Глава 8
Японские снаряды снесли одну стеньгу на фок-мачте броненосца, оборвали осколками фалы, подожгли ящик с сигнальными флагами. Прямое попадание 203-мм снаряда уничтожило ходовую рубку корабля, вызвав детонацию боеприпасов малокалиберной артиллерии и сильный пожар на мостике. С пожаром попытались было бороться, но новое попадание в штурманскую рубку привело к потерям среди личного состава, и Григорович велел не посылать матросов на верную смерть.
Другой снаряд уничтожил носовой дальномер Барра и Струда. Помянув нечистую силу, генерал-адъютант сразу же повелел принести с кормового мостика другой дальномер.
– Чёрт подери, из-за дыма ничего не видно! – выругался вице-адмирал Старк, пытаясь разглядеть отряд Того. – Иван Константинович, да пошлите же вы, наконец, матросов потушить пожар!
– Не кипятитесь, Оскар Викторович, сейчас нельзя никого посылать, – отрицательно покачал головой наместник. – Господин капитан первого ранга, не посылайте никого тушить пожар – погибнут люди, и погибнут зазря.
– Ваше высокопревосходительство! Я настаиваю, чтобы матросы потушили пожар! – похоже, прямое попадание рядом, в мостик, привело начальника эскадры в крайне нервозное состояние, близкое к панике.
Когда боевую рубку сотряс сильнейший удар, заложив уши грохотом разрыва, взбледнули, конечно, все. Никто не слышал лязга осколков, влетевших в амбразуры рубки. А когда поднялись на ноги, разобрались, выяснилось, что штурман корабля легко ранен в руку, рулевой получил осколок в ногу, кто-то контужен, кто-то ушибся, неудачно упав. У генерал-адъютанта, вон, засияла на лбу лиловая шишка, а Григорович рассёк скулу, ударившись о машинный телеграф.
– Господин вице-адмирал, здесь я отдаю приказы! – уже не сдерживаясь, начальственным рыком Алексеев расставил все точки над «i». – Никто никуда не пойдёт, пока я не отдам приказ! А я запрещаю зазря рисковать людьми! Это не обсуждается!
Держа курс на юг, пару минут назад броненосные крейсера Камимуры наконец-то прекратили обстрел «Цесаревича». Часть японских комендоров переключились на «Пересвет» и отряд Рейценштейна, большинство же оказались заняты отражением внезапной минной атаки. Теперь эскадре предстоял бой с шестью японскими броненосцами 1-го боевого отряда, которые открыли огонь главным калибром с целых шестидесяти кабельтовых. Пока что «гостинцы» от Того падали с недолётом и с сильным рассеиванием.
Мичман Дараган доставил с кормы второй, не пострадавший дальномер, и теперь колдовал над ним, обещая скоро выдать точную дистанцию до врага.
Вице-адмирал Макаров, похоже, догадался о проблемах осыпаемого снарядами «Цесаревича», и на идущем в кильватер «Петропавловске» замигал морзянкой прожектор. Увы, задымление от пожаров не позволяло оперативно разобрать сигнал даже с уцелевшего кормового мостика «Цесаревича», поэтому офицеры продолжали возиться с угломерными приборами Люжоля-Мякишева.
– Горит, ваш высокблагородие, горит! – в рубку протиснулся сигнальщик, сразу же завопив во весь голос. – В концевой крейсер Кикиморы угодили! Знатно полыхнуло, аж во всю японскую задницу!
– Похоже, это «Иватэ», – посмотрев в бинокль, удовлетворённо произнёс командир броненосца. – Пожар на юте…
– Хорошо, – кивнул наместник, потирая растущую на лбу шишку. – Иван Константинович, дробь стрельбе по «Иватэ». Пора брать на прицел флагман Того.
– Слушаюсь, ваше высокопревосходительство! Лейтенант Ненюков – огонь по «Микасе» по готовности! – скомандовал Григорович, затем повернулся к сигнальщику. – А ты не вопи так во всю глотку. Видим мы, видим!
– А!? Я ничего не слышу, ваше высокблагородие! Оглушило! – заорал перепачканный дымом и копотью матрос. – Когда снаряд попал в мостик!
– Присядь, братец, отдохни! – указав на пол боевой рубки, проорал в ответ капитан 1-го ранга и обернулся назад. – Мичман, нам срочно нужны данные для стрельбы! Быстрее, быстрее, с этим чёртовым дальномером!
Ответ мичмана Дарагана потонул в грохоте выстрела носовой башни главного калибра. Следом за двенадцатидюймовками открыли огонь и 152-мм орудия левого борта, вразнобой захлопали батарейные трёхдюймовки.
Слева по борту взметнулось сразу четыре всплеска, обрушив на палубу броненосца тонны воды: японцы быстро пристреливались по флагману эскадры. Вот-вот должны были пойти и прямые попадания, одно за другим. Генерал-адъютант передёрнул плечами, продолжая вглядываться в плохо видимые из-за дыма силуэты вражеских кораблей.
Бой продолжался. Броненосец выпускал по врагу снаряд за снарядом, получая в ответ аналогичные «гостинцы» со стороны японцев. На шканцах разгорался очередной пожар – горели остовы шлюпок, многочисленные осколки изрешетили обе дымовые трубы, снаряд угодил в боевой марс на фок-мачте. К счастью, нисколько не пострадала артиллерия «Цесаревича», и горящий в нескольких местах корабль уверенно вёл за собой русскую эскадру, отвечая врагу с максимально возможной в данной ситуации скорострельностью.
«…Ну, вот и всё, кажется… Откомандовал ты своё, Евгений Иванович. Торчишь здесь, у амбразуры, ожидая вражий осколок, как избавление от ответственности, – в рубку постоянно стекалась всё новая информация о повреждениях и разрушениях броненосца, и наместник счёл, что и остальные корабли находятся в столь же плачевном положении, как и флагман. – Управление боем практически потеряно, не видать ни чёрта, радио не работает, сигнальные флаги не поднять… Где крейсера Рейценштейна? Что с „Аскольдом“ и „Новиком“? Жив ли хоть кто-нибудь из адмиралов? О, Господи, помоги и сохрани ради всего святого! Неужели все мои старания пойдут прахом?..»
– Сорок кабельтовых! – вновь протиснувшись в боевую рубку, заорал во всю глотку оглушённый сигнальщик. – ваш высокблагородие, сорок кабельтовых!
«…А ну, соберись, Евгений Иванович! На тебя смотрят все – от каперанга до последнего матроса! Не время себя жалеть, надеясь на близкую смерть… Как там сказано у самураев? Жизнь легка, как пёрышко, а долг тяжёл, как гора? Кто, кроме тебя, знает о будущем? Кто может остановить гибель самодержавия и империи? Сам знаешь – никто! И ты не имеешь права умирать здесь, сейчас! Ты разобьёшь японцев – во что б это ни стало, любой ценой! Иначе конец всему – императору, вере, отечеству…»
– Горит! Ваше благородие, головной «японец» горит! – закричал другой сигнальщик, наблюдавший за вражеской колонной. – Ура!
Расстреливая «Цесаревича», 1-й боевой отряд попал под ответный огонь сразу четырёх русских броненосцев. Как и японцы, северные варвары поступили аналогичным образом – сосредоточили огонь на флагмане вице-адмирала Того, на броненосце «Микаса».
Затем, когда «Микаса» оказался на траверзе «Петропавловска», русские взяли на прицел «Асахи» и «Фудзи». На последний перенёс свой огонь и «Ретвизан», до этого момента лупивший по концевому кораблю 2-го боевого отряда – «Иватэ».
По «Асахи» же дал несколько залпов и «Пересвет», горящий, прилично разрушенный, но продолжавший держать своё место в строю. Первая фаза боя с крейсерами Камимуры дорого обошлась этому русскому кораблю, пострадавшему не меньше флагмана.
Высокобортный броненосный крейсер, по сути, поставленный в одну линию с броненосцами, «Пересвет» сразу же притянул к себе вражеское внимание. Японские восьми– и шестидюймовые снаряды дважды выводили из строя носовую башню главного калибра, изрешетили попаданиями и осколками все три дымовых трубы, подожгли и уничтожили все катера и шлюпки. Вышла из строя половина казематной артиллерии левого борта, вода заливала пробоину в носовой части корпуса, корабль получил крен в два градуса на многострадальный левый борт. А впереди ещё предстояло расхождение на контркурсе с броненосцами адмирала Того…
Выйдя в море вместе с крейсером «Новик» и 2-м отрядом истребителей («французы»), пять миноносцев 1-го отряда под общим командованием капитана 2-го ранга Елисеева всю ночь искали неприятеля. Так никого и не найдя, поутру флотилия обнаружила свою собственную эскадру, возвращавшуюся в Порт-Артур. Часть матросов и офицеров, похоже, уже вздохнули с облегчением, когда наместник отдал новое распоряжение: вновь идти на поиск противника.
«Новик» поднял сигнал «первому: следовать за мной», и пятёрка истребителей повернула вслед за крейсером. На этот раз поиск оказался успешен – врага наконец-то обнаружили и легли на параллельный курс, следя за самураями.
Спустя какое-то время противник засёк русские истребители, от общего строя японцев отделилась четвёрка крейсеров и пошла на сближение с миноносцами. Капитан 2-го ранга Елисеев благоразумно отошёл на юг, а преследователи вступили в бой с подоспевшими «Новиком» и «Аскольдом».
В этот момент «Бесшумный» обнаружил на горизонте дым, и весь отряд помчался на юго-запад, чтобы провести разведку. Источником тревоги оказался старый китайский пароход, тащившийся из Инкоу в Шанхай. Пароход осмотрели лишь визуально, на ломаном английском переговорили с капитаном и отпустили, не тратя время на проверку документов и поиск военной контрабанды.
Затем капитан 2-го ранга Елисеев приказал взять курс на Порт-Артур и повёл миноносцы на шум боя, разгоравшегося где-то за горизонтом. К месту боя истребители 1-го отряда подоспели в тот самый момент, когда эскадра разошлась на контркурсе с кораблями Камимуры, и последний готовился «сесть на хвост» крейсерам Рейценштейна.
Момент был удачный, поэтому Елисеев отдал приказ атаковать японцев, пока те не изменили курс и не обрушили на миноносцы всю мощь своей артиллерии. Разойдясь по фронту, вся пятёрка истребителей дала полный ход, стремительно понеслась вперёд, в атаку.
Слепящее глаза солнце помешало японцам вовремя обнаружить подход русского отряда. Сигнальщики «Идзумо» подняли тревогу лишь тогда, когда до миноносцев оставалось около двадцати пяти кабельтовых. Флагман Камимуры как раз лёг на циркуляцию, совершая поворот влево на восемь румбов.
Следом поворачивали «Адзума», «Якумо» и «Токива». Чтобы отразить минную атаку, эта четвёрка японских крейсеров открыла огонь изо всех калибров, а затем повернула на юг, пропуская русские торпеды по носу.
«Асама» и «Иватэ», концевые корабли 2-го боевого отряда, не успели совершить поворот влево и отвернули в противоположную сторону, ведя огонь на максимуме скорострельности своих орудий. В результате отряд Камимуры распался на две неравные части, полностью развалив единый строй, да ещё и удаляясь на скорости семнадцать узлов от арьергарда русской эскадры.
Атакуя, истребители выпустили по врагу почти весь боезапас – тринадцать торпед, и тотчас отвернули, полным ходом уходя на юг. Одна из торпед «Бесшумного» не вышла из аппарата, застряв вследствие попадания осколка вражеского снаряда. Впрочем, это выяснилось позднее, в Порт-Артуре, когда минный аппарат был демонтирован с корабля и разобран. А пока все пять русских миноносцев выжимали из своих машин максимум оборотов, выписывая зигзаги, чтобы сбить прицел японским наводчикам. Попаданий избежать не удалось, но все они оказались не существенными.
Осколками разорвавшего рядом 203-мм снаряда накрыло всю среднюю часть корпуса «Бесшумного», повредив упомянутый минный аппарат, заодно изрешетив обе шлюпки. Получили ранения два матроса, комендоры сорокасемимиллиметровки. В «Боевой» угодила пара трёхдюймовых снарядов, нанеся кораблю лишь локальные повреждения.
По одному 76-мм снаряду попало в «Бдительный» и «Бесстрашный», причём на последнем оказалось двое погибших в расчёте бакового орудия. Нисколько не пострадал только «Беспощадный», по которому вели огонь левым бортом «Асама» и «Иватэ». Последний, до этого момента жёстко обстрелянный «Ретвизаном», мог ввести в действие примерно половину артиллерии левого борта, а в одном из двухярусных казематов «Асамы» продолжалось тушение пожара.
Разглядев довольно-таки успешные действия отряда русских истребителей, контр-адмирал Иессен приказал держащимся с правого борта эскадры миноносцам атаковать колонну японских броненосцев. Ещё во время боя с Камимурой Карл Петрович то и дело поглядывал на идущий следом «Пересвет», на котором сосредоточили свой огонь японцы. Князь Ухтомский так и не ответил на запрос о состоянии его корабля. Скорее всего, на броненосце просто не разглядели поднятые «Ретвизаном» сигналы.
Прекрасно понимая, что при столкновении с отрядом Того Хэйхатиро слабобронированный корабль может стать второй русской потерей в этой войне, Иессен лихорадочно искал выход из положения. И не находил его. Если станет совсем жарко, то единственным вариантом оставалось прикрыть «Пересвет» корпусом «Ретвизана», принимая на себя все вражеские снаряды.
«Ретвизан», кстати, к этому времени получил десять попаданий, ни одно из которых не повлияло на боеспособность корабля. На броненосце не оказалось даже ни одного погибшего, лишь дюжина раненых и пострадавших от ожогов нижних чинов. В этот крайне напряжённый момент сигнальщики и доложили, что крейсера Камимуры отражают минную атаку.
Приказ Иессена смогли выполнить командиры всего лишь трёх истребителей: «Разящего», «Скорого» и «Смелого». Остальные миноносцы находились далеко впереди, на траверзах «Цесаревича» и других броненосцев, и попросту не видели сигнала контр-адмирала. Идя в атаку, «Разящий» и «Смелый» прорезали строй эскадры между «Пересветом» и «Палладой» – флагманом Рейценштейна. «Скорый», в свою очередь, лихо проскочил прямо перед носом у «Ретвизана».
Сигнальщики «Микасы» сразу же разглядели появление на поле боя новых действующих лиц. Поодиночке три русских истребителя не представляли никакой опасности для шести броненосцев, но атакуя сообща, теоретически имели какой-то шанс на успех.
Пару минут вице-адмирал Того разглядывал нового противника, не понимая, зачем русские именно сейчас ринулись в атаку, а затем решил не рисковать, и, сжав зубы, отдал приказ повернуть на один румб вправо. Повинуясь командам Того, артиллерия среднего калибра «Микасы» прекратила обстрел «Цесаревича», беря на прицел юркие силуэты миноносцев. Двенадцатидюймовки японского флагмана развернулись в сторону четвёртого корабля в русской колонне – «Севастополя». Этот броненосец, как и идущая впереди него «Полтава», практически не пострадали от огня крейсеров Камимуры, и теперь вели меткий огонь по 1-му боевому отряду.
Тройка «соколов» прошла всего лишь около двадцати кабельтовых, и, выпустив издалека в сторону врага торпеды, повернула обратно. Огонь японских кораблей оказался весьма плотным и точным: на броненосцы специально собирали лучших наводчиков со всего флота островной империи.
«Смелый» получил целых три попадания трёхдюймовыми снарядами, причём один из них угодил прямо в баковое орудие. Шестидюймовый снаряд сбил на «Скором» одну из четырёх дымовых труб. В «Разящий» угодила пара японских «гостинцев» сразу двух калибров – 152-мм и 76-мм, – повредив котлы, сорвав со станка и снеся за борт правую сорокасемимиллиметровку. Погибли командир корабля и пятеро нижних чинов.
Хотя атака этих трёх истребителей и не принесла особой славы русскому оружию, позднее никто не посмел упрекнуть офицеров и матросов в отсутствии профессионализма и храбрости. Выйдя днём в минную атаку на превосходящие силы врага, экипажи миноносцев продемонстрировали адмиралу Того высочайший боевой дух русской эскадры. Если до этого момента командующий Объединённым флотом ещё и лелеял планы выиграть первое же морское сражение, то после стал стремиться только к одному: уйти из-под Порт-Артура без потерь в корабельном составе.
– Ваше высокоблагородие, япошки уже за кормой «Пересвета»! – бодро проорал чумазый сигнальщик и в следующее мгновение буквально влетел в боевую рубку, сбив с ног командира корабля. Вся спина и ноги матроса представляли собой сплошное тёмно-красное кровавое месиво.
Рубка содрогнулась до основания, никто не устоял на ногах, помещение мгновенно затянуло едким и удушливым дымом. Кто-то протяжно застонал, кто-то громко закричал от боли. Раненый рулевой мёртвой хваткой вцепился в тяжеленный штурвал, стараясь не сбиться с курса.
Три двенадцатидюймовых фугаса с «Хатсусе» и «Сикисимы» стали последними снарядами, угодившими в этом бою в русский флагман. Последними, но натворившими бед больше, чем все предыдущие попадания.
Зацепив в полёте П-образную раму-шлюпбалку, первый снаряд вдребезги разнёс радиорубку, расположенную позади боевой. Второй угодил в фор-марс на фок-мачте, и полностью уничтожил его, ещё и изрешетив осколками расположенную выше прожекторную площадку. Третий фугасный снаряд попал в стену боевой рубки, у самого броневого траверза, закрывавшего вход в неё. Основная масса осколков ушла в сторону, однако некоторые всё-таки отрикошетили от бронетраверза, угодив внутрь рубки. Ударная волна от взрыва прошлась по помещению, сбив всех с ног.
– Туды-твою-растуды, сволочи! Уроды узкоглазые! Обезьяны малорослые! Вам никогда не сломить Россию, никогда! – во второй раз за день поднимаясь с залитого кровью пола, наместник ругался во весь голос. – Мы придём в ваш вонючий Токио, поднимем микадо на штыки! Разорвём на кусочки вместе с его гейшами!
«…Контузия? Лёгкая, тяжёлая? Или что-нибудь похуже? Сотрясение мозга точно есть, – потирая виски, генерал-адъютант помотал головой, пытаясь прийти в себя. – Так, кто ещё живой? Григорович? Старк? А где флаг-офицер?..»
Застонал кто-то лежавший прямо под ногами Алексеева. Это оказался капитан 1-го ранга Эбергард, после взрыва придавленный сразу двумя телами – наместника и мичмана Эллиса. Последний лежал навзничь, глядя в потолок рубки уже невидящими глазами. Рядом с телом мичмана, тряся головой, стоял на коленях командир «Цесаревича». Чуть дальше пытался подняться вице-адмирал Старк, похоже, раненный осколками снаряда.
«…Он прикрыл меня своим телом, а сам погиб. Такой молодой, – сердце генерал-адъютанта сжалось от тоски и скорби. – Сколько ещё моряков убито в этом бою? Сто, двести, триста? Это цена за наше высокомерие и беспечность. Япония только пугает? Как же! Напала, ударила исподтишка, всеми силами!..»
Наместник шагнул вперёд, подхватил под мышки раненого рулевого, уложил того рядом на пол. Затем ухватился за рукоятки штурвала, сверил курс и замер, устремив взгляд вперёд, в сторону Золотой горы.
В таком положении – замершим у штурвала – и застал Евгения Ивановича старший офицер корабля, прибежавший в боевую рубку с кормового мостика вместе с матросами. Генерал-адъютант, похоже, ничего не слышал и с трудом разжал руки, передавая штурвал вновь назначенному рулевому. Затем Алексеев прислонился к стенке рубки и прикрыл глаза.
Во время этой фазы боя досталось и идущему сразу же за флагманом «Петропавловску». Получив с крейсеров Камимуры всего тринадцать попаданий, броненосец не имел каких-либо существенных повреждений. Конечно, пожар на шканцах уничтожил часть корабельных плавсредств, зияла осколочными пробоинами вторая дымовая труба, были разбиты с полдюжины малокалиберных пушек. Зато удалось исправить и вновь ввести в строй заклинившую было шестидюймовую башню, потушить возгорания на корме и баке.
Не обращая внимания на свистящие над кораблём осколки, по мостику бодро прохаживался адмирал Макаров, который, по сути, и руководил продолжавшимся боем. Именно Макаров отдавал команды идущим позади «Петропавловска» броненосцам, по его приказу проводилось маневрирование огнём, и он же умудрялся держать в голове общую картину сражения.
Когда подошедший с юга 1-й отряд миноносцев схлестнулся с крейсерами Камимуры, вице-адмирал тотчас приказал передать Матусевичу приказ – подойти ближе и быть готовым к атаке кораблей Того. К сожалению, капитан 1-го ранга замешкался и подошёл к «Петропавловску» с опозданием, когда враг уже был на траверзе отряда Рейценштейна. Пятёрка истребителей-«французов» так и проболталась весь бой между своими броненосцами и крейсерами Грамматчикова – «Аскольдом» и «Новиком», – не сделав по врагу ни единого выстрела.
Разглядев ринувшуюся в атаку тройку миноносцев, Макаров сразу же понял замысел кого-то из коллег-адмиралов. Восхищённый смелостью командиров и экипажей истребителей, Степан Осипович приказал перенести огонь на второй и третий японские броненосцы, чтобы поддержать действия трёх маленьких русских корабликов.
Артиллеристы «Петропавловска» открыли стрельбу по «Фудзи», а «Полтава» и «Севастополь» взяли на прицел до этого почти не пострадавший «Асахи». «Ретвизан» же продолжал посылать снаряд за снарядом по японскому флагману: Карл Петрович Иессен прекрасно видел, что на идущем концевым «Пересвете» внезапно замолкла носовая башня главного калибра, а на баке корабля вновь вспыхнул потушенный было пожар.
К концу сражения броненосец под флагом контр-адмирала князя Ухтомского получил очень серьёзные повреждения небронированных частей корпуса. Пара угодивших в бак чуть выше уровня ватерлинии японских снарядов создали здоровенные пробоины, через которые вода сразу же хлынула внутрь корпуса, стремительно распространяясь по кораблю, проникая в отсеки и помещения.
С каждым пройденным кабельтовым «Пересвет» всё больше и больше садился носом, градус за градусом кренясь на левый борт. Корма постепенно поднималась вверх, и под конец боя избитый корабль стал плохо слушаться руля. Чтобы устранить проблемы с остойчивостью, капитан 1-го ранга Бойсман приказал затопить междудонные отсеки, за исключением носовых.
Носовая десятидюймовая башня смолкла в середине второй фазы боя, получив два подряд попадания японских снарядов – вышла из строя горизонтальная наводка. Апофеозом триумфа вражеских комендоров стало прямое попадание в грот-мачту 305-мм снаряда с «Сикисимы», после которого часть мачты вместе с ранее разрушенным марсом рухнула за борт. В казематах на верхней палубе с левого борта полыхали пожары, питаемые детонацией боеприпасов к 75-мм орудиям Канэ.
Успешно выдержав перестрелку с развалившими строй крейсерами Камимуры, капитан 1-го ранга Рейценштейн не рискнул бодаться с броненосцами 1-го боевого отряда и отдал приказ выходить из боя. Повернув на пару румбов вправо, тройка русских броненепалубных крейсеров увеличила ход до семнадцати узлов.
Медленно обходя по правому борту колонну бронированных исполинов, «Варяг» и «богини» фактически спрятались за их корпусами от огня противника. Впоследствии, подводя итоги сражения, генерал-адъютант одобрил данное решение Рейценштейна, сочтя маневр Николая Карловича грамотным тактическим шагом, полностью отвечающим сложившейся обстановке.
Отразив минную атаку пятёрки русских истребителей, крейсера Камимуры пошли на зюйд, постепенно собираясь в единый отряд. В течение четверти часа вице-адмирал получил целых три радиограммы о помощи от Девы, корабли которого вот уже десять минут как на полной скорости отходили прочь от Порт-Артура.
Причиной бегства четвёрки японских крейсеров стал подход и вступление в бой «Богатыря» и «Баяна», мгновенно склонивших чашу весов в сторону русских. Одно дело вести перестрелку на параллельных курсах с «Аскольдом» и парой «картонных» крейсеров 2-го ранга, и совсем другое – противостоять пятёрке крейсеров, два из которых идут наперерез, готовые совершить маневр «crossing the T». Едва рядом с «Читосе» разорвались первые снаряды, прилетевшие со стороны новых противников, контр-адмирал Дева сразу же приказал своему отряду поворачивать вправо на восемь румбов и любой ценой держать ход в двадцать узлов.
Разойдясь на контркурсе с русской эскадрой, броненосцы 1-го боевого отряда какое-то время шли южным курсом. Адмирал Того молчал, с высоты мостика «Микасы» рассматривая закопчённые стволы носовой башни главного калибра. Никто из офицеров не рискнул потревожить одиночество командующего Объединённым флотом, который только что расстался с иллюзией о неготовности врага к этой войне. Северные варвары оказались очень даже готовы к войне, попутно посрамив хвалёную разведку японского Генерального штаба. Первое же морское сражение показало тактическое преимущество и моральное превосходство русских, нисколько не испугавшихся боя с более многочисленным противником.
Тяжело вздохнув, Того повернулся и пошёл в ходовую рубку «Микасы», попутно пнув ногой неразорвавшийся снаряд малого калибра – «подарок» с «Разящего». Стальная болванка лишь лязгнула по металлу, откатившись в сторону с пути маленького желтокожего человечка.
– Кхм… Доктор, что там с вице-адмиралом? – кашлянув, спросил наместник. – Он сильно ранен?
– На первый взгляд, жизненно важные органы не задеты. Рассечены мышцы, имеется некоторая кровопотеря и вроде всё, – секунду подумав, врач выдал достаточно обстоятельный доклад. – Потребуется операция, чтобы извлечь застрявшие в тканях осколки. Но это уже на берегу, в госпитале.
«…Ну, слава Богу, и Старк пострадал не сильно. Полежит в госпитале, полечится, к весне, глядишь, пойдёт на поправку, – Алексеев прихлебнул из стакана чай. – Странное дело: из всех находившихся в рубке не пострадали всего лишь двое – я и Эбергард. Да и то флаг-офицер сломал руку, когда падал на пол, сбитый сразу двумя телами – моим и мичмана Эллиса. Эх, мичман, мичман…»
Генерал-адъютант вновь отхлебнул из стакана и замер, сидя в кресле-качалке, принесённом матросами откуда-то снизу прямо к носовой башне главного калибра. Среди хаоса обломков, разбросанных по верхней палубе, кресло смотрелось дикой нелепицей. Но вынесенный на руках из боевой рубки – от стресса, похоже, отказали ноги, мигом став ватными, – наместник наотрез отказался спускаться вниз, в лазарет.
Наскоро осмотрев Алексеева, доктор констатировал всего лишь синяки и ушибы, не опасные для жизни, и по приказу генерал-адъютанта удалился помогать другим раненым. Появился вестовой, притащив небольшой раскладной столик и водрузив на него перед обалдевшим наместником поднос со стаканом крепкого чая с сахаром и лимоном. Чай пришёлся весьма кстати, и, попивая напиток, генерал-адъютант постепенно приходил в себя, отходя от пережитого.
– А позови-ка, мне, братец, кого-нибудь из офицеров, – кряхтя и охая, Алексеев с трудом поднялся с кресла. – Поторопись, голубчик, христа ради.
Вестовой убежал, нырнув куда-то внутрь надстройки, а наместник огляделся вокруг уже совершенно иным взглядом оказавшегося на волоске от гибели человека.
Дымя пробитыми во многих местах трубами, «Цесаревич» семиузловым ходом вползал на внешний рейд крепости. Здесь уже стояли, бросив якоря у Тигрового полуострова, крейсера Рейценштейна: закопченные и обожжённые, с пробоинами и прочими разрушениями. Следом за флагманом тянулись остальные броненосцы эскадры, причём «Пересвет» пылал многочисленными пожарами и шёл с приличным креном, оставляя за кормой целое облако густого дыма.
– Боже, прям плавучий костёр какой-то, – пробормотал генерал-адъютант, мысленно ужасаясь состоянию корабля. – Неужели на нём остался хоть кто-то живой?
– Вы что-то сказали, ваше высокопревосходительство? – капитан 2-го ранга Шумов подошёл незаметно, словно призрак. – Извините, ваше высокопревосходительство, я не расслышал: после боя в ушах словно ваты понапихано.
– Отставьте, капитан, «превосходительство» для иных ситуаций, – неопределённо махнул рукой наместник. – Сегодня обращайтесь ко мне по имени-отчеству – так будет правильнее.
– Слушаюсь, Евгений Иванович, – если старший офицер броненосца чему-то и удивился, то не подал виду. – Какие будут приказания?
– Передайте контр-адмиралу Иессену мой приказ: начать восхождение на гору Фудзияма, – произнёс Алексеев, глядя офицеру прямо в глаза. – Капитан, этот приказ нужно передать слово в слово.
– Слушаюсь. Я подзову миноносец и с ним передам контр-адмиралу записку с вашим приказом, – козырнув, Шумов повернулся и быстрым шагом ушёл на корму.
Спустя где-то три часа «Ретвизан» поднял брошенный было якорь, и, сопровождаемый пятью истребителями 2-го отряда – «французами», взял курс на юго-восток. Следом за броненосцем поспешил вспомогательный крейсер «Ангара», выхода которого из гавани Иессен дожидался целый лишний час.
В двенадцати милях от Порт-Артура к этим двум кораблям присоединился «Боярин», ранее отделившийся от отряда крейсеров Грамматчикова. Сразу же после этого контр-адмирал отослал обратно в крепость пятёрку миноносцев сопровождения, а затем повернул со своим отрядом на юг.
Солнце коснулось краем диска западного горизонта, возвещая окончание короткого зимнего дня, и опустившаяся на море ночь надёжно укрыла русские корабли непроницаемой для чужого взора завесой темноты.
