Книга: Заговор обреченных
Назад: 27
Дальше: 29

28

Капитан Штрик-Штрикфельдт появился в Дабендорфе лишь во второй половине дня. Оставив машину у штаба, он сразу же направился к резиденции Власова.
Еще из окна командующий видел, как капитан направляется к его двери своей легкой, кошачьей походкой и по мере того как он приближался, Власов начинал чувствовать себя все увереннее и увереннее. Штрик-Штрикфельдт вернулся, а значит, понемногу все образуется.
– Вы здесь, господин генерал? Слава богу, – еще с порога произнес капитан, увидев командующего. – Я очень опасался, что вы решитесь ехать в Берлин.
– Именно это я и собираюсь сделать, – Власов стоял посреди комнаты с легким плащом стального цвета на руке, который брал с собой в дорогу, даже когда на улице стояла такая жара, как сегодня.
– Не советую, господин командующий, – Штрик-Штрикфельдт подошел к столу, снял фуражку и старательно вытер платком свою вспотевшую коротко остриженную седину. – Направляясь сюда, я успел побеседовать с генералом Геленом. Если помните, это по его протекции я был прикомандирован к вам.
– Тогда еще полковником Геленом, начальником отдела «Иностранные армии востока» Генерального штаба сухопутных сил. Я помню об этом человеке. Тем более, что он, хотя и ненавязчиво, но все же напоминает о себе.
– Ненавязчиво, – подтвердил Штрик-Штрикфельдт. – Так вот, в общем-то мы немногое могли сказать друг другу по телефону, а у меня не было времени повидаться с ним, поскольку решил прямо из Остминистериума направиться к вам. Но совет он дал предельно мудрый. Он сказал: «Срочно увези своего генерала». Я спросил: «Куда?» «Как можно подальше от Берлина, – последовал ответ. – Когда дело дойдет до поиска врагов, – а до этого неминуемо дойдет, – их, врагов, то есть, понадобится очень много. А есть люди, у которых на роду написано казаться всем вокруг врагами».
Штрик-Штрикфельдту было уже под пятьдесят. Прибалтийский немец, получивший истинно петербургское воспитание, – «изысканно-петербургское», как говаривал в подобных случаях полковник Сахаров, – он еще в первую мировую успел повоевать под знаменами русской императорской армии. Уже одно это способно было вызывать у офицеров СД вполне объяснимое недоверие к этому человеку. И вызывало.
Прежде чем попасть в Германию, он сумел испытать себя в торговле, а проще – обзавестись магазинчиком на одной из старых улочек Риги. Затем оказался в Польше, где тоже намеревался заняться коммерцией. Но в 1941 году, когда вермахту понадобилось немало офицеров, владеющих русским, он, подобно многим своим землякам, был призван в армию и направлен в штаб командующего группой армий фельдмаршала Федора фон Бока, чтобы оттуда, после рекомендации, как утверждают, самого фельдмаршала, быть переведенным в разведотдел генерального штаба.
Для Власова оставалось полной загадкой, почему этот офицер, имеющий опыт двух войн, так до сих пор и не поднялся выше капитана. То ли где-то в Берлине у него оказался слишком влиятельный враг, то ли по своей судьбе-цыганке он принадлежал к тому множеству офицеров, которые есть в любой армии и о которых говорят: «Уважать-то уважают, да повышать не повышают».
В любом случае Власов всегда чувствовал себя несколько неуютно от того, что офицером связи при нем состоит всего лишь капитан. Штрик-Штрикфельдту это тоже мешало решать многие вопросы на должном чиновничьем уровне. Тем не менее он умудрялся, изворачивался, налаживал новые связи…
– Что конкретно имел в виду Гелен?
– То, что происходит сейчас в Берлине.
– Кажется, мы начали разговор не с того конца. Речь должна идти не о моем спасении, а о том, что мы должны разобраться в ситуации.
– Пока что известно, что на Гитлера совершено покушение. Но он остался жив. Несколько человек ранено, один, кажется, убит; взрыв был мощнейшим – все это правда. Но фюрера, как всегда, спасло Провидение. Нет, серьезно, без высших сил здесь не обошлось. Хотя кое-кто утверждает, что он все же погиб, однако его окружение по известным причинам пока что скрывает этот факт.
– Вы считаете, что это может серьезно отразиться на нашем движении?
– Серьезно оно может отразиться на нем лишь в том случае, когда отразится на вожде движения и командующем РОА. До всей той массы рядового и офицерского люда, которая толчется здесь, в Берлине сейчас никому нет дела. Разбираться будут на генеральском уровне. «Террористом-одиночкой» на сей раз не обойдется.
Только теперь Власов вернулся за стол и, бросив плащ на стол перед собой, сел.
– У нас нет времени, господин командующий, – удивленно взглянул на него Штрик-Штрикфельдт. – У нас решительно нет никакого времени. Мы выезжаем. Сейчас же. Немедленно.
– Куда… Выезжаем?
– В Баварию. Хотя она расположена значительно южнее Берлина, не думаю, чтобы сейчас там было жарче. Все же близость Альп, леса…
– Что вы темните, капитан? Выражайтесь яснее.
– Недавно я получил секретное распоряжение: постараться увести вас от политики.
– О чем вы? Причем здесь политика?
– Все, что верховное командование вермахта и наши идеологи захотят сказать от вашего имени, они скажут без вас. Вы же нужны им всего лишь как символ. Только как символ. В цене не столько вы, сколько ваше имя.
– Я опять должен оскорбиться?
– Не стоит. Поверьте, так будет не всегда. Но на какое-то время вас действительно решено отлучить от участия в политической жизни, от пропагандистских акций, от работы среди населения России и среди военнопленных.
– Что вы такое говорите, капитан? – поморщился Власов. – Кажется, до сих пор мы были откровенны. Если вы считаете, что нам нужно уехать, пожалуйста. Только не надо придумывать, стращать меня…
– Я ничего не придумываю, господин командующий, – Штрик-Штрикфельдт оглянулся на дверь, потом взглянул на часы. – Мы действительно уедем, но я все же выскажу то, что начал. Чтобы вы хотя бы понимали суть происходящего и чтобы мне не приходилось каждый раз заново убеждать вас. Я в самом деле получил такой приказ.
– Наказание, предусмотренное вместо приказа отправить меня в лагерь?
– Абсолютно верно, господин генерал. Вот почему по моему настоянию мы отправлялись то в Магдебург, то в Кельн, то вдруг решили покататься по Рейну. Официально это было преподнесено вам в виде ознакомительных поездок по Германии.
– В любом случае они нужны были мне.
– Но не вместо таких же поездок по оккупированным территориям России. По существу, речь идет о своеобразном домашнем аресте в рамках Третьего рейха. С поездками по строго определенным – не мною, естественно, – маршрутам.
Власов вначале неуверенно, а затем довольно откровенно, горестно рассмеялся. Это был смех, оплаченный собственной наивностью.
– Хотите сказать, что приказ действует и по сей день? Несмотря на то, что происходит в «Вольфшанце» и Берлине?
– Действует, господин командующий, действует.
– Кто конкретно отдал его?
– Разве это так важно? С именем всегда легко ошибиться.
– Тогда стоит ли?
– Зато сегодня мы используем этот приказ в собственных интересах. Как официальное прикрытие. И отправимся в Баварию.
– Но я жду вызова в Берлин. Вы ведь уже, наверное, знаете об обещании Гиммлера встретиться со мной.
– Извините, господин командующий, но в ближайшие дни Гиммлеру будет не до вас. Это я вам говорю как германский офицер. Конечно, мы будем поддерживать связь с Берлином, и если вдруг окажется, что Гиммлер вспомнил о своем обещании, изыщем возможность очень быстро вернуться в столицу. А до тех пор никто, кроме генерала Гелена, не будет знать, где именно мы находимся!
– И где же будем находиться? – нервно поинтересовался Власов.
– Как я уже сказал, в Баварии. Там, в горах, есть небольшой городишко Руполдинг. Типичное курортное местечко. Не случайно в нем расположен лучший санаторий войск СС. Придет ли кому-нибудь в голову искать вас в эти дни в санатории войск СС? Да еще в Баварии? Вряд ли.
Постучали в дверь, и появившийся ефрейтор, водитель машины Штрик-Штрикфельдта, доложил, что «опель» заправлен, а также основательно осмотрен механиком школы. Поэтому они хоть сейчас могут отправляться в путь.
И Власов понял, что время его истекло и что отказаться от поездки он уже попросту не сможет.
– Не будет ли это воспринято моими генералами и офицерами как бегство? – усомнился он в последний момент. – Все же логичнее выглядело, если бы…
– Все офицеры будут извещены, что вы находитесь в Берлине. В эпицентре событий. Ведете переговоры о будущем армии РОА. Достаточно?
«А ведь за ним стоит не Гелен, – догадался Власов, – а некто покрупнее. Кому-то очень выгодно отвести меня не столько от политики, сколько от удара гестапо. Значит, ты им все еще нужен».
* * *
Сборы были недолгими. Через пятнадцать минут оба они уже находились в машине, которая увозила их в сторону Лейпцига.
Власов упорно молчал. Он устроился на заднем сиденье, чтобы не привлекать внимания патрульных, которых Штрик-Штрикфельдт распугивал удостоверением отдела разведки и специальным пропуском, доставшимся ему от все того же генерала Гелена. У Власова же были документы, удостоверявшие, что он является русским сотрудником разведки, полковником Соловьевым. Гелен предусмотрительно решил, что какое-то время Власову лучше не напоминать о себе и не оставлять следов.
– Вы уверены, что в этом Руполдинге, или как он там называется, в санатории СС, нас ждут? – наконец не выдержал Власов пытки молчанием.
– Естественно. Так или иначе мы должны были прибыть туда, только неделей позже. Да не волнуйтесь, господин командующий. Заведует этим санаторием моя давнишняя знакомая госпожа Биленберг. Хейди Биленберг. Кстати, вдова офицера СС. Симпатичная, приветливая. Даже вдовье горе не состарило ее. Пока мы туда прибудем, она уже будет извещена о нашем визите. Уверен, что Хейди понравится вам. Да и вы ей – тоже.
– Послушайте, капитан, вы расхваливаете ее так, словно решили сосватать.
– Я похож на сводника? – рассмеялся Штрик-Штрикфельдт. – Впрочем, ваше предположенне можно воспринять и более серьезно. Bсe будет зависеть от вас.
– Отчаянный вы человек, капитан.
Они проезжали по мосту, под которым устало громыхал колесами битком набитый солдатами эшелон. Тысячами голосов вермахтовцы орали солдатские песни, но смысла их Власов понять не мог. И не только потому, что они пели на немецком, но и потому, что голоса эти сливались в один, не поддающийся человеческому пониманию рев, из которого лишь случайно вырывались отдельные невнятные слова.
– На Восточный фронт, – объяснил Штрик-Штрикфельдт, когда поезд исчез за ближайшим холмом, а машина их начала въезжать в какой-то городишко, к окраинам которого подступали табачные плантации. – С берегов Рейна перебрасывают. Хотя самое время перебрасывать с Восточного фронта за Рейн, во Францию.
– Высадка англо-американцев… – задумчиво согласился генерал. – Здорово они там прут?
– Основательно. Подавляют техникой почти так же, как в сорок первом вермахт подавлял ваши дивизии, господин генерал, – довольно храбро объяснил офицер связи.
– До сих пор помнится, – мрачно признал Власов. – До сих пор…
– Кстати, где вы встретили войну?
– В общем-то под Львовом. Но мне бы не хотелось говорить об этом, – еще мрачнее пресек командующий свои собственные воспоминания.
– В таком случае вернемся к разговору о Хейди Биленберг, – вновь оживился Штрих-Штрикфельдт. – Кстати, ее еще зовут Аделью. Но лучше Хейди.
– Не слишком ли навязчиво, капитан? – Власов смущенно взглянул на водителя и недовольно покряхтел. Но ефрейтор напрочь отсутствовал во время их разговора. Похоже было, что к этому его усиленно приучали.
Штрик-Штрикфельдт оглянулся и с лукавой ухмылкой, словно вот-вот должен был подморгнуть, многозначительно изрек:
– За навязчивость, конечно, простите. Но уверен, что, увидев Хейди, вы сами почувствуете себя навязчивым.
Назад: 27
Дальше: 29