Раппен
Кныш знал, что происходит какая-то чудовищная ошибка, – уж банкротом он стать не мог ни при каком раскладе. Но вот прояснить ситуацию немедленно он уже не мог. Кныш скосил глаза на часы и застонал. Так и есть: два часа пятнадцать минут. Именно сейчас, с обеда, банки закрывались на праздники, теперь будут закрыты до двадцать восьмого! Как назло, в этом году Рождество выпадало на пятницу, и выходные были слишком долгими. Раньше понедельника ничего не выяснить!
«Но в понедельник-то все прояснится! Главное, стоять на своем!»
Кныш не знал всех деталей подходящего швейцарского законодательства, но чувствовал, что имеет еще какие-то права в этой демократической стране.
– Но есть же процедура! Должен быть суд и прочее, – все еще нервно напомнил он.
Барбосы справа и слева снова напряглись.
– Процедура есть, – подтвердил старший. – Она уже начата. Поэтому я здесь. Когда судья сочтет нужным, он вас вызовет.
Кныш поморщился.
– Вы же… ну… демократическая страна! Где же суд? Закон? Почему менты хватают, как какого-то… не знаю… террориста!
Услышав термин «террорист», парень слева сделал вопросительный жест своему шефу, но тот отрицательно покачал головой и ответил:
– Да, вы правы, Швейцария – демократическая страна. Мы стоим на страже интересов наших граждан. Закон превыше всего. Вы – гость. Соблюдайте наши правила, и вы будете самым желанным гостем. Основа экономической стабильности нашей республики – наши законы и традиции. Самые прочные банки и надежные финансовые институты здесь, на нашей земле. И разрушать их не дозволено никому. Даже гостям.
Кныш мысленно перебрал все варианты сопротивления и выбрал наиболее действенный:
– Вы сказали, гость? Я здесь не просто гость! Я обладаю дипломатическим иммунитетом! Я – член парламента Российской Федерации! У меня есть диппаспорт. Вон, в сейфе справа…
– Дипломатическая неприкосновенность? – озадачился следователь и подошел к открытому сейфу. – Хм, действительно. Но вы въехали в страну по израильскому паспорту. По нему вам не нужна виза. А ваша виза в русском паспорте выдана для поездок в Италию.
«Лучше б я молчал!» – мысленно ругнулся Кныш.
Это был непростительный прокол, а следователь методично продолжал посвящать его в детали национального законодательства:
– Да, мы вошли в Шенгенское соглашение. Но Италия – это вовсе не Швейцария, хотя и лежит рядом. А гражданин Израиля, мне кажется, не может одновременно быть русским дипломатом.
Кныш почувствовал, что краснеет, и следователь это заметил.
– Почему вы так горячитесь? Вас обвиняют пока лишь в банкротстве. А вы террористом себя называете? Почему? Это странно… Что на уме, то и на языке?
Кныш машинально отметил, что эта русская поговорка имеет аналог и в Европе, и предпринял еще одну попытку:
– Секунду, но у меня же есть бизнес. Он оценивается гораздо больше. Это офис, техника, ноу-хау. Есть депозиты, в конце концов. Там достаточно денег, чтобы снять эти претензии. Погасить долг, если он вообще есть! Откуда такие расходы? Я ничего не понимаю!
Кныш вновь завибрировал, и конвойные прижали его крепче, а полицейский встал, всем видом показывая, что уже принял решение.
– Я понял вас. Эти аргументы судья уже рассмотрел без вас. Под бизнес вы взяли кредит. Банк опасается, что вы его не вернете, и принял решение перевести долг на заложенное имущество. Это его право. Так что бизнеса у вас уже нет.
Кныш пошатнулся, но это был не последний удар.
– Ваши депозиты долгосрочные, на пять и десять лет, – пунктуально пояснял следователь. – Досрочное расторжение по ним не предполагается – так указал банк в своем ходатайстве о вашем аресте. И если выяснится, что вы участвовали, хотя бы косвенно, в отмывании денег, то все они уйдут в доход организации по борьбе с отмыванием денег и легализацией преступно нажитых средств.
«Грабители…» – подумал Кныш, и следователь словно услышал эту мысль.
– Это законная практика. А что касается долга, то я могу вам объяснить. У вас не расходы критические! А совсем наоборот. Доходы!
Полицейский сделал знак ребятам в форме, и те прошли по дому, осматривая обстановку и видимые предметы.
– Как это? Какие еще доходы?! – закричал сорвавшимся голосом Кныш; он за минувшую неделю не имел ни единого поступления средств.
– Обыкновенные. Вы в течение нескольких часов получили переводы от разных лиц. Из разных городов и даже стран, – терпеливо растолковывал следователь, – но в основном из России, насколько объяснили представители банка в суде.
Глаза Кныша расширились от ужаса и непонимания, лицо его посинело, а затем побагровело.
– Кто? Сколько? Откуда? – захрипел он.
– Разные лица. Всего вы получили… – Следователь опустил глаза в свою бумажку и прочитал: – Два миллиона триста пятьдесят две тысячи восемьсот одиннадцать переводов, – он повернул документ к задержанному, и Кныш отчетливо увидел длинный ряд цифр: «2 352 811, 00». Полицейский повернул бумагу к себе и как ни в чем не бывало продолжил:
– За каждый перевод банк, согласно заключенному договору на обслуживание личного счета, взимает комиссию в сто франков. Это условия договора, которые вы должны исполнять. Обязаны! – подчеркнул полицейский.
Кныш лихорадочно соображал. Да, такие условия были. Ему предложили: либо процент от перевода, либо фиксированная сумма в сто франков. Что такое сто швецарских франков? Обед без вина и коньяка на дежестив. Он, естественно, принял условия о фиксированной сумме. Тем более платежей меньше нескольких сотен тысяч у него никогда и не было. Сто франков были невидимой песчинкой…
«А что же случилось с поступлениями?» – озарило его. Ведь эти 2 миллиона 352 тысячи 811 денежных переводов должны были к нему поступить! И где эти деньги? Их должно быть много! Очень много!
– А как же эти переводы? – тяжело дыша от зажатых рук и сдавленных боков, спросил Кныш. – Где деньги? Сколько их? Почему вы про них молчите?
– Хм. Деньги пришли. Их и впрямь много. Если считать на раппены. Аж по три раппена каждый перевод, – старший усмехнулся, и ему вторили все полицейские.
Кныш обвел их непонимающим взглядом; он впервые услышал это слово.
– Какие еще раппены? Что за спагетти? Это сколько?
Конвоиры засмеялись в голос, и это совсем уже взбесило сенатора:
– Отвечайте! Я не понимаю! Какие раммены-раттены? Что это? Сто? Тысяча?
Следователь подал знак, и полицейские умолкли.
– Раппен – это, по-нашему, один сантим. Сто раппенов равны одному франку.
«Три раппена – десять рублей! – мгновенно пересчитал сумму перевода Кныш. – Они что – издеваются? Кто в наше время такие переводы шлет?»
Но полицейский свою «лекцию» еще не закончил:
– Так что с вас еще и за конвертацию по сто франков, но эту претензию банк еще не сформировал. Получите в понедельник. Сами же договор подписывали.
Кныш залился густой краской и закрыл глаза. За каждый перевод в десять рублей с него уже взяли порядка ста долларов, а в понедельник, когда банковские клерки сформируют претензию по конвертации, возьмут еще столько же…
Так его не грабили никогда…