Книга: Долина лошадей
Назад: Глава 27
Дальше: Глава 29

Глава 28

– Вряд ли Уинни удалось бы дотащить обе туши, если бы мы не отрезали головы, – сказала Эйла. – Это была удачная идея. – Они с Джондаларом сняли тушу зубра с волокуши и положили ее на уступ у входа в пещеру. – Целая гора мяса! Потребуется немало времени, чтобы разделать туши. Нам следовало бы заняться этим прямо сейчас.
– С этим можно и повременить, Эйла. – От его улыбки и взгляда у нее стало тепло и радостно на душе. – По-моему, Ритуал Первой Радости куда важней. Я помогу тебе снять ремни с Уинни, а потом искупаюсь. Я сильно, вспотел и измазался в крови.
– Джондалар… – Эйла замялась, внезапно оробев. – Ритуал Первой Радости – это своего рода обряд?
– Да, это такой обряд.
– Айза рассказала мне, как нужно готовиться к обрядам. Или для этого Ритуала требуется что-то особенное?
– Обычно женщины постарше помогают молодым подготовиться к нему. Но я не знаю, что при этом делается и говорится. Думаю, ты можешь сделать то, что найдешь нужным.
– Тогда я поищу мыльный корень, вымоюсь и подготовлюсь так, как учила меня Айза. Я подожду, пока ты не выкупаешься, мне нужно быть одной, когда я буду этим заниматься. – Она покраснела и потупилась.
«Она кажется совсем юной и робкой, – подумал Джондалар. – Совсем как наши девушки, которым предстоит совершить Ритуал Первой Радости». Он ощутил прилив уже знакомого ему волнения и нежности. Она права, ей нужно подготовиться к этому. Он взял ее за подбородок и снова поцеловал, но затем отошел в сторону.
– Мне бы тоже не помешал мыльный корень.
– Я найду и для тебя, – ответила она.
Улыбаясь, Джондалар пошел следом за ней по берегу реки. Накопав мыльного корня, Эйла отправилась в пещеру, а Джондалар плюхнулся в воду. Он давно уже не чувствовал себя таким счастливым. Растерев корни так, чтобы появилась пена, он намылил тело, а затем и голову, предварительно развязав кожаный шнурок, стягивавший на затылке волосы. Раньше он пускал в ход песок, но мыльный корень понравился ему куда больше.
Он погрузился в воду и поплыл против течения. Ему удалось добраться почти до самого водопада. Вернувшись, он торопливо надел набедренную повязку и поспешил в пещеру. Эйла уже начала жарить мясо, и в воздухе витал упоительный аромат. У Джондалара стало совсем легко и радостно на душе.
– Хорошо, что ты уже вернулся. Мне потребуется некоторое время, чтобы привести себя в порядок, но мне не хотелось бы слишком задерживаться.
Эйла взяла миску с замоченными в горячей воде ростками хвоща – настоем для мытья волос – и чистую шкуру из тех, что служили ей одеждой.
– Ты можешь не торопиться, – сказал Джондалар и легонько поцеловал ее.
Эйла начала спускаться по тропинке, но вдруг остановилась и обернулась.
– Мне нравится, когда ты прикасаешься губами к моим губам, Джондалар. Мне нравится целоваться, – сказала она.
– Надеюсь, все остальное тебе тоже понравится, – сказал он, когда Эйла уже скрылась.
Он принялся бродить по пещере. Теперь ему все виделось иначе, чем прежде. Он повернул поджаривавшееся на вертеле мясо и заметил, что Эйла положила рядом с горячими углями какие-то корешки, завернутые в листья, а затем обнаружил, что она заварила для него горячего чаю.
«Наверное, она успела накопать корешки за то время, пока я купался», – подумал Джондалар.
Взгляд его упал на меховые шкуры за очагом, служившие ему постелью. Он нахмурился, а потом, заметно повеселев, собрал их и разложил рядом с постелью Эйлы. Он аккуратно расправил шкуры, а затем вернулся за свертком, в котором хранились его инструменты. Взяв его в руки, он вспомнил о фигурке доний, которую начал вырезать. Усевшись на циновку, которую он раньше подстилал под шкуры, Джондалар развернул сверток из оленьей кожи.
Внимательно осмотрев кусочек бивня мамонта, который уже начал приобретать сходство с женской фигурой, Джондалар решил довести работу до конца. Может, он и не самый искусный резчик на свете, но совершать один из самых важных ритуалов, посвященных Великой Матери, не имея при себе доний, не годится. Он взял с собой начатую фигурку, несколько резцов, вышел из пещеры и расположился на уступе.
Он не на шутку увлекся работой и лишь через некоторое время заметил, что фигурка становится похожей на совсем молодую женщину, а не на пышнотелую многодетную мать. Он собирался сделать ей такую же прическу, какая была у доний, которую он подарил, чтобы волосы сбегали вниз по лицу, прикрывая его, не у фигурки, над которой он трудился, на голове появились туго заплетенные косички, а лицо оставалось открытым. Впрочем, у нее не было лица. Никто из резчиков никогда не пытался изобразить лицо доний. Кто из людей посмеет взглянуть в лицо Великой Матери? Кто может знать, каковы его черты? Она олицетворяет собой всех женщин на свете, но является чем-то большим, чем все они.
Джондалар отвлекся от работы и окинул взглядом берега реки в надежде увидеть Эйлу, хоть она и предупредила его о том, что ей придется провести какое-то время в одиночестве. «Смогу ли я доставить ей Радость?» – подумал он. Раньше, когда его просили принять участие в совершении Ритуала Первой Радости во время Летних Сходов, он ни разу не усомнился в себе, но молодые женщины были знакомы с тем, как совершается этот обряд, они знали, что их ждет. Женщины постарше всегда заранее им все объясняли.
«Может быть, мне нужно самому ей что-то объяснить? Нет, Джондалар, ты не сумеешь ничего рассказать. Просто покажи ей. Если ей что-то не понравится, она скажет тебе об этом. Искренность является одной из самых привлекательных ее черт. Она не станет хитрить, и это прекрасно.
Что предстоит тебе почувствовать, когда ты попытаешься поделиться Даром Радости, ниспосланным Великой Матерью, с женщиной, которой чуждо притворство? Которая не умеет скрывать ни недовольства, ни блаженства?
Почему она должна чувствовать себя иначе, чем другие женщины во время этого обряда? Потому что она отличается от других женщин, приступающих к совершению Ритуала Первой Радости. Ей пришлось испытать сильную боль при первом совокуплении с мужчиной. Что, если тебе не удастся стереть из ее памяти ужасные воспоминания? Что, если ты не сумеешь подарить ей Радость и она так и не узнает, какое это наслаждение? Мне бы очень хотелось заставить ее позабыть обо всем дурном, преодолеть ее сопротивление, слиться с ней воедино, овладеть ее телом и духом.
Овладеть ее духом?»
Он все смотрел на фигурку, держа ее в руках, а в голове его вихрем проносились мысли. «Зачем люди вырезают изображения животных на оружии и на священных стенах? Чтобы приблизиться к материнскому духу зверя, сломить его сопротивление и завладеть его сущностью.
Что за чепуха, Джондалар. Ты не посмеешь овладеть духом Эйлы таким образом. Это нехорошо, у доний не может быть лица. Никто не пытается изображать людей, нельзя посягать на свободу их духа. Но если ты придашь фигурке черты Эйлы, кому будет принадлежать ее дух?
Никто не имеет права посягать на свободу духа другого человека. Но ты можешь отдать доний Эйле! И тогда ее дух снова вернется к ней, не так ли? Ты можешь немного подержать фигурку у себя, а потом отдать ее Эйле… попозже.
А вдруг она превратится в доний, если у фигурки будет такое же лицо, как у нее? Ты и так принял ее за доний, потому что она способна исцелять людей и животные слушаются ее. Если она станет доний, возможно, ей захочется овладеть твоим духом. Каково тебе при этом будет, плохо или хорошо?
Тебе хотелось бы сохранить хоть частицу и унести ее с собой, Джондалар, частицу духа, которая всегда остается в руках творца. Именно к этому ты и стремишься, так ведь?
О Великая Мать, скажи, если я придам фигурке сходство с Эйлой, это будет страшным кощунством? Если я сделаю доний с ее лицом?»
Некоторое время он сидел неподвижно, глядя на вырезанную из бивня мамонта фигурку, а затем взял резец и начал намечать черты лица, близкого и знакомого ему лица.
Закончив работу, он приподнял фигурку и внимательно осмотрел ее со всех сторон. «Пожалуй, настоящий резчик справился бы лучше, но и у меня получилось неплохо», – подумал он. Фигурка чем-то напоминала Эйлу, но не столько в силу фактического сходства, сколько по ощущению, – такое же чувство возникало у Джондалара при взгляде на нее. Вернувшись в пещеру, он задумался над тем, куда бы ее лучше положить. Доний должна находиться неподалеку, но Джондалару не хотелось, чтобы Эйла сразу увидела ее.
Заметив у стены возле ее постели свернутые куски кожи, он приподнял краешек и засунул фигурку внутрь.
Он снова вышел на уступ и окинул взглядом долину. Ну что же она так долго? Взгляд его упал на лежавшие друг рядом с другом туши зубров. С их разделкой можно повременить. У входа в пещеру стояли прислоненные к стене копья и две копьеметалки. Джондалар взял их, чтобы отнести в пещеру, и тут услышал, как зашуршали посыпавшиеся откуда-то камешки. Он обернулся.

 

Эйла обернула вокруг тела чистую шкуру, приладила завязку, повесила на шею амулет и убрала с лица расчесанные, но еще не успевшие просохнуть волосы. Подобрав с земли испачканную шкуру, она начала подниматься по тропинке, пребывая в радостном волнении.
Она понимала, что подразумевает Джондалар под совершением Ритуала Первой Радости, и его желание сделать это для нее, поделиться с ней растрогало ее. Она решила, что обряд не доставит ей неприятных ощущений, ведь после нескольких совокуплений даже Бруд перестал причинять ей боль. Она знала, что мужчины подают условный знак тем женщинам, которые им нравятся. Неужели она понравилась Джондалару?
Добравшись почти до самого верха тропинки, Эйла внезапно отвлеклась от своих размышлений, заметив мелькнувшее впереди рыжеватое пятно.
– Не подходи! – крикнул Джондалар. – Стой, Эйла! Это пещерный лев!
Он стоял на выходе из пещеры, готовясь метнуть копье в огромного хищника, который припал к земле и глухо рычал. Эйла поняла, что лев вот-вот прыгнет.
– Нет, Джондалар! – закричала она и кинулась к ним. – Нет!
– Эйла, не надо! О Великая Мать, останови ее! – воскликнул Джондалар, когда Эйла заслонила его собой и встала на пути у льва.
Женщина резко и властно взмахнула рукой и, обращаясь ко льву на гортанном языке людей Клана, приказала: «Стой!»
Огромный пещерный лев с рыжей гривой дернулся в воздухе. Полет его прервался, и он приземлился у ног женщины, а затем принялся тереться головой о ее бедро. Джондалар остолбенел.
– Вэбхья, Вэбхья, ты вернулся, – сказала Эйла на языке жестов и, нимало не колеблясь, не выказав ни тени страха, обвила руками шею громадного льва.
Вэбхья старался двигаться как можно осторожнее, но все-таки сбил ее с ног. Джондалар разинул от удивления рот, когда огромный пещерный лев положил женщине лапы на плечи, словно обнимая ее, и принялся слизывать шершавым языком слезы с ее лица.
– Ну хватит, Вэбхья, – приподнявшись, сказала Эйла. – А то ты мне всю кожу сотрешь.
Запустив пальцы ему в гриву, она принялась почесывать его, отыскивая самые чувствительные места за ушами. Вэбхья перевернулся на спину и подставил ей шею, урча от удовольствия.
– Я уж и не чаяла увидеть тебя снова, Вэбхья, – сказала Эйла. Она перестала почесывать льва, и тот снова перевернулся на живот. Эйла заметила, что он еще подрос с тех пор, как они виделись в прошлый раз. Вид у него был здоровый, хоть он и не отличался упитанностью. У него появились новые шрамы, и Эйла предположила, что он получил их в борьбе за территорию, но одержал победу. Она преисполнилась гордости за него. Но тут Вэбхья снова обратил внимание на Джондалара и зарычал.
– Не рычи на него! Это мужчина, которого ты мне послал. У тебя ведь есть пара… думаю, у тебя уже много львиц. – Поднявшись с земли, лев повернулся спиной к мужчине и направился туда, где лежали туши зубров. – Можно, мы отдадим ему одного зубра? – спросила Эйла у Джондалара. – Ведь у нас очень много мяса.
Совершенно ошеломленный, Джондалар все еще стоял у входа в пещеру, сжимая в руке копье. Он попытался ей ответить, но из его горла вырвался лишь слабый писк. Наконец ему удалось отчасти прийти в себя.
– Можно? И ты еще спрашиваешь у меня разрешения? Отдай ему обе туши! Дай ему все, что он захочет!
– Вэбхья не нужны две туши. – Эйла назвала льва по имени, произнеся при этом слово на языке, которого Джондалар не знал, но он догадался, что это имя льва. – Вэбхья, нет! Не трогай телочку, – сказала Эйла на языке жестов, сопровождая их звуками, которые Джондалар не привык воспринимать как слова, но, когда она отобрала у льва одну тушу и подтолкнула его к другой, Джондалар изумленно ахнул. Лев вонзил зубы в шею зубра и потащил его прочь с уступа. Крепко держа тушу в зубах, он поволок ее вниз по знакомой ему тропинке.
– Я скоро вернусь, Джондалар, – сказала Эйла. – Вдруг по дороге ему встретятся Уинни с Удальцом. Я не хочу, чтобы он напугал жеребенка.
Джондалар продолжал смотреть на женщину, шедшую следом за львом, до тех пор пока она не скрылась из виду. Затем они показались вновь: Эйла, не испытывая ни малейшей тревоги, шагала рядом с Вэбхья, который по-прежнему держал зубами за холку огромную тушу зубра.
Когда они поравнялись с большим валуном, Эйла остановилась и мягко потрепала льва по шее. Вэбхья разжал зубы, и туша осталась лежать на земле, а женщина взобралась на спину ко льву. Джондалар вконец оторопел и только тихо покачал головой. По взмаху Эйлы лев рванулся с места, а она крепко уцепилась обеими руками за рыжую гриву. Лев мчался с огромной скоростью. Эйла прильнула к нему, ее длинные волосы развевались на ветру. Затем лев стал двигаться медленнее и повернул обратно, направляясь к валуну.
Он снова вонзил зубы в тушу и поволок ее по долине. Эйла стояла подле валуна, глядя ему вслед. На краю поля лев остановился, бросил тушу, и до Эйлы донеслись знакомые звуки, которые, постепенно набирая силу, переросли в громкий рев, от которого Джондалар содрогнулся всем телом.
Когда пещерный лев скрылся из виду, Джондалар перевел дух и прислонился к стене, чувствуя, как у него дрожат колени. Он преисполнился трепета перед Эйлой и начал слегка ее побаиваться. «Кто же такая эта женщина? – подумал он. Какими силами она обладает? Ну ладно там птицы. Или даже лошади. Но пещерный лев? Самый большой пещерный лев из всех, каких доводилось видеть?
Может быть, она… доний? Кто, кроме Великой Матери, может иметь такую власть над животными? Вдобавок она обладает даром исцеления. И она так быстро научилась разговаривать. Хотя в речи ее ощущался странный акцент, она уже выучила почти все известные ему слова из языка племени Мамутои и несколько слов из языка племени Шарамудои. Может быть, она является одной из ипостасей Великой Матери?»
Он услышал, как Эйла поднимается по тропинке, и его охватила тревожная дрожь. Он бы ничуть не удивился, если бы она заявила, что является воплощением Великой Матери Земли, и безоговорочно поверил бы этому. Но он увидел перед собой лишь плачущую женщину с растрепанными волосами.
– Что случилось? – спросил он, ощутив прилив невероятной нежности, заставившей его начисто позабыть обо всех страхах.
– Ну почему я должна вечно жить в разлуке со своими детьми? – всхлипывая, причитала она.
Джондалар побледнел. С детьми? Неужели этот лев – ее дитя? Внезапно ему вспомнился услышанный им во сне тоскливый крик Великой Матери, матери всего сущего.
– С какими детьми?
– Сначала мне пришлось расстаться с Дарком, а потом с Вэбхья.
– Так зовут льва?
– Вэбхья? Это значит «дитя», «малыш», – ответила она, пытаясь объяснить ему значение слова.
– Ничего себе малыш! – фыркнул Джондалар. – Это самый большой пещерный лев из всех, какие мне встречались.
– Я знаю, – сказала Эйла, и ее мокрые от слез глаза засияли от гордости. – Я все время следила за тем, чтобы он как следует питался и не голодал, в отличие от львят, растущих в прайде. Но когда я нашла его, он был совсем маленьким. Я стала называть его Вэбхья, и мне даже в голову не пришло придумать потом для него другое имя.
– Ты нашла его? – спросил Джондалар, по-прежнему недоумевая.
– Львы бросили его, решив, что он погиб. Я думаю, его затоптали на бегу олени. Я наткнулась на него, когда гнала оленей к западне. Бран иногда разрешал мне приносить в пещеру маленьких зверей, если они были ранены и нуждались в моей помощи, но только не хищников. Я не собиралась брать к себе львенка, но за ним начали охотиться гиены. Я отогнала их выстрелами из пращи, а потом отнесла его в пещеру.
Взгляд Эйлы стал рассеянным, а на губах заиграла легкая улыбка.
– В детстве Вэбхья был таким забавным, я часто смеялась, глядя на него. Но мне приходилось помногу охотиться, добывая для него мясо. Впрочем, когда наступила вторая зима, мы научились охотиться все вместе. И Уинни ходила на охоту вместе с нами.
Я не видела Вэбхья с тех пор, как… – Она осеклась, вспомнив, как они встретились в прошлый раз. – Ах, Джондалар, мне очень жаль. Ведь это Вэбхья убил твоего брата. Но окажись на его месте любой другой лев, мне не удалось бы отогнать его от тебя.
– Ты – доний! – воскликнул Джондалар. – Я видел тебя во сне! Я решил, что доний явилась ко мне, чтобы указать мне путь в иной мир, но вместо этого она прогнала льва прочь.
– Наверное, ты ненадолго очнулся, Джондалар. А когда я стала перекладывать тебя на волокушу, снова потерял сознание от боли. Я знала, что нужно действовать быстро. Вэбхья ни за что не причинил бы мне вреда. Ему случалось порой меня поранить, но только ненарочно. Но его львица могла вернуться в любой момент.
Джондалар изумленно покачал головой.
– И ты действительно охотилась вместе с этим львом?
– Иначе мне не удалось бы прокормить его. Поначалу, когда он еще не мог сам справиться со зверем, он помогал тем, что загонял его, а тут подоспевали мы с Уинни, и я пускала в ход копье. Тогда я еще не знала о том, что копья можно метать. А когда Вэбхья подрос и стал сильным, я отбирала у него часть добычи, и если мне нужна была шкура…
– Ты отталкивала его в сторону так же, как проделала это у меня на глазах? Разве ты не знаешь, что отбирать мясо у льва очень опасно? Однажды я видел, как взрослый лев убил за это собственного львенка.
– Да, мне тоже доводилось видеть такое. Но, Джондалар, Вэбхья – необычный лев. Он вырос не в прайде, а здесь, живя вместе со мной и с Уинни. Мы вместе ходили на охоту, он привык делиться со мной. Но я рада, что он нашел себе львицу и теперь живет как все львы. Уинни тоже какое-то время провела в табуне, но ей там не понравилось, и она вернулась сюда…
Эйла покачала головой и потупилась.
– Нет, это неправда, хоть мне и хотелось бы так думать. Она была счастлива в табуне со своим жеребцом. А мне было тоскливо без нее. Я очень обрадовалась, когда она согласилась вернуться после того, как погиб ее жеребец.
Эйла подняла с земли испачканную шкуру и отправилась в пещеру. Джондалар наконец заметил, что все еще держит в руках копье. Он прислонил его к стене и последовал за Эйлой. Женщина погрузилась в задумчивость. Возвращение Вэбхья навеяло массу воспоминаний. Взгляд ее упал на жарящееся мясо. Она повернула вертел и разворошила угли, затем налила воды из подвешенного к столику бурдюка, сделанного из желудка онагра, в плетеный сосуд и поставила его на один из лежавших в очаге камней, чтобы вода нагрелась.
Джондалар, которого глубоко потрясла встреча с пещерным львом, молча наблюдал за ней. Когда лев внезапно появился на уступе, это оказалось для него полной неожиданностью, но когда Эйла встала между ними и остановила взмывшего в прыжке хищника… Никто бы не поверил, что такое может произойти.
Глядя на Эйлу, он вдруг заметил, что она распустила волосы. Джондалар вспомнил, как впервые увидел ее с распущенными волосами, которые сияли и искрились в лучах солнца. Она вернулась после купания, и только тогда он впервые обратил внимание, как прекрасны ее волосы и тело.
– …Приятно было снова повидаться с Вэбхья. Видимо, зубры забрели на его территорию. Он почуял запах крови и пошел по нашим следам. Но он не ожидал увидеть здесь тебя. Не знаю, наверное, он тебя не помнит. А как тебя угораздило забрести в тот каньон?
– Что? Прости, что ты сказала?
– Я сказала, почему вы с братом оказались в каньоне, где жил Вэбхья, – повторила она, взглянув на него. Заметив, как сияют его синие с фиолетовым отливом глаза, она покраснела.
Джондалару пришлось сделать немалое усилие, чтобы сосредоточиться и ответить на ее вопрос.
– Мы охотились на оленя. Тонолан убил его, но оказалось, что того же самого оленя приметила львица. Она потащила его прочь, а Тонолан отправился следом за ней. Я просил его оставить львицу в покое, но он не послушался. Мы увидели, как она скрылась в пещере, а затем снова куда-то ушла. Тонолан решил, что успеет до ее возвращения отрезать кусок мяса и забрать свое копье. Но льву это не понравилось. – Джондалар на мгновение прикрыл глаза. – Льва не в чем винить. Тонолан поступил безрассудно, отправившись следом за львицей, но мне не удалось удержать его. Он всегда отличался храбростью, но после того, как умерла Джетамио, он стал слишком сильно рисковать. Он хотел умереть. Наверное, мне вообще не следовало ходить туда вместе с ним.
Зная, что Джондалар до сих пор горюет о брате, Эйла решила перевести разговор на другую тему.
– Я не видела Уинни в поле. Похоже, она отправилась в степи вместе с Удальцом. В последнее время она стала часто туда наведываться. Твое приспособление из ремешков для Удальца показалось мне удачным, но я не уверена, что его стоило привязывать к Уинни.
– Я сделал веревку слишком длинной. И не подумал о том, что она может зацепиться за куст. Но таким образом можно помешать им разбежаться далеко в разные стороны. Это может когда-нибудь пригодиться, в первую очередь это касается Удальца. А Уинни всегда выполняет твои желания?
– Да, пожалуй, но скорей потому, что ей самой это приятно. Она понимает, чего мне хочется, и выполняет мои желания. Я могу кататься на Вэбхья, но он всегда сам выбирает дорогу, зато бегает очень быстро. – Она вспомнила о том, как они со львом совсем недавно пронеслись по полю, и глаза ее засверкали. – Покататься верхом на льве – огромное удовольствие.
Джондалар вспомнил, как она сидела на спине у пещерного льва с рыжей гривой и ее золотистые волосы развевались на ветру. Ему было страшно за нее, но картина показалась ему восхитительной – как она сама. Неукротимая, прекрасная женщина…
– Ты восхитительная женщина, Эйла, – сказал он. Судя по его взгляду, он говорил абсолютно искренне.
– Восхитительная? Копьеметалка – восхитительное оружие. Кататься верхом на Уинни или на Вэбхья – восхитительно. Я правильно поняла? – Эйла почувствовала, что у нее горят щеки.
– Правильно. И Эйла кажется мне восхитительной… очень красивой.
– Джондалар, ты шутишь. Красивы цветы, и небо становится красивым на закате. А я не красива.
– Разве женщина не может быть красивой?
Она отвернулась, не в силах выносить на себе его взгляд.
– Я… я… не знаю. Но я вовсе не красива. Я… большая и уродливая.
Джондалар встал и, взяв ее за руку, заставил ее тоже подняться с земли.
– Ну-ка посмотри, кто больше, ты или я?
Они стояли совсем рядом, и Джондалар показался ей очень высоким и сильным. Она заметила, что он опять побрился. Короткие волоски можно было разглядеть, лишь стоя вплотную к нему. Ей захотелось снова провести пальцами по его коже, которая казалась то гладкой, то шершавой. Ей показалось, что его взгляд способен проникнуть в самые потаенные уголки ее души.
– Ты больше, – негромко ответила она.
– Выходит, ты не такая уж и большая, верно? И ты вовсе не уродлива, Эйла. – Он улыбнулся, но она догадалась об этом лишь по отражению улыбки в его глазах. – Надо же, как забавно. Самая красивая из всех женщин, которых я где-либо встречал, считает, что она уродлива.
Слова его донеслись до ее слуха, но она все смотрела ему в глаза, не в силах оторваться, чувствуя, как по всему ее телу разливается тепло, а потому она не обратила на них внимания. Джондалар наклонился, губы его прильнули к губам Эйлы. Он обнял ее и прижал к себе.
– Джондалар, – проговорила она на выдохе. – Мне нравится, когда ты прикасаешься губами к моим губам.
– Это поцелуй, – сказал он. – Кажется, время настало. – Джондалар взял Эйлу за руку и повел к постели из меховых шкур.
– Какое время?
Они присели на постель.
– Пора совершить Ритуал Первой Радости.
– А что это за ритуал?
– Это обряд, после которого женщина входит в силу. Я не смогу объяснить тебе всего, что нужно. Обычно женщины постарше предупреждают девушку, что она может почувствовать боль, но это необходимо для того, чтобы она стала женщиной. Для совершения ритуала специально выбирают мужчину. Многим хочется попасть в число тех, на кого падет выбор, но некоторым становится страшно.
– А чего они боятся?
– Боятся причинить боль женщине, боятся, что окажутся неуклюжими или бессильными, что их подведет кудесник.
– То есть мужской член?
Как его только не называют. Джондалар подумал о всех известных ему названиях, и грубоватых, и забавных.
– Да, у него много названий.
– А какое из них главное?
– Наверное, мужской орган, – ответил он, немного подумав, – но его называют и по-другому.
– А что бывает, если мужчина оказывается бессильным?
– Приходится звать другого мужчину, и всем при этом становится неловко. Но большинство мужчин охотно участвуют в совершении этого обряда.
– А тебе приятно, когда выбирают тебя?
–Да.
– А тебя часто выбирают?
–Да.
– Почему?
Джондалар улыбнулся и подумал: она задает столько вопросов из любопытства или потому что волнуется?
– Пожалуй, потому что мне нравится участвовать в совершении обряда. Я трепетно отношусь к женщинам, которым предстоит впервые познать Радость.
– Джондалар, как же мы сможем совершить надо мной Ритуал Первой Радости? Ведь со мной это произойдет не впервые.
– Я знаю, но под Ритуалом Первой Радости подразумевается нечто большее, чем просто совокупление.
– Я не понимаю. О чем ты говоришь?
Он снова улыбнулся, подался вперед, и его губы прижались к губам Эйлы. Она прижалась к нему, но, когда он, приоткрыв рот, попытался раздвинуть языком ее губы, опешила и отпрянула от него.
– Что ты делаешь? – спросила она.
– Разве тебе не приятно? – Джондалар озабоченно нахмурил лоб.
– Не знаю.
– Давай попробуем еще раз и выясним, нравится тебе это или нет. – «Не спеши, Джондалар, – сказал он себе, – не торопись». – Попробуй лечь и расслабиться.
Он легонько подтолкнул ее, а затем лег рядом с ней, опершись на локоть, и долго смотрел на нее, прежде чем склониться над ней вновь. Он дождался, пока она не расслабилась, а затем легким, быстрым движением провел языком по ее губам. Приподнявшись, он увидел, что Эйла улыбается, закрыв глаза. Когда глаза ее раскрылись, он снова потянулся к ней, чтобы поцеловать ее. Она прильнула к нему, и он стал целовать ее все более и более страстно. Почувствовав прикосновение его языка, Эйла приоткрыла рот.
– Да, – сказала она, – пожалуй, мне это нравится.
Джондалар улыбнулся. Она ничего не принимает на веру, ей хочется попробовать и во всем разобраться хорошенько. Он порадовался тому, что сумел доставить ей удовольствие.
– А что теперь? – спросила она.
– Может, поцелуемся еще?
– Хорошо.
Он стал целовать ее снова, осторожно прикасаясь к ее губам, к нёбу, к мягким тканям под языком. Губы его заскользили по ее щеке, приближаясь к уху. Он тихонько подул в него, потеребил зубами мочку, покрыл поцелуями ее шею, а затем снова отыскал ее губы.
– Почему меня бьет дрожь, как будто у меня лихорадка? – спросила Эйла. – Но это приятная дрожь, не такая, как во время болезни.
– Ты не больна, и твои навыки целительницы сейчас тебе не пригодятся, – сказал он и добавил: – Эйла, тут тепло, почему бы тебе не снять с себя шкуру?
– Да нет, не стоит. Мне не жарко.
– Ты не позволишь мне раздеть тебя?
– Зачем?
– Мне этого хочется. – И он снова стал целовать ее и попытался развязать узел на ремешке, придерживавшем шкуру, но у него это никак не получалось, и он подумал, что Эйла опять станет задавать ему вопросы.
– Дай, я сама, – прошептала она, когда Джондалар на мгновение оторвался от ее губ. Она быстро развязала узел и приподнялась, чтобы размотать ремень. Шкура упала на постель, и у Джондалара перехватило дыхание.
– Ох, женщина, – проговорил он хриплым от волнения голосом, чувствуя, как внутри у него все всколыхнулось от восхищения. – О Дони, как она прекрасна!
Он снова прильнул к ее губам, целуя ее нежно и страстно, а затем отыскал ложбинку между ключицами и приник к ней, упиваясь ароматом ее кожи. Тяжело дыша, он чуть приподнялся и увидел оставленный им красный след. Он глубоко вздохнул, пытаясь совладать с собой.
– Что-нибудь не так? – спросила Эйла, озабоченно нахмурив лоб.
– Нет, просто я очень сильно хочу тебя. Мне хочется сделать все как надо, но я не знаю, получится ли у меня. Ты так прекрасна, так женственна.
Морщины на лбу у Эйлы разгладились, и она заулыбалась.
– Что бы ты ни делал, мне будет хорошо, Джондалар.
Он снова принялся целовать ее, осторожно и нежно, всей душой желая доставить ей Радость. Пальцы его заскользили по ее телу, по пышной груди, по изгибу талии и бедер, по упругим мускулам ног. Эйла затрепетала. Рука его прикоснулась к завиткам коротких золотистых волос, к животу, к округлой груди. Джондалар накрыл ладонью розовый сосок и почувствовал, как он напрягся, поцеловал крохотный шрам у основания шеи и приник губами к соску.
– Я чувствовала нечто совсем иное, когда кормила ребенка, – сказала Эйла.
Джондалару стало смешно. Он выпрямился и захохотал.
– Эйла, стоит ли разбирать по косточкам каждое из ощущений? – сказал он.
– Но я чувствую себя совсем иначе, чем в то время, когда кормила ребенка, и хочу понять почему. Вдобавок я не понимаю, почему мужчина делает то же самое, что и младенец, – словно оправдываясь, возразила она.
– Тебе неприятно? Если так, я больше не стану этого делать.
– Я же не говорю, что мне неприятно. Кормить ребенка грудью тоже удовольствие. Когда ты это делаешь, ощущение совсем другое, но оно приятное. Каждая клеточка в моем теле откликается на твои прикосновения, а когда я кормила ребенка, этого не происходило.
– Вот поэтому мужчины так и поступают. Ласки доставляют удовольствие и женщине, и мужчине. Поэтому мне хочется прикасаться к тебе, дарить тебе Радость, и при этом я сам испытываю наслаждение. Великая Мать Земля ниспослала Своим детям Дар Радости. Она подарила нам способность наслаждаться, и, принимая Ее Дар, мы всякий раз благодарим Ее. Ты позволишь мне поделиться с тобой Даром Радости, Эйла?
Он застыл, глядя на нее. Лицо ее обрамляли золотистые волосы, разметавшиеся по постели из меховых шкур. Зрачки ее расширились, и в ее мягком проникновенном взгляде играли искорки, походившие на отблески огня, который разгорался все сильнее и сильнее. Эйла попыталась сказать что-то в ответ, но у нее задрожали губы, и она просто кивнула.
Веки ее сомкнулись, и Джондалар поцеловал сначала один глаз, а затем второй. Заметив у нее на щеке слезинку, он слизнул ее и ощутил солоноватый привкус на кончике языка. Эйла открыла глаза и улыбнулась. Он поцеловал ее в кончик носа, в губы, а затем снова приник губами к ее соску. Внезапно он выпрямился .и поднялся на ноги.
Эйла увидела, как он подошел к очагу, повернул поджаривавшееся на вертеле мясо, отодвинул завернутые в листья корешки подальше от углей. Она ждала, не думая ни о чем, предвкушая момент, когда ей откроется нечто еще не изведанное. Джондалар открыл для нее ощущения, о которых она прежде не подозревала, он пробудил в ней странное, непонятное ей желание.
Налив в чашку воды, он вернулся к Эйле.
– Я хочу, чтобы нас ничто не отвлекало, – сказал он, – но, может быть, тебя мучит жажда?
Эйла покачала головой. Джондалар отпил немного и поставил чашку на землю, развязал шнур, придерживавший набедренную повязку, и замер, глядя на Эйлу. Взгляд ее светился безграничным доверием и желанием, он не заметил в нем ни малейших признаков испуга, который охватывал порой женщин, и совсем молодых, и не очень, впервые увидевших его обнаженным.
Он опустился на постель рядом с ней и продолжал смотреть на нее, упиваясь ее красотой. Как восхитительны ее пышные мягкие волосы и эти глаза, которые с ожиданием смотрят на него, как прекрасно тело этой женщины, которая ждет, когда он прикоснется к ней и пробудит в ней дремавшие до сих пор пылкие страсти и желания. Ему хотелось продлить это мгновение. Он еще никогда не волновался так сильно, приступая к совершению Ритуала Первой Радости. Эйла не представляет себе, что ее ожидает, никто не объяснил ей этого заранее во всех подробностях. Раньше она была лишь жертвой человека, которому хотелось надругаться над ней.
«О Дони, помоги мне сделать все как нужно», – подумал он. Ему показалось, что он взял на себя огромную ответственность, хотя раньше этот ритуал был связан для него лишь с наслаждением.
Эйла лежала неподвижно, ощущая непонятный трепет в глубинах тела. Ей казалось, что вот-вот ей откроется то, к чему она давно стремилась, и путь к достижению неведомой ей цели может указать только Джондалар. От одного лишь его взгляда она словно оживала, и хотя она не понимала, почему каждое из прикосновений его рук, губ, языка рождает в ней удивительные, ни с чем не сравнимые ощущения, ей хотелось еще. У нее возникло чувство незавершенности, и ей хотелось добиться полноты. Джондалар пробудил в ней нечто похожее на голод, и она знала, что сможет снова обрести покой, лишь утолив его.
Вдоволь насмотревшись на нее, Джондалар закрыл глаза и снова склонился над ней, прикоснувшись к губам приоткрытого в ожидании рта. Почувствовав, как его язык скользит в глубинах ее рта, Эйла попыталась сама сделать то же самое. Приподнявшись на мгновение, Джондалар улыбнулся, чтобы подбодрить ее. Он поднес прядь ее золотистых волос к губам, уткнулся в ее пышную шевелюру, поцеловал ее в лоб, в глаза, в щеки, наслаждаясь каждым из прикосновений к ее нежной коже.
Он снова легонько подул ей в ухо, и она задрожала от удовольствия. Он потрепал зубами мочку ее уха, а затем осторожно лизнул ее. Он прикоснулся языком к каждой из сокровенных точек на шее, и пламя, тлевшее в глубинах ее тела, начало разгораться, набирая силу. Его длинные, чувствительные пальцы скользнули по ее шелковистым волосам, прикоснулись к щекам и к подбородку, к покрытым густым загаром плечам. Он взял ее за руку, поднес ее ко рту, поцеловал в ладонь, провел по каждому из пальцев и прильнул губами к ложбинке у локтя.
Она лежала, закрыв глаза, полностью отдавшись во власть восхитительных ощущений, наполнявших биением каждую клеточку ее тела. Теплые губы Джондалара коснулись маленького шрама на шее и заскользили вниз, к округлой груди. Язык его притронулся к ее соску, мягкому и нежному. Эйла тихонько ахнула, когда он стал целовать ее грудь, и Джондалар ощутил новый мощный прилив желания.
Лаская пальцами вторую ее грудь, он почувствовал, как дрогнул и напрягся сосок. Эйла выгнула спину и приподнялась на постели, и он стал целовать ее все более и более страстно. Она тяжело дышала, тихонько постанывая. Дыхание Джондалара тоже участилось, и он побоялся, что не сможет долго сдерживать себя. Слегка отстранившись, он снова посмотрел на Эйлу. Она лежала, смежив веки, чуть приоткрыв рот.
Она показалась ему донельзя прекрасной и желанной. Прильнув губами к ее губам, он зашевелил языком, стремясь прикоснуться к каждому из потаенных уголков ее рта, и почувствовал, как язык Эйлы скользит, прикасаясь к его нёбу. Он снова поцеловал ее в шею и принялся чертить влажные круги на ее груди, приближаясь к соску. Она выгнула спину, прижалась к нему, отвечая страстным трепетом на его поцелуй.
Его пальцы ласково прикоснулись к ее животу, бедру, скользнули ниже. Мускулы ее на мгновение напряглись, но затем тело ее обмякло, и она раздвинула ноги. Он приложил ладонь к промежности, покрытой завитками темно-русых волос, и ощутил теплую влагу. Отклик, который вызвало это прикосновение в его теле, оказался неожиданно бурным. Он замер, пытаясь совладать с собой, и застонал, ощутив, как новые капли влаги упали на его ладонь.
Склонившись над ней, он заскользил губами по ее животу и прикоснулся кончиком языка к ложбинке, в которой прятался пупок. Слегка приподнявшись, он посмотрел на Эйлу. Она возбужденно вздыхала, порой постанывая и дрожа всем телом. Скользнув губами по завиткам волос, он склонился ниже. Эйла затрепетала и, когда его язык притронулся к влажной щели, легонько вскрикнула, а потом тихо застонала.
Чувствуя неуемное биение соков, пульсирующих в чреслах, он слегка передвинулся и принялся целовать мягкие упругие складки плоти. Позабыв обо всем на свете, не слыша собственных криков и стонов, Эйла погрузилась в жаркое море изысканных ощущений, трепеща при каждом новом его прикосновении.
Стараясь сдерживать себя, несмотря на адский жар желания, Джондалар нашел крохотный язычок и несколько раз быстро провел по нему губами. Когда Эйла начала всхлипывать, изгибаясь всем телом, он почувствовал, что вот-вот утратит контроль над собой, и все же осторожно прикоснулся пальцами к мягким тканям промежности.
Эйла резко выгнула спину, закричала, и он ощутил новый прилив влаги, пальцы его зашевелились, сдвигаясь и раздвигаясь в такт с ее учащенным дыханием.
– Джондалар! – закричала она. – Ах, Джондалар, я хочу… я хочу… я не знаю…
Он стоял на коленях, из последних сил стараясь сдержаться и не спешить.
– Я не хочу… чтобы тебе было больно, – с трудом проговорил он.
– Нет… мне не будет больно, Джондалар…
И вправду! Ведь она уже не девушка. Эйла придвинулась к нему, и они слились воедино. Не чувствуя нигде сопротивления, Джондалар погрузился в теплые влажные глубины, раскрывшиеся ему навстречу, полагая, что этому продвижению вот-вот наступит предел, но, к его величайшему изумлению, этого не произошло. Ритмично двигая бедрами, он погружался в глубины ее тела снова и снова и почувствовал, как ноги Эйлы сомкнулись, обвив его спину. Позабыв обо всем на свете, он отдался бушевавшей в нем страсти.
– Эйла… Эйла… Эйла! – закричал он.
Он двигался все быстрее и быстрее в такт с биением соков в его чреслах, и каждое соприкосновение с влажными бархатистыми тканями ее просторного лона приносило ему небывалое наслаждение. Их тела, охваченные трепетом, двигались в унисон друг с другом. Он услышал, как стонала Эйла, повторяя его имя, и понял, что момент сладострастной развязки вот-вот наступит.
Это мгновение показалось им вечностью. Джондалар разразился громким криком и даже не услышал, как Эйла, захлебываясь, вторит ему, трепеща и ликуя. Наконец тело его обмякло, и он замер, прижавшись к ней.
Воцарилась тишина, которую нарушали лишь звуки их дыхания. Они лежали, не в силах пошевельнуться. Они отдали друг другу все, что только могли, и достигли полного единения. Им хотелось продлить этот сладостный миг, хотя оба понимали, что это удивительное приключение закончено. Эйла впервые для себя открыла наслаждение, которое мужчина может подарить женщине. Но Джондалар, стремившийся лишь к тому, чтобы Эйла смогла познать Радость, которую таит в себе подобный союз, столкнулся с неожиданностью, повергшей его в полнейшее упоение.
В силу физиологических причин столь полное слияние с женщиной, как правило, оказывалось для него невозможным, и он научился сдерживать себя, действуя искусно и осторожно. Он знал, что ему довелось пережить сейчас нечто уникальное, испытав и трепет, связанный с совершением Ритуала Первой Радости, и блаженство, которое позволяет ощутить лишь столь полное, безграничное слияние.
Обряд Первой Радости всегда вызывал у Джондалара прилив невероятной нежности. Он заботился о том, чтобы женщине было хорошо с ним, и Радость, которая открывалась ей, служила источником удовольствия и для него самого. Но то, что произошло между ним и Эйлой, затмило все самые смелые и красочные фантазии. Он никогда не испытывал столь полного удовлетворения. На мгновение ему показалось, что они стали единым, неразрывным целым.
– Тебе, наверное, тяжело, – сказал он и приподнялся, опершись на локоть.
– Нет, – негромко ответила она. – Ты совсем не тяжелый. Что до меня, так лучше бы ты так и лежал, не вставая.
Он склонился, лизнул ее в ухо и поцеловал в шею.
– Мне и самому не хотелось бы вставать, но, пожалуй, придется. – И он осторожно приподнялся и лег рядом с Эйлой, подсунув руку ей под спину. Голова ее мягко опустилась к нему на плечо.
Эйла ощущала легкую дремоту. На душе у нее царил полнейший покой. Она упивалась близостью Джондалара, чувствуя, как он обнимает ее, как его пальцы неспешно скользят, лаская ее кожу, как перекатываются у нее под щекой мышцы его сильной груди. Она слышала стук его сердца, которое билось в такт с ее собственным, ощущала тепло и отдающий мускусом запах, которым веяло от его кожи. Никогда прежде ей не доводилось чувствовать такого блаженства и покоя.
– Джондалар, – немного погодя сказала она, – откуда ты знаешь, как именно нужно все делать? Я и не подозревала, что во мне дремлют подобные чувства. Как же ты сумел об этом догадаться?
– Мне показали, объяснили, что необходимо для того, чтобы доставить удовольствие женщине.
–Кто?
Она почувствовала, как напряглись его мышцы, уловила едва заметную перемену в тоне его голоса.
– Согласно нашим обычаям, взрослые, опытные женщины учат этому молодых мужчин.
– Для них тоже совершается обряд Первой Радости?
– Да нет, это происходит немного иначе. Когда юноши начинают испытывать желание, женщины это замечают. Они помогают им справиться с неловкостью и волнением и показывают, что нужно делать, но это не считается ритуалом.
– Среди людей Клана считается, что мальчик становится мужчиной, когда он впервые возвращается с охоты с добычей. Имеется в виду охота на крупных животных, а не на маленьких зверьков. После этого над ним совершается обряд. Они не верят, что наличие желания делает юношу мужчиной. Лишь когда он становится охотником, он может взять на себя обязанности взрослого человека.
– Успехам на охоте придается важное значение, но далеко не все мужчины занимаются охотой. Мне не пришлось бы охотиться, не будь у меня на то желания. Я мог бы изготавливать орудия труда и обменивать их на мясо и шкуры зверей. Впрочем, большинство мужчин принимают участие в охоте, и когда юноша впервые возвращается с добычей, это важное событие.
На Джондалара нахлынули воспоминания, и в голосе его зазвучали теплые нотки.
– Особого обряда для этого не существует, но мясо убитого им животного распределяют между всеми обитателями Пещеры, а ему самому при этом не достается ни кусочка. Когда он оказывается рядом с кем-то из сородичей, они начинают нарочито громко говорить меж собой о том, каким на редкость вкусным и нежным оказалось добытое им мясо. Мужчины предлагают ему сыграть с ними в какую-нибудь игру или просто поболтать. А женщины стараются показать, что относятся к нему уже не как к мальчику, а как к мужчине, и обмениваются с ним дружескими шутками. И если он уже достаточно взрослый, чтобы испытывать влечение к женщинам, ни одна не откажет ему в удовольствии. То, что он сумел вернуться с охоты с добычей, показывает, что он – настоящий мужчина.
– У вас нет обряда, в ходе которого он смог бы утвердиться в своей мужественности?
– Всякий раз, когда мужчина совокупляется с девушкой, открывая пути для проникновения в ее чрево жизненной силы, делая ее женщиной, он заново утверждается в сознании своей мужественности. При этом происходит нечто чудесное, и поэтому мужской орган порой называют кудесником.
– При этом девушка не только становится женщиной. Иногда благодаря этому в ней возникает плод, будущий ребенок.
– Эйла, Великая Мать Земля посылает женщинам детей, помогает им произвести их на свет, и они становятся украшением очага мужчины. Дони создала мужчин затем, чтобы они помогали женщинам, заботились о них в то время, когда они вынашивают дитя, кормят его грудью и растят его. И затем, чтобы девушки смогли стать женщинами. Точнее я не смогу тебе объяснить. Может, Зеландонии знает больше.
«Может, он и прав, – подумала Эйла и снова прильнула к нему. – Но если он заблуждается, не исключено, что я уже забеременела. – Она улыбнулась. – Тогда у меня снова родится ребенок, и я смогу нянчить его и растить, как Дарка, но этот малыш будет напоминать мне о Джондаларе.
«Вот только кто станет помогать мне, когда он уйдет? – с внезапной тревогой подумала она. Ей вспомнилось, как трудно ей приходилось во время первой беременности, как она чуть не погибла при родах. – Не будь рядом Айзы, я бы умерла. И даже если мне удастся родить ребенка без чьей-либо помощи, как я буду ходить на охоту? Ведь малыша будет не с кем оставить, а без присмотра он погибнет.
Мне никак нельзя рожать сейчас детей. – Она резко поднялась и села. – А вдруг я уже забеременела? Что же мне делать? Айза говорила о каких-то травах. Пижма и омела. Нет, омела растет на дубах, а в этих краях нет дубов. Кажется, были еще какие-то растения. Мне надо хорошенько вспомнить. Конечно, это опасно, но лучше пусть у меня случится выкидыш. Я не хочу, чтобы мой ребенок стал добычей для каких-нибудь хищников вроде гиен».
– Что-нибудь не так, Эйла? – спросил Джондалар и, повинуясь внезапно возникшему у него желанию, протянул руку, чтобы накрыть ладонью ее округлую грудь.
Помня об ощущениях, которые рождали в ней его прикосновения, Эйла придвинулась поближе.
– Нет, все в порядке.
Он улыбнулся, вспомнив о наслаждении, которое испытал совсем недавно, и почувствовал, как в нем вновь начинает пробуждаться желание. «Похоже, она наделена тем же даром, что и Хадума!» – подумал он.
Взглянув в его синие глаза, в которых заиграли огоньки страсти, Эйла почувствовала, как на нее повеяло теплом. «Может быть, он захочет снова поделиться со мной Радостью, – подумала Эйла и улыбнулась ему в ответ. Но вскоре улыбка сбежала с ее лица. – Если я еще не забеременела, это вполне может случиться, если мы снова станем делить Радость друг с другом. Пожалуй, мне надо будет приготовить снадобье, как научила меня Айза, то, о котором она велела никому не рассказывать».
Давным-давно она узнала от Айзы, что некоторые растения, такие как златоцвет и корень степного шалфея, обладают огромной силой и помогают тотему женщины побороть тотем мужчины, тем самым предотвращая возникновение плода. Айза сказала ей об этом вскоре после того, как она забеременела, ведь раньше никто не предполагал, что с ней это может случиться, и речь о подобных средствах просто не заходила. «Несмотря на мощь моего тотема, я забеременела, и это может произойти снова. Уж не знаю, что тому причиной, духи или сами мужчины, но Айза сказала, что это действенное снадобье, и надо бы мне его попить, а не то потом придется пить другое, чтобы выкинуть ребенка раньше срока. Мне не хотелось бы этого делать, лучше бы родить малыша, который напоминал бы мне о Джондаларе». При мысли об этом на лице ее расцвела улыбка, и Джондалар привлек ее к себе. Свисавший с ее шеи амулет покачнулся и ударил его по носу.
– Ох, Джондалар! Тебе не больно?
– Что у тебя там такое? Похоже, сплошные камни, – сказал он, приподнялся и сел, потирая нос. – Что это такое?
– Это… нужно для того, чтобы дух моего тотема смог меня найти. Здесь находится часть моего духа, которая знакома ему. Когда мне встречаются предметы, которые он посылает мне как знаки, я беру их с собой и кладу сюда. У каждого из членов Клана есть такой. Креб сказал, что я умру, если потеряю его.
– Это талисман, или амулет, – сказал Джондалар. – Выходит, члены Клана способны проникать в тайны мира духов. Чем больше я узнаю о них, тем глубже убеждаюсь в том, что они – люди, хотя и сильно отличаются от всех других, кого я когда-либо видел. – Он бросил на нее сокрушенный взгляд. – Эйла, когда я впервые понял, кого ты называешь членами Клана, я повел себя ужасно, но только по незнанию. Мне очень стыдно, пожалуйста, прости меня.
– Да, ты вел себя ужасно, но я больше не сержусь и не держу на тебя обиды. Благодаря тебе я почувствовала… мне тоже хотелось бы поступить согласно правилам вежливости и сказать тебе «спасибо» за то, что произошло сегодня, за Ритуал Первой Радости.
Джондалар улыбнулся.
– Ты первая, кто решил поблагодарить меня за это. – Тень улыбки осталась на его лице, но взгляд его посерьезнел. – Уж если кто-то и должен сказать «спасибо», то я. Благодарю тебя, Эйла. Ты не представляешь, какую радость ты мне подарила. Я не испытывал такого наслаждения ни разу с тех пор… – Он запнулся, лицо его скривилось от боли. – С тех пор как расстался с Золеной.
– Кто такая Золена?
– Золены больше нет на свете. Это женщина, которую я знал, когда был очень молод. – Он откинулся на спину и замер, глядя в потолок. Джондалар молчал так долго, что Эйла решила, что он больше ничего не скажет. Но он заговорил снова: – Она была очень красива. Все мужчины только и думали что о ней, и все мальчишки мечтали о ней, но я начал просто бредить ею еще задолго до того, как ко мне во сне явилась доний. А когда это случилось, она приняла облик Золены, и, проснувшись, я увидел, что моя постель намокла от сокровенных соков. Я никак не мог выбросить Золену из головы.
Я ходил за ней следом, прятался в укромных местах, чтобы потихоньку наблюдать за ней. Я молил Великую Мать о встрече с ней. И когда она сама пришла ко мне, я не поверил своим глазам. На ее месте могла оказаться любая из женщин, но лишь Золена казалась мне желанной – ох, как я изнывал тогда, – и моя мечта сбылась.
Поначалу удовлетворение из нас двоих получал только я. Уже тогда я был высоким и крупным – во всех отношениях. Она научила меня владеть собой, сдерживаться и показала, как можно доставить Радость женщине. Она научила меня, как подготовить женщину к соитию, чтобы мне было хорошо, даже если она не сможет вместить меня полностью. Это вполне возможно, просто нужно знать, как действовать. Но с Золеной мне не приходилось беспокоиться об этом. Впрочем, менее крупные мужчины тоже доставляли ей удовольствие – она была очень искушенной. Все мужчины желали ее, но она выбрала меня. А потом она стала всякий раз выбирать меня, несмотря на мои юные годы.
Но один из мужчин постоянно преследовал Золену, хотя и не вызывал у нее желания. Я начал злиться из-за этого. При встрече с нами он всякий раз спрашивал, не надоели ли ей мальчишки. Он был моложе Золены, но старше меня. Зато я был больше, чем он.
Джондалар прикрыл глаза и продолжил свой рассказ:
– До чего же глупо я поступил! Мне не следовало так вести себя, все только лишний раз обращали на нас внимание. Но он никак не унимался и все преследовал ее. А я злился. Однажды я вышел из себя и ударил его, а потом не сумел вовремя остановиться.
Говорят, молодым мужчинам не следует проводить слишком много времени в обществе одной и той же женщины. Когда женщин много, он не привязывается ни к одной из них. Молодым мужчинам полагается искать себе пару среди женщин помоложе. Более зрелые женщины должны лишь обучить их всему, чему нужно. Если мужчина сильно привязывается к женщине, считается, что виновата в этом она. Но Золену не стоило ни в чем винить. Меня ничуть не привлекали другие женщины, мне нужна была только она одна.
Другие женщины казались мне слишком грубыми, насмешливыми, бесчувственными. Они вечно подшучивали над мужчинами, особенно над самыми молодыми. Пожалуй, я и сам вел себя грубо. Я вечно обзывал их по-всякому и прогонял прочь.
Именно женщины решают, кто из мужчин будет участвовать в проведении Ритуала Первой Радости. Каждому из мужчин хочется, чтобы выбор пал на него, они без конца говорят об этом. Это считается почетным и доставляет удовольствие, но любой из мужчин боится оплошать. Какой из него мужчина, если он не может даже сделать девушку женщиной? И всякий раз, когда мужчина попадается на глаза женщинам, они принимаются дразнить его.
Он вдруг заговорил фальцетом, подражая женским голосам:
– «Надо же, какой красавчик. Я могла бы кое-чему научить тебя», «Ох, вот этого мне ничему не удалось научить, может, у кого-нибудь другого это получится?»
Джондалар помолчал и продолжил уже обычным тоном:
– Многие из мужчин находят, что им ответить, и получают не меньшее удовольствие от подобных перепалок, чем женщины, но самым молодым из мужчин приходится нелегко. Всякий раз, проходя мимо группы веселящихся женщин, они принимаются гадать, над кем они потешаются. Золена никогда ни над кем не смеялась. Женщины ее недолюбливали, скорей всего потому, что она так сильно нравилась всем мужчинам. В любой из праздников Великой Матери все смотрели только на нее…
Я выбил несколько зубов мужчине, с которым подрался. Молодому мужчине приходится нелегко, если он остается без зубов. Ему становится трудно есть, и женщины начинают избегать его. Мне до сих пор стыдно за себя. Я сделал ужасную глупость. Моей матери пришлось возместить ущерб, и тот мужчина переселился в другую Пещеру. Но он бывает на Летних Сходах, и всякий раз, когда я его вижу, мне становится плохо.
Золена мечтала о служении Великой Матери. Я думал, что стану резчиком и тоже смогу служить Ей. Но Мартона решила, что у меня есть данные для того, чтобы научиться изготавливать орудия из кремня, и послала весточку Даланару. Прошло немного времени, и Золена покинула нашу Пещеру, чтобы овладеть особыми навыками, а я отправился с Вилломаром жить среди людей племени Ланзадонии. Мартона рассудила мудро и поступила правильно. Через три года я вернулся, но Золены уже не стало.
– Что с ней случилось? – замирающим голосом спросила Эйла.
– Те, Кто Служит Матери должны отказаться от самих себя, лишь тогда они смогут стать заступниками за других людей. При этом Великая Мать посылает им особые дары, наделяет их способностями, которых нет у остальных Ее детей. Они обладают глубочайшими знаниями и навыками, которые кажутся нам чудесными. Впрочем, это доступно далеко не всем из Тех, Кто Служит Великой Матери. Лишь немногие обладают талантом и вскоре оказываются на особом положении.
Незадолго до того как я покинул родные края, Золена стала Верховной Жрицей Зеландонии, главной среди Тех, Кто Служит Великой Матери.
Джондалар внезапно вскочил на ноги. Он увидел в проеме вечернее небо, окрашенное в золотисто-багряные тона.
– Солнце еще не зашло. Пойду-ка я выкупаюсь, – сказал он и вышел из пещеры. Эйла взяла шкуру, служившую ей одеждой, прихватила длинный ремень и отправилась следом за ним. Когда она спустилась к реке, Джондалар уже плыл вверх по течению. Она сняла с шеи амулет, вошла в воду и окунулась. Джондалар уже успел уплыть довольно-таки далеко. Она дождалась, пока он не вернулся.
– Где ты побывал? – спросила она.
– У водопада, – ответил он. – Эйла, я никому раньше не рассказывал о Золене.
– А ты хоть иногда видишься с Золеной?
Джондалар резко засмеялся. В его смехе сквозила горечь.
– Не с Золеной, а с Зеландонии. Да, я виделся с ней. Мы добрые друзья. Мне даже довелось разделить Дар Радости с Зеландонии, – сказал он. – Но теперь она выбирает для этого не только меня. – И он поплыл вниз по течению, продвигаясь вперед мощными рывками.
Эйла нахмурилась и покачала головой, а затем поплыла следом за ним к берегу. Она надела на шею амулет, обернула шкуру вокруг тела и поднялась по тропинке к пещере. Когда она вошла в нее, Джондалар стоял у очага, глядя на тлеющие уголья. Эйла поправила завязку, взяла несколько веток и бросила их в огонь. Джондалар еще не успел обсохнуть, и она заметила, что он дрожит. Эйла принесла ему меховую шкуру.
– Лето уже на исходе, – сказала она. – Вечерами бывает холодно. Возьми, а то ты простудишься.
Джондалар неловким движением набросил шкуру на плечи. «Он не может ходить, завернувшись в меховую шкуру, – подумала она. – Ему нужна другая одежда. И если уж он собрался уходить, ему придется отправиться в путь до наступления холодного времени года». Подойдя к постели, она взяла лежавший у стены сверток.
– Джондалар?..
Он замотал головой, пытаясь отвлечься от воспоминаний о прошлом, и улыбнулся Эйле, но взгляд его по-прежнему оставался рассеянным. Когда Эйла начала разворачивать сверток, из него выпал какой-то предмет, и она наклонилась, чтобы поднять его.
– Что это такое? – спросила она, испытывая изумление и восхищение. – Как она тут оказалась?
– Это доний, – сказал Джондалар, увидев у нее в руках вырезанную из бивня мамонта фигурку.
– Доний?
– Я сделал ее для тебя, для Ритуала Первой Радости. Полагается, чтобы доний была поблизости, когда совершается этот обряд.
Эйла склонила голову, чтобы скрыть внезапно прихлынувшие к глазам слезы.
– Даже не знаю, что и сказать. Я никогда не видела ничего подобного. Она очень красивая. И фигура у нее как у живой женщины. Пожалуй, она даже похожа на меня.
Джондалар прикоснулся пальцами к ее подбородку.
– Я специально сделал ее похожей на тебя, Эйла. У настоящего резчика это получилось бы лучше… хотя нет, настоящий резчик не отважился бы на такое. Не знаю, правильно ли я поступил. Обычно доний остаются безликими, ибо человеку не дано взглянуть в лицо Великой Матери. Но я сделал так, чтобы черты лица доний напоминали твои черты, и, возможно, в этой фигурке заключается частица твоего духа. Поэтому она принадлежит тебе и только тебе. Я сделал ее для тебя, в подарок.
– Как забавно, что ты положил свой подарок именно сюда, – сказала Эйла и развернула сверток до конца. – А я сделала для тебя вот это.
Когда Джондалар увидел сшитую ею одежду, у него засверкали глаза.
– Эйла! Я и не подозревал, что ты умеешь шить и вышивать, – сказал он, рассматривая одежду.
– Я ничем не расшивала рубашку, я только починила ее, а остальную одежду, которая была на тебе, я распорола, чтобы понять, какой формы и какого размера должны быть части, из которых она состоит. Потом я посмотрела, как они соединены друг с другом. Я работала, используя шило, которое ты мне дал. Не знаю, правильно ли я с ним обращалась, но вроде бы все получилось.
– Все замечательно! – воскликнул он и приложил к себе рубашку, а затем примерил и ее, и штаны. – Я собирался сам сшить себе одежду, в которой было бы удобно путешествовать. Живя здесь, я вполне могу обойтись набедренной повязкой, но…
Вот и все. Он заговорил об этом вслух. Однажды Креб сказал Эйле, что в мире есть нечистые духи, которые обретают силу, лишь когда кто-нибудь произносит вслух имя одного из них. И после того, как Джондалар произнес эти слова, Эйла поняла, что расставание неизбежно. Если раньше она думала о разлуке с ним как о чем-то отдаленном и неконкретном, то теперь все изменилось. Оба они задумались об этом, и атмосфера в пещере стала гнетущей, как будто незримая тяжесть навалилась на них и подмяла под себя.
Джондалар снял с себя одежду и аккуратно сложил ее.
– Спасибо тебе, Эйла. Не могу выразить, как я тебе благодарен. Когда наступят холода, мне будет очень тепло и удобно в этой одежде, но пока что я могу обойтись без нее, – сказал он и надел набедренную повязку.
Эйла кивнула, но не решилась сказать что-либо вслух. На глаза ее навернулись слезы, и очертания фигурки из бивня мамонта утратили четкость. Она прижала доний к груди. Драгоценный подарок. Джондалар сделал ее своими руками. Он считает себя изготовителем орудий, но он способен на нечто большее. Он сумел сделать эту фигурку. Глядя на нее, Эйла испытала прилив нежности, такой же, как в тот момент, когда благодаря Джондалару впервые открыла для себя, что значит быть женщиной.
– Спасибо тебе, – проговорила она, припомнив нужное слово. Джондалар озабоченно нахмурился.
– Только не потеряй ее, – сказал он. – Ее лицо похоже на твое, в ней заключается частица твоего духа. Если она попадет в руки кому-нибудь другому, это может обернуться бедой для тебя.
– В моем амулете содержится частица моего духа и частица духа моего тотема. В доний заключается частица моего духа и частица духа Великой Матери Земли. Значит, доний – тоже мой талисман?
Джондалар не подумал об этом. Означает ли это, что теперь между Эйлой и Великой Матерью Землей возникла связь и она стала одной из Ее дочерей? Может быть, он напрасно вмешался и привел в действие силы, природа которых ему неизвестна? Или он совершил этот поступок, повинуясь им?
– Я не знаю, Эйла, – ответил он. – И все же постарайся не потерять ее.
– Джондалар, почему ты придал доний сходство со мной, если ты знал, что это может быть опасно?
Он прикрыл ладонями руки, в которых она держала фигурку.
– Потому что мне захотелось овладеть частицей твоего духа, Эйла. Не навсегда. Я собирался отдать ее тебе. Но мне хотелось подарить тебе Радость, и я побоялся, что не сумею этого сделать. Я не знал, сможешь ли ты все понять, ведь ты выросла среди тех, кто не ведает о Великой Матери и Ее Дарах. Я подумал, что доний, похожая лицом на тебя, поможет мне.
– Для этого тебе вовсе не нужно было придавать доний сходство со мной. Мне было бы приятно, если бы ты пожелал утолить со мной желание, прежде чем я узнала, что такое Радость.
Он заключил ее в объятия и прижал к себе.
– Нет, Эйла. Возможно, ты и была к этому готова, но мне следовало знать, что для тебя это происходит впервые, иначе я не сумел бы сделать все как нужно.
Эйла посмотрела ему в глаза и почувствовала, что вот-вот утонет в их синеве. Она позабыла обо всем на свете, чувствуя лишь прикосновение его сильных рук, жадных губ, его прекрасного жаркого тела. Желание вновь захлестнуло ее волной, у нее закружилась голова, и тут Джондалар подхватил ее на руки и понес прочь от очага.
Он мягко опустил ее на постель из меховых шкур и попытался развязать узел на поясе, а затем отчаялся и просто приподнял шкуру. Эйла приникла к нему, ощущая желание вновь слиться с ним воедино.
Он погрузился в глубины ее трепещущего, источающего теплую влагу тела и с упоением подчинился бушевавшей в нем страсти, наслаждаясь каждым мгновением. Каждое его движение находило отклик у Эйлы, и тела их двигались в унисон.
Эйле казалось, что каждая ее жилка пульсирует с нарастающей силой, и все в ней тает, наполняя ее тело живительными соками, и она движется в упоительном вихре, подчиняясь неодолимому стремлению к сладостной вершине, которая становится все ближе, ближе, и вот наконец последний миг, и все вокруг замерло, исчезло, осталась лишь беспредельная, лучезарная радость, на смену которой приходит не сравнимое ни с чем умиротворение.
Назад: Глава 27
Дальше: Глава 29