Глава 29

Эйла повернулась на другой бок и, еще не совсем проснувшись, почувствовала, что ей что-то мешает. В бок ей снова что-то уперлось, и она нащупала под собой какой-то бугорок и вытащила причинявший ей неудобство предмет. Приподняв его, она различила в неясном красноватом свете прогоревших почти дотла углей очертания доний. Внезапно ей живо вспомнились все события вчерашнего дня, и она поняла, что рядом, согревая ее своим телом, в постели лежит Джондалар.

«Наверное, мы уснули после того, как снова испытали Радость», – подумала она и, сияя от счастья, придвинулась поближе к нему и закрыла глаза. Но заснуть ей не удалось. Воображение рисовало ей разнообразные сцены, которые она попыталась расположить по порядку. Охота, возвращение Вэбхья, Ритуал Первой Радости, и за всем этим, так или иначе, стоял Джондалар. Она не знала слов, с помощью которых можно было бы описать то чувство, которое она испытывала к Джондалару, но оно служило источником огромной, переполняющей ее радости. Она все лежала рядом с ним, думая о нем, но затем, ощутив прилив бодрости, тихонько поднялась с постели, прихватив фигурку из бивня мамонта с собой.

Она направилась к выходу из пещеры и увидела, как Уинни с Удальцом стоят бок о бок. Кобылка тихонько фыркнула, приветствуя ее, и Эйла подошла к ним.

– Ты чувствовала то же самое, Уинни? – негромко проговорила она. – Твой жеребец принес тебе Радость? Ах, Уинни, я и не думала, что такое возможно. Поразительно, мне было так плохо с Брудом, а с Джондаларом так хорошо.

Жеребенок потянулся к ней, требуя, чтобы и ему уделили внимание. Эйла погладила и почесала его, а затем обвила руками его шею.

– Знаешь, Уинни, что бы ни говорил Джондалар, я думаю, что Удалец появился на свет благодаря твоему жеребцу. Может быть, все дело в его духе, но я с этим не согласна.

Мне бы очень хотелось родить ребенка от Джондалара. Но это невозможно – что я стану делать, когда он покинет меня? – Она вдруг побледнела, ужаснувшись при мысли об этом. – Ах, Уинни! Джондалар скоро уйдет от нас.

Она кинулась прочь из пещеры и бегом спустилась по тропинке, не глядя себе под ноги. Глаза ей застилали слезы. Она промчалась по берегу реки, остановилась у скалистого выступа и прислонилась к нему, задыхаясь от рыданий. «Джондалар скоро уйдет отсюда. Что же мне делать? Разве я смогу это вынести? Что я могу предпринять, чтобы уговорить его остаться? Ничего!»

Она сползла на землю, прижимаясь к каменной стене, как будто уклоняясь от сыпавшихся на нее ударов. Он уйдет, и она вновь останется одна. Ей придется жить в одиночестве, без Джондалара, и ничто на свете не может быть страшнее этого. «И что я буду тогда делать?, – подумала она. – Может быть, мне стоит тоже отправиться в путь, найти Других и поселиться среди них? Нет, я не смогу этого сделать. Они спросят меня, откуда я пришла. Другие ненавидят членов Клана. Они станут считать меня мерзкой тварью, если я не придумаю, как их обмануть.

Нет, я не хочу лгать. Мне бесконечно дорога память об Айзе и Кребе. Уба – моя сестра, и она растит моего ребенка. Члены Клана – мои сородичи. Когда я осталась совсем одна, они взяли меня к себе и окружили меня заботой. Но теперь Другие не захотят со мной знаться.

А Джондалар уйдет. Мне всю жизнь придется провести в полном одиночестве. Уж лучше бы я умерла. Бруд проклял меня, и все в конце концов получилось так, как он того и хотел. Разве я смогу жить без Джондалара?»

Эйла плакала до тех пор, пока у нее не иссякли слезы. Теперь она чувствовала лишь страшную опустошенность. Она вытерла глаза тыльной стороной руки и тут заметила, что до сих пор держит доний. Она развернула ее лицом к себе. Мысль о том, что можно сделать из кости такую вот фигурку, казалась ей поразительной. В лучах лунного света доний как будто приобрела еще большее сходство с Эйлой. Глядя на волосы, заплетенные в косички, на скрытые в тени глаза, на очертания носа и овал лица, Эйла вспомнила собственное отражение в воде.

Почему Джондалар решил придать сходство с ней доний? Ведь она олицетворяет собой Великую Мать Землю, которой поклоняются люди из племени Других. И правда ли, что частичка ее духа, заключенная в этой фигурке, теперь связана с той, кого они называют Дони? Креб говорил, что благодаря амулету дух ее связан с Пещерным Львом и с Урсусом, Великим Пещерным Медведем, покровителем Клана. Когда она стала целительницей, ей вручили частичку духа каждого из членов Клана, и никто не лишил ее этого дара, когда на нее наложили проклятие, обрекающее ее на смерть.

Клан и Другие, духи тотемов и Великая Мать. И все претендуют на частичку ее духа. «Наверное, дух мой пребывает в полном смятении, – подумала Эйла. – Я что-то совсем запуталась».

Задул холодный ветерок, и она решила вернуться в пещеру. Отодвинув в сторону вертел с давно остывшим мясом, она развела в очаге огонь, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить Джондалара, и поставила греться воду, намереваясь заварить чай, который поможет ей немного успокоиться. Эйла понимала, что сразу ей никак не удастся заснуть. Глядя на язычки пламени, она вспомнила, сколько времени ей довелось провести вот так, сидя и глядя в огонь, пытаясь увидеть в его игре подобие жизни. Жаркие языки пламени то приникали к сучьям, то вздрагивали, как бы отшатываясь, постепенно распространяясь по поверхности дерева, чтобы затем поглотить его и превратить в пепел.

– Дони! Это ты! Это ты! – закричал Джондалар во сне. Эйла рывком поднялась на ноги и подошла к нему. Он метался по постели, размахивая руками. Ему явно что-то снилось. Эйла уже собралась было разбудить его, но тут веки его затрепетали, и он открыл глаза.

– Джондалар, что с тобой? – спросила она.

– Эйла? Эйла! Это ты?

– Да, это я.

Глаза его опять закрылись, и он тихо что-то пробормотал. Эйла поняла, что он и не просыпался и разговаривал во сне, но теперь он уже не метался так по постели. Убедившись в том, что он совсем успокоился, Эйла вернулась к очагу. Глядя на затухающий огонь, она принялась пить чай. Почувствовав приближение дремоты, она разделась, улеглась рядом с Джондаларом и укрылась шкурами. Ощущая тепло, исходившее от тела спящего мужчины, она подумала о том, как холодно ей станет спать, когда он покинет ее, и от невыносимой тоски из глаз у нее снова хлынули слезы. Она плакала до тех пор, пока не забылась сном.

Джондалар бежал, тяжело дыша, спеша поскорее оказаться у темневшего впереди входа в пещеру. Приподняв на миг голову, он увидел пещерного льва. Нет, нет! Тонолан! Тонолан! Пещерный лев припал к земле, а затем взмыл в прыжке. Внезапно на пути у него возникла фигура Великой Матери. Взмахнув рукой, она прогнала льва прочь.

– Дони! Это ты! Это ты!

Великая Мать обернулась, и он увидел Ее лицо. Черты его напомнили ему о доний, которой он придал сходство с Эйлой. Взывая к Великой Матери, он закричал:

– Эйла? Эйла! Это ты?

Черты лица, обрамленного золотистыми волосами, в которых играли красноватые искорки огня, пришли в движение.

– Да, это я.

В облике Эйлы-донии начали происходить изменения, она превратилась в старинную доний, которую он подарил, которую передавали из поколения в поколение члены его семьи. Пышные формы ее созданного для материнства тела стали набухать, и вскоре Джондалар увидел, что она возвышается над ним, как гора. Затем наступило время родов. Из огромного чрева Великой Матери хлынул поток околоплодных вод, неся с собой множество зверей и морских животных. В воздухе над ним витали огромные стаи птиц и роились всевозможные насекомые. А затем на суше появились разнообразные животные и звери – зайцы, олени, зубры, мамонты, пещерные львы, – а чуть позже Джондалар заметил вырисовывавшиеся сквозь дымку в отдалении неясные очертания человеческих фигур.

Туман постепенно рассеивался, а люди подходили все ближе и ближе, и наконец Джондалару удалось их разглядеть. Плоскоголовые! На мгновение они замерли, глядя на него, а затем кинулись прочь. Он закричал им: «Подождите!» – и тогда одна из женщин обернулась. Он узнал лицо Эйлы и кинулся бежать к ней, но клубы тумана сомкнулись вокруг нее, и все перед его глазами подернулось дымкой.

Он брел на ощупь сквозь красноватый туман и вдруг услышал отдаленный грохот, похожий на рев водопада. Этот шум все нарастал, становился все более и более оглушительным. Джондалар с изумлением увидел, как из огромного чрева Матери Земли, вздымавшегося в небо подобно исполинской горе, появляются на свет все новые и новые люди. Взглянув в лицо Матери Земли, он узнал в ней Эйлу.

Он начал пробираться среди множества людей, стремясь подойти к Ней поближе, и внезапно перед ним разверзлась гигантская щель, вход в Ее лоно. Горя желанием, он погрузился в его бархатистые глубины, соприкасаясь с живительным теплом. Трепеща от радости, он овладел Ею, и вдруг увидел, что Ее лицо залито слезами, Ее тело содрогалось от рыданий. Ему захотелось утешить Ее, осушить Ее слезы, но он не смог вымолвить ни слова. Мощный порыв ветра унес его прочь.

Он оказался посреди огромного множества людей, появлявшихся на свет из Ее чрева, каждый из которых был одет в украшенную вышивкой рубашку. Он попытался вернуться обратно, но его захлестнуло потоком околоплодных вод и понесло прочь, как несло по реке Великой Матери бревно с прицепленной к нему окровавленной рубашкой.

Он оглянулся, резко изогнув шею, и увидел, что у входа в глубокую пещеру стоит Эйла. До него донеслись отзвуки ее рыданий. Затем послышался оглушительный грохот, и обломки скал, обрушившись с высоты, погребли под собой все. Джондалар остался в полном одиночестве и горько заплакал.

Он открыл глаза. Вокруг царила тьма. Разожженный Эйлой огонь потух. Оказавшись среди непроглядного мрака, он не смог понять, проснулся ли он или все еще спит. Нигде ни проблеска, ни знакомых очертаний. Ему вдруг показалось, что он повис посреди пустоты. В памяти его сохранились яркие образы, явившиеся ему во сне. Он начал перебирать их, пытаясь воссоздать единое целое и как-то согласовать его с привычным течением мысли.

К тому времени, когда тьма начала рассеиваться и Джондалар смог, хоть и смутно, различить очертания стен в пещере, ему стало отчасти понятно значение увиденных им во сне образов. Он редко помнил, что ему снилось ночью, но этот сон, столь трепетный и яркий, явно был ниспослан ему Великой Матерью. О чем же Она пыталась сообщить ему? Джондалар пожалел, что рядом с ним нет Зеландонии, который помог бы ему истолковать этот сон.

Когда в пещеру начал проникать бледный свет, он увидел лицо спящей Эйлы, обрамленное светлыми волосами, и с небывалой остротой ощутил исходящее от ее тела тепло. Ему очень захотелось поцеловать Эйлу, но он побоялся разбудить ее, а потому лишь тихонько поднес золотистую прядь волос к губам, а затем осторожно поднялся с постели. Обнаружив в сосуде чуть теплый чай, он налил немного в чашку и вышел из пещеры.

В одной набедренной повязке ему было холодновато, но он решил, что вскоре согреется, хотя мысль о теплой одежде, которую сшила для него Эйла, промелькнула у него в мозгу. Он увидел, как в небе разгорается заря, как очертания долины становятся все четче и четче, и попытался связать воедино разрозненные нити ночного сновидения, чтобы проникнуть в его смысл.

Почему Дони показала ему, что все живое происходит от Нее? Он и так это знает, это давно укоренилось в его сознании. Почему он увидел во сне, как из ее чрева появляются на свет рыбы, птицы, звери и…

Плоскоголовые! Ну конечно же! Она хотела сказать, что члены Клана тоже Ее дети. И как же никто не задумался об этом раньше? Никто не сомневался в том, что все живое происходит от Нее. Почему же все относились к этим людям таким образом? Называли их животными, как будто в животных есть что-то дурное. И что плохого в плоскоголовых?

Все дело в том, что они не животные. Это люди, которые сильно отличаются от нас! Именно об этом постоянно говорила Эйла. Не потому ли у одной из женщин Клана было такое же лицо, как у Эйлы?

Он понял, почему у сделанной им доний оказалось такое же лицо, как и у той, что явилась к нему во сне и прогнала льва… Никто никогда не поверит, что Эйла сделала это… Подобное событие покажется всем невероятным, как сон. Но почему у древней доний лицо оказалось таким же? И почему Великая Мать Земля явилась ему, приняв облик Эйлы?

Он знал, что никогда не сумеет до конца постичь смысл этого сна, но ему все казалось, что он упустил нечто очень важное. Он снова принялся вспоминать, что ему привиделось. Припомнив, как Эйла стояла у входа в пещеру под скалами, которые должны были вот-вот обрушиться на нее, он чуть было не закричал, чтобы предупредить ее.

Он стоял, погрузившись в размышления, устремив взгляд к горизонту, он ощущал такое же глубокое отчаяние, какое охватило его во сне, когда он остался один, без Эйлы. По лицу его потекли слезы. Откуда взялась эта невыносимая тоска? Чего он никак не может понять?

Ему вспомнились люди в вышитых рубашках, которые появились из чрева Матери Земли. Эйла починила ему рубашку с вышивкой. Она сшила ему одежду, хотя раньше совсем не умела шить. Одежду, которая понадобится ему, когда он отправится в путь и покинет ее.

Покинет? Покинет Эйлу? Лучи солнца хлынули из-за края каменной стены. Он закрыл глаза, продолжая видеть золотистое свечение.

«О Великая Мать! Как можно быть таким глупцом, Джондалар? Покинуть Эйлу? Да разве ты сможешь покинуть ее? Ведь ты ее любишь! Ну почему ты совершенно слеп? Великой Матери пришлось явиться тебе во сне, чтобы растолковать тебе простейшую вещь, понятную даже ребенку!»

Джондалару показалось, будто тяжелый груз свалился с его плеч, он ощутил прилив восторга, упоительной легкости. «Я люблю ее! Я наконец влюбился! Я думал, что этого никогда не произойдет, но я люблю Эйлу!»

У него стало так весело на душе, что ему захотелось закричать, оповещая об этом всю округу, кинуться к Эйле и рассказать ей об этом. «Я еще ни разу не говорил женщине, что люблю ее», – подумал он и поскорее отправился в пещеру, но увидел, что Эйла еще не проснулась.

Он снова вышел наружу, принес хвороста и с помощью огненного камня и кремня быстро – он до сих пор не перестал изумляться этому – развел огонь. Раз в кои-то веки Джондалару удалось проснуться раньше Эйлы, и он решил преподнести ей сюрприз, заварив чай вместо нее. Он нашел листья мяты, и вскоре чай уже был готов. Но Эйла все не просыпалась.

Он застыл, глядя на нее, прислушиваясь к ее дыханию. Как красивы ее длинные волосы, разметавшиеся на фоне меха! Ему очень хотелось разбудить ее. Но нет, наверное, она устала, ведь уже рассвело, а она все еще спит.

Джондалар спустился к реке, нашел прутик для чистки зубов, а затем искупался. Он вышел из воды, приятно освежившись, чувствуя себя полным сил и очень голодным. Они так и не поели вчера. Он улыбнулся, вспомнив, что заставило их позабыть о еде, и почувствовал, как в его чреслах вновь заиграли соки.

Он рассмеялся. «Ты целое лето не давал ему воли, Джондалар. Неудивительно, что твой кудесник рвется в бой, вспомнив, чего он был так долго лишен. Возможно, ей понадобится отдых, ведь она не привыкла к этому». Он бегом поднялся по тропинке и тихонько вошел в пещеру. Лошади уже паслись в поле. «Наверное, они отправились туда, пока я купался, – подумал Джондалар, – а Эйла так и не проснулась. Здорова ли она? Может, надо ее разбудить?» Эйла повернулась на другой бок. Шкура, прикрывавшая ее грудь, соскользнула вниз. Это зрелище показалось Джондалару крайне соблазнительным.

Стараясь справиться с возбуждением, он подошел к очагу, намереваясь налить себе еще чаю и подождать. Внезапно он заметил, что Эйла беспокойно заворочалась и принялась шарить рукой по шкурам.

– Джондалар! Джондалар! Где ты? – закричала она, поднялась рывком и села.

– Я здесь, – ответил он и кинулся к ней. Эйла прильнула к нему.

– Ах, Джондалар, я решила, что ты ушел.

– Я здесь, Эйла. Я никуда не делся, – сказал он, обнимая ее. Через некоторое время Эйла успокоилась. – Как ты себя чувствуешь? Давай-ка попей чаю.

Он налил чаю и принес чашку Эйле. Она сделала маленький глоток, затем глоток побольше.

– Кто его заваривал? – спросила она.

– Я. Мне захотелось преподнести тебе сюрприз и напоить тебя горячим чаем, но боюсь, он уже остыл.

– Ты заварил чай? Для меня?

– Да, для тебя, Эйла. Послушай, я еще никогда не говорил этих слов женщине. Я люблю тебя.

– Любишь? – переспросила она, втайне надеясь, что он сказал именно то, что ей очень хотелось услышать. – А что значит «любить»?

– Что значит… Ох, Джондалар! Напыщенный идиот! – Он поднялся на ноги. – Восхитительный, неподражаемый Джондалар! Тот, о ком мечтает каждая из женщин! Или так тебе казалось. Ты всеми силами старался не говорить им того, что им очень хотелось услышать. И ужасно этим гордился. Но наконец ты влюбился и все никак не мог признаться себе в этом – до тех пор пока Дони не явилась тебе во сне. И вот Джондалар в конце концов решился произнести эти слова вслух и сказать женщине, что любит ее. Ты полагал, что она упадет в обморок от удивления, а оказывается, ей вообще не известно, что значит это слово!

Эйла с тревогой смотрела на Джондалара, который метался по пещере, рассуждая вслух о любви, и думала, что ей придется выучить это слово.

– Джондалар, что значит «любовь»? – спросила она очень серьезным и слегка раздраженным тоном.

Он опустился перед ней на колени.

– Мне следовало давным-давно объяснить тебе это. Любовь – это чувство, которое ты испытываешь к дорогому тебе человеку. Мать любит своих детей, любовь связывает братьев и сестер. А если мужчина и женщина любят друг друга, это значит, что им в радость быть вместе и они хотели бы прожить друг с другом всю жизнь, никогда не расставаясь.

Услышав эти слова, Эйла закрыла глаза и почувствовала, что у нее дрожат губы. Уж не ослышалась ли она? Правильно ли она его поняла?

– Джондалар, – сказала Эйла, – я не знала этого слова, но мне понятно его значение. Это чувство проснулось во мне, когда ты только-только появился здесь, и с течением времени оно становилось все сильней и сильней. Я не раз жалела о том, что не знаю, как выразить его словами. – Она еще плотнее зажмурила глаза, но ей не удалось сдержать слез радости и облегчения. – Джондалар… я тоже… люблю.

Он встал, помог ей подняться на ноги и осторожно прильнул к ее губам, бережно обнимая ее, словно сокровище, которое боялся разбить или потерять. Эйла обвила его шею руками и прижалась к нему, как будто боялась, что все это лишь видение, которое развеется, как только она разожмет руки. Джондалар поцеловал ее в губы, покрыл поцелуями ее мокрые от соленых слез щеки, а когда она прижалась головой к его плечу, он зарылся лицом в ее пышные волосы, пытаясь осушить слезы, стоявшие у него в глазах.

Он не мог вымолвить ни слова. Он просто молча обнимал ее, думая о том, как невероятно ему повезло, когда Эйла повстречалась ему. Лишь проделав долгое Путешествие и оказавшись в далеких краях, он нашел женщину, достойную его любви. Он понял, что никогда и ни за что не разлучится с ней.

– Почему бы нам не остаться здесь? Эта долина так прекрасна. Теперь нас двое, и жизнь станет гораздо легче. У нас есть копьеметалки, Уинни будет нам подмогой. И Удалец тоже, – сказала Эйла.

Они вышли побродить по полю и заодно поговорить. Они уже насобирали столько зерна, сколько Эйла сочла нужным, добыли и насушили мяса, которого им хватит на всю зиму, припасли множество плодов, корней и трав, которые пойдут в пищу и для приготовления лекарств, а также обзавелись различными материалами, которые пригодятся им для работы в долгие зимние вечера. Эйле хотелось научиться украшать одежду, а Джондалар решил вырезать фигурки для игр, которым он сможет обучить Эйлу. Но больше всего Эйлу радовало то, что Джондалар полюбил ее. Теперь ей не придется жить одной.

– Да, долина просто замечательная, – сказал Джондалар.

«И впрямь, почему бы не остаться здесь? Ведь Тонолан решился остаться там, где жила Джетамио, – подумал он. – Впрочем, там жили и другие люди. Долго ли я смогу обходиться без общества людей? Эйла прожила в одиночестве целых три года. Но вряд ли мы так и будем жить вдвоем. Вспомни Даланара. Он стал главой новой Пещеры, хотя поначалу у него не было никого, кроме Джерики и мужа ее матери, Хочамана. Но потом к ним присоединились другие, и на свет появились дети. Очевидно, скоро возникнет Вторая Пещера Ланзадонии. Почему бы тебе не основать новую Пещеру по примеру Даланара? Возможно, тебе это и удастся, Джондалар, но, что бы ты ни делал, Эйла должна быть рядом с тобой».

– Тебе нужно познакомиться с другими людьми, Эйла, и мне хотелось бы отправиться с тобой в родные края. Конечно, путь будет долгим, но думаю, за год мы туда доберемся. Тебе наверняка понравится моя мать, и ты понравишься Мартоне, да и моему брату Джохаррану, и моей сестре Фоларе – теперь она уже совсем взрослая. И Даланару.

Эйла опустила голову, а затем подняла на него взгляд.

– А что скажут твои родные, когда узнают, что я провела детство и юность среди членов Клана? Смогут ли они хорошо ко мне относиться, когда выяснится, что за время жизни среди членов Клана я родила сына, которого они сочтут мерзкой тварью?

– Ты не сможешь прятаться от людей до конца жизни. Вспомни, та женщина… Айза… велела тебе отыскать сородичей. Знаешь, она была права. Не стану тебя обманывать, тебе действительно придется нелегко. Многие из людей не знают о том, что члены Клана принадлежат к человеческому роду. Но я сумел это понять благодаря тебе, и у некоторых из моих соплеменников тоже имеются сомнения на этот счет. Большинство людей отличается добротой, Эйла. Когда они узнают тебя поближе, они проникнутся к тебе симпатией. И я все время буду рядом с тобой.

– Даже не знаю. А можно повременить с принятием решения и подумать об этом?

– Ну конечно, можно, – сказал Джондалар. «Мы не сможем отправиться в столь дальнее Путешествие раньше весны, – подумал он. – До прихода зимы мы, пожалуй, успеем добраться до тех краев, где обитают люди племени Шарамудои, и перезимовать там. За это время Эйла попривыкнет к общению с людьми».

Эйла улыбнулась, испытывая неподдельное облегчение, и прибавила шагу. За последнее время ее физические и душевные силы несколько истощились. Она понимала, что Джондалар скучает по родным, по соплеменникам, и если бы он решил уйти, она последовала бы за ним, куда бы он ни отправился. Но теперь у нее появилась надежда на то, что, перезимовав здесь, Джондалар захочет поселиться с ней в долине навсегда.

Они отошли довольно-таки далеко от реки, и, оказавшись у подножия склона, поднявшись по которому можно было выйти в степь, Эйла наклонилась, заметив предмет, который показался ей знакомым.

– Да ведь это мой рог зубра! – сказала она Джондалару, отряхнув с него пыль и увидев внутри следы сажи. – Я хранила в нем угли. Я нашла его еще во время странствий, после того как покинула членов Клана. – Воспоминания нахлынули на нее волной. – А еще я носила в нем угли, с помощью которых поджигала ветки, когда пыталась загнать лошадей в западню. В нее угодила мать Уинни, а когда гиены начали подбираться к жеребенку, я прогнала их прочь и отвела кобылку в пещеру. С тех пор произошло так много событий.

– Многие люди носят с собой угли в дороге, но нам с тобой этого делать не придется, ведь у нас есть огненный камень. – Джондалар вдруг нахмурил лоб, и Эйла догадалась, что ему в голову пришла какая-то мысль. – Мы ведь уже запаслись всем необходимым, верно? Нам больше ничего не надо сделать?

– Нет, у нас есть все, что нужно.

– Тогда почему бы нам не отправиться в Путешествие? В небольшое, – поспешил добавить он, заметив, что Эйла насторожилась. – Ты ведь толком не знаешь, что находится к западу от долины. Давай возьмем с собой еды, меховые шкуры и юрты и отправимся в ту сторону? Мы можем не забираться очень далеко.

– А как же Уинни с Удальцом?

– Мы можем взять их с собой. Мы могли бы навьючить на Уинни корзины с едой и вещами и проделать часть пути верхом. Тебе это понравится, Эйла, и мы все время будем вместе, ты и я, – сказал он.

Мысль о том, чтобы совершить Путешествие просто так, ради удовольствия, показалась Эйле необычной, ей трудно было с ней свыкнуться, но она не нашла никаких причин для отказа.

– Пожалуй, мы могли бы сделать это, – сказала она. – Попутешествовать вдвоем… почему бы нет?

«И вправду, нам бы не мешало узнать, что находится к западу отсюда», – подумала она.

– Слой почвы здесь не слишком глубок, – проговорила она вслух, – но это самое подходящее место для потайного склада. Мы можем пустить в ход обломки скал.

Джондалар приподнял головню, чтобы осветить все вокруг.

– Давай лучше сделаем несколько небольших складов, ладно?

– Ты прав. Если звери обнаружат один из них, другие останутся нетронутыми.

Джондалар подошел поближе, вглядываясь в трещины в дальнем конце пещеры, где валялось множество обломков скалы.

– Однажды я заглянул сюда и вроде бы заметил следы пещерного льва.

– Это место выбрал для себя Вэбхья. Когда я обнаружила эту пещеру, в ней уже были следы пещерных львов. Но куда более давнишние. Я сочла, что это знак, посланный мне тотемом, который пожелал, чтобы я осталась на зиму в пещере. Я и не думала, что проживу здесь так долго. А теперь мне кажется, что я просто ждала твоего появления, что Пещерный Лев привел тебя сюда и выбрал тебя. Иначе твой тотем оказался бы слабее моего.

– Мне всегда казалось, что путь мне указывает Дони.

– Возможно, Она указывала тебе путь, но Пещерный Лев тоже выбрал тебя.

– Возможно, ты и права. Все духи, все живое связано с Ней. И Пещерный Лев тоже. Пути Матери неисповедимы.

– У человека, чьим тотемом является Пещерный Лев, нелегкая судьба, Джондалар. Он посылает трудные испытания – порой мне казалось, что я непременно погибну, – но это оправданно, ведь дары, которыми он наделяет, бесценны. По-моему, ты самый чудесный из его даров, – негромко проговорила она.

Джондалар укрепил головню, воткнув ее в трещину, а затем заключил свою любимую в объятия, восхищаясь ее прямотой и честностью. Его поцелуй вызвал у Эйлы столь горячий отклик, что он едва-едва устоял и не поддался страсти.

– Нам необходимо остановиться, – сказал он, взяв ее за плечи и слегка отстранив от себя, – а иначе мы так никуда и не отправимся. Похоже, у тебя есть дар Хадумы.

– Что такое дар Хадумы?

– Однажды нам во время странствий повстречалась старая женщина, у которой было множество детей, внуков, правнуков и праправнуков, и все относились к ней с глубочайшим почтением. Ее звали Хадума. Великая Мать щедро наделила ее различными! дарами. Среди мужчин бытовало поверье: если Хадума притронется к мужскому органу, его обладатель обретет небывалую силу и сможет доставить удовольствие не одной женщине, а сразу многим. Почти все мужчины мечтают об этом. Некоторые из женщин умеют пробуждать в мужчинах желание. А тебе для этого ничего не приходится делать, Эйла. Сегодня утром, прошлой ночью. Сколько раз это происходило вчера? А позавчера? Я никогда не испытывал столь сильного желания. Но если сейчас мы не остановимся, нам не удастся позаботиться о припасах.

Они разгребли камешки, откатили в сторону несколько больших камней и выбрали места, подходящие для размещения припасов. Через некоторое время Джондалар заметил, что Эйла притихла и ведет себя на редкость сдержанно. Он забеспокоился, предположив, что он что-то не так сказал или сделал. Возможно, ему следует несколько умерить пыл. Просто не верится, что Эйла с такой охотой откликалась на его ласки всякий раз, когда в нем вспыхивал огонь желания.

Он знал, что многие женщины нарочно притворяются, чтобы помучить мужчин и лишь затем разделить с ними Радость, хотя это доставляло удовольствие и им самим. Сам он редко сталкивался с подобными проблемами, но все же научился не подавать виду: если мужчина ведет себя сдержанно, он кажется женщинам куда желаннее.

Когда они начали переносить запасы пищи в дальнюю часть пещеры, Эйла совсем сникла. Она все время ходила с опущенной головой и часто застывала в неподвижности, опустившись на колени, прежде чем взять в руки завернутое в кожаный лоскут сушеное мясо или корзину с корешками. Чуть позже они несколько раз спустились по тропинке к реке, чтобы набрать камней и засыпать ими припасы, предназначенные для зимовки. Судя по лицу Эйлы, она вконец расстроилась. Джондалар ничуть не сомневался в том, что виной всему его проступок, но он не мог понять, какой именно. День начал клониться к вечеру, когда Эйла, сердито пыхтя, попыталась поднять невероятно тяжелый камень.

– Оставь, Эйла, он нам ни к чему. Пора бы и отдохнуть. Стоит жара, а мы все работаем и работаем. Давай-ка искупаемся.

Эйла оставила в покое камень, откинула волосы с лица, развязала узел на поясе, и шкура упала на землю. Затем она сняла с шеи амулет. Джондалар почувствовал, как его вновь охватывает возбуждение. Это происходило с ним всякий раз, когда он видел Эйлу раздетой. «Она двигается как львица», – подумал он, любуясь ее гибкостью и грациозностью. Эйла с разбегу кинулась в воду. Он снял набедренную повязку и последовал за ней.

Эйла поплыла против течения, продвигаясь вперед резкими рывками, и Джондалар решил подождать, пока она не перестанет сердиться и не повернет обратно. Когда он поравнялся с ней, она уже плавно скользила вниз по течению, лежа на спине. Настроение у нее вроде бы немного исправилось. Когда она опять перевернулась на живот, Джондалар легонько провел ладонью по ее плечу, по позвоночнику и по гладким округлым ягодицам.

Она быстро поплыла вперед. Когда Джондалар вышел из воды, амулет уже висел у нее на шее. Она наклонилась, чтобы поднять с земли шкуру.

– Эйла, я что-то не так сделал? – спросил он, остановившись перед ней. Вода сбегала струйками по его телу и падала каплями на землю.

– Дело не в тебе. Это я все не так делаю.

– Ты все делаешь правильно.

– Вовсе нет. Я целый день пыталась привлечь твое внимание, но тебе непонятен язык жестов, которым пользуются члены Клана.

Когда Эйла достигла зрелости, Айза объяснила ей, как нужно ухаживать за собой во время месячных, что нужно делать после совокупления с мужчиной, и показала, какие жесты служат для того, чтобы привлечь внимание мужчины и предложить ему подать ей условный знак, хоть и сомневалась, что эти сведения пригодятся Эйле. Она полагала, что мужчины из Клана вряд ли сочтут Эйлу привлекательной, к каким бы жестам она ни прибегала.

– Я знаю, когда ты ласкаешь меня или притрагиваешься губами к моим губам, это и есть условный знак, но мне непонятно, что я должна делать, когда хочу, чтобы ты обратил на меня внимание.

– Эйла, когда ты рядом, я только о тебе и думаю.

– Нет, я имела в виду другое, – сказала она. – Что мне сделать, как дать тебе понять, что я хочу разделить с тобой Радость? Мне не известны ваши обычаи… Ты говорил, женщины знают, как привлечь к себе мужчину.

– Эйла, значит, ты беспокоилась об этом? Ты хочешь узнать, как пробудить во мне желание?

Она кивнула и опустила голову, чувствуя себя крайне неловко. Женщины Клана никогда открыто не проявляли своих эмоций. Если кто-то из мужчин казался им привлекательным, они скромно опускали глаза, словно будучи не в силах видеть столь неотразимого мужчину, и лишь исподтишка поглядывали на него и с помощью сдержанных жестов давали ему понять, насколько он хорош собой.

– Посмотри, с какой легкостью ты пробуждаешь во мне желание, – сказал Джондалар, зная о том, что за время их разговора возникшая у него эрекция стала совершенно очевидной. Он ничего не мог с собой поделать, и скрыть этого он тоже не мог. Посмотрев на него, Эйла невольно улыбнулась. – Эйла! – воскликнул Джондалар, подхватив ее на руки. – Ты так восхитительна, что тебе ничего не нужно делать специально, не нужно ничему учиться. Всякий раз, когда я вижу тебя, во мне вспыхивает желание. – Они уже находились у входа в пещеру. – Если ты хочешь меня, просто скажи об этом или сделай вот так. – Он поцеловал ее.

Джондалар внес ее в пещеру и опустил на постель из меховых шкур, а затем принялся нежно и страстно целовать. Эйла почувствовала, каким жаром объято его тело. Джондалар выпрямился, на лице его заиграла насмешливая улыбка.

– Так, значит, ты целый день пыталась привлечь к себе внимание? И ты решила, что тебе это не удалось? – спросил он, а затем сделал нечто неожиданное: подал ей условный знак.

У Эйлы широко раскрылись глаза от изумления.

– Джондалар! Да ведь это же условный знак!

– Если ты обращаешься ко мне на языке Клана, почему я не могу ответить тебе тем же?

– Но… я… – Эйла вконец растерялась, не зная, что и сказать. Она молча поднялась на ноги, повернулась к нему спиной, встала на колени и застыла в полагающейся позе.

Джондалар подал ей условный знак лишь в шутку, он не ожидал, что она тут же откликнется. Но, увидев ее округлые крепкие ягодицы и розовую соблазнительную щель между ними, он не смог сдержаться и, опустившись на колени, тут же овладел ею.

Стоило Эйле встать в полагающуюся позу, как на нее нахлынули воспоминания о Бруде. Она чуть было не отказала Джондалару – впервые за все время, – но это оказалось ей не по силам. Несмотря на все тягостные воспоминания, привычка повиноваться, внушенная ей давным-давно, оказалась сильнее.

Но как только тела их соприкоснулись, она вскрикнула, испытав наслаждение, хотя совсем не ожидала этого. Новые ощущения сладостной волной захлестнули ее, и, чувствуя, как пульсирует сильное тело Джондалара, она вдруг вспомнила об Уинни и ее жеребце. Приятное тепло разлилось по всему ее телу, и она застонала от блаженства.

Темп его движений все нарастал, они двигались в унисон друг с другом.

– Эйла! Ах, Эйла! – выдохнул он. – Как ты хороша! Как восхитительна!

Он положил руки ей на бедра, а она прильнула к нему, вторя его движениям. На мгновение они застыли, по телам их пробежала волна дрожи, и Эйла опустила голову. Продолжая обнимать ее, Джондалар рухнул на постель и повернулся. Эйла лежала рядом, прижимаясь к нему. Джондалар протянул руку к ее груди и накрыл ее ладонью.

– Должен признаться, – сказал он немного погодя, – мне понравился этот условный знак. – Он ткнулся носом ей в затылок и прикоснулся губами к ее уху.

– Поначалу меня мучили сомнения, но с тобой, Джондалар, мне всегда хорошо, все мне в радость, – сказала она и еще теснее прижалась к нему.

– Джондалар, что ты ищешь? – крикнула Эйла, стоя на уступе.

– Я хотел посмотреть, нет ли тут еще камней для разведения огня.

– Тот, которым я пользуюсь, еще очень большой. Их хватает надолго, нам пока не нужны другие.

– Да, знаю, но мне попался под ноги один, и я решил выяснить, много ли их здесь. У нас уже все собрано?

– Нам вряд ли понадобится что-нибудь еще. И мы не сможем долго путешествовать – в это время года погода может резко измениться в любой момент. Бывает так, что с утра стоит жара, а вечером вдруг начинается метель, – сказала она, спускаясь по тропинке.

Джондалар положил несколько камней в мешочек, огляделся по сторонам и мельком взглянул на женщину. Что-то заставило его присмотреться к ней повнимательнее.

– Эйла! Что это у тебя за одежда?

– Тебе не нравится?

– Очень нравится! Но где ты ее взяла?

– Я сшила ее после того, как закончила работать над твоей. Я взяла твою за образец, но сделала свою поменьше размером. Только я не была уверена, что мне можно так одеваться. Может быть, такую одежду полагается носить лишь мужчинам. И я не знала, как вышить рубашку. Ну как, все в порядке?

– По-моему, да. Мне кажется, женская одежда не слишком отличается от мужской. Разве что рубашка чуть подлинней и украшения другие. Это одежда людей племени Мамутои. Я лишился своей собственной, когда мы оказались в устье реки Великой Матери. Она очень идет тебе, Эйла, и я думаю, что она тебе понравится. Когда наступят холода, ты поймешь, как в ней тепло и удобно.

– Я рада, что тебе нравится. Мне хотелось одеться согласно твоим обычаям.

– Моим обычаям… да я уже и не знаю, какие обычаи считать своими. Ты только посмотри на нас со стороны! Мужчина, женщина и две лошади! А на одну из них навьючена наша палатка, запасы еды и одежды. Мне непривычно отправляться в Путешествие налегке, впервые у меня в руках только копья… и копьеметалка! Если бы нас кто-нибудь встретил, он бы сильно удивился. Впрочем, я и сам себе удивляюсь. Я вовсе не похож на того мужчину, которого ты когда-то притащила к себе в пещеру. Я изменился благодаря тебе и за это люблю тебя еще сильней.

– Я тоже изменилась, Джондалар. Я люблю тебя.

– Вот и славно. И куда же мы отправимся?

Они пошли вперед по долине, кобылка и жеребенок следовали за ними. Внезапно Эйла ощутила прилив тоски и беспокойства. Прежде чем обогнуть поворот в конце долины, она обернулась.

– Джондалар! Смотри! Лошади вернулись в долину! Я видела их в этих краях, когда впервые здесь оказалась, но после того, как я устроила на них охоту и загнала в западню мать Уинни, они покинули эти места. Я рада, что они вернулись. Мне всегда казалось, что эта долина принадлежит им.

– А это тот же самый табун?

– Не знаю. У них был золотистый вожак, как Уинни. Но вожака что-то не видно, только главная кобыла. С тех пор прошло много времени.

Уинни тоже заметила лошадей и громко заржала. Лошади откликнулись, и Удалец, навострив уши, с интересом посмотрел на них. Затем кобылка отправилась дальше, следуя за женщиной, и жеребенок затрусил за ней.

Они отправились вдоль реки на юг, а затем переправились на другой берег, заметив крутой склон. Взобравшись вверх по нему, они с Джондаларом двинулись дальше верхом на Уинни. Оглядевшись по сторонам, женщина погнала лошадь в юго-западном направлении. Поверхность земли стала неровной. По пути им стали попадаться скалистые каньоны и холмы с крутыми склонами и плоскими верхушками. Когда они добрались до входа в каньон с шероховатыми каменистыми склонами, Эйла спешилась и осмотрела землю. Не обнаружив нигде недавних следов зверей, она пошла дальше по каньону, заканчивавшемуся тупиком. Увидев большой обломок скалы, она вскарабкалась на него, а затем двинулась дальше, направляясь к куче камней в конце тупика. Джондалар подошел к ней.

– Вот это место, Джондалар, – сказала она, достала из-под рубашки небольшой мешочек и протянула его Джондалару.

Он догадался, что это за место.

– А что в нем? – спросил он, приподняв мешочек.

– Красная земля, Джондалар. Для его могилы.

Не в силах вымолвить ни слова, Джондалар просто кивнул. К глазам его подступили слезы, и он заплакал, даже не пытаясь сдержаться. Насыпав на ладонь красной охры, он разбросал ее по камням и обломкам скал, а затем проделал то же самое еще раз. По щекам его стекали слезы, он застыл, глядя на каменистый склон. Эйла молча ждала, но когда он повернулся, намереваясь уйти прочь, она взмахнула рукой, прочертив в воздухе над могилой Тонолана какой-то знак.

Они снова отправились в путь верхом. Через некоторое время Джондалар сказал:

– Мать любила его больше всех из своих сыновей. Она хотела, чтобы он вернулся домой.

Еще немного погодя он спросил:

– А что означал твой жест?

– Я попросила Великого Медведя Урсуса позаботиться о нем, послать ему удачу. Этот жест означает: «Пусть тебя охраняет Урсус».

– Эйла, когда ты впервые обо всем мне рассказала, я не смог понять тебя толком. А теперь понимаю. Я бесконечно благодарен тебе за то, что ты похоронила его и попросила священных зверей Клана помочь ему. Благодаря тебе он наверняка отыскал дорогу в мир духов.

– Ты говорил, что он очень смелый. Мне кажется, смельчакам не требуется для этого ничья помощь. Для тех, кто не ведает страха, это просто еще одно увлекательное Путешествие.

– Он отличался храбростью и любил приключения. Он был на редкость жизнелюбивым и словно стремился взять от жизни все сразу. Если бы не он, я ни за что не отправился бы в такое дальнее Путешествие. – Руки Джондалара лежали на бедрах Эйлы. Он обнял ее за талию и прижал к себе. – И я не встретился бы с тобой. «Так вот что имел в виду Шамуд, когда сказал, что такова моя судьба! „Он приведет тебя в те края, до которых ты сам никогда бы не добрался“ – вот как он выразился тогда. Тонолан привел меня к тебе… а затем отправился следом за любимой в иной мир. Мне очень не хотелось с ним расставаться, но теперь я, пожалуй, могу его понять».

Они продолжали продвигаться на запад. На смену холмам снова пришли плоские, обдуваемые ветрами равнины, по которым струились ручьи и реки, бравшие начало среди расположенного на севере большого ледника. Их русла порой уходили в глубь скалистых расщелин или тянулись среди долин с невысокими склонами. Кое-где в степях попадались невысокие деревья: условия в этих местах не благоприятствовали их росту, хотя подземные реки и снабжали влагой их корни. Глядя на их изогнутые сучковатые ветви, можно было подумать, будто деревья застыли, нагнувшись под порывом шквального ветра и так и не распрямившись.

Эйла и Джондалар по возможности старались не покидать долин, в которых они могли укрыться от ветра и найти хворост для костра, ведь только там росло довольно много берез, ив, сосен и лиственниц. Впрочем, в степях водилось великое множество животных. Благодаря наличию нового оружия мужчина и женщина уже не беспокоились о том, как пройдет охота. Они могли в любой момент добыть свежего мяса и зачастую бросали остатки добычи, на запах которой вскоре сбегались четвероногие и слетались пернатые хищники.

Прошла половина лунного цикла, и они все еще находились в пути. Однажды выдался на редкость жаркий безветренный день. Почти все утро Эйла и Джондалар передвигались пешком, но, заметив впереди зеленый холм, взобрались на спину Уинни. Джондалар ощутил аромат, исходивший от разгоряченного тела Эйлы, и рука его скользнула к ней под рубашку. Оказавшись на вершине холма, они увидели за ним красивую долину с широкой рекой. Солнце стояло в зените, когда они добрались до берега.

– Куда повернем, на юг или на север, Джондалар?

– Давай не станем никуда поворачивать. Устроим лучше привал, – сказал он.

Эйла начала было возражать, мол, к чему останавливаться так рано, если на то нет веских причин, но Джондалар прикоснулся губами к ее шее, легонько потеребил пальцами сосок ее груди, и ей показалось, что устроить привал все же стоит, поскольку спешить им некуда.

– Хорошо, давай остановимся, – сказала она и соскользнула на землю. Джондалар спешился, помог ей снять вьючные корзины с Уинни, чтобы кобылка смогла отдохнуть и попастись, а затем заключил Эйлу в объятия и принялся целовать ее.

– Дай я сниму рубашку, – сказала Эйла.

Джондалар улыбнулся, увидев, как она стащила ее с себя через голову, а затем развязала шнур, на котором держались штаны. Он тоже принялся снимать с себя рубаху и тут услышал смех Эйлы. Пока он раздевался, она успела убежать и со смехом бросилась в воду.

– Я решила искупаться, – сказала она.

Джондалар кинулся следом за ней. Река оказалась глубокой и холодной, а течение – стремительным, но Эйла поплыла вверх по реке так быстро, что Джондалару едва-едва удалось догнать ее. Он привлек ее к себе и поцеловал, но она выскользнула у него из рук и со смехом устремилась к берегу.

Джондалар бросился за ней, но к тому времени, когда он вышел из воды, Эйла уже успела убежать довольно-таки далеко. Он устремился за ней, но так и не сумел ее поймать. Ему пришлось приложить немало усилий, и наконец он все же догнал ее и обхватил руками за талию.

– На этот раз тебе никуда от меня не деться, – сказал он и привлек ее к себе. – Смотри, как бы эта беготня меня не утомила, ведь тогда я не смогу подарить тебе Радость, – добавил он, хотя игривость Эйлы пришлась ему по вкусу.

– Я не хочу, чтобы ты дарил мне Радость, – ответила она. Джондалар разинул рот от изумления, на лбу у него пролегли тревожные морщинки.

– Ты не хочешь, чтобы я… – Он разжал объятия.

– Я хочу сама подарить тебе Радость.

Сердце, замершее на мгновение у него в груди, забилось ровнее.

– Ты всякий раз даришь мне Радость, Эйла, – сказал он и снова обнял ее.

– Я знаю, что тебе бывает хорошо, когда ты даришь мне Радость. Но я не это имела в виду. – Взгляд ее стал серьезным. – Я хочу научиться доставлять удовольствие тебе, Джондалар.

Он не смог сдержаться и принялся жадно и страстно целовать ее, словно никак не мог насытиться. Она отвечала на его поцелуи с таким же жаром. Они застыли, наслаждаясь, упиваясь друг другом.

– Я покажу тебе, как можно доставить мне удовольствие, Эйла, – сказал Джондалар и, взяв ее за руку, повел ее к зеленой лужайке у реки. Они опустились на траву, и он снова поцеловал ее в губы, затем в шею и легонько прикусил мочку уха. Руки его скользнули к ее груди, он наклонился, ища губами ее сосок, но Эйла внезапно отпрянула от него.

– Я хочу подарить тебе Радость, – сказала она.

– Эйла, для меня – огромное удовольствие дарить тебе Радость, и, если мы поменяемся с тобой местами, я вряд ли смогу испытать еще большее наслаждение.

– Тебе при этом будет плохо?

Откинув голову назад, Джондалар расхохотался и обнял ее. .Эйла улыбнулась, хоть и не поняла, что его так развеселило.

– Что бы ты ни делала, мне вряд ли станет плохо, – сказал он и, проникновенно глядя на нее синими глазами, добавил: – Я люблю тебя, женщина.

– Я тоже люблю тебя, Джондалар. Очень люблю, когда ты улыбаешься и вот так смотришь на меня или смеешься. Никто из членов Клана не мог смеяться, и мой смех был им неприятен. Я больше никогда не стану жить среди людей, которые не смеются и не улыбаются.

– Ты должна как можно чаще улыбаться и смеяться, Эйла. У тебя такая красивая улыбка. – Услышав его слова, она невольно улыбнулась. – Эйла, ах, Эйла, – проговорил он, а затем прильнул губами к ее шее и принялся ласкать ее.

– Джондалар, я люблю, когда ты ко мне прикасаешься и целуешь меня в шею, но я хочу узнать, что доставляет тебе удовольствие.

Он тихо усмехнулся.

– Мне трудно сдержаться – ты так желанна, Эйла. А что доставляет удовольствие тебе? Делай так, чтобы тебе было приятно.

– А тебе это понравится?

– Давай проверим.

Эйла легонько толкнула его, и он лег на спину. Затем она склонилась над ним и принялась целовать его, раздвинув его губы языком. Он отвечал на ее ласки, стараясь сдерживаться. Эйла легонько провела языком по его шее и почувствовала, как он задрожал. Она взглянула ему в глаза, проверяя, все ли в порядке.

– Тебе приятно?

– Да, Эйла, очень приятно.

Он сказал правду. Ее робкие ласки разожгли в нем небывалую страсть. Ее легкие поцелуи обжигали его кожу словно огнем. Она держалась неуверенно, как неопытная девушка, которая уже достигла зрелости, но еще не прошла через Ритуал Первой Радости, а потому казалась наиболее желанной. Столь нежные поцелуи разжигали в мужчинах буйную, неуемную страсть и казались более сладкими, чем самые изысканные ласки взрослой женщины, ведь запретный плод всегда вызывает наиболее сильное влечение.

Любая из женщин была более или менее доступной, но к девушке до совершения обряда Первой Радости никто не имел права прикасаться. Уединившись с мужчиной в темном углу пещеры, такая неопытная девушка могла свести с ума любого – хоть молодого, хоть старика. Больше всего на свете матери боялись, как бы одна из их дочерей не вступила в период зрелости вскоре после Летнего Схода, поскольку следующего пришлось бы ждать очень долго. Многие девушки к моменту совершения Ритуала Первой Радости уже умели целоваться и ласкать мужчин, и Джондалар знал, что для некоторых из них Радость оказывалась далеко не первой, хотя всякий раз умалчивал об этом, чтобы не позорить девушек.

Он знал, как привлекательны неопытные девушки, – отчасти поэтому участие в совершении обряда Первой Радости доставляло ему такое удовольствие, – и теперь он обнаружил такую же привлекательность в Эйле. Она поцеловала его в шею. По его телу пробежала волна дрожи. Он закрыл глаза и тихо застонал от наслаждения.

Эйла снова склонилась над ним, ее губы заскользили по его телу, спускаясь все ниже и ниже. Она почувствовала, как все более и более сильное возбуждение охватывает ее. Джондалар застонал, испытывая сладостную муку, чувствуя, как от ее прикосновений огонь пробегает по его телу, как внутри у него все словно тает. Она принялась целовать его в пупок, и, не в силах больше сдерживаться, он приложил ладонь к ее затылку и легонько подтолкнул ее. Его разгоряченный мужской орган оказался рядом с ее щекой. Эйла прерывисто дышала, легонько постанывая. Бросив взгляд на Джондалара, она спросила:

– Джондалар, ты хочешь, чтобы я…

– Только если ты сама этого хочешь, Эйла.

– Тебе это будет приятно?

– Да, мне это будет приятно.

– Я хочу.

Ощутив прикосновение ее теплого влажного рта, он застонал. Язык ее все время двигался, ощупывая впадины и выпуклости, прикасаясь к тонкой нежной коже. Убедившись в том, что ее действия доставляют Джондалару удовольствие, Эйла почувствовала в себе уверенность. Она испытывала такое же наслаждение, как и он, а вдобавок ей было очень интересно. Она снова легонько провела языком и услышала, как Джондалар негромко вскрикнул, а затем почувствовала, что из ее тела сочится теплая влага.

Язык ее задвигался еще быстрее.

– О Дони! – воскликнул Джондалар. – Эйла, Эйла, и где ты только этому научилась?

Слыша его крики и стоны, Эйла тихонько застонала, а затем, чувствуя, как велико его желание, перекинула через него ногу и, выгнув спину, начала ритмично двигаться, ощущая величайшую Радость.

Глядя на нее, Джондалар испытал прилив восхищения. Ее волосы, пронизанные лучами солнца, сияли, словно золотые нити. Глаза ее были закрыты, она дышала ртом, и по ее лицу он догадался, что она пребывает на вершине блаженства. Она откинулась назад, и ее крепкие округлые груди с резко очерченными сосками легонько всколыхнулись. На ее смуглой бронзовой коже играли солнечные отсветы.

Она приподнялась и снова опустилась, чувствуя, как Джондалар вторит ее движениям. На мгновение у него перехватило дыхание, и он понял, что больше никак не сможет сдержаться. Он громко закричал, когда Эйла приподнялась еще раз. Соки, переполнявшие его чресла, брызнули наружу, и Эйла прильнула к нему, тяжело дыша и содрогаясь от блаженства.

Он слегка отстранился, чтобы найти губами ее сосок. Некоторое время они провели в полной неподвижности, а затем Эйла опустилась на траву рядом с Джондаларом. Он приподнялся, чтобы поцеловать ее, а потом уткнулся носом в ложбинку меж грудей. Чуть позже он откинулся на спину. Голова Эйлы лежала у него на плече.

– Мне приятно дарить тебе Радость, Джондалар.

– Еще никто и никогда не доставлял мне такой Радости, как ты.

– Но тебе больше нравится самому дарить мне Радость?

– Да не то чтобы, просто… и откуда ты только все про меня знаешь?

– Ты так умело это делаешь. Так же ловко, как изготавливаешь орудия. – Эйла улыбнулась, а потом засмеялась. – Джондалар – большой мастер, он творит чудеса с кремневыми пластинами и с женщинами, – сказала она. По ее лицу нетрудно было понять, что она очень довольна собой.

Джондалар расхохотался.

– Ты впервые пошутила, Эйла, – сказал он и чуть смущенно улыбнулся. Эйла угодила в точку, и он уже слышал подобные шутки раньше. – Впрочем, ты права. Мне по душе дарить тебе Радость. Твое тело достойно восхищения, и я люблю тебя.

– Мне очень нравится, когда ты даришь мне Радость. У меня внутри все тает от любви. Ты можешь дарить мне Радость всегда, когда захочешь, но иногда мне было бы приятно делать это самой.

Джондалар опять рассмеялся.

– Хорошо, так и договоримся. И раз уж ты так любознательна, я могу кое-чему научить тебя. Мы могли бы дарить Радость друг другу одновременно. Мне бы очень хотелось поскорей сделать так, чтобы внутри у тебя все растаяло от любви, но боюсь, на этот раз ты так постаралась, что даже сама Хадума не смогла бы, прикоснувшись ко мне, пробудить во мне желание.

Эйла немного помолчала, а затем проговорила:

– Это не так уж и важно, Джондалар.

– Что не так уж и важно?

– Даже если бы твой кудесник больше никогда не смог подняться, все равно при взгляде на тебя у меня внутри все тает от любви.

– Даже не упоминай об этом! – Продолжая улыбаться, он все же невольно содрогнулся при этой мысли.

– Твой кудесник поднимется снова, – очень серьезно проговорила она, а потом опять рассмеялась.

– И что это ты все веселишься, женщина? Есть вещи, над которыми не шутят, – сказал он, притворяясь рассерженным, а затем рассмеялся. Он удивился, обнаружив в Эйле игривость и склонность к шуткам – свойство, которое всегда ему нравилось.

– Мне приятно веселить тебя. Смеяться вместе с тобой почти так же замечательно, как любить тебя. Я хочу, чтобы мы почаще смеялись вместе, и тогда, может быть, ты никогда меня не разлюбишь.

– Разлюбить тебя? – воскликнул он, слегка приподнявшись и глядя на нее сверху вниз. – Эйла, я искал тебя всю жизнь, толком не понимая, чего именно я жду. Ты – живое воплощение всех моих мечтаний, ты просто чудо. Ты удивительное, загадочное создание. Ты на редкость честна и откровенна, ты ничего не скрываешь, но при этом ты самая таинственная из всех женщин, какие когда-либо встречались мне.

Я смог бы прожить рядом с тобой всю жизнь, постоянно открывая в тебе нечто новое для себя. У тебя настолько глубокая натура, что потребовалось бы несколько жизней, чтобы до конца узнать ее и понять. Ты кажешься мне такой же мудрой и древней, как сама Великая Мать, и вместе с тем совсем юной, как девушка, которой еще предстоит совершить обряд Первой Радости. И ты самая красивая женщина на свете. Просто не верится, что мне выпала такая редкостная удача. Раньше я думал, что никогда никого не полюблю, но теперь я понимаю, что все это время просто ждал встречи с тобой. Я полагал, что не способен на любовь, но я люблю тебя, Эйла, ты для меня дороже самой жизни.

На глазах у Эйлы выступили слезы. Джондалар прикоснулся губами к ее векам и крепко прижал к себе, словно боясь ее потерять.

Проснувшись на следующее утро, они увидели, что земля покрылась тонким слоем снега. Опустив кусок кожи, прикрывавший вход в палатку, они зарылись поглубже в меховые шкуры. Им обоим стало грустно.

– Пора повернуть обратно, Джондалар.

– Пожалуй, ты права, – сказал он и заметил, как у него изо рта вырываются струйки пара. – Но до зимы еще далеко, вряд ли нас настигнет сильная буря.

– Неизвестно. Порой погода преподносит всякие сюрпризы.

Встав с постели, они принялись потихоньку собираться. Когда на глаза Эйле попался тушканчик, выбравшийся из гнезда на поверхность земли и запрыгавший куда-то на двух лапах, она прикончила его выстрелом из пращи, схватила за хвост, который был чуть ли не в два раза длиннее его тела, взяла его за задние лапы с похожими на копытца мозолями и потащила, перекинув через плечо. Сидя у костра, она быстро освежевала тушку и принялась жарить мясо на вертеле.

– Жаль, что приходится возвращаться, – сказала Эйла Джондалару, когда он подошел, чтобы подкинуть хворосту в огонь. – До чего же было хорошо вот так путешествовать, останавливаясь когда захочется, не думая о припасах, которые понадобится тащить в пещеру, устраивая привал лишь потому, что у нас возникло желание искупаться или поделиться друг с другом Радостью. Как замечательно, что тебе пришло это в голову.

– Мне тоже жаль, что наше Путешествие подходит к концу, Эйла. Оно было очень удачным.

Он поднялся с места, чтобы принести еще хвороста, и направился к реке. Эйла последовала за ним. Обогнув поворот, они увидели целую кучу валежника. Внезапно до Эйлы донесся какой-то звук. Она обернулась и тут же подошла к Джондалару.

– Эхээй! – крикнул кто-то.

Навстречу, махая им руками, шли какие-то люди. Их было немного, но Эйла испуганно прильнула к Джондалару. Он обнял ее за плечи, чтобы успокоить и подбодрить.

– Ничего страшного, Эйла. Это Мамутои. Я не рассказывал тебе, что они именуют себя охотниками на мамонтов? Они приняли нас за своих соплеменников, – сказал Джондалар.

Когда Мамутои подошли поближе, Эйла повернулась к Джондалару. На лице ее застыло радостное, изумленное выражение.

– Эти люди улыбаются, Джондалар, – сказала она. – Они улыбаются мне.