Глава 18

– Мама сказала, что ты хочешь меня видеть.

Джондалар заметил, как скованно держится Дарво, какая настороженность сквозит в его взгляде. В последнее время мальчик стал избегать его, и он догадался, что тому причиной. Джондалар улыбнулся, пытаясь притвориться, будто ничего особенного не происходит, но Дарво мгновенно уловил легкую фальшь в манере мужчины, который прежде всегда вел себя непосредственно и относился к нему с большим теплом, и еще больше насторожился, предчувствуя, что тревожившие его догадки вот-вот подтвердятся. Для Джондалара этот разговор с мальчиком тоже был нелегким. Он достал с полки аккуратно сложенную рубаху и показал ее Дарво.

– Ты уже совсем большой, думаю, она придется тебе почти впору. Я хочу подарить ее тебе.

На мгновение глаза мальчика вспыхнули от радости. Рубашка человека из племени Зеландонии, с затейливыми украшениями, – чудесный подарок. Но прежняя настороженность тут же вернулась к нему.

– Значит, ты все-таки уходишь. – Его слова прозвучали как обвинение.

– Дарво, Тонолан мне не кто-нибудь, а Брат.

– А я тебе никто.

– Неправда. Ты сам знаешь, как ты мне дорог. Но Тонолан вне себя от горя, и я сильно тревожусь за него. Ему нельзя оставаться в одиночестве, а, кроме меня, позаботиться о нем некому. Пожалуйста, постарайся понять меня. На самом деле у меня нет желания совершать это Путешествие на восток.

– А ты когда-нибудь вернешься?

Джондалар ответил не сразу.

– Не знаю. Я не могу тебе этого обещать. Неизвестно, куда еще мы отправимся и как долго пробудем в пути. – Он протянул ему рубашку: – Поэтому мне и захотелось подарить ее тебе. Чтобы, глядя на нее, ты вспоминал о мужчине из племени Зеландонии. Послушай меня, Дарво. Я всегда буду считать тебя первым сыном своего очага.

Мальчик посмотрел на расшитую рубаху. На глазах у него выступили слезы.

– Я не сын твоего очага! – выкрикнул он, а затем повернулся и выбежал вон.

Джондалару очень хотелось кинуться следом и догнать его, но вместо этого он положил рубашку на то место, где обычно спал Дарво, и не спеша направился к выходу.

Карлоно нахмурился, глядя на сгущающиеся тучи.

– Думаю, погода еще некоторое время продержится, – сказал он, – но, если поднимется сильный ветер, вам лучше пристать к берегу. Имейте в виду: пока скалы не останутся позади, сделать это будет довольно трудно. Дальше начнется равнина, и вы увидите место, где река разделяется на несколько рукавов. Вам нужно все время придерживаться левого берега. На пути к морю вам попадется поворот на север, а затем на восток. Вскоре после этого вы заметите слева другую реку, которая вливается в Мать, это последний из ее больших притоков. А еще дальше находится дельта, примыкающая к морю, но не думайте, что на этом ваши испытания закончатся. Дельта Матери очень велика и опасна: сплошные болота, топи и наносные песчаные острова. Река в этом месте разделяется на четыре, а порой и больше основных проливов и на множество мелких рукавов. Вам нужен северный пролив, он находится с левой стороны. Невдалеке от устья на его берегу расположена стоянка племени Мамутои.

Карлоно, который провел всю жизнь на реке и обладал огромным опытом, уже рассказывал им обо всем этом раньше. Он даже начертил на песке карту тех мест, по которым братьям предстояло проплыть на пути к устью реки Великой Матери. И все же он решил повторить свой рассказ, чтобы эти сведения закрепились в их памяти. Это пригодится, если им придется срочно принять какое-то решение. Он считал, что двум молодым людям не следовало пускаться в плавание по реке без опытного проводника, но они настояли на этом, точнее говоря, настоял Тонолан, а Джондалар вынужден был подчиниться: он не мог отпустить брата в такое Путешествие в одиночку. Ну что ж, по крайней мере высокий мужчина из племени Зеландонии изрядно поднаторел в искусстве управления челноком.

Они уже сложили все свои вещи в небольшой челнок и теперь стояли на краю деревянной пристани, не испытывая того радостного волнения, которое всякий раз охватывало их прежде, когда они пускались в путь навстречу приключениям. Тонолан решил покинуть эти места лишь потому, что был не в силах оставаться здесь, а Джондалар предпочел бы двигаться в совсем ином направлении.

От жизнерадостности, которой прежде отличался Тонолан, не осталось и следа. Теперь он держался замкнуто, и никто уже не замечал в нем прежней отзывчивости и доброжелательности. Он постоянно пребывал в унынии, а порой в душе его вспыхивал гнев, что зачастую служило причиной опрометчивых и неделикатных поступков. Когда между братьями вспыхнула первая ссора, дело не дошло до драки только потому, что Джондалар сумел вовремя остановиться. Тонолан набросился на брата, заявив, что тот нянчится с ним, как с младенцем, и потребовал, чтобы тот оставил его в покое и перестал повсюду за ним таскаться. Прознав о том, что Серенио, по всей вероятности, беременна, Тонолан пришел в ярость из-за того, что Джондалар решил бросить женщину – которая, возможно, родит на свет дитя его духа – ради того, чтобы отправиться с братом неизвестно куда. Он долго возмущался и требовал, чтобы Джондалар остался с ней и окружил ее заботой и вниманием, как поступил бы любой порядочный человек.

Джондалар сознавал, что требования Тонолана справедливы, хотя Серенио и ответила отказом на его предложение. Чуть ли не с самого рождения он привык верить в то, что основной задачей мужчины является забота о матерях и детях, и в особенности о женщине, в чьем ребенке в силу каких-то загадочных причин могла воплотиться частичка его духа. Но Тонолан наотрез отказался остаться в этих местах, и Джондалар, опасаясь, как бы его брат не совершил какой-нибудь безрассудный поступок, который поставил бы под угрозу его жизнь, настоял на том, чтобы отправиться в путь вместе с ним, хотя напряженность, возникшая в их отношениях, до сих пор не спала.

Джондалар со страхом ожидал момента прощания с Серенио. Он подошел к ней, потупившись. Но когда он наклонился, чтобы поцеловать ее, она улыбнулась, и, хотя глаза ее покраснели и припухли, она постаралась ничем не выразить горя. Он попытался найти Дарво, но с огорчением обнаружил, что мальчика нет среди тех, кто собрался на пристани. А ведь проводить их пришли чуть ли не все. Тонолан уже сидел в челноке, когда Джондалар сошел с пристани и устроился на заднем сиденье. Он взялся за весло и, пока Карлоно отвязывал канат, в последний раз окинул взглядом расположенную в вышине террасу. И тут он увидел стоявшего на краю мальчика. «Пройдет немало времени, прежде чем эта рубашка станет ему впору, – подумал Джондалар, – но, судя по покрою, эта одежда изготовлена людьми племени Зеландонии». Он улыбнулся и помахал веслом. Дарво взмахнул рукой в ответ, и высокий мужчина со светлыми волосами погрузил весло в воды реки.

Выбравшись на глубину, братья обернулись, чтобы посмотреть на стоявших на пристани людей, на своих друзей. Челнок поплыл вниз по течению. Джондалар думал: доведется ли им когда-нибудь снова свидеться с людьми племени Шарамудои или хоть с кем-нибудь из тех, кто встретился в пути? Путешествие, сулившее поначалу множество приключений, уже не казалось ему увлекательным, и тем не менее он снова, хоть и не по своей воле, продолжает путь, который уводит его все дальше и дальше от дома. Что же такое надеется Тонолан отыскать на востоке? И что ожидает его самого в тех далеких краях?

Над глубоким ущельем, по которому струилась река, нависло хмурое, серое небо. По обоим берегам вздымались скалы, основание которых скрывалось в глубине под толщей воды. Слева от них высились остроконечные зазубренные утесы, за ними далекие, покрытые снегами и льдом вершины, а справа – горы, которые под воздействием ветров и дождей приобрели более плавные очертания, придававшие им сходство с холмами, и все же у путешественников, сидевших в маленьком челноке, захватывало дух при взгляде на эти колоссальные громады. Кое-где посреди реки из-под воды выступали на поверхность острые верхушки валунов, окруженные белой пеной.

Они стали частью реки, по которой отправились в путь, передвигаясь вместе с обломками ветвей и листьев, скользившими по ее глади, и с песком, перемещавшимся на дне. Течение определяло скорость и направление их движения, а сами они могли лишь слегка изменить курс, чтобы обогнуть очередное из препятствий. Места, где русло расширялось и волны раскачивали маленькое суденышко, казались похожими на море. А когда проход между скалами сужался, они сразу же ощущали перемену: течение становилось намного сильнее, когда водяной поток устремлялся сквозь теснину.

Они успели проделать около четверти пути, покрыв расстояние примерно в двадцать пять миль, когда наконец все-таки хлынул ливень, сопровождавшийся сильным ветром, и на реке поднялись волны, грозившие захлестнуть маленькое суденышко. Но пристать к берегу они не могли: повсюду высились мокрые отвесные скалы.

– Вычерпывай воду, Тонолан, я справлюсь с управлением в одиночку, – сказал Джондалар. Братья почти не разговаривали друг с другом, но возникшее в их отношениях напряжение отчасти спало, пока они дружно орудовали веслами, следя за тем, чтобы челнок не сбился с курса.

Тонолан положил весло в лодку и взялся за деревянный черпак.

– Я стараюсь изо всех сил, – не оборачиваясь, крикнул он, – но воды не становится меньше.

– Думаю, ливень скоро закончится, – ответил Джондалар, продолжая вести суденышко по бурным водам. – Постарайся сделать так, чтобы ее не прибавлялось, и тогда все обойдется.

Вскоре ненастье миновало, и, хотя небо по-прежнему хмурилось, они без дальнейших приключений одолели часть пути, пролегавшего по теснине.

Оказавшись среди равнин, мутная, набухшая река широко разлилась, словно сбросив тугую узду и вырвавшись на приволье. Извилистые протоки огибали поросшие ивами и камышом острова, служившие местом гнездования для журавлей и цапель, перелетных гусей, уток и бесчисленного множества других птиц.

В первую ночь они устроили привал на левом берегу, посреди плоских, поросших травами степей. Остроконечные скалистые утесы остались позади, но округлые горы, возвышавшиеся на правом берегу, не позволяли реке Великой Матери свернуть в другую сторону, и она по-прежнему несла свои воды на восток.

Джондалар и Тонолан мгновенно свыклись с укладом кочевой жизни, как будто долгих месяцев, проведенных среди людей племени Шарамудои, и вовсе не было. Впрочем, кое-что изменилось. Прежнее стремление поскорее обнаружить, что скрывается за очередным поворотом, пропало, и любые открытия уже не приносили радости. Казалось, лишь отчаяние побуждает Тонолана упорно продвигаться дальше.

Джондалар снова предпринял попытку уговорить брата повернуть назад, но это привело лишь к ссоре между ними, и больше он не отваживался заговаривать на эту тему. Они проводили почти все время в молчании, разговаривая лишь по необходимости. Джондалару оставалось только надеяться на то, что со временем боль в душе Тонолана приутихнет и он захочет вернуться домой и начать жизнь заново. Он твердо решил не покидать брата до тех пор.

Плывя по реке в маленьком челноке, братья продвигались вперед куда быстрее, чем если бы они отправились пешком вдоль берега. Спускаясь вниз по течению, они плыли с изрядной скоростью, не прилагая больших усилий. Как и предсказывал Карлоно, река повернула на север в том месте, где путь ей преградили древние горы, куда более старые, чем те, среди которых струился мощный водяной поток. Несмотря на то что по прошествии веков от них остались лишь развалины, они оказались непреодолимым барьером для реки, стремившейся слиться с морем.

Но неукротимые воды нашли иной путь и устремились на север. В том месте, где русло вновь поворачивало к востоку, находилось устье еще одной большой реки, чьи воды, смешанные с илом, способствовали увеличению и без того огромной массы потока, и когда на пути у Великой Матери уже не оставалось ни одной преграды, она оказалась не в силах сохранить свою целостность. В нескольких милях от моря река распадалась на множество протоков, образуя дельту, сходную по форме с конусом.

Почвы в этих местах, изобиловавших низинами, заливаемыми морской водой и зыбучими плывунами, отличались топкостью. Небольшие острова представляли собой лишь участки коварной трясины. На некоторых из наносных илистых островков, просуществовавших несколько лет, удавалось на время укорениться небольшим деревцам, но рано или поздно они исчезали, будучи не в силах противостоять разрушительному воздействию постоянно подмывавших их основание вод или сезонных наводнений. Вода текла к морю по четырем основным протокам, трасса которых менялась в зависимости от времени года и от совпадения различных обстоятельств. Совершенно неожиданно вода могла без всяких видимых причин устремиться в новом направлении, сметая кусты и деревца, и на месте русла, по которому она текла прежде, оставалась лишь ложбина, дно которой покрывал влажный мягкий песок.

Река Великая Мать, проделавшая путь длиной в тысячу восемьсот миль от истоков, находившихся среди покрытых снегами и льдом горных вершин, почти достигла цели, к которой так долго стремилась. Но ее дельта, раскинувшаяся на площади в несколько сотен квадратных миль среди суглинистых, илистых и песчаных почв, насыщенных водой, представляла собой наиболее опасный из всех участков реки.

Джондалар и Тонолан плыли, стараясь держаться поближе к левому берегу, но оставаясь на глубоководье, и до поры до времени все шло гладко. Маленький, выдолбленный из ствола дерева челнок благополучно миновал то место, где русло делало поворот к северу, а воды крупного притока лишь заставили их отклониться к середине реки. Но братья никак не ожидали, что доберутся до дельты так скоро. Не успели они спохватиться, как их уже вынесло течением в средний проток.

Джондалар изрядно поднаторел в искусстве управления челноком, да и Тонолан справлялся совсем неплохо, но им обоим было далеко до опытных Рамудои. Они попытались развернуть челнок, чтобы вернуться вверх по течению и направить суденышко в нужный им проток. К сожалению, они не сообразили, что можно было просто начать грести в другом направлении, ведь корма у челнока почти такая же острая, как нос.

Их развернуло поперек течения. Джондалар все кричал Тонолану, что нужно приналечь, и Тонолан начал терять терпение. В это время к ним постепенно приближалось могучее дерево, тяжелое, насквозь пропитавшееся влагой, погруженное глубоко в воду, и его извилистые корни увлекали за собой все, что попадалось на пути. Братья заметили его, но слишком поздно.

Когда зазубренный конец огромного ствола, почерневшего в местах, опаленных молнией, протаранил тонкий борт челнока, послышался оглушительный треск. Вода хлынула в пробоину и быстро залила маленькое суденышко. Влекомое течением дерево неуклонно продолжало свое движение. Длинный корень, торчавший вверх, конец которого находился у самой поверхности воды, вонзился в тело Джондалара между ребер, и он едва не задохнулся от боли. Тонолан едва не лишился глаза, но отделался длинной царапиной на щеке.

Внезапно оказавшись в холодной воде, братья поплыли, цепляясь за дерево, горестно оглядываясь на пузырьки, поднявшиеся на поверхность воды в том месте, где челнок вместе со всеми их вещами, надежно прикрепленными к суденышку, опустился на дно реки.

Тонолан услышал, как Джондалар застонал от боли.

– Что с тобой? – спросил он брата.

– Один из корней угодил мне между ребер. Думаю, все обойдется, хотя болит здорово.

Тонолан начал продвигаться вдоль дерева в надежде обогнуть корневую систему, и Джондалар последовал его примеру, но их все время сносило течением обратно, и они вновь оказывались рядом со стволом дерева, окруженным разными обломками. Внезапно дерево зацепилось корнями за подводную мель. Струи воды, огибавшие дерево и проникавшие сквозь похожую на крупную сетку корневую систему, вытолкнули на поверхность предметы, которые оказались прижаты течением к подводной части ствола, и прямо перед Джондаларом закачалась на небольших волнах раздувшаяся туша оленя. Он напрягся, в попытке избежать столкновения с ней, и тут же ощутил сильную боль в боку.

Дерево осталось позади, а братьям удалось доплыть до узкого островка, расположенного посреди протока. На нем росли молоденькие ивы, но с первого взгляда становилось ясно, что он не сможет послужить надежным прибежищем и через недолгое время скроется под водой. Расположенные по его краям кусты и деревца кое-где уже погрузились целиком. На ветвях не было ни почек, ни молодых листиков, и некоторые из деревьев, корни которых уже лишились опоры, низко склонились над стремительным потоком. Братья с трудом ступали по вязкой болотистой почве.

– По-моему, нам надо попытаться найти более сухое место, – сказал Джондалар.

– Но ведь тебе очень больно, и, пожалуйста, не пытайся делать вид, будто ты прекрасно себя чувствуешь.

Джондалар признался, что ему и вправду приходится нелегко.

– Но оставаться здесь никак нельзя, – добавил он.

Они погрузились в холодную воду и поплыли прочь от острова. Течение оказалось сильнее, чем они ожидали, и, прежде чем им удалось выбраться на сушу, их снесло далеко вниз. Усталые, замерзшие братья с разочарованием обнаружили, что опять очутились на узеньком островке. Он был длиннее и шире предыдущего, и поверхность его находилась чуть выше уровня воды в реке, но и здесь почва оказалась топкой, и они нигде не нашли сухого хвороста.

– Мы не сможем развести здесь костер, – сказал Тонолан. – Придется отправиться дальше. Карлоно говорил тебе, где расположена стоянка людей племени Мамутои?

– У северного края дельты, невдалеке от моря, – ответил Джондалар и с тоской бросил взгляд в ту сторону. Боль в боку стала сильнее, и он засомневался в том, что сможет переплыть через еще один проток. Повсюду, куда ни кинь взгляд, стремительные воды, скопившийся в затонах сор, а кое-где чахлые деревца, пустившие корни на островах. – Не знаю, как долго придется до нее добираться.

Они отправились на северный берег островка, слыша, как хлюпает вязкая почва у них под ногами, а затем прыгнули в холодную воду. Заметив чуть ниже по течению скопление деревьев, Джондалар поплыл к ним. Пошатываясь и тяжело дыша, братья выбрались на песчаный берег. Струйки воды сбегали с их длинных волос, а кожаная одежда промокла насквозь.

Послеполуденное солнце показалось в просвете между тучами и озарило все вокруг золотистым светом, но лучи его не несли с собой тепла. Внезапно с севера налетел порыв ветра, и братьев обдало холодом, от которого не могла защитить промокшая одежда. Они знали, что нужно все время двигаться, чтобы не замерзнуть, но запас сил был почти на исходе. Дрожа и поеживаясь, они направились к редким кустикам ольхи, чтобы хоть как-то укрыться от ветра.

– Давай устроим привал здесь, – сказал Джондалар.

– Еще не стемнело. Я предпочел бы отправиться дальше.

– К тому времени, когда мы соорудим укрытие и, может быть, разведем огонь, уже станет темно.

– Возможно, нам удастся отыскать стоянку людей племени Мамутои еще до наступления темноты, если мы не станем тут задерживаться.

– Тонолан, у меня вряд ли хватит на это сил.

– Тебе очень плохо? – спросил Тонолан. Джондалар приподнял край рубахи. Края раны, из которой явно вытекло немало крови, успели побледнеть, кровотечение прекратилось, поскольку внутренние ткани разбухли от влаги. Заметив дыру в кожаной рубахе, он подумал: уж не сломано ли у него ребро?

– Мне бы не помешало отдохнуть и погреться у огня.

Они огляделись вокруг. Повсюду потоки бурлящей мутной воды, постоянно меняющиеся очертания перекатов, дикая неприхотливая растительность, стволы поверженных деревьев, чьи корни порой зацеплялись за неровное дно, задерживая их на месте. Вдали, на более крупных островах, виднелись зеленые кусты и деревца.

Камыши и болотные травы росли повсюду, где им удалось укорениться. Невдалеке виднелись заросли осоки, стебли которой достигали трех футов в высоту, – ее вытянутые листья обладали куда меньшей прочностью, чем казалось, – и такие же высокие ростки тростникового аира с длинными, похожими по форме на клинок листьями, а между ними находились участки земли, из которой, словно ворсинки, торчали побеги остроконечного тростника высотой всего в один дюйм. На зыбкой почве у самого края воды колыхались стебли тростникового проса, рогоза и пушистые хвощи. Эти травы достигали в высоту десяти футов, и человек по сравнению с ними казался карликом. А еще выше в воздухе реяли фиолетовые кисточки фрагмитовых тростников с жесткими листьями – верхушки их стеблей находились на расстоянии тринадцати футов от земли, а иногда и больше.

У братьев не осталось ничего, кроме одежды. Когда челнок затонул, вместе с ним ко дну пошли все их вещи, даже заплечные мешки, которые они взяли с собой, отправляясь из дома в Путешествие. Теперь Тонолан ходил в одежде людей из племени Шамудои, а Джондалар стал одеваться так же, как Рамудои. Однако после того случая, когда челнок уплыл от него и он неожиданно повстречался с плоскоголовыми, мужчина из племени Зеландонии всегда хранил различные орудия в подвешенном к поясу мешочке, и теперь эта привычка пришлась как нельзя более кстати.

– Пойду посмотрю, не удастся ли мне отыскать сухие стебли рогоза, которые можно использовать как палочки для добывания огня, – сказал Джондалар, стараясь не обращать внимания на боль в боку. – А ты попробуй набрать сухих веток.

Они пустили в ход не только старые, затвердевшие стебли рогоза. Из длинных листьев, прикрепленных к остову из веток ольхи, получился навес, необходимый для того, чтобы исходящее от костра тепло подольше сохранялось. Запеченные в углях зеленые верхушки и молодые корешки, к которым они добавили сладковатые корни аира, позволили им слегка подкрепиться. Пара тонких стволов ольхи с заостренными концами, ловкость и меткость людей, которым очень хочется есть, – и вот у костра уже лежат две утки. Братья сплели циновки из длинных стеблей тростникового проса. Одни они подвесили к краям навеса, в другие завернулись, пока сушили одежду, а потом, постелив их на землю, улеглись на них спать.

Джондалару плохо спалось. Его мучила боль в боку, но, хотя он понимал, что внутри у него что-то неладно, оставаться на острове было немыслимо. Нужно было добраться до более надежного места, и только тогда можно будет подумать обо всем остальном.

Поутру они соорудили корзины из листьев рогоза и ветвей ольхи, скрепленных полосками коры, и наловили рыбы. Уложив материалы для добывания огня и мягкие, гнущиеся корзины на циновки, они скатали их валиками, перевязали и закинули за плечи. Прихватив с собой копья, они отправились дальше. Хотя копья представляли собой всего лишь заостренные палки, с их помощью им удалось раздобыть еды на ужин, а используя корзины, они обеспечили себе завтрак. Для того чтобы выжить, куда важнее обладать знаниями, чем снаряжением.

Братья разошлись во мнениях относительно того, в какую сторону лучше направиться. Тонолан решил, что они уже добрались до края дельты, и полагал, что нужно идти на восток. Джондалар был уверен, что им придется переплыть еще один проток, и считал, что им нужно двигаться в северном направлении. Они приняли компромиссное решение и отправились на северо-восток. Вскоре выяснилось, что Джондалар был прав, хотя он был бы крайне рад ошибиться. Около полудня они оказались на берегу самого северного из рукавов великой реки.

– Придется опять перебираться вплавь, – сказал Тонолан. – Ты справишься?

– А куда мне деваться?

Они подошли к самой воде, и тут Тонолан вдруг остановился.

– Почему бы нам не прикрепить одежду к бревну, ведь мы делали так раньше. Тогда нам не придется снова ее сушить.

– Не знаю, – ответил Джондалар. – Одежда, пусть даже мокрая, помогает согреться. – Но Тонолан постарался проявить рассудительность, хотя в голосе его прозвучали нетерпеливые, отчаянные нотки. – Впрочем, если ты так хочешь… – Пожав плечами, Джондалар согласился с братом.

Раздевшись, Джондалар почувствовал, как от прикосновения сырого, промозглого воздуха по коже у него побежали мурашки. Он хотел было надеть пояс, к которому был подвешен мешочек с инструментами, но Тонолан уже завернул его в свою рубаху и стал привязывать вещи к найденному поблизости бревну. Джондалар погрузился в воду, которая показалась ему еще холоднее, чем прежде. Он стиснул зубы, пытаясь подавить рвущийся из горла крик, но, когда он потихоньку поплыл вперед, боль в ране слегка притупилась от холода. Он старался не делать резких движений и приотстал от брата, хотя Тонолану приходилось, плывя, подталкивать бревно.

Выбравшись на сушу, стоя на песчаном берегу, они поняли, что наконец добрались до устья реки Великая Мать, ради чего и отправились когда-то в далекое Путешествие. Но хотя взглядам их открылись просторы моря, они не испытывали радостного волнения. Путешествие давно утратило прежний смысл, и цель, к которой они раньше стремились, уже их не интересовала. Вдобавок они еще не добрались до края дельты, до земли, которая была бы по-настоящему твердой. Песчаная отмель, на которой они стояли, раньше находилась посредине протока, но позднее вода отступила. На пути у них еще оставалось обнаженное русло.

Высокий, поросший кустарником и деревьями берег, по краю которого, подмытому стремительным потоком, свисали корни, виднелся на противоположной стороне песчаного ложа, где еще недавно струилась река. Посредине его поблескивали лужи, и, хотя растения еще не успели укорениться здесь, на запах стоячей воды слетелись насекомые. Москиты уже роились вокруг братьев.

Тонолан отвязал узел с одеждой от бревна.

– Нам еще придется идти по этим лужам, да и берег там, похоже, топкий. Давай пока не будем одеваться.

Боль отнимала у Джондалара столько сил, что он решил не спорить с братом и только кивнул в знак согласия. Возможно, во время переправы он где-то потянул сухожилие, и поэтому так трудно выпрямиться.

Тонолан прихлопнул рукой москита и начал спускаться по пологому склону к опустевшему руслу некогда полноводного протока.

Их предупреждали множество раз: реку Великая Мать нельзя недооценивать; имея дело с ней, необходимо постоянно быть начеку. Покинутый ею проток по-прежнему принадлежал ей, и, хотя воды на время отступили, любого, кто посмел вторгнуться во владения Великой Матери, подстерегали расставленные ею ловушки. Миллионы тонн ила, несомого водами впадавшей в море реки, ежегодно оседали на территории дельты, раскинувшейся на площади более тысячи квадратных миль. Во время прилива опустевшее русло заливали воды моря, и оно представляло собой не что иное, как топкую низину, лишенную действенной системы водооттока. На влажной суглинистой почве росли зеленые травы и камыши.

Ступая по мягкой, вязкой глине, то и дело поскальзываясь, братья спустились с берега и, очутившись на ровном месте, отправились дальше, чувствуя, как вязнут их босые ноги в болотистой почве. Тонолан устремился вперед, позабыв о том, что Джондалару не по силам передвигаться с прежней быстротой. Он мог ходить, но спуск по скользкому склону стоил ему немалых трудов, и боль усилилась. Он двигался осторожно, тщательно выбирая дорогу и думая о том, что бродить по болоту нагишом и кормить своей кровью мириады изголодавшихся насекомых довольно-таки глупо.

Тонолан ушел далеко вперед, и Джондалар уже собрался было окликнуть его, но тут до него донесся отчаянный крик брата, и он увидел, как тот резко наклонился. Позабыв про боль, Джондалар бегом кинулся к нему. Внутри у него все похолодело, когда он увидел, что Тонолан увяз в зыбучих песках.

– Тонолан! О Великая Мать! – воскликнул Джондалар и кинулся к брату.

– Не подходи, иначе ты тоже провалишься! – крикнул Тонолан, силясь выбраться из трясины, засасывавшей его все глубже и глубже.

Джондалар огляделся по сторонам, пытаясь придумать, как бы помочь Тонолану. Ах, ну конечно! Он сможет уцепиться за край рубашки, подумал он, но тут же вспомнил, что оба они раздеты. Узла с одеждой нигде не было видно. Он покачал головой, но тут заметил дерево с отломанной верхушкой, наполовину засыпанное песком. Он кинулся к нему в надежде оторвать какой-нибудь из корней, но в бурном потоке дерево уже лишилось тех корней, с которыми он мог бы справиться.

– Тонолан, где узел с вещами? Если ты сможешь за что-нибудь уцепиться, я вытащу тебя.

Голос Джондалара, в котором звучало отчаяние, подействовал на Тонолана не самым благоприятным образом. Охватившая его паника внезапно отступила, он вспомнил о своем горе и спокойно смирился с уготованной ему судьбой.

– Джондалар, если Великая Мать желает забрать меня к себе, не стоит противиться Ее воле.

– Нет, Тонолан, нет! Ты не имеешь права сдаваться. Я не хочу, чтобы ты умер! О Великая Мать, прошу Тебя, не дай ему погибнуть! – Джондалар опустился на колени, распластался по земле и протянул брату руку. – Держись за мою руку, Тонолан, пожалуйста, возьми меня за руку, – сказал он.

Тонолан с удивлением посмотрел на исказившееся от горя и боли лицо брата и увидел в нем то, что прежде замечал лишь изредка, невзначай поймав на себе его взгляд. И в это мгновение он понял, что Джондалар любит его, любит ничуть не меньше, чем он любил Джетамио, что любовь его так же сильна, хоть и имеет несколько иное свойство. Он понял это чисто интуитивно, бессознательно, и, глядя на протянутую ему руку, осознал, что не имеет права отказываться от помощи брата, даже если тому не удастся вытащить его из трясины.

Как выяснилось, барахтающийся человек погружается в трясину куда быстрее, чем пребывающий в неподвижности. Когда он потянулся вперед, чтобы ухватиться за руку Джондалара, положение его тела приблизилось к горизонтальному, давление на насыщенный водой мелкий песок уменьшилось, и он смог удержаться на его поверхности. Когда кончики их пальцев соприкоснулись, Джондалар осторожно подполз поближе, чтобы Тонолан смог крепко ухватиться за него.

– Все в порядке! Держи его! Сейчас мы вам поможем! – сказал кто-то на языке Мамутои.

Джондалар резко выдохнул, чувствуя невероятное облегчение. Он заметил, как трясется у него рука, но он по-прежнему крепко держал Тонолана. Подоспевшие Мамутои дали Джондалару веревку и велели обвязать ею руки Тонолана.

– А ты расслабься, – сказали они Тонолану. – Постарайся принять такое же положение, как во время плавания. Ты умеешь плавать?

–Да.

– Хорошо! Отлично! Расслабься, мы вытащим тебя.

Мамутои оттащили Джондалара от края трясины, а вскоре и Тонолан оказался в безопасности. Затем все они отправились дальше следом за женщиной, которая вела их, тыча в землю длинным шестом, проверяя, нет ли на пути плывунов. И только добравшись до берега с надежной почвой, Мамутои заметили, что братья совершенно голые.

Отступив на шаг назад, женщина, стоявшая во главе тех, кто пришел им на помощь, окинула их пристальным взглядом. Она показалась Джондалару очень крупной, но не из-за толщины или высокого роста – просто она была большой и сильной, а ее горделивая осанка внушала уважение.

– Почему вы совсем раздеты? – в конце концов спросила она. – Впервые вижу, чтобы люди путешествовали голыми.

Джондалар и Тонолан невольно опустили глаза и тут заметили, как сильно они измазались в глине.

– Нас вынесло не в тот проток, который был нам нужен, а потом наш челнок столкнулся с бревном, – начал объяснять Джондалар. Он плохо себя чувствовал и никак не мог выпрямиться во весь рост.

– Потом нам пришлось сушить одежду, и я решил, что ее лучше снять на то время, пока мы не доплывем до берега и не переберемся через топкие места. Я нес узел с одеждой, а Джондалар отстал от меня, ведь он ранен, ну и…

– Ранен? Один из вас ранен? – переспросила женщина.

– Мой Брат ранен, – ответил Тонолан, и Джондалар внезапно вновь ощутил пульсирующую в боку боль.

Женщина заметила, как резко он побледнел.

– Нужно, чтобы Мамут осмотрел его, – сказала она, обращаясь к одному из соплеменников. – Но вы не Мамутои. Откуда вы знаете наш язык?

– Нас научила ему женщина Мамутои, которая живет среди людей племени Шарамудои, моя родственница, – сказал Тонолан.

– Толи?

– Да, а ты ее знаешь?

– Она и мне приходится родственницей. Толи – дочь моей двоюродной сестры. Если она ваша родственница, значит, и мы с вами родственники, – сказала женщина. – Я – Бриши из племени Мамутои, глава Ивняковой Стоянки. Добро пожаловать.

– Я – Тонолан из племени Шарамудои, а это мой Брат Джондалар из племени Зеландонии.

– Зе-лан-до-нии? – нараспев повторила Бриши непривычное слово. – Я никогда не слышала о таком племени. Но если вы братья, почему один из вас – Шарамудои, а другой – Зеландонии? – спросила она и тут же добавила: – Он неважно выглядит. Давайте лучше поговорим обо всем в более подходящее время. – Обращаясь к одному из соплеменников, она сказала: – Помогите ему. Вряд ли он сможет идти.

– Я справлюсь, – сказал Джондалар, у которого от боли начала кружиться голова, – если путь не очень далекий.

Но когда мужчина из племени Мамутои подхватил его под руку с одной стороны, а Тонолан с другой, Джондалар понял, как сильно он нуждается в поддержке.

– Джондалар, я уже давно покинул бы эти места, если бы ты не взял с меня обещания подождать до тех пор, пока ты не окрепнешь и не сможешь путешествовать. Настала пора отправиться в путь. По-моему, тебе лучше вернуться домой, но спорить с тобой я не стану.

– Тонолан, почему тебя так тянет на восток? Ты уже добрался до устья реки Великой Матери и до Моря Беран. Почему ты не хочешь возвратиться в родные места?

– Я пойду не на восток, а примерно на север. Бриши сказала, что вскоре все они подадутся в те края охотиться на мамонтов. Я выйду пораньше и попробую добраться до другой Стоянки племени Мамутои. Я не вернусь домой, Джондалар. Я буду странствовать до тех пор, пока Великая Мать не положит этому конец.

– Зачем ты так говоришь? Можно подумать, будто ты хочешь умереть! – сорвался на крик Джондалар и тут же пожалел о вырвавшихся у него словах, побоявшись, как бы его догадка не подтвердилась.

– Ну а если я и вправду хочу этого? – выкрикнул Тонолан. – Ради чего мне жить… если со мной нет Джетамио? – В горле у него застрял комок, и он негромко всхлипнул, когда произнес ее имя.

– А ради чего ты жил до встречи с ней? Ты еще молод, Тонолан. Впереди у тебя долгие годы жизни. Ты сможешь побывать в неизведанных краях, увидеть много нового. Не отчаивайся, возможно, ты встретишь другую женщину, которая понравится тебе не меньше, чем Джетамио, – принялся убеждать его Джондалар.

– Ты ничего не понимаешь. Ты никогда не был влюблен. Таких, как Джетамио, больше нет на свете.

– И поэтому ты готов отправиться следом за ней в мир духов и утащить меня туда же! – Джондалару не хотелось прибегать к подобным доводам, но, если только чувство вины может заставить брата крепче держаться за жизнь, ничего не поделаешь.

– Я вовсе не призываю тебя следовать за мной. Ты можешь вернуться домой и оставить меня в покое!

– Тонолан, все люди горюют, когда им приходится расстаться с теми, кого они любят, но никто не пытается покинуть из-за этого мир, в котором он живет.

– Когда-нибудь то же самое случится и с тобой, Джондалар. Когда-нибудь ты полюбишь женщину так сильно, что не сможешь жить без нее и предпочтешь отправиться за ней в мир духов.

– Ну а окажись я сейчас на твоем месте, разве ты оставил бы меня одного? Если бы я потерял существо, столь дорогое для меня, что захотел бы умереть, разве ты смог бы покинуть меня? Ну же, ответь мне, Брат. Разве ты смог бы отправиться домой, зная, что я умираю от горя?

Тонолан потупился, затем посмотрел в синие встревоженные глаза брата.

– Нет, я не смог бы тебя бросить, если бы знал, что ты умираешь от горя. Но вот что я скажу тебе, Братец, – он попытался улыбнуться, но улыбка на его измученном лице походила скорее на гримасу, – если я буду странствовать до конца дней своих, это не значит, что ты повсюду должен следовать за мной. Ведь тебе очень надоела бродячая жизнь. Рано или поздно тебе надо будет вернуться домой. Скажи, если бы мне хотелось домой, а тебя тянуло бы странствовать, ты не стал бы возражать против того, чтобы я вернулся?

– Нет, не стал бы. Хорошо бы тебе вернуться домой сейчас. И вовсе не потому, что мне этого хочется, желания тут ни при чем. Тебе нужна семья, Тонолан, родная Пещера, люди, которых ты знаешь с детства, которые тебя любят.

– Ты ошибаешься, Джондалар. Кое в чем мы с тобой несхожи. Девятая Пещера Зеландонии была для тебя родным домом и всегда им останется. А для меня домом может стать любое место, которое я выберу. Люди племени Шарамудои ничуть не менее близки мне, чем Зеландонии. Я только что покинул Пещеру, обитателей которой я люблю так же, как членов семьи Зеландонии. При этом я довольно часто думаю о том, не появились ли уже дети у очага Джохаррана и выросла ли Фолара такой красавицей, какой я всегда представлял ее себе. Мне бы очень хотелось рассказать Вилломару о нашем Путешествии и узнать, куда он собирается отправиться в следующий раз. Я до сих пор помню, как я радовался, когда он возвращался из очередного Путешествия. Он всегда приносил с собой подарки для каждого из нас, помнишь? Для меня, для Фолары и для тебя. И непременно что-нибудь красивое для матери. Джондалар, когда будешь возвращаться домой, прихвати для нее что-нибудь красивое.

Стоило Тонолану упомянуть о родных, как в душе Джондалара пробудились с новой силой яркие воспоминания.

– Почему бы тебе самому не вернуться к ней с красивым подарком, Тонолан? Думаешь, мать не будет рада снова тебя увидеть?

– Мама знала, что я не вернусь назад. Когда мы уходили, она пожелала мне счастливого пути, но не сказала: «До новой встречи». А вот ты огорчил ее, и, пожалуй, сильней, чем Марону.

– Почему тебе кажется, будто я огорчил ее, отправившись в Путешествие, а ты нет?

– Я – сын очага Вилломара. По-моему, она знала, что я стану путешественником. Возможно, ее это не обрадовало, но она все понимала. Она отлично понимает, что представляет собой каждый из ее сыновей, поэтому она и назначила Джохаррана главным. Она знает, что Джондалар – Зеландонии. Если бы ты отправился в Путешествие в одиночку, она не сомневалась бы в том, что ты вернешься. Но ты ушел вместе со мной, и она знала, что я покидаю ее навсегда. Я сам тогда еще не понимал этого, но, по-моему, она об этом знала. Ей бы очень хотелось, чтобы ты вернулся, ведь ты – сын очага Даланара.

– Но какое это имеет значение? Они разошлись давным-давно, хоть и остались друзьями, и видятся только во время Летних Сходов.

– Возможно, теперь они просто друзья, но люди до сих пор говорят о Мартоне и Даланаре. Видимо, их связывала необычайная любовь, если она так крепко запомнилась многим, и для матери ты – единственное напоминание о ней, ты – сын очага Даланара и сын его духа. И это известно всем, ведь ты так сильно похож на него. Тебе обязательно нужно вернуться. Твое место там. Мать знает об этом, да и ты сам тоже. Пообещай, что когда-нибудь непременно вернешься домой, Брат.

Джондалар молчал. Если он решится выбрать что-нибудь одно – путешествовать вместе с Тоноланом или вернуться домой без него, – ему в любом случае придется отказаться от того, чего ему никак не хотелось бы терять. Ему казалось, что до тех пор, пока он не примет решения, у него останется надежда получить и то и другое. А под обещанием вернуться подразумевалось, что брата с ним не будет.

– Пообещай мне, Джондалар.

Он не нашел предлога, под которым смог бы отказать брату в просьбе.

– Обещаю, – сказал он. – Я вернусь домой… когда-нибудь.

– Видишь ли, Братец, – с улыбкой проговорил Тонолан, – кто-то должен сообщить им о том, что мы добрались до устья реки Великой Матери. Я не смогу этого сделать, так что придется тебе взять это на себя.

– Почему не сможешь? Почему бы тебе не вернуться со мной?

– Мне кажется, Великая Мать взяла бы меня к Себе, еще когда мы оставались на реке, если бы не твои мольбы. Навряд ли тебе удастся меня понять, но я знаю, что скоро Она призовет меня к Себе, и я готов к этому.

– Ты будешь прилагать усилия к тому, чтобы погибнуть?

– Нет, Братец. – Тонолан улыбнулся. – В этом нет необходимости. Просто я знаю, что это случится. И я хочу, чтобы ты понял: меня это не страшит.

Джондалар почувствовал, как у него сжалось все внутри. С тех пор как Тонолан угодил в трясину, у него появилась непоколебимая уверенность в том, что жить ему осталось недолго. И его нынешняя улыбка ничуть не походила на прежнюю. Такое смирение пугало Джондалара куда сильнее, чем вспышки гнева. Тонолан утратил способность бороться, утратил желание жить.

– Тебе не кажется, что мы в долгу перед Бриши и обитателями Ивняковой Стоянки? Они кормили нас, дали нам одежду, оружие и все необходимое. И ты готов принять все это, не дав им ничего взамен? – Джондалар попытался рассердить брата, чтобы обрести хоть какую-то надежду. Ему показалось, что тот хитростью заставил его дать обещание вернуться и тем самым сложил с себя всякую ответственность. – Или тебе совершенно ясно, какую судьбу уготовила для тебя Великая Мать, и поэтому ты решил, что можешь думать только о самом себе? Для тебя уже не важно, что происходит со всеми остальными?

Тонолан улыбнулся. Он понимал, каково приходится Джондалару, и не сердился на него. Что почувствовал бы он сам, если бы Джетамио знала, что умрет, и сказала бы ему об этом?

– Джондалар, послушай меня. Мы с тобой были близки друг другу…

– Разве эта близость исчезла?

– Ну конечно же, нет, ведь ты можешь не притворяться передо мной, не стремиться идеально вести себя. Ты всегда так чуток, так заботлив…

– Да, я настолько хорош, что даже Серенио отвергла мое предложение, – горько усмехнувшись, сказал Джондалар.

– Она знала, что вскоре ты ее покинешь, и ей хотелось избежать лишних страданий. Если бы ты заговорил об этом раньше, она согласилась бы. И даже тогда, если бы ты попытался ее уговорить, она дала бы согласие, хоть и знала, что ты ее не любишь. Ты сам не хотел этого, Джондалар.

– Ну и почему же ты тогда так меня расхваливаешь? Клянусь Великой Дони, Тонолан, я хотел полюбить ее.

– Я верю тебе. Джетамио кое-чему меня научила, и мне хотелось бы поделиться этим с тобой. Любовь дается лишь тому, у кого душа открыта. Попробуй рискнуть, не надо ни от кого таиться. Порой тебе будет больно, но, если ты этого не сделаешь, ты никогда не станешь счастливым. Возможно, женщина, которую ты полюбишь, окажется совсем не такой, как ты ожидал, но это ничего не изменит, ты будешь любить ее такой, какая она есть.

– Я повсюду вас искала, – сказала Бриши и подошла к братьям. – Мы решили устроить пирушку на прощание, раз уж вы твердо решили покинуть нас.

– Мы в долгу перед всеми вами, Бриши, – сказал Джондалар, – вы ухаживали за мной, обеспечили нас всем необходимым. Мне хотелось бы отблагодарить вас, прежде чем отправиться в путь.

– Твой брат уже сделал это. Пока ты поправлялся, он каждый день ходил на охоту. Он склонен излишне рисковать, но ему везет. Вы никому здесь ничего не должны.

Джондалар повернулся к брату, и тот улыбнулся, глядя на него.