Глава 12

Во второй половине дня 15 февраля сигнальщики «Ангары» заметили облачко дыма, возникшее слева по корме вспомогательного крейсера. Предположив, что обнаружен очередной японский или нейтральный транспорт, капитан 2-го ранга Сухомлин приказал повернуть на семь румбов влево и увеличить ход, чтобы сблизиться с неизвестным кораблём. Спустя примерно полчаса сигнальщики доложили, что наблюдают силуэт транспортного судна, а на горизонте появилось ещё одно облачко дыма.

Встреченный пароход продолжал идти своим прежним курсом, никак не реагируя на приближение «Ангары». Вскоре сигнальщики разглядели красный британский торговый флаг, и капитан 2-го ранга Сухомлин приказал объявить боевую тревогу. Спустя некоторое время второе облачко дыма на горизонте постепенно материализовалось в мачты и трубы военного корабля, приближавшегося к британскому транспорту с другого борта.

Сухомлин не стал тянуть время, приказав немедленно телеграфировать Иессену о появлении вражеского крейсера. Судя по тому, что незнакомый крейсер изменил курс и прибавил ход, на нём также опознали «Ангару». Минут пять спустя радиотелеграфисты доложили капитану 2-го ранга, что перехвачена передача с «Нийтаки» – японцы передавали координаты русского корабля.

Увеличивая ход, «Ангара» развернулась, ложась на курс 68 ONO, в расчёте подвести японский крейсер под главный калибр «Ретвизана». «Нийтака» также увеличила ход, постоянно телеграфируя курс и скорость убегающего вспомогательного крейсера. Началось соревнование машин и котлов, противостояние кочегаров и машинистов.

Получив радиограмму Сухомлина, контр-адмирал Иессен заглянул в справочник по японскому флоту и призадумался. «Ангара» имела все шансы выиграть гонку у новенького японского крейсера ещё до наступления темноты, благо изначальная дистанция между кораблями не позволяла врагу сразу же задействовать свою артиллерию. Если, конечно, к погоне не присоединится какой-нибудь более быстроходный «японец», или «Ангара» не окажется между молотом и наковальней. Такой вариант исключался, так как с «Боярина», находившегося в тридцати пяти милях восточнее бывшего парохода ДоброФлота, не поступало радиограмм об обнаружении поблизости кораблей противника.

Посовещавшись с командиром «Ретвизана» Щенсновичем, контр-адмирал принял решение не присоединяться к гонке крейсеров. Броненосец находился в двадцати трёх милях на зюйд-ост от «Ангары», конвоируя пару призов-угольщиков, захваченных отрядом Иессена. Наличие этих двух угольщиков позволяло русским кораблям крейсировать в океане ещё три недели, наводя шороху на коммуникациях противника. В случае же потери угольщиков отряду Иессена пришлось бы возвращаться в Порт-Артур, либо заходить для пополнения запасов топлива в один из нейтральных портов – в Циндао, Манилу или в какой-нибудь китайский порт.

Как и предполагал Иессен, у «Нийтаки» не получилось догнать «Ангару», причём на это совершенно не повлияла подступавшая темнота. Японцы прекратили погоню сразу же после того, как в эфир вышел «Боярин», сообщивший, что он идёт навстречу вспомогательному крейсеру. Скорее всего, командир «Нийтаки» сообразил, что где-то поблизости находится и «Ретвизан», способный потопить его корабль парой удачных попаданий из обуховских двенадцатидюймовок. Японский крейсер отвернул на север, телеграфируя об обнаружении всего русского отряда.

Едва на мостике броненосца успели перевести дух, как неожиданно «заговорила» радиостанция крейсера «Токива». Флагман адмирала Мису находился всего в пятнадцати милях к югу от группы «Ретвизана» и на всех парах стремительно спешил на соединение с «Нийтакой»! Иессену сразу же стало ясно, что предстоит бой – трофейные угольщики никак не успевали убраться с курса японского корабля.

Набирая ход, «Ретивизан» лёг на курс 135 SO, и вскоре противники увидели друг друга. Несколько минут спустя произошло взаимное опознание противников, после чего радиостанция «Токивы» разразилась длинной радиограммой с указанием курса и скорости русского броненосца. Радиотелеграфисты «Ретвизана» ожидали подобного, и, следуя приказу Щенсновича, тотчас принялись перебивать передачу броненосного крейсера «большой искрой».

Пока шло сближение основных противников, оба призовых угольщика, натужа котлы и машины, удалялись на северо-восток. В паре десятков миль севернее «Боярин» присоединился к «Ангаре», и оба корабля какое-то время шли на норд, а затем стали склоняться на курс 23 NNO. «Нийтака» продолжала слежку за русскими, периодически выходя в эфир, но держась на почтительном расстоянии в пятьдесят пять кабельтовых. Вскоре на северо-западе появилось облачко дыма, быстро растущее, несмотря на очень сильное волнение на море…

Сильно рискуя, «Токива» сблизилась с «Ретвизаном» на пятьдесят кабельтовых, и японцы открыли огонь левым бортом – главным и вспомогательным калибрами.

Русский броненосец моментально ответил, также введя в действие башенные двенадцатидюймовки и все шестидюймовки правого борта. Через пару-тройку минут Иессен приказал Щенсновичу развернуться через левый борт на четырнадцать румбов и лечь на параллельный курс по отношению к противнику – контр-адмирал не желал давать врагу преимущество, сближаясь с «Токивой» на тридцать-сорок кабельтовых.

На повороте в «Ретвизан» угодило сразу три снаряда – один 203-мм и два 152-мм – не нанёсшие кораблю существенных повреждений. Разрушенный адмиральский салон и две вмятины на бронеплитах – это сущая ерунда по сравнению с продырявленной дымовой трубой «Токивы» и аккуратной пробоиной прямо на ватерлинии под носовым торпедным аппаратом. Более быстроходный японский броненосный крейсер, который и так шёл против волны, зарываясь баком, стал принимать в корпус тонны воды, теряя своё преимущество в скорости в пару-тройку узлов.

Флагман Мису отвернул на пару румбов влево, чтобы вести бой на параллельно-расходящемся курсе, срывая русским быструю пристрелку. Следующие минут десять противники добросовестно опустошали погреба, засыпая океанские просторы снарядами всех калибров, так и не добившись ни одного попадания друг в друга. Затем комендоры пристрелялись, и попадания пошли одно за другим.

В «Ретвизан» угодило штук пять снарядов, не считая рикошета от крыши кормовой башни. В «Токиву» попало чуть меньше – всего четыре снаряда, но один из них угодил в боевую рубку, рядом со смотровой щелью, оглушив и контузив всех находившихся в тот момент в этом помещении. К сожалению, бронебойный снаряд главного калибра «Ретвизана» не смог пробить стенку рубки толщиной в четырнадцать дюймов крупповской брони, и спустя какое-то время адмирал Мису и командный состав крейсера восстановили управление боем.

Как только облако дыма на горизонте материализовалось во второй японский крейсер, капитан 2-го ранга Сарычев приказал «Ангаре» срочно ложиться на обратный курс. После этого «Боярин» повернул на девять румбов на вест, выжимая из машин всё, на что было способно детище верфи «Бурмейстер ог Вайн». Японцы, видимо, сильно удивились неожиданным маневрам русских кораблей и в течение четверти часа не меняли свой курс. Затем «Нийтака» развернулась, легла на параллельно-сходящийся курс, идя на сближение с «Боярином».

Противники открыли огонь друг по другу с сорока пяти и сорока кабельтовых соответственно, но в течение десяти минут так и не добились ни одного прямого попадания. Скорее всего, на меткость комендоров повлияли нервозность и сильное волнение моря, превратившее оба крейсера в очень неустойчивые артиллерийские платформы.

Минут десять спустя после начала стрельбы Сарычев решил не искушать судьбу, и приказал повернуть на зюйд, чтобы идти на соединение с флагманом. «Нийтака» повернул следом за «Боярином», но с погоней не торопился, ожидая, когда к нему присоединится «Акаси» – второй японский крейсер.

Заметив, что огонь «Токивы» неожиданно ослаб – после попадания в стенку боевой рубки, – Иессен приказал увеличить ход на один узел и повернуть на один румб вправо. После этого маневра началось проникновение воды во внутренние помещения, так как идя против волны почти полным ходом, «Ретвизан» раз за разом зарывался баком, потоки воды и пены добегали до носовой башни. Зато теперь вражеские комендоры стали безбожно мазать – снаряды ложились с недолётом и сильным рассеиванием, поднимая султаны воды в двух-трёх сотнях метров от броненосца.

– Ваше превосходительство, японцы снижают ход! – выслушав доклад сигнальщика, Щенснович резко повернулся к командующему. – Ей-богу, снижают! Видать, вкатили мы им, и вкатили весьма знатно!

– Обождите радоваться, Эдуард Николаевич, – не опуская бинокля, озабоченным голосом отозвался Иессен. – Мы едва выжимаем по такой погоде узлов шестнадцать, и не дай бог, если появится ещё один броненосный крейсер противника… Лейтенант, как там дела у наших угольщиков?

– Ещё полчаса, ваше превосходительство, и они скроются за горизонтом, – отозвался лейтенант Развозов, периодически отвлекавшийся для наблюдения за призами.

– Хорошо. Эдуард Николаевич, телеграфируйте на «Боярин», чтобы Сарычев не слишком усердствовал, – секунду подумав, произнёс контр-адмирал. – Пусть отрывается от японцев, пока не наступили сумерки.

Вскоре сигнальщики «Ретвизана» засекли на юге облачко дыма, а пару минут спустя после этого «Токива» неожиданно повернула через левый борт почти на шестнадцать румбов, расходясь с «Ретвизаном» на контркурсе. Подозревая, что на горизонте появился ещё один вражеский броненосный крейсер, Иессен велел немедленно повернуть на ост. Противники стали удаляться друг от друга, продолжая вести огонь.

Русские так и не узнали, что маневр флагмана адмирала Мису был вынужденной мерой – пробоина в носу на ватерлинии не позволяла кораблю идти против волны со скоростью более десяти узлов. Поэтому «Токива» повернула на соединение с крейсерами «Сума» и «Чиода», подходившими с юга. Оба этих крейсера не являлись сколь-нибудь серьёзными противниками для «Ретвизана», и в случае боя с броненосцем имели все шансы героически погибнуть, прикрывая свой теряющий ход флагман.

Воспользовавшись погодными условиями и небольшим преимуществом в скорости, «Боярин» также вышел из боя, заняв позицию на траверзе «Ретвизана» уже после наступления ночи. Спустя час к маленькому русскому отряду присоединились оба трофейных угольщика, избежавшие участи быть потопленными своими прежними хозяевами и союзниками. А утром на горизонте обнаружилась и «Ангара», занятая погоней за подвернувшимся под руку американским пароходом.

«Американец», как выяснилось, вовсе не собирался убегать от досмотра, и послушно застопорил ход по первому же требованию русских. Но, едва досмотровая команда с «Ангары» поднялась на палубу нейтрального парохода, сигнальщики «Боярина» подняли тревогу – на вест-норд-весте показался трёхтрубный японский крейсер. Досмотр американского судна пришлось прервать, возвратив моряков обратно на борт «Ангары».

Спустя четверть часа после обнаружения «Нийтаки» – её опознали очень быстро – на западе появился ещё один японский крейсер, на этот раз двухтрубный. Затем радиотелеграфисты доложили Иессену об интенсивном радиообмене между несколькими кораблями противника, большая часть из которых находилась за линией горизонта. Несложно было догадаться, что японцы передают координаты, курс и скорость русских на «Токиву» и на остальные крейсера своего отряда.

Понимая, что в случае появления ещё одного-двух кораблей врага стряхнуть погоню с хвоста станет крайне сложно, Иессен ввёл в действие заранее разработанный на подобный случай план. Подняв пары, «Ретвизан» с «Боярином» на полной скорости двинулись в сторону японцев, демонстрируя намерение навязать бой. Как и ожидалось, противник не рискнул принимать бой, что было бы форменным самоубийством для той же «Нийтаки», и предпочёл начать быстрый отход на норд-вест.

Как только броненосец и крейсер второго ранга скрылись за горизонтом, «Ангара» с двумя угольщиками резко изменили курс, повернув на юго-восток. Идя этим курсом в течение всего светового дня, русские не встретили ни одного корабля противника, как, впрочем, и ни одного нейтрального судна. А с наступлением ночи капитан 2-го ранга Сухомлин приказал отряду повернуть на ост, и спустя пару суток вспомогательный крейсер затерялся на просторах Тихого океана.

Как Иессен и рассчитывал, погоня за «Нийтакой» и за «Акаси» продолжалась почти целый день и завершилась безрезультатно. Японцы благополучно избежали участи быть потопленными более сильным противником, а русские обеспечили отрыв «Ангары» и призовых угольщиков. Теоретически «Боярин» имел шанс догнать «Акаси», и даже навязать врагу бой, но контр-адмирал приказал Сарычеву не подвергать корабль излишнему риску. Случись попадание крупнокалиберного снаряда куда-нибудь в котельное или машинное отделение – и шедевр датского кораблестроения моментально превратится из стремительного бегуна в хромоногого инвалида.

Посматривая на часы, Иессен со Щенсновичем в любой момент ожидали появление на горизонте броненосного крейсера противника, возможно даже не одного. Однако время тянулось час за часом, но от «Токивы», как говорится, и след простыл. Поэтому во второй половине дня «Ретвизан» стал постепенно снижать скорость, а после наступления ночи вообще сбросил ход до парадных восьми узлов.

Отряд изменил курс и за ночь ушёл далеко на юг, оторвавшись от назойливого внимания со стороны самураев. Ни контр-адмирал, ни его штаб и представить себе не могли, что в этот самый момент флагман Мису тащился на десяти узлах в ближайший японский порт, сопровождаемый «Чиодой» и «Сумой». Действия же «Акаси» и «Нийтаки» являлись прикрытием для отхода «Токивы» из квадрата, где оперировали русские рейдеры.

Рассвет принёс Иессену очередной приз в виде голландского парохода, идущего в Кобе с грузом риса и прочего продовольствия. Но главной ценностью приза являлись не мешки с рисом и широкий ассортимент разнообразных консервов, а угольные ямы, заполненные на три четверти.

Отведя пароход на сотню миль к зюйд-весту, русские моряки перегрузили с «голландца» почти пять сотен тонн угля, сняли команду и некоторое количество продовольствия, после чего со спокойной совестью пустили пароход ко дну. Крейсерство «Ретвизана» и «Боярина» продолжилось, и вскоре у островов Рюкю бесследно исчезло два японских транспорта и один небольшой каботажник.

Спустя несколько дней резко прыгнули вверх стоимость фрахта и страхование кораблей и грузов, идущих в Страну восходящего солнца. На мировых биржах началось падение акций японских компаний и предприятий, едва не перешедшее в обвал. Чтобы не допустить финансовой катастрофы, токийское правительство было вынуждено запросить в Сити очередной займ, и Лондон, скрипя зубами, пошёл навстречу своему азиатскому союзнику.

– Здравствуйте, Степан Осипович, – спустившись по ступенькам, генерал-адъютант протянул руку Макарову, стоявшему у вагона ближе всех остальных. Адмиралы обменялись рукопожатиями, после чего Алексеев поздоровался по имени-отчеству и пожал руки военачальникам, собравшимся встречать прибывающий в Порт-Артур поезд наместника. – Господа, в следующий раз прошу вас не налегать на парадный официоз, чтобы не привлекать внимания со стороны японских шпионов.

– Как прикажете, ваше высокопревосходительство, – с лёгкой иронией в голосе произнёс врио начальника эскадры. – Думается, вражеские шпионы хорошо знают в лицо каждого из нас, и форма одежды особого значения не имеет.

– Ох, Евгений Иванович, опять вы с этой вашей шпиономанией, – покачал головой Верховский, здороваясь с Макаровым. – Сами же давеча говорили нам, что в Порт-Артуре не осталось ни одного иностранного шпиона.

– Лучше перестраховаться, Владимир Павлович, чем потом долго мучиться от угрызений совести, – ответил Алексеев, бросив оценивающий взгляд на группу генералов и адмиралов. – Один-единственный шпион с парой «наганов» может натворить столько дел… Степан Осипович, что-то я не вижу Моласа. С ним всё в порядке?

– Михаил Павлович сегодня утром ушёл на «Баяне» с тремя крейсерами для разведки в район островов Мяотао, – пояснил Макаров. – Вернётся во второй половине дня, если, конечно, не пересечётся с японцами. Если же по пути встретит врага, имеет приказ действовать на собственное усмотрение по обстановке.

– И насколько у Михаила Павловича велик шанс подраться с противником? – поинтересовался вице-адмирал Безобразов, пожимая руку врио начальника эскадры.

– Японцы приходят на наш внешний рейд почти каждую ночь и околачиваются там до самого рассвета, – тяжело вздохнул Макаров. – Днём же появляются редко, если приходят, то большими силами – броненосцами и крейсерами. Не думаю, что Михаилу Петровичу повезёт сегодня завязать бой с Того, ибо с утра горизонт был чист, аки лист белой бумаги.

– И вы, Степан Осипович, позволяете японцам просто так гулять по внешнему рейду, как у себя дома? – вскинул брови Верховский.

– У меня, Владимир Павлович, на сегодняшний день в ремонте стоят дюжина истребителей, два броненосца и один крейсер, – нахмурился Макаров. – Если мы, не дай бог, начнём гоняться за японцами по ночам, то число неисправных единиц будет возрастать с каждым днём. Я считаю недопустимым размен повреждёнными кораблями один к одному, не говоря уже о размене потерями с таким же счётом.

– Полностью поддерживаю позицию Степана Осиповича, – поспешил заявить генерал-адъютант, в зародыше гася вероятный конфликт. – С врагом следует воевать по своим собственным правилам, а не по его… Господа, предлагаю продолжить наш разговор у меня во дворце.

Во дворце наместника гостей первым делом накормили отменным обедом, включавшим в себя изысканные блюда китайской кухни. Затем армейские генералы по очереди отчитались о состоянии дел во вверенных им войсках, о проделанной силами личного состава работе по укреплению позиций на подступах к Дальнему.

По окончании доклада начальника крепостной артиллерии Макаров предложил изъять с береговых батарей все мортиры и отправить их на Тафашинские позиции или куда-нибудь под Киньчжоу. А ещё лучше – на гору Самсон. Пока ещё есть такая возможность, ибо от стрельбы из мортир по быстроходным морским целям нельзя ожидать ничего путного, кроме бессмысленного расхода боеприпасов.

Генерал-майор Белый тотчас принялся возражать, доказывая, что мортиры обязательно покажут себя в случае десанта противника на ближних подступах к Порт-Артуру, например, на Тигровом полуострове. Врио начальника эскадры охарактеризовал данное предположение не очень приличным словом, между военачальниками возникла небольшая перебранка, и Алексееву пришлось вмешаться, чтобы прекратить недоразумение.

Тем временем с Золотой горы пришло донесение, что крейсера возвращаются из разведки, так и не обнаружив у островов Мяотао никаких следов присутствия противника. Услыхав эту новость, Верховский изъявил желание немедленно посетить все четыре корабля, пообщаться с Моласом, Виреном и другими офицерами эскадры. Пойдя навстречу желанию главы комиссии, наместник не стал тратить время на чай с пирожными, и адмиралы отправились в порт.

Первыми в гавань вошли «Амур» и «Енисей», проводившие минирование на подступах к Порт-Артуру. После них в проход втянулись «Диана», «Варяг», истребители 1-го отряда, прикрывавшие минные заградители. Собравшиеся на пристани адмиралы потеряли терпение, и, перейдя на борт «Буракова», вышли на нём на внешний рейд.

Спустя какое-то время члены комиссии ступили на палубу «Баяна», где их приветствовал короткий строй офицеров – командный состав крейсера. Началась, как позднее выразился по этому поводу Макаров, тягомотина с расшаркиваниями и представлениями, завершившаяся лишь у причальной стенки в Восточном бассейне.

То же самое вскоре повторилось на палубах «Богатыря», «Новика» и «Аскольда», которые стали следующими целями Верховского и его златопогонной свиты. Остаток дня прошёл без толку, Алексеев был очень зол и с трудом сдерживал себя, чтобы не наорать на столичных шишек, из-за которого наместник не мог заняться другими, более важными вопросами.

В течение следующих пяти дней Верховский с Безобразовым побывали почти на всех кораблях эскадры крупнее истребителя, знакомясь с состоянием материальной части, беседуя с офицерским составом. В течение этих пяти дней, словно испугавшись грозной петербургской комиссии, японцы ни разу не появились под Порт-Артуром. Прекратились как ночные набеги вражеских миноносцев, так и дневные визиты крейсеров, не говоря уже о фланировании на горизонте броненосцев противника.

Пользуясь моментом, «Амур» и «Енисей» завалили минами дальние подступы к внешнему рейду, выставили несколько заграждений в бухтах Луизы и Десяти Кораблей. Осуществляя дальнее прикрытие этих постановок, отряд Моласа дважды выходил в море, каждый раз готовясь к встрече с врагом. Тщетно – японцы так ни разу и не появились, и генерал-адъютант начал изводить себя нехорошими мыслями и предположениями.

Наконец, 19 февраля в Порт-Артур пришла телеграмма из Шанхая, сообщавшая о гибели двух русских кораблей – броненосца «Ретвизан» и крейсера «Боярин» – в бою с эскадрой адмирала Мису. В телеграмме сообщалось, что информация поступила из заслуживающих доверие источников в американском консульстве, и была подтверждена в частном разговоре с одним из агентов британской разведки. В то же самое время в телеграмме ни словом не было упомянуто об «Ангаре», словно этого корабля и не существовало в реальности.

На следующий день, 20 февраля, у северного побережья Формозы произошло рандеву двух крейсеров итальянской постройки с отрядом, высланным им навстречу. Остаток пути до Сасебо «Касуга» и «Ниссин» проделали под конвоем «Асахи», «Иосино» и четвёрки вспомогательных крейсеров Соединённого флота. Шесть дней спустя вышеупомянутые корабли Первой эскадры возвратились в её состав. Ещё спустя восемь дней «Касуга» и «Ниссин» добрались до Йокосуки, после чего Того Хэйхатиро наконец-то смог перевести дух.

– Ага, вот вы где, Евгений Иванович, – произнёс за спиной хорошо знакомый голос. – Признаться, насилу вас нашёл… Спасибо, прапорщик какой-то подсказал, что вы здесь закатом наслаждаетесь.

– Некогда мне, Владимир Павлович, закатами любоваться, – обернувшись к Верховскому, вздохнул Алексеев. – Забот, как вы видите, невпроворот – приходится за всем следить, всё проверять.

– Подчинённым, значит, не доверяете, – покачал головой глава столичной комиссии. – Ох, и въедливы же вы, Евгений Иванович, как я погляжу.

– Почему же не доверяю? Доверяю, – пожал плечами наместник. – Но с некоторых пор в основу моего доверия положена хорошо известная пословица, которая гласит: доверяй, но проверяй.

– И что же вы проверяете здесь, на Золотой горе? Наблюдателей или пушкарей? – с нотками любопытства в голосе поинтересовался Верховский. – Сигнальщики вроде все на своих местах, бдят, да и артиллеристы готовы к бою в любой момент.

– А вы, Владимир Павлович, любопытства ради загляните в этот блокгауз, – улыбнулся генерал-адъютант, отступая в сторону и давая возможность столичному вице-адмиралу войти внутрь. Двое часовых у дверей вытянулись во фрунт, пожирая глазами высокое начальство.

– Телефонные аппараты, как я понимаю, здесь не ради красоты расставлены, – осмотревшись внутри, спустя минуту заметил Верховский. – И обзор отсюда великолепный – все подходы с моря как на ладони.

– К сожалению, не имеется возможности для оборудования беспроволочной телеграфной станции, – тяжело вздохнув, с грустью в голосе произнёс Алексеев. – Увы, ни в Порт-Артуре, ни в Дальнем так и не нашлось ни одного лишнего радиотелеграфа… Право, не снимать же аппарат с какого-нибудь корабля эскадры.

– Заказать за границей не пробовали? – усмехнулся глава столичной комиссии. – Купить, как вы покупали американские авто и трактора.

– Купить-то можно, но, к сожалению, исполнение заказа и доставка его по суше займёт слишком много времени, – развёл руками наместник. – Японцы, помяните моё слово, выпрыгнут из штанов, но отрежут крепость от материка… месяца через три, я думаю.

– Вижу, что вы не доверяете и полководческим талантам нашего бывшего военного министра, – выдержав минутную паузу, констатировал Верховский, а затем резко сменил тему разговора. – Признаюсь, удивили вы меня, Евгений Иванович, ой как удивили… Я ведь, пока ехал сюда, грешным делом счёл, что вы со своими экспериментами обязательно подорвёте боеспособность флота… Однако на деле всё получилось наоборот: благодаря вашей самодеятельности, да ещё и за свой счёт, нам удалось сцапать японцев за шкирку.

«…Ага, как же – мы пахали… Думается, в Петербурге ты, Владимир Павлович, запоёшь арию из совершенно другой оперы, – мысленно чертыхнулся генерал-адъютант. – Жандармы-то мои не зря свой хлебушек кушают – читал я твои телеграммы Авелану, где ты на меня возводил всяческие поклёпы…»

– У меня сложилось прямо противоположное мнение на этот счёт, – возразил Алексеев. – Это японцы сцапали нас за лацканы и пытаются удушить в кольце морской блокады. Пока, правда, получается у них не очень, но как только враг перережет сухопутный коридор с Россией…

– Ох, и пессимист же вы, Евгений Иванович. Неужели вы считаете, что государь император назначит командовать армией какого-нибудь дилетанта? – улыбнулся визитёр из столицы. – Я вот нисколько не сомневаюсь, что Куропаткин накостыляет япошкам в два счёта и пройдёт победным маршем по всей Корее прямиком к Цусимскому проливу.

– Поверьте, каждый моряк будет искренне рад поздравить Александра Николаевича с выходом к Цусиме, – с сарказмом в голосе произнёс наместник. – Скажу больше: радости моряков не будет границ, если к этому времени флот усилится подкреплением с Балтийского моря… Владимир Павлович, ещё не поздно развернуть эскадру Вирениуса обратно. Попросите государя вмешаться, убедите его, что следует отменить приказ Адмиралтейства о возвращении Андрея Андреевича на Балтику.

– Вирениуса, действительно, было бы хорошо развернуть обратно. Я отправлю телеграмму Авелану, и, думаю, он прислушается к голосу разума, – после небольшой паузы согласился Верховский. – Но позвольте спросить, Евгений Иванович, зачем вы распылили ваши же броненосцы по дальним театрам, вместо того чтобы держать силы в едином кулаке? Зачем, спрашивается, было отправлять «Победу» во Владивосток, если она нужна здесь, в Порт-Артуре?