Глава 19

Пару суток спустя, после того как командование эскадры и флота изучило рапорты командиров всех кораблей, участвовавших в операции, удалось восстановить примерную картину сражения. Благодаря подполковнику Ранцеву, дважды в день телеграфировавшему о положении дел южнее Бицзыво, штаб флота знал, что враг покинул данный район, так и не предприняв попытку высадиться на побережье. Немного помучившись, во время прилива японцы стащили с мели старый корвет, который во время боя был принят русскими моряками за транспортное судно.

– Сдаётся мне, Евгений Иванович, что японцы организовали ложную высадку, а я, дурак старый, повёлся на эту хитрость, словно мальчишка, – констатировал командующий флотом, в один прекрасный момент оказавшись с Алексеевым наедине на юте «Цесаревича». Осознав, что он, по сути, одержал самую настоящую пиррову победу, Макаров несколько дней ходил сам не свой, сильно переживая о погибших моряках и о потерях в корабельном составе. Наконец, вице-адмирал «созрел» для откровенности и признал собственную ошибку. – Провёл меня Того, причём сделал это столь грамотно, что у меня даже мысли не возникло об обмане.

– Полно вам, Степан Осипович, заниматься самобичеванием. Мы с вами люди, а люди имеют право совершать ошибки. Я вот, к примеру, тоже не без греха буду – закупил американские авто с тракторами, хотя мог бы потратить деньги с куда большей пользой, – помолчав, со вздохом ответил наместник. – Мог ведь купить и дальномеры, и станции беспроволочного телеграфа, и пулемёты, наконец… А то Меллер с офицерами намучился, приспосабливая трофейные китайские картечницы к нашим станкам… Поэтому не изводите себя, не нужно. Как бы японцы ни хитрили, они так же допускают ошибки, и, рано или поздно, пожнут результаты своих промашек.

«…Эх, знал бы ты, дорогой мой Степан Осипович, как я сейчас сожалею о том, что оставил эскадру зимовать в Порт-Артуре и не увёл её вовремя во Владивосток, – Алексеев вдруг ощутил нахлынувшую тоску и грусть, и ему стало так тяжело, что хоть вешайся. – А на душе у меня, друг мой, лежит даже не камень, а самый настоящий валун, ибо ведомо мне страшное будущее, что ждёт нашу Родину и Империю, если мы проиграем эту войну…»

Между тем с севера поступали тревожные известия: разгромив на реке Ялу Восточный отряд генерала Засулича, 1-я армия Куроки топала по просторам Маньчжурии на северо-запад, с каждым днём всё ближе и ближе приближаясь к Ляояну.

Войска противника, высадившиеся у Дагушаня, также двинулись вперёд, и генерал-адъютанту оставалось лишь гадать, повернут ли японцы на юг, в сторону Порт-Артура, или зашагают вперёд, к Ляодунскому заливу.

Корпус генерал-лейтенанта Стесселя – 1-й Сибирский – застрял где-то между Сюниченом и станцией Вафангоу, растянувшись вдоль железной дороги, и вот уже несколько дней практически не двигаясь с места. Алексеев, понимавший, что промедление смерти подобно, ежедневно бомбардировал штаб Маньчжурской армии встревоженными телеграммами, требуя подогнать Стесселя.

В ответ из Мукдена приходили неизменно оптимистичные и успокоительные ответы, обещавшие, что новый командующий 1-го Сибирского корпуса со дня на день двинет свои батальоны к Бицзыво. Требования же наместника напоминали глас вопиющего в пустыне, ибо Куропаткин неожиданно проявлял всё большую и большую несговорчивость.

Спустя ещё пару суток адмирал Того вновь предпринял попытку с помощью брандеров заблокировать проход на внутренний рейд. Для этой, третьей по счёту попытки запереть русский флот в Порт-Артуре, враг привлёк целую дюжину пароходов, два отряда истребителей, отряд миноносцев и четвёрку крейсеров Катаоки, усиленную «Асамой». Хотя неприятель разработал целую операцию по отвлечению внимания русских дозорных кораблей, в конечном итоге все усилия японцев пошли прахом.

Для начала, ещё на подходе к Порт-Артуру враг утерял момент внезапности: идя в темноте, один из начинённых взрывчаткой брандеров столкнулся с плавающей морской миной. В результате подрыва на мине произошла детонации «адской машинки», после чего судно попросту исчезло с поверхности моря. К тому же взрывная волна едва не опрокинула и один из истребителей, подходивший к пароходу с целью снять его экипаж.

С русского наблюдательного поста, расположенного на берегу, услышали грохот очень сильного взрыва и оперативно связались по телефону с объединённым командным пунктом на Золотой горе. Дежурный офицер – капитан 2-го ранга князь Ливен – не медлил ни секунды: сразу же объявил боевую тревогу на береговых батареях, дополнительно выслал в море ещё четыре истребителя 2-го отряда. Те, собственно, и обнаружили приближение неприятеля, первыми вступив в перестрелку с японскими миноносцами. Далее последовал суматошный ночной бой, завершившийся полным разгромом самураев.

Одна группа брандеров угодила на плотное минное поле в бухте Белый Волк, где ко дну пошли сразу три корабля. После этого два уцелевших судна попали под залпы нескольких береговых батарей с Тигрового полуострова, беспрепятственно расстрелявших прорывавшиеся вдоль берега пароходы.

Другая группа брандеров, подкрадывавшаяся со стороны бухты Тахэ, попала под огонь трёх канонерских лодок, а затем стала мишенью для торпедных атак семи русских истребителей. Кстати говоря, в самом проходе японцев поджидала засада из шести минных катеров, готовых потопить любое прорвавшееся вражеское судно.

В результате из девяти брандеров, участвовавших в атаке – два парохода отстали от своей группы ещё во время перехода, а один погиб на мине – удалось спастись всего трём, да и то лишь благодаря вступившему в бой отряду японских истребителей.

Желая отвлечь внимание артиллеристов с береговых батарей от брандеров, броненосный крейсер «Асама» с предельной дистанции открыл огонь по Электрическому утёсу, пытаясь поразить прожекторную станцию и позиции 15-й батареи. Русская батарея ответила минут через пять, за четверть часа выпустив по пять снарядов из каждой своей десятидюймовки.

Стрельба велась вслепую, практически наугад, по квадратам, и, разумеется, ни о каких прямых попаданиях в «Асаму» не могло быть и речи. Тем не менее один залп, лёгший в море в полукабельтове от японского корабля, заставил капитана 1-го ранга Ясиро поторопиться с отходом в море. Огонь «Асамы» также не отличался особой точностью – большая часть 203-мм снарядов падали с недолётом, глуша рыбу на мелководье, и лишь пять-шесть штук угодили в обращённые к морю склоны Золотой горы.

Успешное отражение атаки брандеров стало возможным благодаря уму и усилиям капитана 1-го ранга Рейценштейна, сумевшего наладить чёткое взаимодействие береговых артиллеристов и наблюдателей с подвижными корабельными дозорами. Именно Рейценштейн инициировал установку минных банок в бухте Белый Волк, по его же приказу были развёрнуты наблюдательные посты, оборудованные телефонной связью с командным пунктом на Золотой горе. В результате объединённый штаб обороны крепости мог более-менее контролировать часть побережья от мыса Ляотешань до бухты Тахэ включительно, чего, к сожалению, нельзя было сказать о береговой линии на западе и северо-западе полуострова.

Вечером следующего дня в Порт-Артур поступила телеграмма из Владивостока, по прочтении которой Алексеев долго и громко выражал свои эмоции. Впрочем, не он один – Макаров также употребил ёмкие и не менее образные выражения.

Проблема заключалась в том, что контр-адмирал Иессен решил сходить в залив Посьета для переговоров с сухопутным командованием, и для этой цели избрал флагманский корабль Отдельного отряда – «Победу». Словно назло, море оказалось окутано очень плотным туманом, вынудив моряков идти по счислению.

Вопреки возражениям командира броненосца, Иессен приказал держать ход в десять узлов, хотя данная скорость явно не соответствовала погодным условиям. Столь легкомысленное отношение контр-адмирала к навигационным вопросам грозило крупными неприятностями, поэтому капитан 1-го ранга Зацаренный не стал скрывать своего мнения.

Между адмиралом и его подчинённым возникло, скажем так, недопонимание, по слухам, едва не завершившееся вызовом на дуэль. Всё это привело к тому, что была пропущена точка поворота, в результате чего идущий в густом тумане корабль не успел разминуться с прибрежными скалами у мыса Брюса. Несмотря на то что в последнюю минуту старший офицер успел дать в машину команду «полный назад», а рулевой выкрутил штурвал влево, «Победа» помяла и распорола себе днище почти на четверть длины корпуса.

После столь глупого фиаско Иессену стало не до встреч с армейскими офицерами: приняв через пробоину более сотни тонн воды, броненосец пополз обратно во Владивосток, чтобы встать в док, который «Победа» покинула всего лишь неделю назад. Данная навигационная авария едва не оборвала карьеру начальника Отдельного отряда, на которого сразу же ополчились все завистники и недоброжелатели.

Вице-адмирал Макаров тотчас снял Иессена с должности, приказав Греве расследовать инцидент, выявить и наказать всех виновников происшествия. Во Владивосток срочно откомандировали Рейценштейна, без пяти минут контр-адмирала, назначив того врио командующего Отдельным отрядом. Капитана 1-го ранга Зацаренного временно, на период расследования, отстранили от командования кораблём. В свою очередь, в сложившейся ситуации Алексееву ничего не оставалось, кроме как согласиться со всеми кадровыми перестановками, инициированными штабом флота, да выслать Иессену ободряющую телеграмму от своего имени.

На следующий день после аварии у мыса Брюса порт наконец-то завершил ремонт «Севастополя». Закончив с «Севастополем», контр-адмирал Молас обещал в течение недели-другой ввести в строй и «Петропавловск» с «Полтавой», после чего бросить всех освободившихся мастеровых на модернизацию «Богатыря» и ремонт «богинь».

А пока что в приоритете начальника порта значилось полное восстановление боеспособности «Цесаревича» и «Пересвета». На очереди же стояли, требуя ремонта, около десятка повреждённых в последних боях истребителей, кроме того, было необходимо срочно заделать полуподводную пробоину на «Новике»… Слава богу, что некоторые командиры кораблей – Грамматчиков с Виреном – каким-то образом умудрились обойтись силами своих команд, работавших под присмотром инженеров порта и нескольких высококвалифицированных мастеровых.

Вечером 8 мая к берегу у деревни Сяньдьгоу вновь подошли японские транспорты, миноносцы и канонерские лодки, о чём штабс-капитан Войт незамедлительно сообщил в Порт-Артур. Объединённый штаб обороны тотчас запросил информацию о численности кораблей противника, объявил боевую тревогу на флоте и в гарнизоне крепости.

Рано утром 9-го числа поступила новая телеграмма, где говорилось о начавшейся бомбардировке русских позиций. Командир разведотряда затруднился с определением числа японских судов, так как на горизонте появлялись всё новые и новые транспорты.

В следующей телеграмме, отправленной около полудня, Войт сообщил, что неприятель начал высадку своих войск, и уже успел зацепиться за побережье. Впрочем, неудивительно, если учесть, что русские войска в этом районе – три батареи полевой артиллерии и один пехотный полк – были растянуты по побережью от мыса Сяохоукоузейцзы до самого Бицзыво.

Словно этого было мало, армейское командование в лице генерала Фока почему-то посчитало, что враг полезет в бухту Янтоува, и приказало установить две из трёх батарей на берегах именно этой бухты. Японцы же не стали соваться в заминированную бухту, предпочтя месить ногами ил у деревни Сяньдьгоу, слушая свист пролетающих над головами снарядов, выпущенных из орудий своих канлодок и крейсеров.

– Дождались варягов! – едва поздоровавшись с военачальниками, с места в карьер громыхнул Алексеев. – А ведь я извёл банку чернил, прося Куропаткина поторопить Стесселя! И что в результате?! То у Стесселя не хватало лошадей, то патронов, то он сам внезапно занедужил! Помню я, как он «болел» здесь, в Порт-Артуре!

– Ну да, если не понос, то золотуха, – подавив зевок, хмыкнул Макаров. Командующий флотом не спал всю ночь, так как далеко за полночь работал с документами, а тут объявили боевую тревогу, и вице-адмиралу стало не до отдыха. – Чёрт с ним, со Стесселем, господа! У нас есть проблема посерьёзнее, которую надо срочно решать, пока японцы не отсекли Порт-Артур от остальной Маньчжурии.

– Что же может быть серьезнее японского десанта, Степан Осипович? – искренне удивился комендант крепости, генерал-лейтенант Смирнов. – Поясните, пожалуйста.

– Не что, а кто, дорогой мой Константин Николаевич. И вы все, господа, так же прекрасно знаете, о ком именно я говорю, – тяжело вздохнул адмирал. – Не дай бог, если самураи запрут обоих великих князей в Порт-Артуре… Уезжать им обоим надо, и как можно скорее.

– Как же, уедут они. Пока есть, что выпить – чёрта с два они двинут с места, – пробормотал генерал-адъютант, пытаясь припомнить, когда же он в последний раз видел Кирилла с Борисом трезвыми. В памяти Алексеева неожиданно всплыла картинка из его недавнего сна: здоровенный бугай, то ли негр, то ли папуас, завёрнутый в рулоны обоев… Жаль, правда, что нельзя выпороть представителей императорской фамилии, как того бугая из сна. С другой стороны, выпороть, может, и нельзя, а вот вывезти из Порт-Артура – запросто. Надо лишь подойти к этому делу творчески, с умом и воображением. – Вы правы, Степан Осипович, великих князей нужно срочно отправить в Мукден… Я решу эту проблему, обещаю.

– Ловлю вас на слове, Евгений Иванович, – Макаров скептическим взглядом посмотрел на наместника, нахмурился, потеребил бороду. – Теперь о плохом… Я не стану выводить флот для отражения японского десанта… Всё, хватит, один раз мы уже попались в ловушку Того, и я больше не собираюсь лезть в расставленный для нас капкан.

– Значит, нас ждёт осада, такая же, как и полвека назад приключилась с Севастополем… А может – рванём на прорыв, а? – генерал-адъютант откинулся в кресле, побарабанил пальцами по столу, помолчал. – Если враг отрезает полуостров, и не остаётся никакого иного выхода, то я – за… Буду ждать вас с Петром Алексеевичем во Владивостоке, или же сам выйду на крейсерах к Цусиме, встречу на полпути.

– Нет уж, Евгений Иванович, сегодня не первый день войны, поэтому хватит вам рисковать своей жизнью, – возразил командующий флотом. – Мы с Петром Алексеевичем и Михаилом Павловичем и сами справимся… А вы езжайте в Мукден, и научите уму-разуму Куропаткина, а то как бы армейцы не пустили самураев к Харбину, а то и дальше.

– Экий вы пессимист, Степан Осипович, – покачал головой генерал-лейтенант фон Штакельберг, относительно недавно прибывший в Порт-Артур. – Недооцениваете вы нашего Александра Николаевича, ой как недооцениваете. Уверяю вас, что, как только из России начнут прибывать войска, Александр Николаевич погонит японцев так, что у тех только пятки засверкают.

– Как только с Балтики подойдёт подкрепление, дорогой мой Георгий Карлович, я тоже накостыляю Того по первое число. Третьего начну и первого закончу, уже следующего месяца, – на полном серьёзе ответил адмирал Макаров. – А пока что у нас некомплект (личного) состава, дюжина кораблей, не вылезающих из ремонтов вот уже четвёртый месяц, нехватка мощностей порта, проблемы со снарядами всех калибров и перспектива плотной морской блокады в самом ближайшем будущем. Я уже молчу о растущей минной угрозе и прочих факторах.

– Но вы же, моряки, придумали какой-то новый трал, защищающий корабли от мин, – припомнил генерал-лейтенант. – И с ремонтом вы почти закончили… Сами же давеча нам рассказывали.

– Никакой трал не защитит от мин, если их понаставят сотню штук на одну милю, а то и ещё поболее, – разъяснил командующий флотом. – А к этому всё и идёт.

– Канонерки, насколько я понимаю, с вами на прорыв не пойдут? – поинтересовался генерал-майор Белый, начальник крепостной артиллерии. – А миноносцы и неисправные корабли?

– Канлодки придётся оставить, так же, как и малые истребители и миноносцы, ну, и все пароходы вместе с минным транспортом, – тяжело вздохнул вице-адмирал. – Из мастеровых останутся только добровольцы…

– «Амур» надо обязательно забирать с собой, – перебивая Макарова, произнёс наместник. – Кто знает, как там, во Владивостоке пойдут дела.

– Пожалуй, мы так и сделаем, – командующий флотом бросил взгляд на адмирала Безобразова – тот молчал, задумчиво уставясь куда-то в пространство. – Пётр Алексеевич, а что это вы сегодня отмалчиваетесь?

– А… Да вот, Степан Осипович, призадумался тут маленько, – слегка вздрогнув, командующий эскадрой улыбнулся, после чего продолжил, обращаясь к армейским генералам: – Господа, вы все знаете, что мы, моряки, недавно перекрасили корабли в экспериментальные образцы маскирующих окрасов… И я вот стал задумываться, возможно ли подобным образом разрисовать шинели и гимнастёрки каждого пехотинца, перекрасить все наши орудия, лафеты, пулемёты?

«…Вот чёрт!!! Как же я мог позабыть такое!? Ведь во сне постоянно вижу солдат в пёстро раскрашенных мундирах! Море оттенков зелёного на любой цвет, коричневые, чёрные и жёлтые пятна! – Алексеев едва сдержался, чтобы не стукануть самого себя по лбу. – Иногда снятся бойцы в голубовато-сером, пятнами, с надписями ОМОН и СОБР на своих спинах… И винтовки у тех солдат хорошие – автоматические и многозарядные, словно новомодные датские ружья-пулемёты фирмы Мадсена… Эх, жаль, не успел прикупить этих самых „мадсенов“ штук сто, двести, а то и триста, с патронами. Огромное бы подспорье вышло для нашей пехоты…»

– Как это, разрисовать шинели и гимнастёрки? Зачем? – искренне изумился барон фон Штакельберг. – Как будет выглядеть солдат, если его гимнастёрку разрисуют, словно ваши крейсера с броненосцами – синими и чёрными треугольниками или волнистыми линиями? Это же будет не пехотинец, а самое настоящее чучело с огорода!

– А в какой цвет разрисовывать штаны, и нужно ли это делать? – в отличие от Штакельберга, генерал-лейтенант Смирнов уже привык к разным чудачествам моряков и постарался перевести вопрос в практическую плоскость. – Что делать с фуражками – красить их или нет?

– Господа, нет никакой нужды рисовать треугольники и волнистые линии, красить штаны и фуражки. Моя идея заключается в том, чтобы доступными средствами улучшить маскировку пехотинцев на поле боя, – улыбнулся вице-адмирал. – А также полевых пушек, насколько это возможно.

– Кхм… Пётр Алексеевич, вероятно, имеет в виду не геометрические фигуры, а цветовые гаммы, и вообще новый принцип маскирующего окраса, – не желая откладывать дело в долгий ящик, наместник сразу же ухватился за высказанную Безобразовым идею. – Сей принцип весьма простой: с помощью геометрических фигур и линий искажается силуэт и очертания объекта так, чтобы неприятель ломал голову над дистанцией до цели, а также не смог бы быстро определить скорость хода.

– Точное определение дистанции до цели – это важнейший элемент в современной военной науке, – тотчас заметил начальник крепостной артиллерии, явно заинтересовавшийся ходом мыслей вице-адмирала. – Без возможности точно определиться с дистанцией стрельба на дальние расстояния превращается в бестолковое расходование снарядов. Не говоря уже о разорении бюджета.

– Вот именно! Пустой расход боеприпасов врагом – это то, что нам нужно! – генерал-адъютант едва не подпрыгнул, сидя на стуле. – Благодаря идее Петра Алексеевича мы сможем заставить противника палить в белый свет как в копеечку!

– Сомнительно это как-то всё, – покачал головой комендант крепости. – Японцы не настолько дурные, чтобы не разглядеть наших позиций, даже очень хорошо замаскированных. Сколько бы мы ни перекрашивали пушки и пулемёты, после начала стрельбы любая маскировка позиций будет тотчас нарушена.

– Ну так соорудите ложные огневые позиции, дорогой вы мой, Константин Николаевич, – моментально отреагировал Алексеев. – Хотя нет… Если подпустить японцев под стены крепости, то рано или поздно, но они прорвут любую оборону. Уж очень упорный народец… Да и Дальний терять нельзя.

– Вы уж, пожалуйста, Евгений Иванович, уточните, где именно нам начинать строить эти самые ложные огневые позиции – под Киньчжоу или на Тафашинских высотах? – в разговор вновь включился генерал-лейтенант барон фон Штакельберг. – И что нам делать со штанами, шинелями и гимнастёрками? Красить или повременить? А если красить, то надо решить, в какие цвета.

– Вот как мы сделаем… Шинелями и прочими красками займётся тот, кто лучше нас с вами разбирается в разных, там цветовых гаммах – наш Василий Васильевич, храни Господь его здоровье, – секунду поразмыслив, произнёс наместник. – Вы же, Георгий Карлович, велите Фоку с Кондратьевым начинать возведение ложных позиций везде, где только возможно – и под Киньчжоу, и на Тафашинских высотах, и на горе Самсон. А я пошлю пакет с инструкциями для подполковника Телегина, который там, на месте, будет помогать и советом, и делом.

– Теперь о портах Талиенванского залива, – помолчав, продолжил генерал-адъютант. – Пётр Алексеевич, Константин Николаевич, чем сейчас занимаются минёры из крепостной роты военного ведомства?

– Минёры из крепостной роты… Честно говоря, я не знаю, – признался генерал-лейтенант Смирнов. – Наверное, заняты починкой своего заграждения из гальванических мин.

– Толку от крепостного заграждения никакого – вражеские брандеры и миноносцы шляются по нему, как у себя дома, хоть бы один какой подорвался, – нахмурившись, заявил командующий флотом. – Вы уж не обижайтесь, Константин Николаевич, но рота военного ведомства совершенно без пользы тратит взрывчатку и кабели.

– А я здесь при чём, Степан Осипович? – развёл руками комендант крепости. – Рота минёров прибыла в Порт-Артур в точном соответствии с нашими предвоенными планами…

– Стоп. Господа, давайте оставим споры о предвоенных планах для историков, – прервав генерал-лейтенанта, Алексеев акцентировал внимание военачальников на более насущных проблемах. – Нам ни в коем случае нельзя допустить, чтобы японцы проникли в Талиенванский залив, и смогли бы захватить тамошние порты.

– Поэтому приказываю: гальваническое заграждение отключить, роту крепостных минёров и команду плавсредств вместе с их шлюпками и катерами перебазировать в Дальний. Начальником этого отряда назначить капитана второго ранга Шульца, Константина Фёдоровича, – наместник глянул на посмурневшие лица молчавших подчинённых и после паузы продолжил: – Константин Николаевич, выделите в помощь Шульцу толкового инженера из гарнизона крепости, хорошо знакомого со взрывным делом… Задачу я им поставлю сам, на месте, в Дальнем.

– Ох, Евгений Иванович, опять вы с этой вашей секретностью и шпиономанией, – слегка улыбнувшись, покачал головой командующий флотом. – В Порт-Артуре давным-давно не осталось ни одного гражданского иностранца, а ваши жандармы наверняка уже знают в лицо всех здешних китайцев.

– К сожалению, ещё не всех. А вы лучше не ехидничайте, Степан Осипович, а меньше делитесь информацией о различных новинках. Даже здесь, в кругу своих, – на полном серьёзе ответил генерал-адъютант. – Не приведи господь, выкрадут самураи кого-нибудь из нас, Георгия Карловича, например, да разузнают, что русские испытывают какой-то новый минный трал.

Макаров погладил бороду, метнул на наместника гневный взгляд, но ничего не сказал: увы, Алексеев частенько словно предугадывал будущее. Чёрт знает, как это у него получалось. Вообще, за последние месяцы генерал-адъютант не переставал удивлять своими постоянными пророчествами о грядущем техническом прогрессе, и даже показывал вице-адмиралу какие-то футуристические рисунки огромных боевых кораблей и странных летательных аппаратов.

Кое-что из увиденного на рисунках так впечатлило Степана Осиповича, что тот специально переговорил с Моласом и подполковником Меллером на тему возвышенных трёхорудийных башен. Обсуждение данной идеи, впрочем, быстро свелось к необходимости изучить, для начала, опыт американцев по эксплуатации двухярусных башен на броненосцах «Кирсардж» и «Кентукки».

– А почему сразу меня? У меня адъютанты, вестовые, охрана из казаков – никаких лазутчиков ни за что не пропустят, – вскинул брови фон Штакельберг. – К тому же, случись не дай бог такое, я буду нем, как рыба. Не скажу ничего, хоть режь меня.

– Поверьте на слово – узкоглазые сумеют развязать язык любому, если это понадобится для пользы дела, – Алексеев внутренне содрогнулся, припомнив, как старичок– китаец впервые провёл сеанс иглотерапии. Наместник заорал словно резаный, когда знахарь воткнул иглу в какую-то там точку тела. Ротмистр Проскурин тогда испугался не меньше своего патрона – ворвался в спальню с двумя револьверами и едва не пристрелил китайского лекаря. Хорошо хоть, что не увидел крови и сообразил, что старичок не собирается причинить Алексееву зла. – Ладно, господа, война войной, а ужин должен быть по расписанию… Леонид Митрофанович, кликните официантам, чтобы начинали подавать еду.

«…Нет, нельзя нам уводить флот из Жёлтого моря. Как только уйдём, то это станет началом конца… Необходимо найти какое-то иное решение, – работая ножом и вилкой, генерал-адъютант поглядывал на жующих военачальников. Те помалкивали, с аппетитом наворачивая поданных на ужин жареных фазанов. – Если Того обманул Макарова, заманив Степана Осиповича в ловушку, то почему бы и нам не обмануть этого хитрого самурая?»

– Кхм… Пётр Алексеевич, а как обстоят дела с подъёмом орудий с «Боярина»? – наместник подождал, пока официанты убрали тарелки и подали чай, после чего обратился к командующему эскадрой.

– К сегодняшнему дню мы демонтировали и подняли все пушки – и стодвадцатимиллиметровые, и семидесятипятимиллиметровки, – ответил Безобразов, поставив чашку на блюдце. – Поднята часть боеприпасов, казна, личные вещи офицеров.

– А куда вы со Степаном Осиповичем планировали определить «бояринские» орудия? – поинтересовался Алексеев. – На канлодки?

– Сначала, как и планировалось, хотели поставить на канонерские лодки, по примеру «Манджура» с «Корейцем», – вице-адмирал покосился на командующего флотом: тот промолчал, буравя генерал-адъютанта пристальным взглядом. – Теперь думаем довооружить парочку крейсеров, но ещё не решили, как распределить.

– Лучше вернуться к первоначальному варианту – поставить орудия на «Отважный» и на «Гремящий», – произнёс наместник. – В результате мы получим четыре канонерские лодки, способные решить определённую тактическую задачу…

– Евгений Иванович, что вы задумали? – перебивая, спросил Макаров. – Я ведь вижу, что вы что-то там да придумали, а сейчас томите нас в ожидании. Говорите, пожалуйста, не молчите.

– Честно говоря, Степан Осипович, мой план больше напоминает форменное самоубийство, и, если мы его осуществим, то потери в корабельном и личном составе будут огромнейшие. Как у нас, так и у неприятеля, – тяжело вздохнул Алексеев. – В общем, господа, слушайте, что я хочу предложить…

– …Это действительно самое настоящее самоубийство! Если отряд канлодок столкнётся с хорошим японским крейсером или броненосцем, то мы потеряем не один и не два корабля, а весь отряд целиком, – спустя десять минут заявил командующий флотом. – Но мне нравится ваш план, Евгений Иванович, нравится лихой дерзостью, наглостью и решительностью.

– А что, если включить в состав отряда «Бобр»? – неожиданно предложил Безобразов. – Поставим на «Отважный» с «Гремящим» по две стодвадцатимиллиметровки, а не по три.

– Нужно возвратить на «Манджур» с «Корейцем» их старые кормовые шестидюймовки, и за счёт высвободившихся пушек вооружить «Бобра», – мгновенно отреагировал Макаров. – Пётр Алексеевич, как вы думаете, сколько дней понадобится для ремонта «Сивуча»?

– Здесь всё зависит от того, сколько людей выделит Михаил Павлович, – пожал плечами командующий эскадрой. Выброшенная на берег канонерская лодка силами китайских рабочих была возвращена в родную стихию ещё неделю назад, но её ремонт не входил в приоритеты порта. – Котлы и машины «Сивуча» в полном порядке, каземат устоял, фальшборт, трубу и мачты мы восстановим быстро… Немного погнут один из винтов, но, думаю, мастеровые быстро его исправят.

– Мачты лучше не восстанавливать, а взять и срубить их на всех канонерках к чертям собачьим, на случай, если придётся уходить вдоль берега и прятаться по заливам и бухтам, – заметил генерал-адъютант. – Далее… Добавьте по паре скорострелок Канэ на каждую из лодок, а перед операцией командирам придётся оставить на берегу часть штатных плавсредств. Сами знаете, что у японцев очень эффективные фугасные снаряды.

– Хм, а если нам послать вперёд канонерок «Новика»? – командующий флотом пригладил свою бороду, бросив взгляд на Безобразова. – И не одного, а со всеми исправными истребителями первого отряда.

– Думаю, Степан Осипович, что «Новик» ой как вам пригодится для баталии с крейсерами Того и Девы, – покачал головой наместник. – Как и истребители первого отряда.

– Хорошо, обойдёмся одними «соколами» и старыми миноносцами, – согласился Макаров, берясь за фарфоровую чашку. – Господа, давайте наконец-то насладимся чаем с медком, а потом хорошенько подумаем, каким образом увести Того подальше от Эллиотов.

Глубокой ночью во Владивосток полетела срочная телеграмма, предписывающая врио начальника Отдельного отряда немедленно готовиться к выходу в море. Где-то под утро из Порт-Артура началась отправка ещё одной телеграммы, в которой содержалась подробная инструкция для без пяти минут контр-адмирала Рейценштейна. Третья телеграмма ушла в десятом часу утра и удивила многих: Алексеев продавил-таки назначение для своего любимчика Иессена, дав тому шанс полностью восстановить пошатнувшуюся было репутацию ответственного начальника.