив помощников задуматься, но сам же и ответил: — Да нет, не те они ребята, чтоб со мной в покер играть. Да и не их это дело — карточные игры. Разве что Журавлев. Но его нынче, особенно после возвращения Минаева, в расчет брать не приходится, слаба фигура оказалась…

— А сам Алексей, — поддержала губернатора Лидия, — человек слишком прямой, слишком углубленный в свое дело, чтобы заниматься интригами. Не его это хобби.

— Возможно, — осторожно согласился губернатор. — Но категоричным я бы не был. И если Юрка Кобзев передал ему компромат на меня — а я примерно догадываюсь теперь, что бы это могло быть: не бомба, конечно, но все равно очень неприятно, — то, значит, у Лешки Минаева созрела идея пойти ва-банк. А тогда и все средства хороши. Я бы на его месте поступил именно таким образом: подождал бы еще немного, а потом вылил бы порядочный ушат помоев прямо на голову обывателю. И именно в тот тактический момент, когда этот гребаный обыватель должен будет решить, куда кидать свой голос, в какую урну.

— Но если это действительно так и вы, Андрей Ильич, не ошибаетесь, то слива компромата следует ожидать не ранее чем через месяц. А может быть, и позже. Иначе ведь сила удара явно ослабнет. Разве не так?

— Хорошо сидеть в тепле и думать, что на улице мороз, который тебя никоим образом не достанет…

— Но мы ж не можем отменить времена года, — сострил Егор.

— Точно, не можем. И не будем.

— Что-то я не понимаю, о чем вы, господа? — нахмурилась Лидия. — Объясните дуре!

— А чего тут неясного? — засмеялся Гусаковский. — Ты не дура и все прекрасно понимаешь. А вот Егор верно заметил, что если нельзя сменить зиму на лето, то можно хотя бы обезопасить себя от источника мороза. Верно, Егор?

— Так точно, товарищ генерал, — улыбнулся тот. — В самый корень.

— Тогда давайте примем такое решение: попробуем все-таки прояснить для себя, о чем думает Алешка, нет ли у него новых ходов?… Кстати, что там с его журналистом? Уточните. И — начнем, помолясь, как говорится. Сроку — два дня. А то веселые московские ребятки в нашем раю окончательно растеряют свою невинность. Их же наши гостиничные бляди, поди, за героев теперь держат? Отбою нет? А? А еще пригляди, Егор, это уже по твоей части, чтоб на них раньше времени наша братва не наехала. Чтоб разборка не случилась. Ты там потихоньку предупреди, кого надо… И ты по твоей епархии, Лида, выясни, что там получилось с «Рассветом» и как наши.

— Выяснять уже не надо, Андрей Ильич, — неохотно ответила помощница. — Согласно нашему договору, Журавлев «Рассвет» прикрыл, это успел. А вот с документами получилась задержка. И совсем некстати, Лешка-то из тюрьмы вышел. Короче, договор, уже оформленный с нашей фирмой, был немедленно опротестован. Этот буквоед Минаев нашел-таки зацепку. Но и не в ней даже суть, а в том, что потребитель неожиданно для всех от посредничества «Рассвета», как обещал, не отказался. И теперь Игорь со своими акциями на бобах, а нам остается тихо радоваться, что не сгорели на неустойках. Плохо, конечно…

— Да уж чего хорошего! А почему — сказать?

— Было бы интересно…

— А потому, что надо было не спать твоему Журавлеву, а немедленно действовать. Мы зачем Лешку на нары кинули? Просто из прихоти? Нет, мы осуществляли свою долговременную политику! А эти родственнички Журавлевы, вместо того, чтобы торопиться брать дела в свои руки, действовать, предались бла-го-ду-шеству!

Гусаковский произнес это слово по слогам, демонстрируя к нему полное свое презрение. Ненавидел он и это слово, и действия, с ним связанные.

— Просрали, — шепотом и без улыбки добавил Лидии Егор Алексеевич, но она сердито отмахнулась от него. Он еще, видите ли, будет комментировать.

— Егор, — посмотрел на помощника Гусаковский, — ты и это обстоятельство тоже поимей в виду. На будущее.

— Понял!

Сказанное для Егора обозначало, что надо начинать думать о том, как в обозримом будущем поступать с нерадивым помощником и неверным другом директора Минаева. Это, в общем, не проблема. А вот зачем губернатор по-прежнему цацкается с этим депутатом, тут Егор Алексеевич ничего не мог понять. Но он верил, еще с времен прежней службы у генерала, что Андрей Ильич ничего зря не делает. Возможно, он и тут имеет какой-то свой, непонятный другим интерес.

Выполняя поручение губернатора, Егор Алексеевич встретился с москвичами. Начал давать вводные. И по существу задаваемых ими вопросов быстро понял, что имеет дело действительно с профессионалами.

Ну там материалы оперативно-следственной бригады — не проблема, отвезти на место преступления, показать то, другое, обеспечить транспортом — это все семечки. А вот, скажем, на простой, с точки зрения Егора, задачке — найти исполнителя и вышибить из него необходимые показания на заказчика — возникли вопросы, на которые сразу-то путем и не ответишь. И для этого пришлось, хоть и не поручал ему этого Андрей Ильич, вводить приезжих во все тонкости местных взаимоотношений властей и производителей, правоохранителей и криминалитета и всего прочего, прояснять москвичам суть ситуации, а также причины и диспозицию противостояния главных противоборствующих сил. Ну да, чтобы действовать с развязанными руками, они должны свободно плавать в исходных данных.

Надо сказать, что разговор шел достаточно откровенный. Оперы видели, что ситуация, мягко говоря, щекотливая. Егор же, в свою очередь, готов был собственную голову поставить, что московских оперативников никто не собирается использовать втемную. Но голова головой, а работать-то им! Вот они и поставили разумный вопрос, на который следовало найти не менее четкий ответ: зачем Минаеву потребовалось убрать предшественника?

Из этого же все и должно исходить! Кто такой этот покойник? Что он собирался предпринять или, напротив, уже сделал такое, чего не мог бы ему простить Минаев? Может быть, знал о махинациях последнего? Может, задолжал крупную сумму и не собирался возвращать? Ну должна же быть веская причина!

Как ни тряс мозгами Егор Алексеевич, ничего вразумительного ответить не мог. В самом деле, хоть губернаторский хурал собирай! Простая ж вещь, а с ходу не объяснишь. И ведь не для собственного интереса, не для успокоения совести там или чего другого хотят знать ответ оперы — это же будет первый вопрос, который задаст прокурор.

— Ну хорошо, пусть прокурор тут у вас свой, но есть еще судья! Что, и судья — своя в доску баба? Ну вы, ребята, даете! Все, оказывается, в одном кармане, а вы поводы-причины ищете! У вас же тут как при царе Иване Васильевиче, никакой даже видимостью закона не пахнет, а вы мучаетесь! Ишь какие совестливые!

Но хоть главный вопрос так пока и остался без ясного ответа, другими словами, мог какое-то время, говоря словами величайшего Вождя и Учителя всех времен и народов, «отлежаться», позволяя начинать боевые действия до окончательного решения правовой стороны проблемы, оставались и другие неясности, на которые оперативники непременно желали также иметь «руководящие» ответы.

Обычно в подобных ситуациях не бывает сомнений в том, где следует искать исполнителя. Криминальная среда, противоборствующие преступные группировки, свои собственные интересы и приоритеты — вот из чего они, как правило, исходили. И этот их взгляд практически всегда соответствовал реальным условиям той или иной задачи. Но Егор сразу предупредил, что во избежание ненужных осложнений местную преступную среду трогать пока не стоит. Не их рук это дело, да и в настоящий момент в крае удается немалыми, честно говоря, усилиями сохранять некое равновесие. Сферы поделены, братва вынуждена довольствоваться имеющимся, не пытается залезать в чужие зоны влияния, и потому любой конфликт здесь может вызвать самую нежелательную реакцию. Значит, исполнителя следует искать где-то на стороне.

Логично, согласились оперы. За время своей адаптации в городе они уже успели понаблюдать за контингентом гостиницы. Это как бы позволяло им выяснить уровень потребностей приезжих — с одной стороны, и возможности их удовлетворения — с другой. Так вот, вовсе не пугало, но настораживало обилие «кавказских» товарищей. Их было много. Нет, они не наглели еще, но чувствовалось, что и это — не за горами. Они ведь чем давят? Тараканьей приспосабливаемостью к любым условиям и потрясающей внутренней дисциплиной и жестокостью. Перед ними даже русские, вернее, славянские группировки отморозков иной раз пасуют. И, судя по обилию кавказцев, по их бесцеремонному поведению, они собирались обосноваться в этом сибирском краю всерьез и надолго. Они еще не хамят, не прут на рожон, и потому местная братва их как бы не замечает, не принимает всерьез. Но до грядущих войн, кажется, уже недалеко. Весь оперативный опыт подсказывал это москвичам, не понаслышке знакомым с такой проблемой.

Если поставить перед собой конкретную задачу в этом направлении, то для решения ее следовало, во-первых, немедленно выбрать подходящий объект, а во-вторых, с ходу начать его оперативную разработку.

Договорившись о главном, более рассудительный Ветров, которому без труда удавалось придавать себе вид вдумчивого и дотошного следователя, отправился в администраторскую гостиницы для того, чтобы ознакомиться с карточками проживающих, а ловкий и быстрый в движениях Кравец, любитель пошленьких анекдотов и пухлых девочек, уехал вместе с Егором Алексеевичем знакомиться с оперативной обстановкой.

Уже к вечеру, соединив результаты проделанной работы, оперативники могли сделать первые выводы. И основной был таков: никакой необходимости убивать бывшего директора именно в это вечернее время и в данном месте — напротив окон своей квартиры — у Минаева не было. Только полный идиот в это поверит. Но, может быть, в этом и есть смысл? Задумано и блестяще выполнено чудовищное по своей алогичности преступление? Кто поверит?! А вот именно исходя из этого и действовал заказчик! Что, в свою очередь, свидетельствует о его незаурядном криминальном таланте.

К месту пришлись и показания пожилой соседки, курившей у подъезда вместе со своими такими же старыми подругами в тот вечер, когда был убит Кобзев. Она «своими глазами» видела, и остальные подтверждали ее слова, хотя сами просто не обратили внимания на то, что, пока большая темная машина убитого простояла у их подъезда, мимо них прошел озабоченный дядечка с папкой под мышкой, а в это время мимо машины туда и обратно, будто ему делать было нечего, продефилировал, — откуда слово-то знают такое? или по телику нахватались? — высокий такой мужчина в черной полнящей куртке, какие нынче от китайцев привозят. Дутики их еще называют. Туда, значит, и потом вскорости обратно. Не из ихнего дома человек. И шапочка еще темная — по брови. Такие носят те, которые фруктами на рынке торгуют. Круглая и в обтяжку. А лица видно не было, темно же. А он с той стороны машины ходил. Будто высматривал чего.

Высокий — явный выходец с Кавказа, синтетическая темная куртка — зачем ему было бродить возле машины Кобзева? В принципе задачка не из сложных. Теперь можно и повнимательнее присмотреться к жителям горных аулов, обосновавшимся в дорогих, устланных пушистыми коврами люксах «Хилтона». И особенно следовало обратить внимание на тех, кто прибыли накануне заказного убийства, или около этого. Наконец, еще одно условие. Если Минаев решился на преступление, имея при этом свои, тоже неизвестные до конца цели, то он, конечно, не стал бы выбирать себе исполнителя из местных «спецов». Никто не может быть уверен, что он по какой-нибудь нелепой случайности не засветится. Тем более — местный! Значит, нужен киллер со стороны. В последнее время Минаев выезжал только в Москву, где, кстати, был задержан и некоторое время даже провел в Бутырском следственном изоляторе. Принимая это во внимание, можно сделать предварительный вывод, что уже в камере, поделившись, к примеру, с кем-то из сидельцев своей нуждой, он мог получить и дельный совет, и соответствующую наводку. Приезжий исполнитель чувствует себя на новом месте, как ни странно, иногда комфортнее местных деятелей. Ему некого бояться, во-первых. И легко уйти — во-вторых. Сделал свое дело и — адью! Расчет произведен на нейтральной территории, необязательно с заказчиком, можно и с посредником. И концы в воду!

Получается, что исполнитель мог быть приезжим. Он также сумел легко адаптироваться в новой среде. Как показывает практика, минимально уязвимы в этом отношении именно кавказцы. Куда ни приедут, ни прилетят, сразу вокруг земляки, арак, лаваш, мясо с зеленью, русские дэвочки и все такое прочее! Отчего ж именно такому и не принять заказ? Тем более если он, в общем-то, и не знает конкретного заказчика! Но ведь если не знает, можно и подсказать. Заставить, как говорится, «вспомнить».

И последнее условие. Новичок, даже и с Кавказа, вряд ли сразу возьмется за «мокрое» дело. И хотя среди приезжих с южных гор в сибирскую непривычную для них холодрыгу вряд ли найдется фигурант, ни разу в прошлом не имевший конфликтов с законной властью, выбирать нужно из тех, кому в наше время несложно «сменить масть», как выражаются уголовники. Здесь годятся статьи Уголовного кодекса, касающиеся рэкета, разбоя, бандитизма, похищения заложников. А все эти криминальные явления имеют самое непосредственное отношение как раз к жителям тех мест, которые расположены либо в районах боевых действий, либо вблизи мест проведения затянувшейся контртеррористической операции.

Если вдуматься, исходных не так уж и мало. И, обсудив ситуацию таким образом, оперативники перешли к результатам обследования контингента «Хилтона».

Сперва выделили тех, которые прибыли в Белоярск после возвращения Минаева из Москвы. Среди них отметили чеченцев, ингушей и дагестанцев. Таковых осталось пятеро. Спустившись к администраторше, которая, по известному старому блатному выражению, «давила косяка» на вежливого, умеющего быть приятным собеседником, Ветрова и называла его уже по имени — Борей, Ветров попросил ее пригласить к себе для уточнения некоторых паспортных данных пятерых, отмеченных в списке. Она же, зная, что сотрудники милиции из Москвы прибыли сюда не с девочками прохлаждаться и проститутки у них разве что исключительно в маскировочных целях, охотно пошла им навстречу. Она бы вообще-то и дальше бы пошла, если бы Боречка не стал возражать. Но он пока только приглядывался к наивным стараниям сорокалетней, весьма представительной дамы, хотя и не исключал, нет, совсем даже не исключал… Приедались уже шлюхи с их непременными презервативами. Чистого жанра хотелось, как выражался порой более подкованный в литературном отношении Колька Кравец. А приближавшаяся к роковой черте своей зрелости Анастасия Никоновна явно уж ни в каких искусственных способах самозащиты не нуждалась. И это было ее несомненным достоинством в глазах Бори Ветрова, большого любителя крупных форм и незатухающих страстей неутоленных провинциальных дам.

Короче, оказалось достаточно одного обещающего взгляда капитана, чтобы важная административная работница немедленно развила кипучую деятельность.

Время было вечернее, дежурство у Анастасии, судя по обстановке в ее администраторском кабинетике, не перевалило еще и за половину. А кипящий электрочайник и какие-то кульки на столе в углу, вместе с глухо урчащим холодильником, указывали на то, что питаться эта женщина предпочитала не в буфете, а здесь. И скорее всего — чем-нибудь домашним. При мыслях об этом у давно привыкшего к столовкам и забегаловкам Бориса сладко заныло в желудке. И это обстоятельство не прошло мимо пристального внимания легко и непринужденно двигающейся в довольно тесном пространстве администраторши.

— Может быть, потом?… — начала она, но закончить не успела, поскольку ее вопрос перебил стук в дверь и вопрос, заданный гортанным голосом:

— Суда можна?

— Заходите, — строго ответил за Анастасию Ветров, а ее одарил ну прямо-таки пламенным взглядом, исполненным полнейшей признательности. — Позже, да?

Она едва не вспыхнула. Даже отвернулась, чтобы укрыть свою радостную растерянность.

— Садитесь, — сказала не поворачиваясь.

— Давайте, это чистая формальность, — подтвердил Ветров и протянул руку. — У вас паспорт с собой? Будьте любезны.

— А что — паспорт? — насторожился горбоносый и скуластый постоялец «Хилтона». — Зачэм? — Но в карман, однако, полез.

— Сверяем некоторые данные, — сухо ответил Ветров. — Давайте, не тяните, тут вашего брата вон сколько! Если мы с каждым будем долгие разговоры разговаривать, что же получится?

Паспорт был еще советского образца, в красной обложке с гербом СССР. Раскрыл. Бецоев Султан Абдурахманович, место рождения — Агачаул Махачкалинского района Дагестанской АССР. Тридцать лет от роду. Полистал дальше — невоеннообязанный. Почему?

Спросил у Бецоева.

— А-а! — Тот сморщился, показывая, что говорить ему очень неприятно. — Молодой был, ашибка дэлал! Турма сидел.

— Статья какая?

— А-а! Сто шестьдесят пэрвая…

— Часть? — строго спросил Ветров, чувствуя исподволь, что с кандидатом для разработки, кажется, повезло с ходу: разбой!

— Втарая… — неохотно ответил Бецоев.

— Сколько впаяли?

— Тры… Ныдавно освободили.

— Так, с тобой все понятно, — протянул Ветров. — Паспорт я пока оставлю у себя, а ты — свободен. Будешь нужен, приглашу.

— Слушай, началнык! — возмутился Бецоев. — Ты что дэлаешь?! Куда я бэз докумэнта? Меня каждый мэнт за жопа брать будэт!

— А ты скажи, что паспорт твой в гостинице, пусть ко мне обращается. Капитан Ветров, запомнил? Ну иди. Скажи, чтоб зашел следующий…

Что-то яростно и огорченно бубня себе под нос на родном языке, Бецоев неохотно удалился. Его место занял новый жилец. Но в отличие от высокого и молодого Бецоева был это пожилой и полный человек с большой лысиной, блестящей от пота, хотя здесь было совсем не жарко. Этот — не подходил. Проглядев его паспорт исключительно для порядка и задав лишь один вопрос: цель приезда, Ветров отпустил его. Цель самая обычная: сопровождал вагон апельсинов. Не кавказских, нет, а из Турции. Которые продаются с наклеенными на них бумажками, утверждающими, будто сии фрукты произрастают в далеком Марокко.

Остальные трое тоже не подошли, но по совершенно иным параметрам. Один прилетел вместе с супругой и детьми, значит, рисковать не станет. Другой оказался инвалидом, хотя подходил и ростом, и возрастом, и происхождением — чеченец из Урус-Мартана. Но — передвигался с палочкой. Ветров полюбопытствовал по поводу инвалидности. Имелась справка: парень служил в милиции, был ранен при задержании боевиков, долго лечился, теперь вынужден заниматься коммерцией. Этот просто не подходил, даже из чисто этических соображений. Наконец третий, явившийся в «нужных» дутике и шапочке, не подходил ростом — маленький и плюгавый какой-то.

Отпустив последнего, Ветров вернулся к паспорту Бецоева. Надо будет обсудить этот вариант с Колькой. Заметил красноречивый взгляд хозяйки кабинетика — чего-то явно ждала. И очень возбуждена дамочка. А что, может, вот прямо тут и немедленно? Как это? Мы хотим сегодня, мы хотим сейчас? В антисанитарных условиях? Так ведь Кольки нет, он на выезде, можно и в номер подняться… Но объясняться почему-то вдруг пропала охота.

Ни слова не говоря, капитан сунул паспорт в карман пиджака, сам пиджак скинул на спинку стула, поднялся, решительным жестом повернул ключ в замке и, сделав один только шаг, уперся грудью в высокий бюст в буквальном смысле затрепетавшей от неожиданности женщины. Она даже испуганным движением вскинула, как бы защищаясь, свои белые руки. Но так же отрешенно уронила их на его плечи, и он вздрогнул от весьма ощутимых уколов ее ногтей. И когда тяжкий вздох родился где-то в глубине ее груди, одновременно с ним с опаской ухнул и узкий диванчик, принимая на себя весьма значительный вес.

Диванчик оказался достойным произведением забытого мастера — не без труда, но тем не менее выдержал быстрый, взрывной натиск, не развалился, ножек не подвернул, а что скрип — так мебель все же старая. Зато и надежная…

— Ах, какой же вы… — задыхаясь от необычайного волнения, шептала Анастасия Никоновна и при этом судорожно водворяла на место нижнее белье, одергивала форменное платье — короткую, туго обтягивающую пышные ее бедра голубую юбку и той же масти не менее тесный жилет, ограничивающий свободу белоснежной шелковой блузки с кружевными рукавами. — Такой вы… стремительный… невозможный! — выпалила она наконец нужное слово…

И Ветров самодовольно ухмыльнулся, застегиваясь: знай, мол, наших. Это тебе, девушка, вроде фуршета. Дойдем и до полного обеда. И до торжественного ужина. Тогда мало не покажется. В голове рождались уже иные, малопристойные планы и фантазии, но Борис, видя непреходящее изумление в глазах обнаружившей неподдельную страсть дамы, решил, что раз уж так получилось, то отказывать себе в удовольствии перейти на домашнюю кухню было бы попросту глупо. И он походя начал как бы ничего не значащий разговор:

— А что, Настенька, вам часто приходится дежурить?

— Сутки через двое, а что?

— И спать вот здесь? — не поверил он.

— Нет, всегда в резерве имеется номер. Но предпочтительнее, конечно, внизу, то есть здесь. Я ж не одна. Есть дежурная, швейцар.

— Ну а поспать-то вы можете во время дежурства?

— Если все спокойно. А почему вы спрашиваете?

— А вы не догадываетесь? — хитро усмехнулся он.

— Ой, ну какой же вы! — кокетливо отмахнулась она. — Неужели так понравилось?

— Горю желанием продолжить наше тесное знакомство. Если вы не против.

— Ох, прямо и не знаю… Загляните вечерком, попозже. — И женщина потянулась к нему губами.

Он подумал, что она очень вовремя исправляет его ошибку: он-то ведь так и не удосужился хотя бы ласково чмокнуть ее в щечку… Оторвавшись друг от друга, они восхищенными взорами показали, что ближайшее будущее станет для них таким восхитительным, что просто туши свет…