Закрыв за Артемом дверь, Эди принял душ и, завернувшись в мягкое банное полотенце, прилег на кровать, чтобы хоть немного отдохнуть до предстоящего непростого разговора с Бузуритовым. Что он будет именно таким, он не сомневался. Но, неожиданно вспомнив о совещании у зампредседателя накануне своего вылета в Минск и слова, сказанные им при его завершении, он резко встал и, глядя в зеркало на свое отображение, иронично произнес:

– Как же, майор, ты мог забыть, ведь он в присутствии начглавка потребовал от тебя по прибытии в Москву доложиться ему лично. Нехорошо, уже почти целые сутки здесь, а указание большого начальника не выполняешь. Ну-ка быстро собирайся и двигай к нему.

После чего, не мешкая одевшись, отправился на Лубянку.

В приемной зампредседателя, к его радости, кроме дежурного офицера, никого не было. После того как Эди объяснил причины своего прихода, дежурный бросил взгляд на лежащий перед ним лист контроля поручений своего руководителя и тут же доложил о посетителе.

Через десять минут Эди вызвали в кабинет зампредседателя. Как только за ним закрылась дверь, он в установленном порядке доложился о своем прибытии.

– Проходи, майор, проходи, – предложил зампредседателя, поднимаясь ему навстречу и энергично пожимая руку. – Молодец, что не забыл за трудными делами о моем требовании. Мне Маликов все уши прожужжал о твоих подвигах. Ну-ка расскажи сам, как все было.

Эди коротко доложил о проведенной работе, выделив главные моменты, позволяющие решить задачу продвижения к противнику, дезинформации и нейтрализации преступных связей шпиона. При этом не стал акцентировать внимание собеседника на своих действиях, все больше говоря об общем успехе, достигнутом в процессе разработки шпиона.

Зампредседателя выслушал его доклад, периодически кивая в знак одобрения, и, когда он закончил говорить, спросил:

– А видишь ли ты перспективу использования «Иуды» против разведцентра, когда завершится операция с дезой? Ведь он будет осужден как минимум по двум статьям.

– Мы имеем его шифры, выходы на представляющие контрразведывательный интерес связи, взяли под контроль «окно» на Запад, перевербованного агента, который пользуется доверием у своих теперь уже бывших хозяев. Полагаю, что все это может позволить нам спланировать и провести хорошую работу против натовцев.

– Да, разработка и перевербовка шпиона была осуществлена мастерски, в лучших традициях советской контрразведки. Мне доставило удовольствие прочитать, как ты его раскладывал, но об этом поговорим позже, когда закончится вся операция. А сейчас скажи-ка: не создалось ли у тебя впечатление, что он пытается играть с нами?

– Товарищ генерал, до конца доверять «Иуде» никто не собирается. Но в нынешней ситуации ему просто некуда деваться, так как в камере и в последующих беседах он сдал столько, что обратного хода у него просто нет. К тому же серьезнейшим аргументом в дальнейшей работе с ним является его дочь.

В этой связи Эди в нескольких словах поведал о своей встрече с Еленой и чемоданчике, а также о вручении ей по согласованию с Маликовым сберкнижки с двадцатью пятью тысячами рублей.

– Правильно рассуждаешь и поступаешь, майор. То, что он любит дочь, я тоже усмотрел в сводках. Но имей в виду, что самым веским аргументом в его сотрудничестве с нами будет, если натовцы поверят в нашу «лапшу». А над вариантами дальнейшего использования «Иуды» надо будет еще поразмышлять. Вот так, майор. Или у тебя на этот счет есть свои соображения?

– Согласен, товарищ генерал, – коротко ответил Эди.

– Ну если ты согласен, – улыбнулся он, – то скажу, что мне уже доложили о готовности пленки, и теперь слово за тобой. Так что действуй и, пожалуйста, очень аккуратно, этот Моисеенко посложнее «Иуды». Но и ты не новогодний подарок, я убедился в этом. Главное, не сомневайся, ты во всем прав, потому что воюешь за свою родину. И за твоей спиной стоим мы, готовые в любой момент поддержать тебя. Думаю, у тебя все получится. Я просто уверен в этом. А ты? – спросил он, сделав акцент на последнем слове.

– Я тоже, но только…

– Не понял, что означает твое «но только»? Ты что – сомневаешься? – прервал его зампредседателя.

– Видите ли, мне говорят, что к Моисеенко надо идти с жучком, а я считаю, что этого делать нельзя, поскольку его люди могут отсканировать меня и тогда…

– Так, так, что еще за микрофон, мне еще утром докладывал Маликов, и ни о никаком микрофоне речь не шла, – раздраженно проговорил зампредседателя, поднял трубку с одного из своих многочисленных телефонных аппаратов и резко скомандовал: – Срочно Маликова… – Затем, видимо, услышав, что того нет на Лубянке, сделал небольшую паузу и спросил: – Кто на месте? – Послушав несколько секунд абонента на другом конце провода, и произнеся: – Этого не надо, он только все запутает, – бросил трубку на аппарат и грубо выругался в чей-то адрес. Затем сделал короткую паузу и, взглянув на Эди, уже спокойно сказал: – Майор, ты иди в главк, а я сейчас разберусь с этим дурдомом, и тебе мой помощник подскажет, как поступить. До этого никаких действий не предпринимай. Тебе все ясно?

– Так точно, – произнес Эди, поднимаясь из-за стола.

– Ну, хорошо, тогда иди, – сказал зампредседателя, окинув его доброжелательным взглядом.

И, уже идя к выходу, Эди за спиной услышал недовольное бормотание генерала, из которого понял, что «какие-то выскочки пытаются превратить контрразведку в клуб дилетантов, но он не позволит…»

Спустя десять минут Эди уже шел по коридору, где размещался отдел Артема. Отчего-то его кабинет был открыт и пуст. Эди не стал заходить и отправился к Минайкову, который встретил его возгласом:

– Вы не представляете, что у нас происходит!

– Поясните, буду знать, – пошутил Эди, пожимая руку коллеги.

– Бузуритов рвет и мечет, а Артем из-за этого места себе не находит, – улыбнулся он.

– Это Артему на пользу пойдет – движение придает силы, – вновь пошутил Эди и спросил о судьбе чемоданчика.

– В нем зашифрованная история предательства «Иуды», кое-какие технические средства, номера счетов в загранбанках, паспорта на него и на дочь с открытыми визами в ФРГ, ну и сберкнижки… я и не подозревал, что такие деньги могут быть у конкретного человека.

– Как видите, бывают у шпионов и, как думается, могут быть и у чиновников, имеющих доступ к благам.

– Да, чуть не забыл, Бузуритов распекал Артема из-за того, что вы отдали дочери шпиона сберкнижку. Грозился провести какое-то расследование.

– А где сейчас Артем? – спокойно спросил Эди, подчеркнув тем самым, что ему неинтересна эта тема.

– Был у себя. Пойдемте, провожу.

– Его нет у себя, я только что заглядывал, кабинет открыт и пуст.

– Тогда присаживайтесь, я угощу вас кофе, – предложил Минайков.

– Спасибо, с удовольствием, – согласился Эди и прошел к окну, за которым виднелась площадь с памятником Дзержинскому.

«Как несравнимо тяжело было ему, находящемуся в окружении тайных и явных врагов как в самой стране, так и за ее пределами. Когда за личинами верных служителей делу революции нередко скрывались откровенные провокаторы, которых необходимо было выводить на чистую воду и наказывать», – подумал Эди, глядя на бронзовое изваяние Железного Феликса. Неожиданно на память пришли слова чекистского учителя-обществоведа Федькина, который слыл среди курсантов скрытым оппозиционером современных коммунистов, о том, что в революционные годы в рядах большевиков обосновались провокаторы императорской охранки. Особенно заметной фигурой в их ряду был Роман Малиновский, глава думской фракции, любимец Ленина, имевший псевдоним Портной. Правда, таких лиц постепенно разоблачали, но к тому времени они успевали натворить много бед.

Мысли прервал стремительно вошедший в кабинет Артем. Увидев стоящего у окна Эди и расставляющего на столе чашки Минайкова, он выпалил:

– Меня бьют страшным боем, а они надумали кофе пить. Эди, что так долго, нас же ждут.

– Артем, давай я тебе кое о чем расскажу, а потом и пойдем, – улыбаясь, произнес Эди, наблюдая за тем, как Минайков разливает в чашки кофе. – Присядь и выпей с нами этот божественный напиток. Поверь старой истине, что в здоровом теле здоровый дух, а это серьезный аргумент в борьбе с агентурой мирового империализма.

Артем, даже не пытаясь скрыть своего удивления от тона Эди, все-таки нашел в себе силы присесть за стол, но к чашке так и не притронулся, что говорило о его нервозном состоянии. В отличие от него Минайков, глубоко вдохнув исходящий от кофе аромат, весело промолвил:

– А мне понравилась глубокомысленная речь Эди. От нее так и веет спокойствием и уверенностью в своей правоте и, главное, что все будет хорошо. И потому, товарищ начальник, предлагаю вам присоединиться к нам и послушать, о чем пойдет разговор.

– Володя, прекрати паясничать, не до этого, – резко бросил Артем и уставился на Эди вопросительным взглядом.

– Собственно, много говорить не стану, лишь отмечу, что сейчас позвонит помощник зампреда и даст знать, как быть с Моисеенко. И потому нам остается ждать и наслаждаться кофе.

– Эди, объясни, что это значит?

– А это значит, что я только что пришел от Иванкова, который меня вызвал, чтобы лично заслушать о работе с «Иудой». Оказывается, в отличие от некоторых своих подчиненных, он не забыл о поручении, которое сделал на совещании перед нашим отъездом в Минск.

– О бог мой, ко всему еще и за это влетит! – воскликнул Артем, подняв глаза к потолку. Но тут же, видимо вспомнив детали совещания, радостно добавил: – Постой, сказано же было тебе зайти. Так что я здесь ни при чем, – добавил он, вызвав тем самым на лице Минайкова гримасу неодобрения.

– Да, так оно и было. На этот раз тебе повезло, – согласился Эди, подмигнув Минайкову. – Накажут, видимо, только меня и по твоему рапорту.

– Но расскажи, какие задачи он обозначил? – спросил Артем, пропустив мимо ушей последнюю фразу.

– Продумать, как дальше использовать «Иуду» против натовцев, – ответил Эди, заключив при этом, что Артема, к сожалению, нисколько не волнует, накажут его товарища или нет.

– Но его же посадят?

– Медаль, конечно, не дадут, – улыбнулся Эди и, чтобы поменять тему разговора и несколько раззадорить Артема, промолвил: – Иванков сказал, что ему уже доложили о готовности пленки. Получается, что все готово для действий, а я бездельничаю.

– Пленка действительно готова, но остается нерешенным вопрос с микрофоном.

В этот момент раздался резкий телефонный звонок. Владимир быстро добежал до аппарата и снял трубку.

– Они оба у меня, – отчеканил он, показав пальцем в потолок.

– Бузуритов? – шепотом спросил Артем у своего зама, который, махнув головой из стороны в сторону, тут же выпалил в трубку: – Есть, сейчас передам, – и показал Эди рукой, что ему надо подойти к аппарату.

Эди перехватил у него трубку и бросил в нее короткое:

– Слушаю.

– Это помощник Иванкова, соединяю с ним.

В следующую секунду донеслось:

– Майор, действуй, как договорились, и не оглядывайся назад. По результатам доклад лично мне. Все понятно?

– Так точно, товарищ генерал, – четко произнес Эди и, дождавшись коротких гудков, вернул трубку Минайкову.

Артем, по тону понявший, что Эди разговаривал с зампредседателя, нетерпеливо спросил:

– Ну что?

– Сказал, что нам надо работать, не оглядываясь назад. Вопрос с микрофоном отпал. Надо получить пленку и звонить резиденту.

– Вот дела пошли, – растерянно обронил Артем и придвинул к себе чашку с кофе.

– Тебе давно говорили, пей кофе, а ты не хотел, – пошутил Владимир, в свою очередь подмигнув Эди.

Но не успел Артем пригубить кофе, как раздался стук в дверь и вслед за этим в кабинет неторопливым шагом вошел мужчина небольшого росточка. В глаза бросились округлый живот под белоснежной рубашкой, туго затянутый на жирной шее синий галстук и короткая под ежик стрижка, удачно скрадывающая глубокие залысины.

«Наверно, это и есть тот самый грозный Бузуритов, от упоминания которого у Артема начинается трясучка», – успел подумать Эди до того, как Минайков резко встал, громко скомандовав: «Товарищи офицеры!» После чего Артем и Эди поднялись, как и положено по уставу, по стойке «смирно».

– Садитесь, садитесь, товарищи, я на секундочку, надеюсь, не помешаю, – мягко промолвил вошедший, растянув в улыбке тонкогубый рот. – Не дождался, когда вы, товарищи чекисты-коммунисты, пожалуете ко мне, и решил сам зайти, ведь дело-то срочное. Как говорится, если гора не идет к Магомеду, то Магомед идет к горе. По-моему, я не ошибся, товарищ Атбиев?

– Вроде нет, – коротко ответил Эди, присаживаясь на прежнее место.

– Вот и хорошо, – так же успокаивающе заметил Бузуритов, с выдохом присев на стул рядом с Артемом. – Товарищ Минайков, может, и меня угостите кофе, у вас, говорят, он лучше, чем у других получается… Так вот, – продолжил он, не дожидаясь его ответа, – я хочу отметить, что вами, товарищи, проведена очень ценная работа по разоблачению опасного врага советской власти. И мы об этом успехе должны будем сказать со временем на весь мир. Сказать, что империализм никак не может согласиться с тем, что на одной шестой части земли навсегда укрепились идеи марксизма и ленинизма… Молодцы товарищи, так держать, ведь вы вооруженная часть нашей партии. Ну а что касается вас, товарищ Атбиев, то я знаю, какие усилия вам пришлось приложить, чтобы склонить этого заклятого врага к даче признательных показаний.

Эди слушал Бузуритова и не мог освободиться от мысли, что он находится на лекции о политической бдительности. Но более всего его удивило то, что этот человек оказался в роли одного из руководителей подразделения, где работали высокие профессионалы контрразведки.

– …Несомненно, товарищ Атбиев, эта заслуга не останется без внимания на этапе подведения итогов операции, и вы, конечно, будете достойны поощрения, о чем мы проинформируем все территориальные органы в воспитательных целях. Вот так, товарищи. Теперь давайте поговорим о предстоящей встрече с Моисеенко, – предложил он, отпив из поставленной перед ним Минайковым чашки. – Дело-то деликатное и архиважное. Надеюсь, вы, товарищ Атбиев, к нему морально готовы. Но тем не менее считаю своим долгом обратить внимание на то, что вам оказано большое доверие, и его надо в полной мере оправдать. Вы понимаете меня?

– Понимаю, – ответил Эди.

– Кроме того, вам необходимо запомнить все детали встречи и, главное, как он будет реагировать на вас и ваши слова, чтобы понять, поверил ли, не возникло ли у него подозрений по существу вашей миссии, ну и так далее.

Затем, сделав продолжительную паузу и отпивая из чашки, как бы между прочим заметил:

– А насчет микрофона я посоветовался с руководством, и мы решили не нагружать вас такой техникой. Вы же опытный чекист-коммунист и сможете все решить, как надо. Вот так, товарищи. Надеюсь, вам все понятно. Спасибо за кофе, пойду, ждут дела. Да, после Моисеенко доложите, как все прошло.

После этих слов, не дожидаясь возможных вопросов и ответов со стороны выслушавших его лекцию контрразведчиков, он легко хлопнул ладонью по столешнице и с чувством исполненного долга медленным шагом покинул кабинет.

Артем проводил его тяжелым взглядом и затем, повернувшись к Минайкову, спросил:

– У тебя есть что выпить?

– Есть, но нужно ли? Вдруг наш классик вернется, чтобы досказать еще какую-нибудь истину.

– Доставай, иначе у меня мозги слипнутся. А сам сходи за пленкой.

Поставив на стол бутылку коньяка и два бокала, Минайков ушел.

– Эди, я перестаю воспринимать, что происходит, – произнес Артем, разливая коньяк в бокалы. – Ты хоть понял, что он за человек?

– Мне бы тебя понять, а то странно ты стал себя вести, не узнаю прежнего Ковалева, – холодно заметил Эди, посмотрев ему в глаза.

– Ты это из-за моей реакции на поручение зампреда?

– Не только.

– Понимаю, нехорошо получилось и с микрофоном. Но и ты пойми, сейчас рассматривается вопрос о моем продвижении, и мне нельзя ошибиться, иначе зарубят на корню.

– Тебе нельзя по этой причине, Маликову потому, что не хочет конфликтовать, а на поверку оказывается, что зампредседателя не в курсе возможного провала операции из-за человека, который толком и не знает последствий его каприза. Странная картина получается, ведь при таком отношении можно не только операцию, но и страну профукать. Кстати, об этом «Иуда» мне в открытую говорил… Может быть, кто-то, не желающий волновать руководство комитета такими деталями, вырезал и это из аудиосводки?

– Эди, ты о многом, происходящем в этих стенах, да и за кремлевской стеной, не знаешь. Знал бы, не стал так стыдить меня за осторожность. Я не хочу обо всем этом говорить, давай лучше пропустим по стопочке и успокоимся.

– Мне нужно звонить Моисеенко.

– До гостиницы все выветрится.

– Тогда хоть какую-нибудь закуску принеси.

– Сейчас посмотрю у Володи.

Не успели они приступить к закуске после первой стопки, как вернулся Минайков, который с ходу выпалил:

– Можете действовать, сделано не хуже, чем у самого «Иуды», – и передал Эди упаковку с пленкой.

– Постараюсь, если на выходе не встречусь с лучшим контрразведчиком вашего главка, – пошутил тот, вставая, чтобы идти.

– Может, еще по стопочке? – предложил Артем.

– После нее придется еще третью обязательную пить, лучше продолжим после того, как созвонюсь с резидентом, – сказал Эди и направился к выходу.

Звонок Моисеенко Эди сделал из таксофона в холле гостиницы. По специфичному щелчку понял, что на том конце провода сработал определитель номера. Ответила какая-то женщина. Убедившись, что набрал нужный номер, он назвал себя и пояснил, что прибыл из Минска и хочет переговорить с Андреем Ефимовичем. Женщина после небольшой паузы спросила:

– Откуда вы звоните?

– Я же сказал, что прибыл сюда, – недовольным голосом произнес Эди.

– Извините, я имела в виду, где сейчас находитесь?

– А-а, в холле гостиницы «Россия».

– Он должен скоро подойти, позвоните, пожалуйста, через час, – предложила она и положила трубку.

Эди бросил взгляд на часы и отошел от таксофона, осмысливая происшедший диалог. В голову лезли разные мысли. Но над всеми остальными доминировала одна: «Что они собираются сделать за этот час? Созвониться с Глущенковым и спросить обо мне? Так он не знает, что я выехал в Москву, – «Иуда» специально ему об этом не сообщал, потому что не доверяет. Примчаться сюда и взять под контроль все таксофоны, а затем попытаться проследить и послушать, кто в назначенный час будет звонить отсюда, чтобы потом за звонившим организовать слежку? Вполне разумно. Если допустить такое, то мне необходимо самому организовать контрнаблюдение за таксофоном, с которого буду звонить. Логично, но как лучше все это сделать?»

Вспомнив при этом, как сегодня обозревал холл с веранды, вернувшись от Елены, Эди поднялся туда и занял столик с краю, откуда хорошо просматривался вход, таксофон и все пространство вокруг него. Затем заказал себе легкий ужин и бокал грузинского вина.

Через десять минут наблюдения Эди уже имел достаточно четкое представление об обстановке в холле и мог отслеживать происходящие в нем изменения. Таксофоном практически никто не пользовался. Люди в основном толпились у киоска с газетами, лифтов и лотка с напитками. Входящие в холл обычно сразу шли к лифтам, но были и такие, кто поднимался в кафе или присоединялся к тем, кто находился внизу. Но неожиданно его внимание привлек молодой человек с сумкой через плечо, который, войдя в холл, неторопливо стал осматриваться. Заметив таксофон, он подошел к нему и снял трубку, будто собираясь звонить. Но, продержав его некоторое время у уха, вернул на место. Затем, внимательно вглядываясь в людей, прошел к лотку с напитками и, купив кофе и пару бутербродов, встал за одну из крайних стоек лицом к таксофону.

«Это, может быть, один из тех, кого я рассчитывал увидеть здесь», – подумал Эди, заметив, как тот отреагировал на появление у таксофона какого-то мужчины… Неизвестный тут же посмотрел на наручные часы, зачем-то развернул сумку к нему торцом и буквально застыл в одной позе. Спустя пару минут, когда мужчина закончил телефонный разговор и ушел, неизвестный расслабился и стал спокойно жевать очередной бутерброд.

Подобным образом неизвестный вел себя каждый раз, когда кто-нибудь подходил к таксофону, и это убедило Эди в том, что таким образом он пытается выявить человека, звонившего Моисеенко. Такой вывод напрашивался, поскольку никто из находящихся в холле людей, кроме него, не проявлял интереса к таксофону и обстановке вокруг него.

Сделав такой вывод, Эди быстро поднялся в номер и позвонил Артему, который удивленно воскликнул:

– Как, уже?!

– Еще нет, был только предварительный разговор с какой-то женщиной. Сейчас надо будет идти повторно звонить, но я по другому поводу, – пояснил Эди и рассказал о неизвестном молодом человеке. Затем, назвав приметы его внешности и место дислокации в холле, предложил взять его под наружку, чтобы отследить дальнейшие действия и установить его личность.

– Ты, как всегда, просчитываешь возможные шаги наших оппонентов, – пошутил Артем. – Насчет наружки понял – сейчас организую. Рассчитывай минут двадцать на подъезд и просечку объекта.

– Хорошо, двадцать минут – и звоню.

– Договорились, я подъеду позже, когда все успокоится, – сказал Артем и отключился.

Спустя пятнадцать минут Эди спустился в холл и, постояв еще некоторое время у газетного киоска, рассматривая журналы, медленно подошел к таксофону и набрал нужный номер.

После нескольких гудков трубка ожила вкрадчивым мужским голосом:

– Вас слушают.

– Добрый вечер, мне сказали, чтобы я позвонил через час, – размеренно произнес Эди, ощущая затылком пронизывающий взгляд неизвестного.

– А что вы хотели?

– Хотел бы услышать Андрея Ефимовича.

– Для чего?

– Для того, чтобы спросить, как ему передать письмо и лекарство от минского знакомого, – не скрывая нотки напускного раздражения, заметил Эди.

– Извините, не совсем понял, от кого?

– От Бизенко.

– А что за лекарство?

– Знаете, товарищ, мне кажется, я не туда попал, если вы не знаете, о чем идет речь, – теперь уже с сомнением в голосе произнес Эди, развернувшись боком к лотку с напитками, где находился неизвестный.

– А-а, вспомнил. Ну конечно, я же просил его об этом, – поспешно среагировал Моисеенко, скорее всего предположив, что собеседник повесит трубку.

– Вот и хорошо, а то я подумал, что не с тем разговариваю, коли не помнит, что он просил и у кого просил, – продолжил Эди, мысленно отметив, что сумел несколько напрячь резидента.

– Извините, возраст далеко не юношеский, не все сразу вспомнишь, – протянул он. – Я вот думаю, как быть, ведь на улице уже вечер. Может, созвонимся завтра, скажем, в двенадцать и договоримся о встрече. Надеюсь, вы еще побудете некоторое время в Москве?

– Побуду несколько дней, но я не хотел бы сидеть в гостинице, ожидая, когда вы найдете время на встречу, так как запланировал сходить в театр и музеи.

– Прекрасно, тогда завтра скажу, куда вам подъехать, или сам к вам зайду.

– Хорошо, но когда позвонить?

– Где-то к одиннадцати. Но, на всякий случай, назовите номер своего телефона.

– Я не запоминал, – смущенно ответил Эди.

– А сейчас вы не с него звоните?

– Нет, с таксофона. Мне Александр говорил, что…

– Понял, понял, – прервал он. – Тогда скажите, как вас зовут и в каком номере остановились?

После того как Эди назвал себя и номер, собеседник предложил ему завтра позвонить с таксофона и отключился. А неизвестный за несколько секунд до этого медленно повесил сумку на плечо и не торопясь направился к выходу.

Эди же поднялся к себе в номер и вновь позвонил Артему.

– Поговорил? – спросил тот, как только услышал его голос.

– Да, мило пообщались.

– О чем-то договорились?

– Договорились созвониться завтра в двенадцать.

– И все?

– А ты хотел, чтобы он с разгона начал лобзаться? – передразнил его Эди. – Я даже рад, что так развивается ситуация, а то мог бы подумать о нем – несерьезный дяденька, сразу бросается знакомиться. Так что не ходи сюда на всякий случай. Допускаю возможность наблюдения за номером.

– Ты думаешь, что там был еще кто-то?

– Вполне. Иначе чего бы так беспечно покинул театр военных действий этот типчик с сумкой.

– Тогда, может быть, тебе и со звонками из номера воздержаться?

– Согласен, но в конторе бывать-то надо?

– А мы будем тебя со двора вывозить. Завтра, когда вернешься в номер после встречи, подъеду с опером, работающим по гостинице, и согласуем все вопросы.

– Нормальное решение.

– После твоего дружеского разноса стал четче думать, – пошутил Артем.

– Это радует, но перед выездом рекомендую переговорить с наружкой по здешней ситуации, чтобы не пришлось знакомиться с оппонентом, который грозился зайти в гости, – в тон ему продолжил Эди.

– Ты меня все более и более радуешь. Надеюсь, к добру все это? – иронично промолвил Артем.

– Ничего другого и не остается, как радоваться и надеяться, – ответил ему Эди и, пожелав доброй ночи, положил трубку.

После этого он добрых полчаса понежился под душем и лег спать, задумав утром пораньше встать и пойти на набережную, чтобы пробежаться и сделать зарядку.

Но впечатления прожитого дня еще долго не давали ему уснуть, вставая перед глазами яркими картинами состоявшихся встреч и проведенных бесед. На их фоне вновь прокрутил в голове ситуацию по подготовке предстоящей встречи с Моисеенко и сам разговор с ним, отметив при этом оперативность, с которой тот организовал наблюдение в холле и взял тайм-аут, чтобы иметь время понаблюдать за ним и принять решение, идти ли на контакт с посланцем Бизенко.

Эди, конечно, понимал, что его появление в Москве внесло в налаженный канал связи агента с центром не предусмотренный правилами тайной работы элемент, что, естественно, насторожило и заставило резидента предпринять меры по выявлению подставы со стороны контрразведчиков. Для этого у него два пути – навести справки на посланца в Минске и понаблюдать за его поведением в Москве, чтобы зафиксировать возможные подозрительные контакты, и, как следствие, исключить их встречу. А так у резидента нет оснований отказываться от контакта с ним, тем более, должен понимать, что сидящий в изоляторе Бизенко не стал бы посылать к нему человека с каким-то лекарством. Тем не менее, вполне возможно, что сам он не станет рисковать, а на встречу пошлет кого-то из своих людей. Хотя, с другой стороны, зная, что он рассчитывал получить от Бизенко стратегическую информацию, может и не захотеть упустить возможность личного получения столь престижного результата. В пользу того, что он так поступит, могли свидетельствовать его слова «…сам к вам зайду».

Однако, с каждой минутой острота восприятия мыслей под давлением накопившейся за день усталости притуплялась, и Эди медленно погружался в сон. Но настойчивый стук заставил его подняться и, на ходу облачаясь в гостиничный халат, он пошел открывать дверь.

«Скорее всего, это дежурная по этажу или кто-нибудь из наружки», – думал Эди, открывая защелку. Но, потянув на себя дверь, увидел мужчину, в котором сразу признал Моисеенко, а рядом с ним дежурную по этажу.

– Извините, этот товарищ сказал, что ему надо срочно с вами увидеться. Я хотела предупредить вас, но так получилось, что…

Моисеенко, прервав дежурную, быстро вымолвил:

– Дорогой Эди, ты же понимаешь, что Андрей Ефимович не мог уехать, не встретившись с тобой, – а затем, легко взяв под локоть женщину, заговорщически произнес: – Я же говорил, что он еще спасибо скажет.

Быстро сориентировавшись, Эди широко улыбнулся и подтвердил слова своего гостя, а затем со словами: «Вы просто молодец, Андрей Ефимович, что зашли», – предложил ему пройти в номер.

– С удовольствием, – сказал Моисеенко и тут же прошел в прихожую.

После того как Эди закрыл дверь, Моисеенко уставился ему в глаза и вкрадчивым голосом произнес:

– Простите за наглое вторжение. Завтра мне действительно надо отъехать в область. Об этом стало известно только после нашего разговора. Телефона вашего, чтобы предупредить о своем визите или перенести встречу, у меня не было. Вот и решил, дай загляну на ночь глядя, авось не прогонит этакого нетактичного дяденьку.

– Это даже хорошо, ведь у меня будет больше времени на свои дела, – отпарировал Эди, пристально разглядывая гостя. – Вы пройдите в гостиную и присядьте, если хотите, включите телевизор, а я только на минуту оставлю вас. Мне нужно переодеться.

– Эди, пожалуйста, не тратьте на это время, – заметил Моисеенко, присаживаясь в кресло у журнального столика. – Я только на минуточку. Вот телевизор, пожалуй, включу.

– Извините, я все-таки натяну на себя что-нибудь поприличнее, не в бане же находимся.

– Ну как знаете, – заметил гость, продолжая разглядывать Эди.

Между тем Эди прошел в спальню и, быстро переодевшись в спортивный костюм, вернулся в зал, взяв из сумки адресованное гостю письмо и пробник с пленкой. При этом решил потребовать от гостя доказательства того, что он на самом деле является тем человеком, за которого себя выдает.

«А то получается, что я поверил первому, кто постучался в номер, назвав себя Андреем Ефимовичем. Нелогично. К тому же у резидента может возникнуть вопрос: а чего этот парень так легко согласился отдать посылку? Уж не оттого ли, что знает, кто к нему пожаловал?» – подумал Эди, присаживаясь в кресло напротив Моисеенко. И потому вежливо обратился к гостю:

– Извините, пожалуйста, но я хотел бы убедиться, что вы действительно Моисеенко. Мне так рекомендовал поступить Александр.

– То есть, – несколько растерянно произнес Моисеенко, вопросительно посмотрев на Эди. – Вы хотите, чтобы я паспорт показал? Но я его с собой не ношу. Да и вообще, в наше время мало кто при себе имеет молоткастый и серпастый, если, конечно, он не собрался в сберкассу.

– В таком случае я не смогу вам передать ни письмо, ни лекарство. А вдруг вы не тот, кем представились? Согласитесь, с таким же успехом сюда мог прийти и злоумышленник, случайно подслушавший мой телефонный разговор… И что я тогда скажу Александру?

– Знаете, я с вами согласен, – посерьезнев, произнес Моисеенко и, достав из заднего кармана брюк красную книжечку, спросил: – Пропуск в Верховный Совет подойдет?

При этом вытянул вместе с пропуском из кармана небольшого формата фотографию, которая отчего-то выскользнула из его рук и упала на палас около кресла, на котором он сидел.

Эди посмотрел на развернутый пропуск, и, переведя взгляд с пропуска на Моисеенко, заметил:

– В жизни вы лучше выглядите.

– Не всегда, вот посмотрите на эту, – предложил тот, протянув Эди поднятую с паласа фотографию, – тогда увидите, что я прав.

– Действительно, здесь вы лучше смотритесь, – отреагировал Эди и тут же воскликнул: – О, это же Александр? Его здесь можно и не узнать.

– Почему?

– Да потому что тюрьма человека за день преображает до неузнаваемости, а ему там не повезло буквально с момента прописки, – обронил Эди. Затем, передавая Моисеенко письмо и пробник с пленкой, добавил: – Вот вам и его передачка. Так заключенные называют посылки с воли.

– В каком смысле не повезло? – с напряжением в голосе произнес Моисеенко, принимая посылку.

– В прямом смысле. Блатные избили его и хотели надругаться.

– А что им помешало это сделать? – спросил гость, неуверенными движениями надорвав конверт и извлекая из него письмо.

– Я помешал, а там на шум и краснопогонники сбежались.

– Вы всегда вступаетесь за слабого? – спросил Моисеенко, впившись глазами в лист бумаги, будто пытаясь увидеть межстрочную тайнопись.

– Да, как правило, но в данном случае сработало также и то, что был зол на блатных.

– С чего бы это, ведь они вас не трогали? – с ехидцей в голосе заметил Моисеенко.

– Пытались, да просчитались, не зная, что я мастер каратэ, – с гордостью промолвил Эди.

– Поделом им! Но Саша сильно пострадал? – поинтересовался Моисеенко, по-прежнему не отрывая взгляда от письма.

– Лицо в кровь разбили, но на нем быстро зажило, сейчас только небольшие ссадины остались.

– Дорогой Эди, благодарю вас за Сашу, – тепло сказал Моисеенко, посмотрев на него. Затем, сделав небольшую паузу, попросил разрешения воспользоваться туалетом, сославшись на то, что у него есть некоторые проблемы с мочевым пузырем.

– С кем не бывает, – улыбнулся Эди, показав на гостевой туалет. Сам же подумал, что резидент пошел читать послание своего агента.

Моисеенко вернулся из туалета в приподнятом настроении и, не успев еще сесть, произнес:

– У вас весьма приличный номер.

– Решил не экономить деньги Александра и пожить несколько дней по-барски.

– Молодец Саша, такое за ним водится, – пошутил Моисеенко, – только не пойму, откуда у него деньги в камере появились. Неужели смог обхитрить, как вы сказали, краснопогонников?

– Все гораздо проще – по его записке деньги дал некто Глушков или Глущенков. А так он их и до камеры донести не смог бы: надзиратели обшмонали и присвоили бы себе.

– У вас все так просто получается – записку передал и деньги получил, – очередной раз пошутил Моисеенко. – Но как вынести ее, чтобы не перехватили тюремщики? Ведь как минимум надо иметь надежного человека, на которого можно положиться.

– Вы говорите со знанием дела. Можно подумать, что там бывали.

– К великой радости, не приходилось, просто читал всякую там литературу.

– Понял… Нам помог мой минский товарищ, к которому я, собственно, и поехал собирать полевой материал по защитникам Брестской крепости. Он нашел для меня такого адвоката, который поставил всех на уши, иначе я по сей день коптился бы в этом гадюшнике.

– А как вы с Сашей подружились?

– Он подошел и спросил разрешения занять соседнюю койку, я не возразил. Там разговорились и поняли, что у нас много общего по жизни, и стали помогать друг другу.

– Вы всегда так многословны? – улыбнулся Моисеенко, чтобы подчеркнуть краткость ответа Эди.

– Не всегда, но учитываю, что краткость разумна, особенно если разговариваешь с малознакомым человеком, – ответил Эди.

– Вообще-то вы правы. Но в этом случае прошу вас хоть немного рассказать о Саше, я же волнуюсь за него.

– Хорошо, мне это не составит труда, – заметил Эди и подробно рассказал о том, как Бизенко появился в камере, драке с блатными, своем заступничестве, происходивших между ними беседах, его просьбах и о том, как они выполнялись.

Моисеенко внимательно слушал Эди, иногда задавая уточняющие вопросы, из которых Эди заключил, что резидент пытается понять, насколько реально было это сделать в тех условиях, в которых находились Бизенко и Эди. Моисеенко не меньше интересовало и то, как Эди выживал в изоляторе, да еще умудрялся помогать Бизенко. Но делал он это, маскируя свой интерес желанием больше узнать о спасителе своего друга. И Эди рассказывал… В один из моментов резидент даже спросил его, а не остерегается ли он вновь возвращаться в Минск, так как тамошние милиционеры могут отомстить ему за срыв их надежд на раскрытие громкого преступления.

На это Эди ответил:

– Зачем им лишняя головная боль? Они, должно быть, поняли, что я не беззащитный субъект для их манипуляций. Но, как бы то ни было, вернуться я обязан. Мне надо завершить свою работу, да и Александру обещал поддержать его.

– Когда поедете?

– Я же говорил, что через несколько дней.

– А-а, театры? – улыбнулся он.

– Не только, мне еще нужно увидеться с одним человеком. Александр рекомендовал, – ответил Эди.

– О, как интересно! Кого же, кроме меня, мог вам Саша порекомендовать? Во мне аж ревность пробудилась, – воскликнул Моисеенко, внезапно встрепенувшись.

– Это по моим делам, – пояснил Эди.

– Понимаю, но Саша мог и мне адресовать ваши дела, но нет же, направил к постороннему человеку. Откровенно скажу, я не одобряю такие выкрутасы моего друга. А ну-ка, дорогой Эди, признайтесь, к кому он вас направил?

– Если это для вас так важно, пожалуйста. Его фамилия Сафинский.

– Сафинский, Сафинский, такого не знаю. Саша не говорил, чем он занимается? – уже спокойно спросил Моисеенко.

– Нет. Сказал, позвонить от его имени, и он может посоветовать что-нибудь дельное.

– Вполне возможно. В наши перестроечные времена энергичные и толковые молодые люди очень востребованы. Смотришь, и вы сгодитесь на каком-нибудь важном участке работы, – высокопарно произнес Моисеенко, посмотрев на часы.

– Александр тоже так говорил, – мечтательно промолвил Эди.

– Саша не рассказывал, что у него произошло с Шушкеевым? Мне об этом звонил наш с Сашей общий знакомый, но он подробностей не знает.

– Вы имеете в виду мужчину, которого он пырнул ножом?

– Да, его.

– О-о, это целая история.

– Вы бы хоть вкратце рассказали, что знаете. Любопытно бы узнать, что они не поделили.

– Он, собственно, из-за этого типа и загудел в тюрягу. Александр рассказывал, что тот начал шантажировать его и они подрались. Но ваш друг сильно переживал за то, что чуть не убил человека, писал ему извинительную записку.

– За что подрались, не говорил? – уже напрямую спросил Моисеенко.

– По-моему, из-за денег. Александр рассказывал, что следаки шьют тому валюту.

– Вот дурак, говорил же, что жадность к деньгам не доведет до хорошего, – в сердцах произнес Моисеенко, слегка передернув от волнения плечами.

– Я бы не сказал, что Александр жадный, он мне и моему товарищу серьезно помог деньгами. И мы теперь сможем продолжить наше исследование.

– Да, такое за ним водится. Кстати, с Глущенковым вы не встречались?

– Не приходилось. К нему ходил мой адвокат.

– Да, вы говорили об этом. А этот ваш адвокат и на самом деле такой пробивной?

– Я же говорю, что без него куковать бы мне по сей день на нарах. Эти менты, как говорил Александр, держали бы меня там до второго пришествия.

– Иначе говоря, ваш адвокат сможет поработать на Сашу? Я правильно понял вас?

– Правильно. Почему бы и не поработать, ему же все равно надо если не на него, так на другого работать.

– Понятно. У вас самого какие планы после того, как завершите свои минские дела?

– Вернусь домой, буду обобщать материал и готовить публикацию.

– Нужное дело. Но, если вам предложат некоторое время задержаться в Минске, конечно, не за просто так?

– Я и так обещал Александру, – промолвил Эди, вопросительно взглянув на собеседника.

– Имеется в виду подольше, ну, скажем, пару недель, пока ситуация с ним не прояснится. За это время вы могли бы еще раз сюда подскочить и рассказать, как там все складывается. Вы только насчет расходов не беспокойтесь, авансом проплачу, и даже сможете кое-что на свои исследования отложить.

– Мне Александр уже дал серьезные деньги, так что с ними проблем нет, хотя, как говорят, их много не бывает.

– О, мне нравится, как вы рассуждаете, – приободрился Моисеенко. – Эди, ответьте еще на один вопрос. Саша рассказывал вам о своей дочери?

– Рассказывал, я даже сегодня был у нее в гостях, – признался Эди, допустив, что тот может такой информацией обладать и свой вопрос задает, чтобы посмотреть, насколько он откровенен с ним.

– Как она там? Извелась, наверно, из-за отсутствия весточек от отца?

– Я ей, как и просил Александр, рассказал о том, что у ее отца возникли проблемы и он находится в следственном изоляторе, пока менты, то есть милиция, не разберутся, что он не виноват.

– А она?

– Естественно, стала плакать, но вскоре успокоилась, я смог даже уговорить ее погулять. Собираюсь с ней в театр сходить. Будет чем порадовать Александра, – ответил Эди, чтобы закрепить у собеседника уверенность, что он открыт с ним и не считает необходимым скрывать свой контакт с Еленой.

– Вы молодец, однако. Повезло Саше с вами, – заметил Моисеенко, взглянув на часы.

– Мне кажется, нам обоим повезло. Но было бы здорово, если наше с ним знакомство состоялось не в тюрьме.

– В экстремальных условиях отношения проверяются и скрепляются как суперклеем, – улыбнулся Моисеенко, и самодовольная улыбка скользнула по его лицу.

– Возможно, вы и правы. Время покажет, ведь такого опыта у меня не было.

– Это все наживное. Однако, дорогой Эди, засиделся я у вас. Пора и честь знать. Но должен признаться, что мне доставило удовольствие общение с вами. И потому предлагаю до вашего отъезда еще раз встретиться. Например, послезавтра. Хочу вас угостить московским ужином и кое-что для Саши передать, если, конечно, не станете возражать.

– Я не против, если это не сорвет моего похода в театр.

– Попробую не сорвать вашу культурную программу для дочери моего друга. Кстати, вы обратный билет купили?

– Нет еще, собирался заказать после передачи вам посылки. Теперь уж завтра закажу.

– А чем будете добираться?

– Поездом, так проще.

– Да, чуть не забыл, дайте номер вашего телефона, – попросил Моисеенко, внимательного глядя на Эди.

– Сейчас скажу, я его так и не запомнил, – ответил Эди, потянувшись к телефонному аппарату, стоящему тут же на столике.

Записав номер, Моисеенко направился к двери и, обронив перед выходом: «До встречи, провожать не надо», – ушел.

– До свиданья, – произнес Эди, закрывая за ним дверь, после чего вернулся в гостиную и сел в прежнее кресло.

«Хитер, всех наколол: действовал нестандартно и напористо. Хорошо, я хоть догадался Артема предупредить, – подумал Эди, почувствовав, как меж лопаток выступил пот от одной только мысли о возможном его пребывании здесь к приходу резидента. – Моисеенко так уверенно вел себя, поскольку заранее знал, что я один. Об этом ему могла сказать только этажная, которая и привела его сюда. Выходит, что ковалевские ребята не прикрыли номер проинструктированными сотрудниками. Нужно сказать Артему об этом. Да, он же собирается меня навестить завтра со своим сотрудником, а за номером может наблюдать человек Моисеенко. Надо бы сейчас позвонить на Лубянку и предупредить, – пронеслось в его голове, и он резко поднялся с кресла, с намерением действовать, но его остановила мысль: – Но откуда позвонить? Выходить отсюда нежелательно по тем же соображениям, по крайней мере, в ближайшие часы. Значит, только ранним утром, идя на зарядку. Если Артема не будет на месте, можно будет озадачить дежурного, чтобы он срочно довел до того необходимую информацию», – решил Эди и направился в спальню, но остановился от того, что очередная мысль подсказала вариант выхода в коридор под предлогом попросить этажную разбудить его утром.

Через минуту он уже был у ее стола, но ее там не оказалось. Никого не было и поблизости. Используя этот благополучный момент, Эди быстро набрал нужный номер со стоящего на столе телефона. На его удачу Артем оказался на месте. Сообщив ему в телеграфном варианте о состоявшейся встрече с Моисеенко, попросил организовать заселение сегодня же в гостиницу двух девушек-сотрудниц для поддержания связи.

Прервав попытку Артема задавать вопросы, пояснил, что они должны ему сначала позвонить, а затем, уговорив каким-нибудь подарком дежурную по этажу, постучаться в номер и предложить любовное свидание за деньги, но так, чтобы она слышала. При этом предупредил, что звонить под другими предлогами нежелательно, так как это может вызвать вопросы у человека Моисеенко, если таковой отслеживает ситуацию вокруг номера.

Услышав от Артема, что он все понял, сразу же положил трубку. И потому, что в коридоре появилась уже знакомая этажная, улыбнулся, осознав, что ему повезло и на этот раз.

– О, это вы, – шумно выдохнула она, видимо, решив, что эта улыбка предназначалась ей. – Понимаю, вам стало скучно в своей прекрасной обители.

– Я звонил, чтобы попросить разбудить меня с утра, но, поняв, что вы очень заняты, пришел сюда, – вновь улыбнулся Эди.

– С утром все понятно, но зачем так рано ложится такой приятный молодой человек, не понимаю, – играя глазками, пропела дежурная. – Гостиница просто кипит в это время активной жизнью, а вы уже думаете, когда проснуться.

– Об этом тоже нужно думать, – весело промолвил Эди, поддержав даму в ее хорошем настроении. – Я же не прошу, чтобы меня усыпили.

– Вот и хорошо, это по-нашему, – покивала дежурная и сделала какую-то запись в лежащем на столе журнале.

– Спасибо за понимание и поддержку, – поблагодарил Эди и направился в номер, спиной ощущая жгучий взгляд этой уже отблиставшей похотливой дамочки.

Придя к себе, он, не раздеваясь, прилег на кровать и сразу же уснул. Разбудил его резкий телефонный звонок… Автоматически посмотрел на часы. Было два ночи. «Это, наверно, девочки с Лубянки», – подумал он, поднимая трубку, и в следующую секунду услышал в ней мурлыкающий голосок заскучавшей с вечера девицы:

– Красавчик, мы с подруженькой ну просто умираем от желания пообщаться с тобой. Ты нам откроешь?

– В такое время? – переспросил Эди, подумав, а не дама ли с этажа решила помочь скоротать ему ночь, подставив местных девочек, которые отстегивают ей процент с любовного заработка.

– Не томи, скажи… мы, как ты и хотел, вдвоем будем тебя веселить, – прошептала обольстительница.

– В таком случае открою, – согласился Эди, поняв, что, если их двое, то это девушки Артема, и быстро направился в ванную, чтобы сполоснуть лицо холодной водой.

Не успел он вернуться, как послышался стук.

Эди открыл дверь и, увидев стоящих в коридоре двух разукрашенных девушек в облегающих мини-юбках и с откровенным декольте, к тому же переминающихся с одной ноги на другую в такт какой-то им известной музыки, уже хотел было сказать, что они ошиблись номером. Но одна из них, наконец-то остановившись, достаточно громко промурлыкала:

– Красавчик, это мы тебе звонили, а ты нас держишь у двери. Давай зайдем и там поговорим о всех наших радостях.

Наконец, поняв, с кем имеет дело, и немало удивившись увиденному и услышанному, он отступил назад со словами:

– В таком случае заходите.

Пропустив девушек, Эди закрыл дверь и прошел вслед за ними.

Они для порядка еще некоторое время покривлялись, подмигивая ему и показывая на дверь, мол, эта дама может пытаться подслушать, а потом вопросительно уставились на него.

Допустив вероятность подобного поведения этажной, он предложил им перейти в спальню. Присев в кресла, девушки переглянулись между собой при виде неприбранной постели.

– Простите за этот беспорядок. Откровенно скажу, вы меня несколько озадачили и я забыл, что здесь не прибрано.

– Такую постель можно и не собирать, – пошутила одна из девушек.

Эди без эмоций выслушал эту шутку, а затем произнес, вызвав тем самым у них, ожидавших сразу конкретного разговора, недоуменные взгляды:

– Пожалуйста, скажите, как вас зовут, и покажите документы. Хотелось бы убедиться, что вы те девушки, которых я жду.

– Нас Ковалев предупреждал, что вы железный, но о такой проверке и он не подозревал, – холодно заметила девушка, что постарше. Но, увидев, что Эди никак не отреагировал на ее реплику, продолжила: – Я Любовь Александровна, а она – Ольга. Удостоверений при нас нет, забрали на Лубянке. Паспорта имеются.

– Значит, так, я не железный и тем более не дубовый, – тепло отреагировал Эди, просматривая их паспорта. – А мои вопросы и ваши ответы на них нужны, чтобы на уровне подсознания они не мешали нашему общению. И вы, Любовь Александровна, не должны на меня обижаться.

– Извините, мы из роли никак не выйдем, – легко рассмеялась она, вызвав у Эди улыбку.

– Понял и все простил, – весело сказал Эди. – Теперь приступим к делу. Скажите, Ковалев объяснил, какая задача перед вами стоит?

– Мне говорил, – ответила Люба и подмигнула подруге, чтобы она вышла. И та сразу же покинула спальню.

– Конкретизируйте, пожалуйста.

– Осуществлять связь между вами и им, а также быть всегда в досягаемости для вас. В этих целях для меня сняли номер этажом ниже. Какой именно, а также телефон – напишу позже. Буду там находиться постоянно, за исключением времени, которое мне понадобится для передачи информации Ковалеву или Минайкову.

– Насколько вы информированы о проводимой работе?

– Только в общих чертах.

– Ольга что знает?

– Практически ничего. Вы попросили двоих, вот она и подключена ко мне.

– Хорошо, – произнес Эди и рассказал ей под запись детали встречи с Моисеенко: об интересовавших резидента вопросах, предстоящей послезавтра с ним встрече, своих подозрениях о возможном наличии в гостинице его источников информации, о необходимости исключения звонков в номер, о планах на завтрашний день и необходимости установления контрнаблюдения при его перемещениях по городу. О готовности сделать звонок Сафинскому и целесообразности встречи с Артемом в номере Любы.

Услышав последнюю фразу, она улыбнулась и произнесла:

– Извините за то, что смолола чепуху. Вижу, вам очень трудно приходится. Искренне жалею, что обидела вас.

– Любонька, о чем вы? Да посмотрите на меня. Разве такого можно обидеть? – сыронизировал Эди.

– Женщину трудно обмануть. У вас очень ранимая душа. Конечно, происки недругов вам неопасны. Но вы не защищены от предательства друзей и близких.

– Люба, вы кто? – удивленно спросил Эди, посмотрев в глаза девушки.

– Я оперативный психолог. Помогаю нашим ребятам, участвующим в острых мероприятиях, оставаться стабильными.

– О, как интересно, – искренне сказал Эди. – Знаете, я им завидую.

– Вам моя методика не нужна. У вас очень сильная аура и воля, я ее сразу же почувствовала, как только открыли дверь.

– Я тоже, особенно когда вы проходили в гостиную, продолжая изображать девицу легкого поведения.

– Знайте, Эди, любая женщина по своей природе такая девица. Это ее оружие.

– А кто из вас по телефону мурлыкал?

– Это наша скромница – Оля. Откровенности ради скажу: только сегодня уловила в ней этот талант, а так – недотрога. Наши ребята боятся ее и обходят стороной.

– Выходит, они слепы и не могут разглядеть рядом с собой этот вулкан страсти, – улыбнулся Эди.

– Смотрю, вы ее сразу почувствовали.

– Это было несложно, – произнес Эди и предложил Любе идти в свой номер и связаться с Лубянкой.

– Надо немного подождать, а то наша благодетельница не поймет, отчего такой крепкий мужчина так быстро выпроводил нас, – пошутила она.

– В таком случае сейчас угощу вас хорошим кофе, – сказал Эди. – Пойдемте, Люба, а то наша кисонька, наверно, заскучала.

После кофе девушки ушли, обещав позвонить около десяти часов. Эди лег в постель и, как только положил голову на подушку, унесся в страну сна, словно кто-то всесильный легким взмахом волшебной палочки отключил его от всех земных проблем. Его уход туда не смогли остановить даже пульсировавшие в голове вопросы: с какими впечатлениями от встречи ушел Моисеенко, примет ли он и стоящая за ним натовская разведка как правду подсунутую им дезинформацию, какие действия предпримет послезавтра…

Более того, Эди впервые за эти напряженные дни и ночи приснился сон, будто он находится в далеком казахстанском селе, где родился и провел детские годы. Вот дом, что построила его семья в начале пятидесятых, и тополь подле него. Колодезный журавль, подпирающий собой бездонное небо над бесконечной степью. Извилистая, с заросшей обочиной, пыльная дорога, тянущаяся мимо обветшалых домов… и босоногий мальчик в коротких штанишках и цветастой распашонке из-под материнских рук несущийся по ней, катя впереди себя самодельное кольцо. На лице его играет улыбка. С губ слетают слова восторга. А искры радости разлетаются во все стороны, извещая весь окружающий необозримый мир о его победе над этим непослушным никелированным кольцом… Он знает, что мать и отец наблюдают за его бегом, радуясь тому, что их сын вновь встал на ноги, переборов тяжкий недуг, и несется навстречу горячему летнему ветерку, разметавшему в стороны полы его распашонки. Мать кричит ему вдогонку: «Сынок, лови луч солнца, луч солнца лови, что играет на ободке, лови-и-и…» Он видит переливающееся сверканье луча и, пораженный его чистотой и яркостью, кричит в ответ: «Ма-ам, пусть играет, в его веселье я продолжение жизни вижу». И многократное эхо повторяет: «…продолжение жизни вижу, продолжение жизни вижу…»

Колодезный журавль, утомленный обжигающей его стройное тело степной жарой, и тополь-великан, в могучей кроне которого кружил, теребя зеленую листву, тот самый летний ветерок, молча кивали друг другу в знак согласия с мальчишкой в том, что игра золотистого луча солнца на ободке детского кольца действительно есть отражение вечности в судьбе этого маленького человека, бегущего навстречу жизни.

Проснувшись, Эди лежал, находясь под впечатлением увиденного сна, который вернул его в далекое детство, о котором в его памяти остались грустные воспоминания, связанные с холодом, голодом, неустроенностью и, конечно, надеждами на лучшие времена, лучшую жизнь. Потом было возвращение к дедовским пепелищам и восстановление разрушенных кладбищ, дорог и очагов, что требовало недюжинных усилий и трудов… Но сверкание солнечного луча на ободке детского кольца звало вперед и работа спорилась.

Бег его мыслей прервал телефонный звонок этажной, которая напомнила, что пора подниматься на зарядку. В следующую секунду он встал и, быстро одевшись в спортивный костюм, спустился по лестнице вниз и направился на улицу. Выйдя из гостиницы, сразу же побежал на набережную.

Когда через час он вернулся, в коридоре его встретила та же этажная и, смеясь, спросила:

– Девушки понравились?

– Они просто прелесть, – пошутил Эди.

– Тогда надо было больше попотеть ночью, чтобы утром на зарядку не тянуло, – рассмеялась она, закатив глаза.

– Удовольствие надо уметь растягивать, – заметил Эди. Потом, чтобы поменять тему, спросил: – Подскажите: как заказать билет на поезд из номера?

– Вам это показать или?.. – не договорила, улыбнувшись, этажная.

– Лучше подскажите, – попросил Эди, не обратив внимания на ее намек.

– В таком случае внимательно ознакомьтесь с содержимым папки в вашем номере, там и найдете ответ на свой вопрос, – уже сдержанно ответила она и отвернулась.

Сделав вид, что не заметил произошедшей в ее настроении перемены, Эди ушел к себе. Принял душ и тщательно побрился. Затем, стоя у зеркала, оделся в купленные вчера джинсы и спортивного кроя майку. Увидев себя в зеркале в новом наряде, улыбнулся, вспомнив чекистское неписаное правило, согласно которому не допускалась такая вольность в одежде.

«Но это только на работе, а я сейчас хоть и на работе, но нахожусь в специфичных условиях и потому не подпадаю под это правило», – сказал он кому-то невидимому и направился завтракать.

Для непосвященного человека подобная ирония могла показаться странной, но только не для многих начальников, ревностно оберегающих укоренившийся порядок во вверенных им подразделениях и расценивающих отступление от них чуть ли не административным правонарушением. Из-за такого подхода сотрудникам, кроме работающих в негласных подразделениях, приходилось ходить на работу в строгих костюмах и галстуках. В этой связи у коллег из смежных ведомств родилась поговорка о том, что офицеров Комитета государственной безопасности можно узнать даже в бане по специфической выправке и жесту – словно они постоянно поправляют галстук.

Придя в кафе, что размещалось на площадке у лестничного пролета в конце длиннющего коридора шестого этажа, Эди заказал яичницу с колбасой, пару бутербродов с сыром, кофе со сливками и сел за столик в углу, чтобы можно было обозревать всех заходящих сюда посетителей.

Скоро быстроногий официант принес его заказ, и он с удовольствием начал завтракать… но неожиданно его внимание привлекло появление в кафе вчерашнего неизвестного из холла. Он, пройдясь взглядом по всем столам, подошел к стойке и, постояв пару минут в очереди, удалился, так ничего и не взяв.

«Наверно, решил посмотреть, не общаюсь ли я здесь с кем-нибудь, – подумал Эди. – Надо будет спросить у Артема, удалось ли им установить его. То, что он не профессионал, сомнений не было. Иначе не стал бы так явно светиться перед глазами человека, за которым ведет наблюдение, да и таким образом покидать кафе. Интересно, где же он тут располагается, что сразу просек мой выход из номера? Возможно, этажная?.. С ней следует поработать», – решил он, допивая кофе.

Закончив трапезу, Эди направился в номер, при подходе к которому заметил, как неизвестный стоял, нависнув над этажной, сидящей за столом, и о чем-то говорил ей, отчего та заливалась смехом. Но, заметив приближающегося Эди, быстро ушел в противоположном направлении коридора, что-то сказав ей напоследок. Эди, сделав вид, что его не заинтересовала увиденная им картина, зашел к себе и опустился в кресло напротив телевизора.

«Скорее всего, они принимают меня за лопуха, который не способен заметить такое непрофессиональное наблюдение за собой», – решил Эди, беря со стоящей рядом тумбочки с телефоном папку из кожзаменителя, содержание которой этажная ему рекомендовала изучить. Найдя в ней нужный лист с телефонами служб, набрал номер бюро услуг и поинтересовался возможностью забронировать билет в Минск. Металлический женский голос рекомендовал ему сделать это самому в железнодорожной кассе восточного крыла гостиницы. На его попытку уточнить часы ее работы так же холодно пояснила, что такую информацию можно почерпнуть в объявлении на двери кассы. После этого, потеряв всякую надежду на получение разрекламированных администрацией гостиницы услуг, Эди разочарованно положил трубку, поскольку были обмануты его светлые надежды на ненавязчивый сервис. И действительно, ему не таким представлялось здешнее бытие. Но, увы, его необходимо было принимать, как некую объективность, еще не изжитую перестроечным процессом. Который с упрямством портовых докеров и паровозным чадом толкал советское общество в лоно демократии с ее возможностями реализовывать в любое время суток свои права на всевозможные услуги и обязательно без окриков женщин с металлическими голосами. Хотя, по укоренившейся российской традиции, если верить наблюдениям философа Бердяева, наша демократия может оказаться с родимыми пятнами сталинизма.

«Ну а пока тут только услуги девиц легкого поведения можно успешно заказать, но за билетами в театр, в Минск или во многие другие нужные места, товарищ майор, тебе надо топать на своих двоих», – сыронизировал Эди своему отражению на экране телевизора, а затем, лихо подмигнув ему, взял со столика пульт управления и нажал кнопку «пуск».

С экрана вещал Горбачев о своих встречах с лидерами ведущих государств Европы, в ходе которых он рассказал им о сути реализуемых в стране реформ по обновлению внешней и внутренней политики СССР. О том, как они поддержали его революционные начинания по привитию советскому народу и стране демократических ценностей и проявили готовность способствовать снижению противостояния между Востоком и Западом.

Эди слушал восторженную речь генсека. Из нее вытекало, что он забыл или не помнит послевоенную фултонскую речь Черчилля о том, как Запад будет уничтожать советский строй, выветривать из сознания советских граждан идеи марксизма-ленинизма, память о великих победах в строительстве новой жизни и отстаивании независимости своей Родины.

«Неужели все так плохо? – думал Эди. – Неужели наши вожди, окруженные плотным кольцом всякого рода проходимцев и откровенных низвергателей проверенных на практике идей социализма, потеряли способность к восприятию надвигающейся опасности?! Удивительно, как они не могут понять, что история повторяется и нынешняя ситуация есть калька падения российской монархии в семнадцатом году, когда отказавшийся от престола Николай II в своем дневнике написал: «Кругом измена, трусость и обман». Он был прав. Монарха и на самом деле окружали ничтожества, предавшие его при первых серьезных революционных выступлениях масс. И главное, предали те, кого он сам приблизил к себе, отторгнув при этом людей действия и поистине преданных России. Вот и сейчас небольшая кучка бюрократов толпится у номенклатурной кормушки, преданно заглядывая в глаза генсека. Они, отказавшись от марксистско-ленинских идей, под знаменем которых их отцы построили великое государство, кричат на всех углах, что перестройка есть ключ к обновлению жизни. При этом небезуспешно шельмуют тех, кто пытается сохранить исторические завоевания Октября. Неужели Горбачев не понимает, что они предадут его, как в свое время предали Николая, и так же ревностно станут служить очередному генсеку или президенту, чтобы сохранить свой статус-кво?! Ведь бюрократы, привыкшие беспрекословно и не рассуждая подчиняться, чтобы прийти к власти или остаться во власти, превосходно умеют ее удерживать в своих руках, но совершенно не умеют ею пользоваться, из-за чего, собственно, привели страну к пустым прилавкам. Вся беда в том, что они не только сами не умеют придумать ничего нового, но и вообще всякую новую мысль рассматривают как покушение на свои права», – заключил Эди, продолжая теперь уже слушать методичную речь уставшего от жизни горбачевского соратника и идеолога перестройки Яковлева. Но неожиданный звонок вернул его к действительности.

Он поднял трубку к уху и сухо обронил:

– Вас слушают.

– Это твоя Любонька звонит. Как дела, красавчик? – нежно пропел женский голос.

– Нормально, но уже скучаю, – ответил Эди, тряхнув головой, чтобы освободиться от наваждения грустных мыслей. – Может, заглянешь?

– Лучше ты ко мне, я тебе массажик сделаю.

– Хорошо, иду, – сказал Эди, поднимаясь с кресла.

Через пять минут он был в ее номере, где с распростертыми руками его встретил Артем.

– Привет, старина, – произнес он, поднявшись ему навстречу. И затем, оглядев товарища с ног до головы, менторским тоном произнес: – Гляжу и не нарадуюсь, ты начал обретать прежний вид.

– Рядом с такими красавицами да зэком смотреться – это невозможно! – воскликнул Эди, крепко сдавив ему руку, отчего Артем резко присел.

– Поломаешь, медведь, – выдавил он, засмеявшись, чтобы не застонать.

– Прости, это от радости, – улыбнулся Эди, а затем, присев в свободное кресло у стола, сказал: – Артем, этого типа из холла только за последний час дважды видел на этаже. Удалось установить его?

– Удивишься, – это тот самый ухажер дочери Бизенко, – ответил Артем, потирая руку.

– Он активно общается с дежурными по этажу, и, очевидно, они его снабжают информацией о жильцах.

– Когда мы вчера уходили от вас, около нее тоже ошивался какой-то молодой человек, – вставила свое слово Люба.

– Не этот ли? – спросил Артем, разложив на столике несколько фотографий, которые он достал из портфеля.

– Он самый, – уверенно опознала она его.

– Да, это он, – подтвердил Эди. – С ним-то вроде все понятно, но этажная опасна своей болтливостью и услужливостью. Это она привела ко мне Моисеенко. Не пустить его в номер я не мог. Но представь себе, если бы в это время ты у меня гостил?

– Этого нам только не хватало, – встрепенулся Артем и тут же раздраженно обронил: – Я с нашим бойцом, кто гостиницей занимается, разберусь, ведь предупреждал.

– Артем, не до разборок сейчас, лучше помозговать, как ситуацию выправить.

– Может, тогда поручить ему, используя свои возможности, перетасовать этих дам по этажам и крыльям. Они обжились здесь, как дома, завели постоянных клиентов и обхаживают их, – неуверенно предложила Люба.

– А что, хорошая идея, – согласился Эди, – но только надо как-то ее завуалировать.

– Это не проблема, сделаем так, что комар носа не подточит, – произнес Артем. – Но сейчас, Эди, надо переговорить по другим нашим вопросам. Поэтому, Любовь Александровна, прошу вас с Олей на время переместиться в спальню.

– Может быть, нам прогуляться? – спросила Люба.

– Я к вам на свидание, а вы – прогуляться? – пошутил Эди. Потом уже серьезно добавил: – Нелогично. Лучше пока в спальню. Подышать можно и позже.

– Поняла, – сказала она и, пригласив следовать за ней подругу, пошла в спальню.

Как только за ними закрылась дверь, Эди начал подробно рассказывать Артему о своей встрече с Моисеенко.

– Как ты думаешь, дезу он воспринял? – волнуясь, спросил Артем.

– То, что он приперся ко мне посередь ночи и, не дожидаясь возвращения к себе, нашел необходимым прочитать тайнопись, говорит о его большой заинтересованности в получении передачки от «Иуды». Теперь остается ждать, удовлетворятся ли пленкой в резидентуре. Кстати, скажи, после гостиницы он имел с кем-нибудь контакт, при котором мог пленку передать в резидентуру? И еще, а почему наружка не проследила его появление в гостинице, что позволило бы поставить меня в известность о его возможном приходе?

– После гостиницы Моисеенко сразу поехал домой на машине, которая ждала его у входа. Наружка и не знала о ней, так как он добирался сюда на такси. У входа его встретил ухажер Лены, и они пошли к лифтам. Наружка, чтобы не расшифроваться, не стала вести за ними наблюдение внутри здания. Информацию о том, что Моисеенко подъехал к гостинице, она сообщила на Лубянку своевременно, но, пока она дошла до меня, было уже поздно что-либо предпринимать… В настоящее время Моисеенко находится в городе, наверно, готовится к встрече с кем-нибудь из посольских, чтобы передать ему пленку. Плотное наблюдение за ним не ведется, чтобы исключить засветки, чего не скажешь о наблюдении за установленными разведчиками резидентур натовских стран.

– А этот Сафинский действительно является аспирантом? Таковым он представился Елене, и вообще, что на него есть?

– Он и его отец находятся под наблюдением 5-го Управления. Старший часто по каким-то делам бывает у Моисеенко, а вот младший рядом с ним замечен только вчера. Но, по всему, и раньше задействовался в его делах.

– Похоже на то, – согласился Эди. – Но отчего-то Моисеенко не признался, что знает Сафинского.

– Вероятно, хочет услышать твои впечатления от встречи с ним, – высказал свое мнение Артем. Затем неожиданно сообщил: – Да, Маликов вернулся. Сегодня утром вызывал к себе с докладом по делу. Остался доволен, особенно твоим решением вопроса с микрофоном. Несколько раз грозился тебя забрать в Москву, и я начал уже беспокоиться за свою перспективу, – пошутил Артем.

– И правильно делаешь, только и мечтаю об этом, – в тон ему бросил Эди, специально опустив тему о Маликове. Затем уже серьезно спросил: – Нашли в чемоданчике чего-нибудь интересного?

– И даже много всякого, что может пролить свет на то, чем в течение ряда лет интересовались натовцы и что сумел им передать «Иуда». Оказывается, он сохранял все их задания и свои отчеты. Там были данные о местах закладок тайников и использовании бросовых предметов, каналах приема заданий и выброса информации на спутник. Так что хороший чемоданчик. Наши технари просили передать тебе наилучшие пожелания.

– Вот и хорошо, – заметил Эди, – будет чем аргументировать «Иуде» необходимость углубления сотрудничества с нами.

– Согласен, ему ничего другого не остается, – утвердительно произнес Артем. – С Еленой намереваешься сегодня общаться?

– Да, хочу пригласить ее в театр, об этом я даже Моисеенко сказал.

– По-моему, удачно все выстраивается. Можно рассчитывать и на то, что Моисеенко попросит тебя решить задачу по квартире «Иуды».

– Возможно, если, конечно, задумка с пленкой пройдет.

– Ты же говорил, что он намеревается что-то с тобой передать «Иуде».

– Говорил, но это точнее прояснится на завтрашнем ужине, который он обещал.

– До нее тебе надо будет доложиться Маликову. Он сказал, чтобы я организовал твою нелегальную доставку на Лубянку.

– Сегодня нужно Сафинскому позвонить. Неизвестно, что он еще выкинет, – озабоченно промолвил Эди, вновь не отреагировав на слова Артема о Маликове.

– Начальник 5-го Управления хочет озадачить тебя в связи с возможной встречей с Сафинским. Он на этот счет разговаривал с Маликовым.

– Еще непонятно, как он отреагирует на мое появление, тем более непонятно, чего ему наговорит Моисеенко, а он уже планирует задачу ставить, – холодно заметил Эди.

– Эди, ты умышленно уходишь от разговора о Маликове? – спросил Артем. – Понимаю, ты зол на него из-за того, что он уехал, оставив тебя на съедение Бузуритову. Но работу же надо продолжать.

– А что, она остановилась?

– Нет, но все-таки тебе надо доложиться, тем более этого требует начальник главка.

– Скажи, чего ты вновь и вновь тычешь – надо к Маликову, надо к Маликову. Хочешь услышать от меня, что я не хочу, а потом из этого сделать политику? Знай, я не зол ни на Маликова, ни на тебя из-за того, что вы оба стали раком перед губошлепом Бузуритовым. Это ваши с ним решения. Относительно того, что надо будет идти или ехать к Маликову, я понял и готов это сделать, как только поступит команда. Разве и так не ясно, что мне, как человеку при погонах, остается выполнить приказ? В одном ты прав: он перестал быть для меня авторитетом, каким был раньше, и потому не хочу занимать наше драгоценное время разговором о нем, – объяснил Эди, равнодушно глядя в глаза Артему.

– Эди, я глубоко уважаю тебя и твой профессионализм. Горжусь тем, что могу назвать тебя своим другом. Надеюсь, ты так же относишься ко мне, иначе не стал бы так отчитывать меня, особенно насчет какой-то политики… То, что я сказал о Маликове, просто напоминание, чтобы при планировании твоей работы не упустить необходимость такого доклада. Знаю, ты все эти дни испытываешь большую физическую и моральную нагрузку. И, несомненно, это иногда напрягает тебя. Тут я еще смалодушничал. Ну, казню себя за это, но застрелиться не могу, ведь у меня же семья, – прерывающимся от волнения голосом произнес Артем и отвернулся.

Эди наклонился к нему, обнял за плечи и, головой коснувшись его головы, тепло промолвил:

– Ладно, брат, проехали. Прости меня, грубияна и провинциала, за прямоту. Теперь буду говорить только сладкие речи, наподобие: чего изволите знать, чего сказать и подать, но только позвольте чекиста-коммуниста «Б» на хрен послать.

– Ни в коем случае не изменяй своему правилу, иначе перестану уважать, – выдавил из себя Артем, быстро промокнув ресницы подушечками указательных пальцев. – Такие, как ты, обязательно нужны, чтобы обдавать нас, пиздюков, холодным душем.

– Вот и поговорили, – заметил Эди, – проявив прекрасное знание матерного языка. Пусть знают наши враги, что мы и так можем.

– Могем, – перефразировал Артем и рассмеялся, напомнив Эди эпизод из фильма «В бой идут одни старики», когда советский летчик-ас, которого играл любимец народа актер Быков, угнавший немецкий истребитель, был сбит над позициями советских войск, а потом несколько побитый и признанный красноармейцами, оказался в окопе командира батальона. Так вот, комбат, чтобы загладить вину за разбитую губу, предложил асу выпить и разлил из видавшей виды фляжки в не менее поношенные котелки по чарочке спирта, а затем, чокнувшись, выпил и закусил. Быков же, выпив одним махом, даже бровью не повел… Увидев это, комбат восхищенно произнес: «Можем», а Быков с добродушной улыбкой поправил: «Могем». После чего оба рассмеялись, как это сейчас сделали Артем и Эди.

Затем Артем, рассказав Эди о том, как развиваются события в Минске в отношении Шушкеева, Золтикова и Глущенкова, заметил:

– «Иуда» выдерживает согласованную линию. Настойчиво интересуется у Николая, встретился ли ты с его дочерью, когда приедешь. Он очень ждет письма от нее.

– Она попросила меня взять ее с собой в Минск, чтобы встретиться с ним, поговорить. Я считаю, что это можно будет сделать, чтобы закрепить сотрудничество «Иуды» с нами.

– Это надо согласовать с руководством.

– Пока не говори об этом, а то Бузуритов посчитает нецелесообразным, а Маликов улетит в командировку, – ухмыльнулся Эди.

– И тебе вновь придется идти с докладом к зампредседателя, – в тон ему сказал Артем. – Кстати, его помощник сегодня уже интересовался тем, как идут твои дела.

– У тебя?

– Да. Я ему объяснил, что к чему. Так что Бузуритов, на мой взгляд, не станет больше встревать в это дело.

– Дай бог, мне вполне хватило одной его лекции.

– Ну что, вроде все понятно, давай пригласим девушек и попьем с ними чаю, – предложил Артем и пошел за ними.

Через полчаса Эди и Люба вышли из номера и, постояв в коридоре, мило общаясь и наблюдая за обстановкой, распрощались. Эди спустился вниз и, купив в театральной кассе два билета в Большой театр, а в газетном киоске – «Советский спорт», вернулся в номер. Бегло прочитав спортивные новости, позвонил Елене и, предложив ей посмотреть «Лебединое озеро», договорился о встрече в полседьмого вечера около театра. Затем несколько раз безуспешно набирал телефон Сафинского.

Решив позвонить ему позже, вышел в город и медленно побрел на Красную площадь, чтобы как-то развеяться и заодно проверить наличие за собой наблюдения. По пути зашел в ГУМ, походил по рядам и, купив приглянувшиеся ему два небольших сувенира, продолжил путь. Посмотрев в полдень смену караула у Мавзолея, прошел к гостинице «Москва», пообедал в ее ресторане. Затем, пройдясь по Александровскому саду, вернулся в гостиницу. При этом наблюдения за собой не обнаружил.

«Или оно осуществляется высокопрофессионально, или его просто нет», – решил он, заходя к себе в номер.

Очередной звонок Сафинскому оказался удачным: трубку сразу подняли, и какая-то женщина ответила:

– Вас слушают.

На пояснения Эди, что ему нужен Василий Львович, та же женщина, произнеся: «Вася, тебя какой-то мужчина спрашивает», – небрежно положила трубку на какую-то твердую поверхность, отчего в ней раздался неприятный для уха треск, а спустя секунды и далекий голос: «Зосенька, скажи, что я сейчас подойду». Но Зосенька, бросив ему: «Ничего, и так подождет, ему, наверно, от тебя чего-нибудь надо», – и продолжая ворчать, удалилась от телефона.

Через полминуты в трубке послышался мужской голос:

– Кто это?

Эди, как и рекомендовал Бизенко, сказал, что звонит по рекомендации Александра – переводчика из Питера.

– А давно он вам это рекомендовал? – растянуто спросил он.

– На днях, – спокойно ответил Эди. – Я виделся с ним перед отъездом из Минска.

– Интересно, интересно, – промолвил Сафинский, как бы раздумывая над тем, как ему реагировать на слова Эди. – А где вы сейчас?

– В Москве.

– Вы здешний?

– Нет, а сюда заехал по просьбе Александра.

– А где остановились?

– В гостинице «Россия».

– И сколько собираетесь здесь быть?

– Через пару дней должен вернуться в Минск.

– Так, так, – вновь начал раздумывать Сафинский, а затем спросил: – Вы хотите увидеться?

– Мне Александр сказал, что вы примете решение, как мне быть, – нарочито неопределенно ответил Эди.

– Он правильно рассудил, – хихикнул Сафинский и предложил приехать к нему домой.

На вопрос Эди: «Когда и куда?» – ответил:

– Если это не нарушит ваших планов, то прямо сейчас. Я живу в центре, улица Горького… – и назвал точный адрес. – От вас это недалеко, если любите пешие прогулки, то можно обойтись и без метро. Так что жду.

– Хорошо, в течение ближайшего часа доберусь.

Положив трубку, Эди некоторое время посидел неподвижно, раздумывая, как ему поступить, а потом решительно набрал номер Любы.

После этого вышел из номера и, чтобы провериться, спустился в холл, в газетном киоске купил «Правду», постоял у лифтов, заинтересованно ее читая, умудрившись даже не сесть в отправляющийся наверх лифт. Потом поднялся к Любе. Из ее номера связался с Артемом и рассказал о своем разговоре с Сафинским, а также о том, что через пятнадцать минут отправляется к нему в гости.

– Я по ситуации доложился Маликову. Он, конечно, в восторге от твоей работы. Просил передать привет, но и то, что ждет тебя, как только представится такая возможность.

– После Сафинского возвращаюсь сюда, а вечером иду в театр с известным тебе человеком.

– Жалко, что тебе не удалось встретиться до Сафинского с начальником 5-го. Он на это рассчитывал.

– Я и сам не ожидал такой прыти от Василия Львовича. Так что объясните шефу сыска, как все вышло, и пусть секут мой контакт через все щели.

– С этим у них все нормально. Наверно, по состоявшемуся разговору, ему уже понесли сводку.

– Это радует. Ну, бывай, вернусь дам знать, – сказал Эди и положил трубку.

Вернувшись к себе, он принял душ, а затем пешком отправился к Сафинскому.

На звонок дверь открыл молодой человек, в котором Эди сразу узнал неизвестного из гостиницы.

– Вам кого-о? – несколько растерянно спросил он.

– Меня ждет Василий Львович, – достаточно громко ответил Эди, рассчитывая на то, что его услышит старший Сафинский.

И действительно в следующую секунду из какой-то комнаты донесся его голос: «Да-ни-ил, это ко мне, пригласи его сюда».

– Проходите в кабинет, это туда. Обувь можно не снимать, – быстро произнес младший Сафинский, указав на полуоткрытую деревянную дверь.

Эди, поблагодарив его коротким «спасибо», открыл тяжелую деревянную дверь и шагнул в кабинет со словами:

– Здравствуйте, Василий Львович.

– Проходите, молодой человек, проходите вон туда, к креслам у столика, и занимайте любое, которое вам приглянется. Я присоединюсь к вам буквально через минуточку, – учтиво промолвил Сафинский, склонившийся над каким-то документом, что лежал на массивном письменном столе.

Эди, как и рекомендовал хозяин кабинета, прошел к столику и сел в глубокое кожаное кресло, что находилось ближе к выходу. При этом обратил внимание на то, что Сафинский пристально наблюдает за ним исподлобья. Но Эди сделал вид, что не замечает этого взгляда, увлекшись рассматриванием книг в стоящем рядом со столиком стеклянном шкафу.

– Вот и я, – услышал он голос приближающегося к столику Сафинского. – Увлекаетесь книгами? Это хорошо. Книги дают знания, а они есть ключ ко всем тайнам нашей жизни. Вы это понимаете?

– Пытаюсь понять, – ответил Эди, поднимаясь навстречу Сафинскому.

– Вы, пожалуйста, присядьте, присядьте. Это похвально, что к старшим и дому, в который пришли, относитесь с уважением. Я это сразу заметил, когда выбрали не мое кресло. Итак, кто вы и почему Саша направил вас ко мне?

Эди коротко рассказал о себе и в каких условиях познакомился с Бизенко, а также о его рекомендации позвонить ему.

Внимательно слушавший Сафинский неожиданно спросил:

– Как вы думаете: для чего он вас ко мне направил?

– Если честно, не знаю. Могу лишь повторить то, что он сказал, – это чтобы попытаться отблагодарить меня за поддержку и защиту. Хотя он и так помог мне деньгами, что позволит завершить мою работу в Белоруссии.

– С этим все ясно. Подскажите, а что вы там делаете?

После того как Эди рассказал ему о проводимой им полевой работе по сбору исторического материала, он оживился и спросил:

– И часто вы бываете в Белоруссии?

– Не часто, но бываю, чтобы завершить начатое исследование.

– Это похвально, что вы стремитесь поднять из руин историю своего народа.

– Кому-то это надо делать, – с грустью в голосе заметил Эди. – К сожалению, не все понимают необходимость такой работы.

– Вот именно, некоторые не понимают, а иные и не хотят ворошить старое; очищать от пыли и наносов, в том числе воздвигнутых небескорыстными людьми, правду жизни.

– Василий Львович, точнее, чем вы сейчас сказали, это и не выразить, – восхищенно произнес Эди. – Я такого же мнения и потому стараюсь найти правду о тех людях, которые погибли, выполняя свой долг.

– Понять бы только – долг перед кем? Перед теми, кто отсиживался в теплых тыловых кабинетах, наяривал черную икру? Это так, к слову. Не будем углубляться, а то люди моего возраста быстро начинают сердиться и волноваться, что часто вредит их здоровью, – хихикнул он, прищурясь.

– Речь идет не о долге перед такими уродами, – с металлом в голосе выдавил из себя Эди. – Я имел в виду родину, родителей, народ.

– Вот такой долг, молодой человек, я воспринимаю. Но, увы, очень часто люди, находящиеся наверху, это понимают по-своему, как будто все им что-то должны, а они – нет. Вот в чем загвоздка, братец!

– Но не сидеть же из-за этого на печи и ничего не делать? – горячо промолвил Эди, вопросительно взглянув на собеседника.

– Зачем сидеть? Вот вы же пытаетесь добыть правду о своих земляках? Я с уважением отношусь к тому, что вы делаете. И знаете, полностью поддерживаю Бизенко, который в таких тяжелых условиях смог по-настоящему оценить ваш труд и помочь. Более того, прислал вас сюда, надеясь на то, что смогу чем-то поддержать. Как говорится, подсобить советом или конкретным делом. И я подумаю над этим, только жаль, что вы быстро собрались уезжать.

– Я обещал ему вернуться и постараться помочь.

– Вы благородный человек, спасибо вам за это. Кстати, он вам не говорил о своей дочери?

– Говорил, я даже был у нее дома, чтобы как-то успокоить, рассказал кое-что о постигшей ее отца беде.

– Ну и как она? – с напряжением в голосе спросил Сафинский.

– Страдает сильно. Жалко бедняжку. Сегодня пригласил ее в театр, чтобы она хоть немного могла развеяться.

– Молодцом. Чувствуется, что вы умеете отвечать добром на добро.

– Ну а как же иначе, ведь на этом, вроде, и держится мир.

– А не просил вас Саша в чем-то конкретном помочь ей? Если что, и я не остался бы в стороне от доброго дела.

– Он просил прежде всего успокоить ее, а если удастся, привезти с собой в Минск, чтобы попытаться организовать их встречу.

– И такое возможно? – недоверчиво спросил Сафинский.

– По-моему, за деньги там очень многое можно сделать, – ответил Эди, ухмыльнувшись. – Вы, наверно, не представляете себе, что надзиратели могут быть на побегушках у блатных, – и в подтверждение сказанному привел известные ему примеры из жизни изолятора.

– Вот это ничего себе! – искренне изумился Сафинский. – В таком случае при хороших деньгах ловкие люди там могут все наизнанку вывернуть.

– Могут, – согласился Эди, – если, конечно, иметь необходимые выходы на людей во власти.

– Хорошо, мы об этом еще поговорим, не бросать же на произвол судьбы нашего общего друга. То, что вы хотите привезти к Саше его дочь, я полностью поддерживаю. Скажите, а в чем еще просил Саша ей помочь? А то вы, отвечая на мой вопрос, сказали, что прежде всего успокоить и так далее… Может быть, нам что-нибудь посущественнее для нее сделать? Например, ремонтик квартиры. Я бы денег подбросил да и пару прекрасных специалистов подослал. Подумайте, но это надо решить до вашего отъезда, хотя это можно будет сделать и во время ее поездки в Минск. Проявите о ней такую заботу как близкий ее отцу человек, и предложите такую помощь. К сожалению, мне не удалось с ней раньше познакомиться, а то сам бы давно навестил.

– Хорошо, сегодня же переговорю, – обещал Эди.

– Прекрасно, в таком случае, не стану вас более задерживать, тем более вам надо к театру подготовиться, – вкрадчивым голосом промолвил Сафинский. – Потом еще созвонимся. Только инициатива за вами. Я же к тому времени подумаю, чем бы вам помочь. Договорились?

– Договорились, – ответил Эди и, попрощавшись с Сафинским, который провожал его до самой двери, ушел.

Вернулся он в гостиницу так же пешком, благо времени до встречи с Еленой было достаточно. Какого-либо наблюдения за собой вновь не обнаружил.

По пути к себе зашел к Любе и от нее позвонил Артему, но его на месте не оказалось. Тогда связался с Володей и, коротко рассказав ему о результатах состоявшейся встречи, поднялся в номер и прилег отдохнуть. Но вновь появившаяся в голове мысль, почему они так настойчиво пытаются попасть в квартиру Бизенко, не давала покоя.

«Неужели наши специалисты действительно проглядели в ней что-нибудь важное? Вряд ли! Хотя не исключено, ведь перед ними была поставлена узкая задача. Что же касается Сафинских, то, вполне возможно, они пытаются обследовать квартиру попавшего в беду агента с целью найти и изъять компрометирующие его свидетельства или обнаружить средства аудио– и визуального наблюдения чекистов. Такие действия объяснимы тем, что «Иуда» оказался в сфере компетенции контрразведчиков, которые могли взять под контроль его квартиру. Результаты такого обследования, по всему, им нужны. Об этом свидетельствует стремление Сафинских во что бы то ни стало легально проникнуть в квартиру Бизенко. В таком случае контрразведке необходимо срочно внести коррективы в свою работу по данной квартире, чтобы хозяева «Иуды» не заподозрили его в двурушничестве. Поэтому сейчас надо найти Артема и поделиться с ним своими наблюдениями», – заключил Эди и, быстро поднявшись, спустился к Любе.

– Только что звонил Ковалев, – сообщила она, пропустив Эди в номер. – Просил перезвонить, когда появитесь. Был удивлен тем, что вы так спешно покинули меня.

– Ревнует, что ли? – пошутил Эди, присаживаясь поближе к телефону.

– Скорее завидует, – сострила она, игриво взглянув на Эди.

– Надо ему дать повод для этого, – тепло произнес Эди, набирая номер Артема.

– Я такого же мнения, а то… – рассмеялась она, не договорив.

Услышав, что Артем поднял трубку, Эди без всяких вступлений спросил:

– Владимир рассказал тебе о моем звонке?

– Поэтому и звонил. Как ты?

– Вроде ничего, но не дает мне покоя их возня вокруг квартиры. Этот тип хочет провести в ней ремонт, а я должен тому поспособствовать.

– В каком смысле?

– В самом прямом.

– Получается, что они знают о нахождении в ней чего-нибудь такого, о чем мы не догадываемся?

– Необязательно. Допустим, что они хотят быть уверены в отсутствии там наших ушей и глаз.

– О-о, а я об этом и не подумал, – признался Артем.

– Так думай, ты же носишь шапку пятьдесят девятого размера, – рассмеялся Эди.

– Хорошо, сейчас пойду думать, а то, не дай бог… – не договорил он, а затем, сделав непродолжительную паузу, продолжил: – и папаху заберут.

– Вот теперь слышу, что начал быстро соображать, – заметил Эди. – Ты продолжай в таком же духе, а я с хозяйкой квартиры пойду «лебедей» Григоровича смотреть.

– Понял. Мы тем временем посмотрим ее гнездо.

– Удачи, но не забудь, что там может околачиваться аспирант.

– Я знаю, где и когда он гуляет, так что не проморгаем. Кстати, опять Маликов напомнил о тебе. Видимо, ему хвоста тот, с кем ты встречался, накрутил за Бузуритова.

– Когда вернусь, позвоню. Конечно, если не поздно будет.

– Ты все равно позвони. Я сюда раскладушку принес.

– Понял, так и сделаю, – сказал Эди и положил трубку.

К тому времени Люба приготовила кофе и предложила ему выпить перед театром.

– Спасибо, Любонька, за заботу, а то я совсем отвык от женского внимания в последнее время, – тепло произнес Эди, подвигая к себе чашку.

– Вам все некогда, дела да дела, – кокетливо промолвила она, улыбнувшись во весь рот, отчего обнажился ровный ряд белых зубов и на щеках проступили ямочки.

– Вот закончим это дело, и тогда можно будет восполнить потери, – мечтательно заметил Эди, отпив кофе.

– Знаете, что сказала Ольга, когда я попыталась ее в таком же духе успокоить?

– И что эта «мур-мур» сказала? – улыбнулся Эди.

– Промяукала, мол, не надо откладывать на завтра свои желания, так как неизвестно, каким будет это завтра, – захихикала Люба, закрыв лицо руками, что означало ее смущение.

– А она молодец. Как говорят на Востоке, шербет надо есть тогда, когда слюнки потекут от его вида, – поддержал он игривое настроение девушки.

– Я запомню эту мудрость и при случае напомню ее вам, – прыснула Люба.

– Напомни, Любонька, обязательно напомни, – сказал Эди, поднимаясь, чтобы идти в театр.

– Удачи, смотрите только не влюбитесь в девушку, а то вы с такой нежностью говорите о ней, – посоветовала она, вставая, чтобы закрыть дверь.

– Мне ее просто жаль. Она заслуживала лучшей доли, чем быть дочерью предателя, – шепотом произнес Эди перед тем, как шагнуть в коридор.