XI
— Партизаны!!
— Мадам Булен! Идите скорее сюда!
— Что случилось, милочка?
В Палиссаке все сильно заинтригованы. В городке появилось трое неизвестно откуда взявшихся людей. С расстегнутыми воротами рубашек, в беретах, они спокойно шествуют по главной улице городка, словно не замечая возбуждаемого ими любопытства.
Появление партизан среди бела дня внушает жителям тревогу. Правда, в Палиссаке уже не впервые видят людей из маки. В прошлом году, 11 ноября, сюда на небольшом грузовичке приезжала даже целая группа партизан — возложить цветы на памятник погибшим. Но ведь тогда немцы не были так близко, как сегодня, — в каких-нибудь десяти километрах отсюда, да еще в полной боевой готовности. К тому же жители городка все еще находятся под впечатлением событий в Мюссидане, происшедших всего неделю назад.
Бакалейщица Булен, как и ее соседка, выбежала на порог лавки.
— Вы знаете их, мадам Булен?
— Нет. Они, должно быть, не здешние. Впрочем, позвольте, одного из них я где-то видела.
— Это Беро, — подсказывает шепотом третья кумушка, только что присоединившаяся к ним, — давнишний арендатор с холмов.
— А он тоже партизан?
— Говорят, да.
— Куда они направляются?
На единственной большой улице Палиссака только и разговоров, что о партизанах. Парикмахер Александр пристраивается у своего окна, аптекарь смотрит через стекло витрины, кузнец вышел во двор; на площади ребята бросили все игры.
— Только бы с нами ничего не случилось, — повторяет соседка бакалейщицы Булен…
Тем временем Роже Беро — а это действительно он — вместе со своими двумя товарищами — маленьким Портосом и юным Арамисом — уже подходит к церкви.
— Они, верно, идут к Пейролям, — говорит кто-то, заметив, что партизаны сворачивают в маленький переулок между булочной и кафе Тайфера.
— Зачем им понадобилось устраивать этот парад? — ворчит налоговый инспектор Костдуа, обращаясь к мяснику Мерло. — Вот такие-то выходки и навлекают на нас беду.
Мерло, хотя иногда и снабжает мясом отряды маки, не склонен компрометировать себя публично ни в ту, ни в другую сторону. Поэтому он только пожимает плечами.
Впрочем, вновь прибывшие, кажется, не собираются больше привлекать к себе внимания. Перекинувшись несколькими словами с Фернандой Пейроль, они входят в булочную. Ясно, они пришли за хлебом… Теперь никто больше не обращает на них внимания. Только ватага мальчишек слоняется поблизости в надежде получше рассмотреть партизан.
Но от этого Роже Беро не менее горд возложенной на него миссией. Вчера вечером Констан вызвал его в штаб сектора.
— Ты знаешь Пейроля, булочника в Палиссаке?
— Он мой старый товарищ по полку. Его брат в одной группе со мной.
— Тем лучше. Тебе придется навестить его.
— Ну, это проще простого.
— Ты должен добиться, чтобы он увеличил нам поставки хлеба.
— Это ему нелегко будет сделать. К тому же он на заметке у немцев.
— Надо убедить его во что бы то ни стало.
— Сделаю все, что смогу.
— Непременно добейся успеха. Сегодня вечером штаб сектора переезжает на новое место, по ту сторону Палиссака. Там прекрасные позиции, но мы удержимся на них только в том случае, если будет обеспечено снабжение. Это в данный момент для нас чрезвычайно важно…
* * *
В пекарне Жозеф Пейроль — наполовину голый и все же весь мокрый от пота — закладывает в печь большие круглые хлебы по десять фунтов каждый. По всей пекарне разложены соломенные маты с приготовленным к выпечке тестом. Подмастерье Пейроля, мальчик лет пятнадцати, накладывает хлебы один за другим на большую круглую лопату, а сам булочник, нагнувшись, ловко всаживает их на лопате в печь.
— Эй, поберегитесь там, сзади! — кричит Пейроль, ставя очередной хлеб в печь. Не оглядываясь, он рывком вытаскивает из печи лопату.
Беро, а за ним и два его приятеля подходят к нему.
— А, это ты, Роже, — говорит, все еще не оборачиваясь, булочник. — Станьте там, в углу. Прошу меня извинить. С такой мукой, какую поставляют теперь, нельзя задерживать сырое тесто, иначе оно опадет, а я не поставил в печь и половины хлеба.
— Делай свое дело, не торопись.
— Ну, как там мой братишка?
— Прекрасно. Уже три дня, как вернулся в группу. Рана оказалась не опасной. Простая царапина и уже зажила…
— Эй, Рауль, — кричит булочник, — пошевеливайся, черт побери!! Разве не видишь, что я жду?
Арамис и Портос отодвигаются в сторону, чтобы не мешать подмастерью булочника, который мечется, как чертенок.
— Хотелось бы с тобой поговорить, — начинает Беро.
— Слушаю тебя.
Роже вопросительно кивает головой в сторону юного подмастерья, наклонившегося поднять хлеб.
— Нет, вы только поглядите на это добро! Посмотрите на эту дрянь! Просто мерзость какая-то! — вдруг расходится Пейроль при взгляде на потекшее с лопаты тесто.
Он сажает хлеб в печь и, продолжая ругаться, с остервенением скоблит лопату. Потом, как ни в чем не бывало, поворачивается к трем приятелям.
— Можешь смело говорить все что хочешь, — заявляет он, — это мой племянник.
— Ты, верно, догадываешься, зачем я пришел?
Булочник с преувеличенным вниманием засовывает в печь лопату и говорит равнодушным тоном:
— Я могу поставлять вам еще от восьми до десяти буханок в день.
— Но этого мало, старина! Нужно еще столько же.
— Слушай, Роже, ты ведь меня знаешь; при всем желании я не могу дать больше…
И вдруг он снова начинает кричать и жаловаться:
— Найдите мне зерна или заставьте мельника давать мне больше муки! Сам я не могу больше достать! Уверяю тебя… Я предпочел бы быть на вашем месте, в маки! В самые ближайшие дни меня здесь так хватят по затылку, что дух вон. Боши уже сожгли одного моего приятеля возле Нонтрона…
— Не горячись, дай я тебе все объясню…
— Я ведь поставляю вам ежедневно целую печь!…
— Кому нам?
— Вам всем. Считай сам: двадцать буханок по десять фунтов для Констана, десять для парней Лусто, четыре-пять здесь, четыре-пять там…
— Очень может быть. Но из всего этого для нас идет только двадцать. А Констан послал меня сказать тебе, что ему нужно сорок.
— Невозможно. Другим тоже ведь есть надо.
— А если тебе дадут зерна?
— Как в прошлый раз, так, что ли?
— Ты ведь тогда получил!
— Да, получил один грузовик зерна. А ты знаешь, надолго ли мне хватает грузовика? На неделю. Если бы мельник и я не изворачивались, вы бы эти два месяца не очень-то много хлеба видели.
— Бастид нам всегда говорил, что на тебя можно положиться.
— Бедняга! Как мне его жаль…
— Ты бы и ему отказал? Ему?
Булочник делает отчаянный жест, словно готов рассердиться на самого себя.
— Ладно. Передай товарищам, что попытаюсь сделать.
— Сколько? Сорок?
— Сколько смогу.
— Я так и знал, что мы в конце концов поладим.
— Да, только помни, ты у меня не единственный. Я ведь теперь всех кормлю… Куда доставлять?
— В замок Кантамерль, на наш новый КП, недалеко от твоего виноградника.
— Черт! Вы, я вижу, умеете устраиваться. И хозяева согласились?
— Они в Ницце.
— Мне-то наплевать — реквизиция пойдет им только на пользу… Я буду складывать хлеб в хижине около виноградника. Мы с мельником будем приезжать туда два-три раза в неделю. Позаботьтесь об охране.
— Договорились. Как только машина свернет на узенькую тропку, ты даешь три гудка сирены, наши ответят тремя свистками. Если ночью — три сигнала фарами, когда доедешь до перекрестка…
— Ясно. Но не вздумайте разыгрывать из себя вояк и, смотрите, не всадите мне в брюхо очередь из автомата.
— Не беспокойся. Слушай, я заплачу тебе за неделю вперед. Сколько с нас возьмешь?
— Разумеется, по твердой цене. Надеюсь, ты не думаешь, что я жирею на вас? Нет? А вот если вы найдете для меня немного бензину, не откажусь.
— Постараемся раздобыть.
Во время этого разговора булочник кончил сажать хлеб в печь. Прикрыв дверцу, он кладет на место лопату и подходит пощупать тесто в квашне.
— Все в порядке, — говорит он, — у нас, ребята, есть еще время пропустить по стаканчику…
— Только что собирался тебе предложить, — отвечает Роже Беро.
Булочник вытирает пот, льющийся с него ручьями, и натягивает майку. Уходя, он поручает подмастерью:
— Клади по две буханки на просушку. А когда кончишь, приходи выпить с нами аперитива. Да смотри пошевеливайся!
* * *
Достаточно только перейти переулочек — и четверо мужчин уже в кухне Тайферов.
— Проходите в салон, — говорит хозяйка, — а я посмотрю, что у меня для вас найдется.
Салон, в противоположность большому залу кафе, — место сбора завсегдатаев Тайфера. Это попросту четыре стены с выцветшими обоями и двумя дверями, одна против другой. С одной стороны вплотную к стене стоит скамейка, обитая черной кожей, три мраморных столика и несколько стульев, с другой — большой стол, а у окна — запыленный бильярд. Здесь вечером в субботу и днем в воскресенье собираются постоянные посетители кафе, чтобы сыграть партию в белотт или манилью. В остальные дни тут обслуживают только проезжих гостей или близких друзей дома. Беро, которому присутствие булочника позволяет отнести себя к категории близких друзей хозяина, фамильярно обращается к Тайферу:
— Эй, папаша Антуан, идите-ка выпить с нами!
— Не откажусь, — откликается толстый Тайфер, посматривая в сторону большого зала. Он выглядит явно смущенным, может быть, потому, что вот-вот должны подойти к обеду постоянные клиенты.
— Аперитив неплохой, — говорит Беро, — но мы не прочь были бы и подзаправиться перед уходом.
— Беда в том, — отвечает Тайфер, — что у нас нет ничего приличного…
— У меня осталось рагу из зайца, и можно еще приготовить им суп из гусиных потрохов! — кричит из кухни хозяйка.
— Запишите это на мой счет, — говорит Пейроль. — Прошу извинить меня, ребятки, но я должен вернуться к своей печи. Перед тем как уходить, обязательно загляните к нам. Жена передаст вам посылку для братишки…
Беро, следуя примеру товарищей, снимает с себя куртку и вешает на спинку стула. Служанка хочет убрать куртку на вешалку, но он останавливает ее:
— Не надо! Не трогайте!
Дело в том, что в карманах у него — две гранаты и револьвер.
— Малютка недурна! — говорит Арамис, глядя на молоденькую девушку, накрывающую на стол.
— Значит, вы пожаловали оттуда, сверху? — спрашивает Тайфер, который уже позаботился закрыть дверь в большой зал, не желая привлекать излишнего внимания к своим новым посетителям. — Вы все из маки?
— А вас это смущает? — вопросом на вопрос отвечает Арамис, которого начинает раздражать трусость трактирщика.
Его тон заставляет Тайфера снова принять благодушный вид.
— Будь я помоложе, я тоже был бы с вами. Мой сын уже собирается в «Тайную армию»… Минуточку!… Что там такое?…
Слышится дребезжанье машины, проехавшей по улице.
— Немцы! — шепчет служанка, стремительно опуская на стол дымящуюся миску с супом, которую она держала в руках.
Тайфер сразу бледнеет.
— Уходите скорее! Боже мой, уходите скорее! — умоляет его жена, прибежавшая из кухни.
— Немцы увидят, как мы будем уходить от вас, — говорит Портос. Он уже начал крошить в тарелку большие куски хлеба.
Снаружи доносится шум машин, подъезжающих к площади.
— Следуйте за мной! — командует Тайфер, у которого вдруг мелькнула спасительная мысль.
Три друга быстро проходят в кухню и оттуда — в сарай.
— Сюда, — шепчет хозяин.
В глубине сарая, рядом с кучей хвороста, стоит старая деревенская печь с задвижной чугунной дверцей. Тайфер отодвигает дверцу.
— Залезайте туда!
— Но мы там не поместимся, — протестует Роже.
— Это идиотство, — заявляет Портос, поворачивая обратно. — Я предпочитаю попытать счастья при дневном свете.
Хозяин вцепляется в него, умоляя:
— Сынок, прошу тебя! Они тебя узнают… вас арестуют… нас всех расстреляют…
Три друга с помощью Тайфера скользят в темноту, ногами вперед. Это не так-то легко. Роже Беро втискивается последним.
— Я вас запираю, — говорит хозяин. — Не шумите…
Дверца становится на свое место. Тайфер для маскировки наспех приваливает к ней кучу хвороста. На висках у него выступил пот. Дыша, как тюлень, он возвращается в кухню. Его жена вместе со служанкой стоят за занавеской у входной двери в большом зале, наблюдая, что делается снаружи… На улице пусто. С гулом прокатывает броневик. На площади толпятся солдаты в зеленых мундирах. Они о чем-то совещаются…
— Приборы!… — внезапно вспоминает Тайфер.
— Боже мой, мы погибли! — стонет в отчаянии его жена. Испуганная служанка стоит позади них, не зная, что делать.
— Не стойте здесь, — распоряжается Тайфер. — Все за стол, займите их места, как будто бы ничего не случилось… Шевелитесь, черт вас побери!
Надвигающаяся опасность словно преображает его. Едва они садятся за стол и начинают разливать суп, как наружная дверь с грохотом распахивается.
— Не ходи туда, не двигайся! — упрашивает Тайфера жена. Она с трудом поднимается с места и выходит в соседний зал.
Молоденькая служанка, лишившаяся от страха языка, уставилась на хозяина; тот дрожащей рукой наливает себе стакан вина.
В это время в доме напротив взволнованная Фернанда Пейроль предстает перед немецким офицером, вошедшим в булочную. Офицер молод и изъясняется на безукоризненном французском языке.
— У вас есть хлеб, мадам?
— Да, сударь.
— Дайте мне вот те два…
Офицер выбирает два свежих круглых хлеба и вынимает элегантный бумажник. К изумлению булочницы, он протягивает ей карточку с талонами и бумажку в двадцать франков.
Фернанда отрывает талоны и собирается дать ему сдачу. Офицер отодвигает деньги и холодно заявляет:
— Оставьте все, нам потребуется еще хлеб.
Булочница чуть было не выпаливает ему: «У нас нет лишнего хлеба!», — но вовремя спохватывается. Она думает о муже, который сейчас, должно быть, пробирается садами, спасаясь от немцев.
* * *
Забравшись в печь, Беро протискивается между своими двумя товарищами. Теперь они втроем лежат плашмя в темной печи, вплотную друг к другу, головами к закрытой наглухо дверце.
Печью, надо полагать, уже давно не пользовались. К рукам и лицу липнет паутина, в нос набивается пыль. В тело врезаются куски кирпичей и щебень. Портос, пошевелив ногами, задел, должно быть, за свод печи, потому что откуда-то сверху падает с оглушительным стуком кирпич.
— Поосторожнее! — просит Арамис. Ему отвечает приглушенное чихание.
— Бредовая мысль — запихнуть нас сюда!
— Вытягивайтесь и не шевелитесь, — приказывает Беро. Проходят минуты, долгие, как часы.
Вдруг Беро вспоминает о куртках, забытых в салоне на стульях. А ведь в карманах лежит оружие! Сердце его замирает. Немцы обнаружат их вещи и обыщут весь дом. Они, конечно, найдут в конце концов печь. Откроют дверцу и увидят всех их троих, попавших, как крысы, в западню. И действительно, снаружи уже слышится говор. Это несомненно немцы. Да, наверняка они.
— Роже! — шепчет Портос. — Они бросят в печь гранаты… Дурацкая затея…
— Молчи ты, им нас не найти, — отвечает Беро, чувствуя, как по спине у него струится холодный пот.
«При взрыве гранаты нас разорвет на куски, мы не успеем даже испытать боли, — размышляет он. — А если мы будем только ранены? И если нам придется медленно умирать под обвалившимся сводом печи?…»
Он вспоминает жену, сына, старого дядюшку… Они, вероятно, садятся сейчас за стол там, на его маленькой уединенной ферме, затерявшейся, словно оазис, среди виноградников. Умереть, не повидав их! Не увидев больше сияния солнца!
Затем мелькает новая мысль: «А что, если немцы подожгут дом? Сожгут нас заживо, как булочника в Нонтроне?»
Роже хватает за руки обоих приятелей.
— Не шевелитесь!
— Глупо, — говорит Портос.
— Идут…
Голоса за чугунной дверцей как будто приближаются.
В темноте печи слышится только дробь зубов.
* * *
Госпожа Тайфер стоит за стойкой перед двумя немцами в касках, с автоматами на ремнях.
— Где живет мэр? — спрашивает один из них.
Она подходит к двери, чтобы показать дом мэра и тем самым ускорить их уход, и отвечает:
— Вот там, в конце улицы.
— Хорошо, вы нас туда проводите, — говорит немец. Потом внезапно спохватывается:
— У вас есть посторонние?
— Нет…
Не ожидая дальнейших объяснений, оба солдата отстраняют хозяйку и идут в заднее помещение.
Тайфер медленно жует кусок хлеба, а служанка застыла перед наполовину пустой тарелкой.
Как глупо, что она не догадалась убрать со стола четвертый прибор! Впрочем, если немцы поинтересуются, она скажет, что должен подойти к обеду один столующийся. А как быть с куртками, висящими на стульях?…
— Есть террористы? — спрашивает немец. Тайфер смотрит им в глаза с невинным видом. Он сидит на том самом месте, которое занимал Беро. Куртка, с раздувшимися от гранат карманами, висит на спинке стула.
— Покажите нам дом!
Хозяин с салфеткой в руке поднимается с места и идет вместе с ними к лестнице, ведущей из кухни в верхние комнаты. Немцы грузно шагают следом за ним, потом быстро спускаются обратно.
— А там? — спрашивает один из них, указывая на дверь пристройки.
— Там — сарай.
Солдаты, переговариваясь, производят беглый осмотр: старая машина без шин, доски, верстак, садовые инструменты и несколько вязанок хвороста. Ничего подозрительного.
— Raus! Проводите нас к мэру, — приказывает немец Тайферу. — Вы можете остаться, — бросает он жене трактирщика.
Пройдя через большой зал, они выходят из дома на улицу. Хозяйка и молодая служанка с беспокойством следят за ними через окно. Так и есть, идут к мэру.
На площади сейчас скопилось около пятидесяти немецких солдат…
* * *
Лежа в печи, друзья слышат, как в двух метрах от них переговариваются немцы. Потом голоса смолкают. Время идет. Царит полная тишина. Беро вглядывается в светящийся циферблат ручных часов, пытаясь определить, сколько сейчас времени. Двадцать минут первого? Четыре часа? Не поймешь…
Не хватает воздуха. Слышится прерывистое дыхание трех человек. Ритм дыхания все учащается. Беро старается дышать глубже. У него начинает болеть голова.
«Можно задохнуться», — внезапно мелькает у него мысль. Больше хладнокровия, надо сохранять спокойствие. В глубине печи есть отверстие в трубу, оно открыто. Но отчего же в таком случае этот гул в ушах? Просто невыносимо. Беро невольно вспоминается нелепая история, о которой писали в газетах до войны. Некий маркиз Шампобер по собственному желанию был заживо погребен в гробу, соединенном резиновой трубкой с поверхностью земли для притока свежего воздуха. Маркиз не учел, что углекислый газ, выдыхаемый человеком, тяжелее воздуха, и погиб под землей от удушья.
Три рта жадно ищут воздуха и одновременно тянутся к скважинам дверцы. Пальцы отчаянно вцепляются в кирпичи, пытаясь раздвинуть их. Дышать становится все труднее.
— Позовем, — предлагает Портос.
— Подождем еще немного, — отвечает со вздохом Беро. — Тайфер, конечно, вернется…
Но в то же время он вынимает из кармана нож и начинает скоблить низ дверцы…
— Быстрее! — поторапливает его Арамис.
Лезвие ножа ломается. Беро открывает шило, откалывает им мелкие кусочки кирпича и сдувает их, расчищая отверстие. Сквозь раскрошившийся кирпич в печь проникает еле заметный луч света. Три головы сразу сталкиваются, чтобы одновременно вдохнуть свежий воздух. Рты набиваются кирпичной пылью. Пальцы судорожно скребут низ дверцы. Недостаток воздуха сказывается все больше и больше.
— Откройте! — кричит Портос…
— Откройте! — вторит ему Арамис, который не может больше выдержать.
Медленно, причиняя себе боль, Беро сгибается, пытаясь достать кирпич, лежащий около колена. Он вытаскивает этот кирпич и начинает отчаянно колотить им в дверцу…
— Откройте же! Черт возьми!
Никто из них не думает больше о немцах. Они задыхаются…
* * *
— Наконец-то убрались! — говорит толстяк Тайфер, утирая лоб. — Мэр и я их уговорили… Если бы не мы, они бы тут все спалили…
— И все-таки немцы сожгли дом Лусто на берегу Дордони, — возражает Пейроль.
— И кое-кого арестовали, — добавляет другой собеседник.
— Жену бедняги Бастида. Позор!
— Вдову! Всего пять дней назад потерявшую мужа!
— Бандиты!
— А начальника почты!
— А этого несчастного у подножья холма!
— Кто-нибудь знает его? Уже вечер.
Несколько жителей городка собрались в большом зале кафе и обсуждают события дня. Немцы после своего визита к мэру направились прямо к дому Бастида. Они арестовали его жену у соседки; та возмущенно заявила им:
— Разве вы не знаете, что эта женщина лишилась мужа?
— Тем больше оснований для ее ареста, — сказал офицер. — Ее муж был коммунист и сражался против нас. Но так как она в трауре, мы оказываем ей снисхождение и не сжигаем ее дома…
Потом, после этого первого «подвига», они явились на почту и ударами прикладов разбили шкаф с картотекой. Не застав почтового чиновника на месте, они отправились за ним к мельнице, где он удил рыбу вместе с учителем Бертоном. Мельник предупредил рыболовов, и Бертон убежал в лес, а начальник почты, считая, что ему нечего опасаться, сам пошел навстречу немцам.
Немцы отвели его в городок и на глазах жены и троих детей поставили к стене против почты под наведенными автоматами.
— Подлец! — кричал немецкий офицер. — Ты информируешь партизан о передвижениях наших частей!
В конце концов, избив почтового чиновника, они увели его с собой. Рассказывают также, что другая группа немецких солдат, посланных поджечь дом Лусто, арестовала какого-то человека, попавшегося им на пути.
Тайфер неистощим на рассказы о своей встрече с немцами.
— Мы им заявили… тут нет никаких террористов… Если вы нам не верите, берите нас заложниками…
Пейроль недоверчиво смотрит на Тайфера.
Беро и его приятели еще очень бледны. Часа два назад служанка Тайфера, встревоженная их воплями, открыла дверцу печи. Не слушая ее советов, партизаны вылезли из печи на кучу хвороста. Они предпочитали подвергнуться любой опасности, лишь бы не повторять недавней пытки.
В этот момент немцы как раз возвращались с мельницы и вели с собой начальника почты.
— Нам нельзя здесь оставаться, — объявил Арамис, немного отдышавшись.
— Но мы не можем показаться на улице, — сказал Беро.
— Во всяком случае, обратно в печь я не полезу, — заявил Портос. — Нужно придумать что-то другое.
Они послали служанку на разведку, потом, воспользовавшись тем, что внимание немцев было обращено в этот момент на почту, выбрались из городка через сады и добежали до кустарника, который рос по обочинам старой дороги, спускающейся вниз к равнине. Ища, где бы спрятаться, они наткнулись на Пейроля, притаившегося за кустами. Наметив, куда отступать в случае тревоги, все четверо уселись и стали ждать. Наконец они услышали крики Фернанды Пейроль, разыскивавшей мужа. Она сообщила им, что последняя машина с немцами уже уехала и в городке все спокойно. Тогда они решили вернуться в Палиссак.
— Обиднее всего, — заявил неугомонный Портос, — что из-за всех этих передряг мы не успели даже закусить как следует…
