– Эй, вставай, подъём! – голос одного из солдат выбросил Скира в реальный мир. Толком не понимая, что происходит, он спрыгнул с телеги и по полено погрузился в холодную воду.

– Толкай, пацан. Давай, шевелись, – неслись крики отовсюду. Телега завязла шагах в шести-семи от берега – точно посередине какой-то речушки. Скир ухватился за одну из поперечных жердей и принялся толкать. Минут через пять все выбрались на берег.

– Проверьте колёса. Посмотрите, не намокли мешки? – распоряжался Осмос. – В порядке? Тогда едем.

Обоз медленно тронулся. Скир снова забрался на «свою» повозку и, сняв штаны, старательно их отжал. Покончив с этим, он решил осмотреться. Они ехали не по одному из больших торговых трактов, а по заброшенной лесной дороге. Примятая трава выгибалась и хлестала по ногам. От прикосновений чертополоха, душника и крапивы кожа на ногах начала нестерпимо жечь и чесаться. Скиру пришло в голову, что если он не будет поднимать ноги и почёсываться, то этим проявит силу воли и ещё больше приучит себя к тяготам походной жизни. Спустя час он решил, что воля его закалилась вполне достаточно. Потирая распухшие щиколотки, парень разглядывал своих спутников. Вернее, спутника.

Осмос и с ним двое солдат ехали впереди, ещё двое – по бокам, и двое – в самом хвосте, шагах в двадцати от последней телеги. Рядом оказался только Ривк на небольшой тощей лошадёнке. Прежде, чем заговорить с ним, Скир хотел понять, почему тот не выдал его отцу. Не узнал? Или не захотел? Не запомнить мальчишку, который как белая ворона смотрелся среди других, было сложно. А, учитывая, что Ривку платили именно за хорошую память – невозможно в принципе. Тогда почему? И тут юноша сделал вывод, который, будь он сделан человеком постарше и поопытнее, непременно привёл бы того человека в уныние. Мысль же была довольно проста и логична: Ривк не выдал, потому что сам когда-то точно также сбежал от родителей на поиски счастья.

– Ривк… можно тебя так называть?

– Зови так.

– Ривк, ты… ты тоже?

– Тоже что?

Прежде, чем продолжить, Скир огляделся.

– Тоже сбежал? И поэтому не выдал меня.

– Вообще-то, да. Лет восемь назад я оставил дом, отцовское наследство в виде шила, дратвы, гвоздей, подмёток, ну и прочего вместе с оплеухами и пинками, и пошел, куда глаза глядят. Они глядели всё вперёд и не желали глядеть назад. А ещё им по душе были слава, подвиги и прочие маленькие радости этого мира, как говаривал один мой знакомый. Я на тебя тогда ночью поглядел и как в детство вернулся. Не знаю, были у меня тогда те же глаза, что и у тебя теперь, но хотелось мне многого. И меньше всего – умереть в родном захолустье, под забором, пьяным и босым. Говорят, что в молодости полезно сбегать из дому и влюбляться. Говорят.

Ривк замолчал, и Скир, дрожа от нетерпения, спросил:

– А что было дальше? Чего ты смог добиться?

– Ты видишь, чего. Звёзд с неба не хватаю. Служу вторым помощником второго королевского лорда-распорядителя. Большего сказать не могу.

– А я и не спрашиваю. Я только хотел знать, у тебя сбылось хоть что-то, о чём ты мечтал?

– Не всё, – Ривк улыбнулся. – Но я не желаю уже теперь большего. У меня жена, сын…

– Понятно, – заметил Скир, помолчав. – Твои глаза перестали смотреть вперёд.

Он глубоко вздохнул и погрузился в тишину летнего полдня, заполненную лесными шорохами и скрипом колёс. Неритмичное покачивание, густой аромат хвои, приглушённый цокот копыт и тёплые пятна солнечного света, пробивавшегося сквозь зелёный полог, усыпили его, погрузив на время в иной, живущий по своим законам мир грёз.

Через несколько часов Скир открыл глаза. Сон был всё ещё с ним, но видоизменился, замкнувшись на самом себе и не желая продолжаться. Скир шёл, окружённый серым туманом, и поминутно натыкался на каменные стены. Туман был мрачным и напоминал дым от костра. Почва под ногами казалась твёрдой и тёплой. На ребристых, иссечённых трещинами скальных боках время от времени попадались странные вывески. Они были выведены красивым жирным шрифтом на длинных полосках тёмно-жёлтой кожи. Справа и слева от каждой из вывесок висело по факелу, которые бросали мягкий золотистый свет на слова.

Первая вывеска сообщала: «Мера есть нечто неподвластное тому, что она измеряет». Вторая гласила: «Жалость – хорошее чувство, но не к самому себе». Ещё на одной было написано: «Чем выше ставишь себя, тем ниже оказываются остальные».

Скир знал, что нужной вывески ему так и не встретилось. Он протёр глаза и огляделся. Обоз неспешно катил по лесу. Ривк, по-прежнему ехавший рядом, заметил:

– Ну и здоров же ты дрыхнуть! Отличный солдат из тебя выйдет. А то и генерал.

В животе у парня заурчало, напоминая, что нужно хоть изредка, но есть. Однако была и ещё одна потребность, более важная в данный момент. Скир спрыгнул с телеги и залез в ближние кусты. Пока он справлял свои естественные нужды и удостоверялся, что справлены они подобающим образом, обоз ушёл далеко вперёд. Скрылись из виду и двое стражников, ехавших в самом хвосте. Скир выбрался на дорогу и тут услышал отдалённые крики и звон оружия.

Он рванулся вперёд и подоспел к завязавшейся схватке. Один из солдат лежал с проломленным черепом, другой отбивался от троих здоровенных мужиков с дубинами наголо. Скир почувствовал: наступает его звёздный час. Никем не замеченный, он подобрался почти вплотную к сражающимся, взял меч убитого воина – и тут ему в голову пришла мысль, что будет подло ударить со спины. Он вышел вперёд и крикнул:

– Эй, вы!

Мужики обернулись. Один из них шагнул к парню, занося дубину над собой. Не зная точно, что именно делать, Скир рубанул в шею, развернувшись корпусом почти на сто восемьдесят градусов. Его спасла только длина рук. Самый кончик оружия оставил под кадыком разбойника быстро набухающую алую полоску. Воспользовавшись минутным замешательством, охранник всадил меч во второго; третий, видя, что остался в меньшинстве, сбежал.

– Там, наверное… – начал Скир, показывая в сторону обоза.

– Скорее туда, – отрывисто крикнул воин.

У крайней телеги сидел Ривк, безуспешно пытаясь перевязать рану. Два тела свидетельствовали о том, что его противниками не поможет даже перевязка.

– Сволочи, – бросил Ривк, пока юноша затягивал узлы бинта, – они мою лошадь застрелили.

Втроём воины поспешили на подмогу остальным. Семеро разбойников, выстроившись полукругом, наседали на Осмоса и двоих солдат, прижатых к телегам. Теперь они оказались зажатыми в клещи. Вскоре, побросав оружие, четверо оставшихся в живых сдались. Осмос устало огляделся:

– Что с конями?

– Убиты.

– И наши. Ничего. До Луррика недалеко. И пешком дойдём. Главное, что груз цел.

В город они вступили поздно вечером. Здесь они расстались. На прощанье Ривк сказал:

– Ну, если я не ошибся, мы ещё свидимся. В столице ты сможешь найти меня на Главном Распорядительном Дворе.

– Спасибо. Я тебя точно разыщу. Пока, Ривк.

– Бывай. И, возможно, мы встретимся скорее, чем думаем.

Обоз двинулся дальше, в сторону королевского поручительства. Здесь же, на самой окраине дома стояли редко, больше всё деревянные и невысокие. Не в каждом горел свет, но во всех из трубы или из окна – смотря по тому, как топили – шёл дым, наводя на мысли о скором ужине.

Скир ещё раз огляделся и постучал в дверь ближайшего дома. Выглянула дородная румяная баба.

– Здорова будь, хозяйка! Пусть на ночлег, – попросил Скир. Женщина подбоченилась и как-то недобро взглянула на него.

– Извини, парень, не могу.

Откуда-то сзади протиснулся старый дед.

– Пусти, Марфа.

– А ты это куда, на ночь глядя?

– Да вот, с мил человеком поговорю. А я и быстро. Вот тута, на крылечке.

Женщина захлопнула за собой дверь, а дедок поманил к себе Скира:

– Послушай, внучек, тута тебе никто ночлега не даст. Потому, как… – дед прокашлялся, – боятся все. Волнуются. Слух ходит, что будто бы в наших лесах оборотни завелись. По ночам шастают. Вот. Все и… Мы тута украйние. Считай без защиты.

– Куда же мне податься?

– А ты иди к Хаутому. Это во-он там, далее дом такой большой.

– Спасибо, дедушка.

Скир поклонился и отправился в указанную сторону.

Далее последовала пятиминутная пауза, этакий временной ступор. Выражаясь проще и корявее, время на некоторое время остановилось. И поскольку течёт оно для всех одинаково, то и остановилось тоже сразу для всех. Никто этого не заметил, да и как можно заметить то, чего на самом деле вроде и нет?! Если бы, к примеру, данный каприз касался всего, кроме часов, этих бессовестных лгунов, этих двурушников, изо дня в день подгоняющих человечество незнамо куда и лицемерно взирающих на вселенную с высоты своего тикающего величия, тогда ещё можно было заявить, что да, имел место факт остановки времени и так далее, и тому подобное. Но ведь нет же. Тогда спрашивается, откуда вообще возникли те пресловутые пять минут? Почему не десять? Не полчаса? А почему бы и нет? Кроме того, пяти минут вполне достаточно, чтобы успеть произнести пару банальных фраз. Так сделаем это! Вот мои:

Когда Скир повернулся в сторону постоялого двора, он и представить себе не мог, что сулить ему этот поворот. Он не знал, что таится впереди, и даже предчувствие оставило его на этот раз.

Судорожно дёрнувшись, время плавно поехало дальше.

Скир быстро шёл, отыскивая указанный дом и мечтая наесться до отвала и заснуть. Здание в три этажа, сложенное из здоровенных, потемневших от времени брёвен, показалось впереди. Юноша подошёл совсем близко, вдруг дверь распахнулась, и из дома вышёл краснощёкий детина, косая сажень в плечах, волоча за собой какого-то человека, судя по обноскам и бессвязному лепету – нищего пьянчужку. Здоровяк в засаленном переднике оказался самим Хаутомом, хозяином двора.

– Вон отсюда! – орал он на весь Луррик. – Грязный дармоед! За всё теперь заплатишь! Я пойду к главному поручителю, он с тобой быстро разберётся.

Ответ нищего Скир не разобрал, но было нетрудно догадаться, что тот просит отсрочки. Трактирщик продолжал выплёскивать свою ярость, каковая выражалась в смачных ударах, от каждого из которых голова должника отлетала назад, удерживаемая, думается, только шеей. Скир рассмотрел, наконец, что человек этот был уже не молод, волосы наполовину поседели. Какой-то частью своего сознания понимая, что поступает неразумно и вообще труднообъяснимо, он шагнул вперёд.

– Уважаемый, простите, что вмешиваюсь, – начал он.

Хаутом остановил занесённый кулак.

– Сколько должен этот человек?

– А тебе что за дело, пацан?!

Скир и сам не подозревал, что был готов к этому вопросу. Дивясь сам себе, он начал:

– Видишь ли, уважаемый, я слуга одного очень богатого рыцаря. Своими доблестными подвигами и делами он весьма прославился на своей родине, правда, весьма далеко отсюда. Его враги, питая зависть к моему благородному сеньору, подговорили одного колдуна, имя которого я не хотел бы называть, дабы не осквернять твой слух, совершить некое колдовство. Колдун согласился и наложил на моего хозяина заклятье, от которого тот тяжко страдает. Снять его можно только одним, весьма трудным способом. Именно во исполнение воли пославшего меня доброго рыцаря, пришёл я к тебе. Но сначала скажи, как зовут этого несчастного?

– Протос, – простонал несчастный.

– А скажи, – продолжил Скри, изобразив на лице волнение, – скажи, сколько лет ему?

– Пятьдесят пять…

– О, счастье!!! – воскликнул Скир, с трудом удерживаясь, чтобы не расхохотаться. – Так знай же, что снять порчу с моего рыцаря можно, лишь отыскав пять пятидесятипятилетних Протосов. Скажи же мне скорей долг этого человека, чтобы я, заплатив, смог забрать его и упросить слезами и мольбами отправиться к моему господину!

Трактирщик, несколько сбитый с толку этой историей, ответил:

– Ну, негодяй задолжал шесть золотых нобилей.

«Половина того, что у меня, – подумал Скир. – Что ж, могло быть и хуже».

– Возьми эти деньги, уважаемый, и отпусти скорее этого Протоса, ибо каждая минута промедления стоит невыносимых страданий моему хозяину.

Хаутом сгрёб лапищей монеты, и, удивлённо косясь и таращась на парня, пошёл обратно. На пустой улице остались только Скир и спасённый им нищий.

– Мы с тобою чем-то схожи, – дивясь, откуда у него ещё берётся юмор, заметил Скир, – ты – бездомный, я вот тоже.

Нищий что-то простонал.

– Помоги мне, добрый человек… – наконец, разобрал парень.

– Здорово, я только что выложил за тебя стоимость нескольких коров.

– Помоги мне добраться до дома…

– Так, дом, значит, у тебя есть.

– Да, что-то вроде. Там, – он махнул куда-то рукой.

– Но я не вижу «там» ничего, кроме пустыря и чьих-то грядок.

– Нам туда. Помоги, будь милосердным.

– Ладно, – пожал плечами Скир. – невелик труд.

Он помог мужчине зацепиться за шею и поплёлся в указанном направлении. Дорога упиралась прямо в кусты чертополоха. Нищий отодвинул свободной рукой одно из растений. За ним открылся узкий проход. Вдвоём они начали путешествие по этому странному пути. Было темно, и Скир постоянно за что-то цеплялся, натыкаясь на непонятные сучья, три раза чудом не упал и почти выколол себе один глаз. Теперь уже не он тащил своего спутника, а тот вёл Скира сквозь колючий бурелом. Наконец, шагов через двести они вышли на чистое место. Позади остались последние дома Луррика, вернее даже, не самого его, а деревни, прилепившейся рядом. Чуть впереди заросли кустарника плавно перетекали в лесную густоту, а в самом сердце кущ возвышался над землёю низенький домишко.

– Вот мы и пришли, – сказал странный скиров знакомец. – Я понимаю, время торопит тебя, но уже почти ночь, не откажешься ли провести её у меня?

– С радостью. А поесть у тебя найдётся?

– Овощей немного. Орехи. Пойдём.

В домишке оказалось опрятно и чисто, но как-то по-военному скудно. Ничего лишнего. Лавки вдоль стен, два больших сундука, стол у окна. В общем-то, на этом описание можно было закончить по весьма объективной причине: описывать больше было нечего. Отвечая на растерянный взгляд Скира, его спутник промолвил:

– Это так, для отвода глаз. Если кто заглянет чужой.

Он достал из глубины лохмотьев большой медный ключ, весь затянутый зеленью, и подошёл к одному из сундуков.

– Помоги-ка, парень: двигай его вправо.

Сундук отъехал вместе с куском пола, явив крышку люка, замкнутую на здоровенный замок. Открыв замок, нищий приподнял крышку и стал спускаться вниз. Юноша последовал за ним. Через десяток ступеней лестница закончилась, и Скир услышал:

– Осторожнее, счас я зажгу свет, не наткнись на что-нибудь.

Застучал кремень, и скоро помещение осветилось несколькими лампадками.

Оно было гораздо больше верхнего, лучше обустроено и более приспособлено для жизни. Но это Скир заметил потом, а в первые мгновенья его глаза, устроенные несколько иначе, чем у остальных людей, и приспособленные видеть то, что другие не замечают, так вот, эти глаза занимало совсем иное.

У стены, тускло сияя начищенными пластинами, стоял рыцарский доспех. Он словно выплыл неведомым путём из детских снов, чтобы овеществиться там, где его совсем не должно было быть. Скир подошёл ближе и, ничего не замечая вокруг, принялся рассматривать это чудо. Латы покрывал затейливый орнамент из цветов и листьев шиповника. Юноша провёл рукой по нагруднику – пальцы ощутили приятную гладь металла – и ни единой неровности. Скир читал, как ювелиры и чеканщики древности умели искусно накладывать подобные узоры, но их секрет был утерян ещё несколько веков назад.

«Да они ещё доимперских времён! – подумал Скир. – Им, наверное, больше пятисот лет!» Рядом с доспехами по бокам висели два флага. Один, весьма старый, был когда-то золотым, теперь стал медно-тёмно-серым. Его зубчатый нижний край указывал на высокое положение владельца. На знамени был изображён щит с чёрной перевязью, однако большего Скиру разглядеть не удалось – время стёрло гордый герб, как и его носителя.

Второй был гораздо новее. Насколько смог понять юноша, флаг не являлся чьим-то личным, а принадлежал полку или амту. На лазурном поле стоял на дыбах чёрный единорог. Девиз гласил: «Последние из несдавшихся».

Тут же на вбитом в стену крюке висел длинный широкий меч. Скир снял ножны и медленно начал вынимать клинок. Он держал его перед собой у самых глаз, ощупывая взглядом каждый сантиметр стали. Отточенное лезвие чуть зубрилось следами глубоких засечек, будто бы шло рябью.

Поймём ли мы этого безумного романтика, жадным взглядом впившегося в меч? Что такого магнетически притягательного крылось для него в обычной полоске металла?

Чтобы понять это, надо понять другое: мечты Скира, его гордые мечты о славе были бесцветны и туманны. Они, как дождевые облака у горизонта, маячили где-то в умственной дали, только уплывая с каждым пройденным шагом. Можно было сколько угодно читать о турнирах и балах, о войнах и штурмах, но где мог увидеть всё это сын простого крестьянина? И поэтому желание стать частью того мира горело в нём ещё сильней. И то, что он увидел в подземной келье загадочного человека, с которым столкнула его судьба, наполнило фантазии кусочками реальности.

С трудом оторвавшись от меча, Скир аккуратно повесил его на крюк. Невысказанные вопросы висели у него на кончике языка, самые фантастические догадки будоражили ум.

– Ты садись, – меж тем заметил хозяин. – Чего-нибудь соберу сейчас поесть.

Скир присел на лавку перед небольшим дощатым столом. Пока Протос накрывал на стол, он задумчиво ковырял тягучие липкие пятна жира, смешавшегося пополам с грязью и сажей.

– Вот, всё, что есть. Немного бобов, соль, лук, сыр. Хлеб такой, что только гвозди заколачивать, но можно размочить. Вот вода.

Они поели в молчании. Пробуя разжевать очередную корку, Скир поймал себя на том, что совсем не чувствует тяжести подземелья. Воздух был тёплый и свежий, приятно пахло хвоёй.

– Спасибо, – выдохнул парень, справившись с последней луковицей. Мужчина кивнул и сгрёб тарелки куда-то в дальний угол.

– Ну, теперь можно поговорить о твоём хозяине.

– О хозяине? – Скир улыбнулся. – Нет никакого хозяина. Я его выдумал. Решил, если ни с того ни с сего всякие чужаки начнут золотом швыряться, можно и без золота остаться, и ещё без чего-нибудь.

– Не понимаю, тогда зачем тебе всё это понадобилось?

– Не знаю, – Скир попытался выдавить языком застрявшие между зубами кусочки бобов. – Дёрнуло меня что-то. Жалость, может.

Он окинул Протоса взглядом, припоминая недавнюю стычку у постоялого двора. Около семи пядей росту, с длинными грязными волосами, в лохмотьях столь изодранных, что язык не поворачивался назвать их иначе, как тряпьём, он был, скорее, пантомимой, гримасой, карикатурой на нищих побирушек. В серых усталых глазах парень не различил ни единого огонька – не то, что живого блеска. Лицо вкривь и вкось избороздили морщины, а кожа стала коричнево-пепельной, с синими прожилками вен.

– Спасибо, что заступился за меня…

– Скир.

– Спасибо, Скир.

– Можно спросить тебя?

– Спрашивай.

– А что это за место? И как ты здесь оказался?

– Долгая история. Расскажу, но пообещай, что не выдашь меня – я-то ведь, как ты заметил, не столько живу тут, сколько скрываюсь.

– Обещаю. А от кого?

– От жизни, видимо. Но, всё по порядку. Я сказал, что это долгая история, но долгая она для того, что её прожил. Для меня. Рассказ же будет короток. В восемнадцать лет отец отправил меня в армию.

– Мой отец тоже был солдатом, точнее, писарем в полку, – вставил Скир.

Старик помолчал и как-то по-особому тяжело вздохнул.

– Я никогда не был солдатом, то есть, рядовым. Я начал службу в чине творта и через десять лет дослужился до полковника. Армии я отдал тридцать лет жизни. Служил ещё при старом короле. Я… В общем, королю кто-то донёс на меня. Его величество, зная мою преданность, не поверил доносу, но дело попало в трибунал, всплыли какие-то доказательства… Короче, «лишить всех наград, звания, дома: всего – и изгнать из страны. Приговор окончательный, обжалованию не подлежит». Вот и всё.

Он закрыл лицо руками и задрожал, неслышно рыдая.

Скир одновременно и жалел, и презирал этого человека. Жалел, видя, как низко он пал, презирал за то, что он позволил это с собой сделать. Мысль, которую он сначала отогнал, как нелепую, упорно лезла на язык.

– Протос – это твоё настоящее имя?

– Нет.

– Как твоё имя?

Он страшился ответа, ожидая с замиранием сердца.

– Генерал Лидер Бэт.

Нищий сказал это пасмурным чужим голосом, однако Скир живо себе представил, как тысячи воинов склоняли головы и отдавали честь горделивому боевому стягу Бэтов. Когда-то.

– Неужели ты не хотел вернуть себе всё, что имел?

– Хотел. Сначала. Но я слишком уважал старого короля. А тот слишком не любил спорить со своими лордами. Я скрылся здесь. Это старый военный тайник. Я его немного переделал.

– По-моему, ты и себя немного переделал, – заметил Скир. – Отец рассказывал о генерале Бэте, о сражениях на границе. Для солдат вы были живой легендой, вы стояли выше короля, выше всяких там лордов!

– Может и так, сынок. Но что мне было делать – развязывать гражданскую войну?

– Но уж, по крайней мере, не превращаться в Протоса!

– Кому какое дело – Протос я или Бэт? Мне и самому нет до этого дела. Мне всё равно.

– Вы потеряли цель в жизни.

– Я потерял жизнь…

Скир заглянул мужчине в глаза, словно это могло помочь проникнуть в его мысли.

– Вы хотите вернуть вашу жизнь?

– Что?

– Я спрашиваю: вы хотите снова быть генералом Лидером Бэтом?

Наконец, в тусклых глазах появилось подобие огня. Скир одними губами произнёс слово, которое Протос повторил хриплым шёпотом:

– Война.

После мгновений тишины нищий также хрипло и тихо спросил:

– Ты уверен?

– Королевские распорядители скупают зерно. Обозами. Это вам о чём-нибудь говорит?

– Это говорит о многом, – Протос как-то сник и опустил взгляд. – Например, что зерно запасают на зиму.

– А то, что те, кто скупают зерно, вовсе не королевские распорядители, а королевские солдаты?

– А это ты с чего взял?

– Я ехал сюда с таким обозом. Мы попали в засаду в лесу. И я видел, как этот человек дрался. Он уложил пятерых. Да даже не в этом дело – вы бы, наверное, уложили этих бродяг с полсотни, я и сам одного уложил. Дело в том, как он дрался, как…

– Погоди, ты уложил одного?

– Ну, да. Всё вышло случайно. Я бросился им на помощь.

– А ты не врёшь, парень? Уж больно легко ты об этом говоришь.

– Да нет. Я… одного…

И тут Скира вывернуло наизнанку от воспоминаний.

– Да, – заметил Протос, – теперь вижу, что не врёшь. Ну, давай, осторожнее. Вот. Выпей воды. Так. Теперь ещё раз… Всё. Ложись отдохни. Завтра встанешь, как огурчик. И запомни – это только в первый раз, больше такого не будет. Спи.