Команды на выход Эди пришлось ждать целый час, за который он успел поразмышлять о многом и, главное, о том, как проведет первую ночь на свободе, как будет отмокать в ванне… При этом каждый раз, когда из коридора доносился стук подкованных каблуков, Эди внутренне напрягался в ожидании скрипа открываемой кормушки и последующей команды на выход с вещами. Скоро, когда, устав от ожидания он уже перестал обращать внимание на коридорные шумы, неожиданно открылась дверь и нарисовавшийся в ее створе Лукашов без всякого крика спокойно произнес:

– Атбиев, собирайтесь, вас выпускают.

После этих слов все зэки соскочили со своих коек и скопились у стола. Эди не торопясь собрал свои вещи, и направился к выходу.

– Ну ты молоток, братан, бывай, еще встретимся, – только и сумел сказать Долговязый, вызвав тем самым улыбку у Эди, что блатным было воспринято как согласие, отчего он ощерился и закивал.

На самом же деле Эди улыбнулся, услышав слово «молоток», которым его, только начинавшего служить лейтенанта КГБ СССР, награждал многоопытный инструктор по военно-физической подготовке на тренировках по рукопашному бою за удачный бросок или удар.

Слюнявый тоже пытался что-то прошепелявить, махая руками, но его слова утонули в гуле поздравлений других сокамерников, которые искренне желали ему больше не попадаться в руки ментов. Эди также пожелал остающимся в камере заключенным свободы и шагнул в коридор.

На выходе из СИЗО его встретили Рожков и Кореповский, которые на виду у выпускающих администраторов тюрьмы обняли его и, посадив в специально сделанную под такси «Волгу», за рулем которой сидел коллега Юры, увезли в гостиницу.

По дороге Кореповский рассказал Эди о своей встрече с Глущенковым и передал ему записку и десять тысяч рублей для Бизенко. На вопрос Эди, чем он интересовался, пояснил:

– Да, подробностями моей работы по вашей защите, лично вами, мол, кто и откуда, но я, сославшись на адвокатский этикет, отказался говорить. Интересовался, когда вы освобождаетесь, и где будете проживать. Обменялись телефонами.

– О гостинице не сказали?

– Нет, я же не знал.

– О моем поселении в гостинице знает обслуживающий ее сотрудник?

– Сегодня проинструктируем, чтобы отлавливал тех, кто будет проявлять интерес к вам.

– Спасибо, просьба сразу ставить меня в известность о таких лицах. А это передайте Парамонову, – сказал Эди, передавая ему записки «Иуды» Шушкееву и Глущенкова – «Иуде», – он знает, что с ними делать. Только будьте поаккуратнее с ними.

– Хорошо. А что вы будете делать после заселения, в смысле нужны ли будем?

– Надо бы подвезти мои вещи. Где они, Парамонов знает, – произнес Эди, а затем, улыбнувшись, добавил: – Нужно, как говорят блатные, прикид менять.

Затем Эди рассказал Юре о Зубре и его братках, предупредил о возможном выходе на него находящихся под Справедливым блатных с вопросами о месте его пребывания.

– А что им сказать? – спросил Юра.

– Что мы готовимся к поездке в Брест для сбора полевого материала, а что касается места проживания, то сказать как есть, они смогут это и так узнать.

– Действительно, с информацией у них дело поставлено неплохо, – заметил Кореповский.

Тем временем машина подкатила к гостинице.

Проводив Эди в номер, ребята уехали.

Накупавшись вдоволь и постирав вещи, которые носил в СИЗО, он с удовольствием юркнул под чистую простыню и накопившаяся за эти дни усталость сразу обволокла его крепким сном.

Разбудил его трезвон телефона на тумбочке у изголовья. По приобретенной в камере привычке он приоткрыл глаза, еще не зная, что происходит, но, тут же осознав реальность, быстро поднял трубку, из которой послышалось:

– Привет, соня, это Артем, в коридоре находится Кореповский, который не может достучаться до тебя. Открой, он привез твои вещи и кое-что из еды. Я буду через час, подготовься, поедем в контору – Тарасов требует тебя к себе.

– Понял, хорошо, – сонным голосом произнес Эди и вернул трубку на аппарат. Потом, обмотавшись простыней, пошел открывать дверь.

К приезду Артема он уже был готов идти хоть куда, но только не в камеру.

Артем, оглядев номер, остался доволен.

– Не хуже чем мой в цековском доме, – заключил он.

– Не знаешь, почему мы Тарасову понадобились? – спросил Эди, не отреагировав на его слова о номере.

– Я и сам только что от Николая узнал. Может, хочет какие-нибудь ценные указания дать, – предположил Артем.

– Вполне возможно, – согласился Эди, но тут же спросил: – А как «Иуда»?

– Мы его в ШИЗО запихали, чтобы лучше думалось. Карабанов рассказал, что он сильно испугался, все спрашивал, мол, куда ведете: подумал, что надзиратели решили отмутузить его вместо тебя.

«Неудивительно, что испугался. От некоторых из них что угодно можно ожидать», – подумал Эди, а сам неожиданно для Артема произнес:

– Мне нужны будут парик и бородка.

– Ты сказал парик, но для чего? – удивленно спросил Артем и тут же, поняв в чем дело, сказал: – ты сам объясни Николаю, что конкретно тебе нужно, и он найдет.

– Надо Юре сказать, ему и искать не надо, у них все это имеется.

– Вот сейчас и скажешь, он ждет у такси.

– А не ждет ли там и Глущенков? – пошутил Эди.

– Если что, наружка подскажет, – весело произнес Артем и, хлопнув Эди по плечу, предложил ехать к генералу.

Покрутив на всякий случай по улицам, машина заехала во двор центрального здания КГБ, где их уже ждал Николай.

– Не знаешь, по какому поводу и так спешно? – спросил Артем у него, как только вышел из машины.

– Думаю, хочет увидеть нашего заключенного, но это лишь моя догадка, и не более того, – ответил Николай, обнимая подошедшего к ним Эди. Затем, предложив подняться вслед за ним в приемную, направился ко входу в здание.

Артем, подхватив Эди за локоть и приглашая идти за Николаем, спросил:

– Ты сказал Николаю про реквизит?

– Да, передаст через Юру, – ответил Эди, а затем спросил: – А что было в записке Шушкееву?

– Практически то же самое. Единственное отличие в том, что «Иуда» просит его все забыть и, особенно, об их московском знакомом «М».

– Опять этот «М»? – задумчиво произнес Эди.

– Видно, он их начальник, – пошутил Артем.

– Ну а что пишет Глущенков шпиону?

– Это надо самому почитать, по дороге не расскажешь, – сказал Артем, на ходу протягивая Эди сложенный в несколько раз лист бумаги, который до этого он держал в руках.

– Прочитаю позже, – заметил Эди, отправляя его в карман брюк, а сам при этом подумал: «Надо же, молчал, пока я напрямую не спросил».

– Вы чего там шепчетесь? – весело поинтересовался Николай, обернувшись к ним.

– О твоих знакомых – Бизенко и Шушкееве, – ответил Артем и прыснул в кулак.

– Я с удовольствием отдал бы их тебе насовсем, – в тон ему сказал Николай, открывая дверь в приемную зампредседателя.

Тарасов встретил прибывших офицеров, стоя в центре своего большого кабинета. Как только они остановились перед ним и Артем начал было докладывать, сказал:

– Не надо, – и, медленно шагнув к ним, пожал каждому руку. Затем, по-отечески тепло похлопав Эди по спине, продолжил: – Молодец, майор, наслышан о твоих делах. Теперь надо дожать эту гадину, заставить работать так, чтобы наш противник подавился дезинформацией. Обо всем этом мы позже поговорим, а сейчас я должен выполнить свое обещание, ведь у настоящего генерала слово должно быть как кремень. Так что пойдем, майор, в комнату отдыха, и вы, товарищи, тоже присоединяйтесь. В ней нас ждет покрытая инеем бутылка беловежской и маринованные грибы, лучше которых во всей Белоруссии не сыскать – их маринует по своему особому рецепту моя жена.

Через тридцать минут застолье в комнате отдыха завершилось: Тарасов вернулся за свой начальственный стол, а офицеры сели за приставной. По предложению генерала они обсудили план дальнейшей работы по «Иуде», в ходе которого он неоднократно задавал уточняющие вопросы и вносил поправки в тактику ведения допроса и бесед с целью оказания на него психологического воздействия и склонения к сотрудничеству. По ряду вопросов требовал ответов непосредственно у Эди, акцентируя внимание на необходимости полного использования знаний сильных и слабых сторон характера шпиона.

По завершении обсуждения по ВЧ-связи переговорил с Маликовым и согласовал с ним намеченный план. В самом конце, видимо, отвечая на вопрос начальника главка, произнес:

– Они у меня, мы только что уточнили все детали и с утра начнем новую атаку. Надеюсь, получится. Подключение Эди будет весьма полезным. Он эту гадину прощупал на все сто. Передам, обязательно передам, и вам всего доброго Алексей Алексеевич, – сказал генерал и положил трубку.

Потом, сделав некоторую паузу, как бы раздумывая над чем-то, заметил:

– Волнуется. Но и мы не меньше волнуемся и потому трудимся в поте лица. Это относится к каждому из вас и тем, кто помогает вам решать поставленную задачу. И потому я горжусь тем, что в стране выросло новое поколение чекистов, не уступающее предыдущему ни в мастерстве, ни в преданности делу. А тебе, майор, он просил передать, что доволен твоей работой и помощью, которую оказал в расследовании дела инкассаторов. Да, и наш председатель сказал сегодня на совещании, что ему звонил министр с благодарностью за результативное участие в этом деле. Так что кругом одни плюсы.

Эди никак не отреагировал на эту новость. Он продолжал внимательно слушать этого многоопытного генерала, прошедшего большой и сложный жизненный путь. Не утерявшего на его политических и идеологических ухабах трепетного отношения к человеку. Продолжающего искать и находить в своем сердце теплое слово в адрес работающих с ним людей. И был благодарен ему за это. Был благодарен, поскольку знал некоторых генералов-выскочек, получивших лампасы за лизоблюдство и кумовство, и своей воинствующей некомпетентностью только вредивших делу.

– Я тоже доволен проведенной работой, – продолжал Тарасов, – но буду еще более доволен, если нам удастся решить основную задачу. Так что дерзайте, творите, но заставьте шпиона свести к минимуму нанесенный им государству вред. А теперь можете быть свободны.

Уже во дворе, перед тем как сесть в машину, Эди попросил Николая переговорить с Карабановым, чтобы тот встречал и провожал его в СИЗО.

– А он узнает тебя в парике и с бородкой? – пошутил Артем.

– Узнает, – в тон ему ответил Эди. – Юра сегодня сделает фотографию и утром передаст ее Карабанову для оформления пропуска. Но для надежности необходимо, чтобы он встречал и провожал, а то найдется какой-нибудь наблюдательный блюститель пропускного режима, и мой план сорвется.

– С изменением внешности задумано правильно, – согласился Николай, – иначе сизошники разнесут по всем кабинетам и камерам, что зэк из третьей камеры оказался чекистом.

– Может, это и на пользу пошло бы? – сказал Артем. – Наверняка сами стали бы остерегаться, а среди зэков усилилось бы недоверие друг к другу.

– Они и так никому не доверяют, а это лишь… – начал было высказывать свою точку зрения Николай, но Артем, прервав его, весело произнес:

– Ребята, я с вами согласен, не будем напрягать ситуацию.

«Молодец, заставляет себя воспринимать мнение других – это уже успех», – подумал Эди, глядя на то, как Артем по-дружески подхватил Николая под локоть.

Затем, договорившись о встрече в СИЗО, они расстались: Эди и ожидавший его Юра уехали в гостиницу, а Артем и Николай вернулись в здание, чтобы закрепить намеченный план действий на бумаге.

Прибыв в номер, Эди с помощью Юры выбрал подходящий реквизит для предстоящей роли. Шутя и смеясь, поупражнялся в надевании парика и приклеивании бородки, после чего Юра сделал несколько фотографий и, пообещав прибыть к десяти утра с пропуском, уехал.

Проводив Юру, Эди целый час ходил, садился, вставал и снова ходил по номеру, не снимая парика и бородки, привыкая к ним. Он часто подходил к зеркалу, чтобы убедиться, что экипировка на месте, и улыбался, видя в нем свое нелепое изображение. При этом мысли все чаще переносили его в изолятор, на предстоящую встречу с «Иудой», заставляя представить, как тот отреагирует на его появление в новом качестве, как будет вести себя сам, какие вопросы задавать.

Неожиданно вспомнив о записке, извлек из кармана проявленный текст тайнописи Глущенкова и начал читать. «Александр, я отдал адвокату 10 т.р. Сегодня удалось его немного разговорить. Серьезный тип. Если возьмется за дело, будет полезен, но нужно проверять. Купил, как ты и советовал, билет на поезд. Вернусь – напишу. «З» идет через окно послезавтра. Я его проинструктировал, что и как. Сообщил ему, о чем ты говорил. Был удивлен. «А» не видел, встречался с его родственником. Он интересовался твоими делами. Наверно, беспокоится за свой гонорар. Приучил ты его к подачкам. По твоему соседу пока ничего нет. Звонил «М». Спрашивал, удалось ли тебе заполучить то, что обещал. Сказал, ты знаешь, о чем речь. Рекомендовал, если удалось, сделать все, чтобы переправить ему. Я рассказал ему о твоем соседе и помощи, которую он тебе оказывает. Заинтересовался. Сказал посмотрит на перспективу. Дал ему его данные. Кейс сегодня спрячу в том месте, что ты указал. Удачи. С.Г.».

Дочитав до конца, порвал лист с текстом на мелкие кусочки и выбросил в унитаз, а затем спустил воду. В голове неотступно ворошились мысли о будущей встрече. Прокручивал в голове различные варианты предстоящей борьбы нервов и двух точек зрения на правду жизни. О том, что это будет происходить именно так, Эди не сомневался и был готов к такому развитию событий, ибо был убежден, что метод: вопрос – ответ – вопрос с «Иудой» не сработает. Особенно когда речь зайдет о сотрудничестве против его нынешних хозяев. Не сработает, пока не удастся подвигнуть его к осознанию пагубности своего предательства для страны, безопасности народа, частицей которого является его любимая дочь.

Выработанную у генерала схему «оказания решающего воздействия на «Иуду»» необходимо было наполнить конкретной силой убеждения, которая заставила бы шпиона принять предлагаемую ему логику восприятия реальности и сделать единственно возможный выбор в пользу признания своей вины и искупления хоть ее части конкретными делами.

Скоро бурлящие в голове мысли утомили Эди, и он лег, пытаясь заслониться от них воспоминаниями о ласковом ялтинском море и уснуть. Через какое-то время ему удалось это сделать, и он погрузился в сон.

Проснулся рано. Вставать не хотелось. Потому битых полчаса пролежал, прислушиваясь к звукам оживающей улицы и тиканью висящих над телевизором часов. Не было даже желания приподняться и включить телевизор, чтобы послушать, как прежде, утренние новости о жизни страны. Но, разозлившись на эту неизвестно откуда взявшуюся апатию, он сбросил с себя одеяло и резко встал.

К приходу Юры он уже был готов идти в СИЗО, но по-прежнему неуютно ощущал себя в новой экипировке. И потому иронично воспринял слова Юры о том, что парик гармонично сочетается с одеждой и загаром, а бородка подчеркивает его интеллигентный вид.

– Юра, вам надо бы в театре работать и откуда такие слова подбираете? – удивленно бросил Эди.

– А я учился в театральном училище, но разонравилось и пошел в семерку, – с серьезным видом ответил тот, протягивая Эди пропуск. – Карабанов через тридцать минут будет ждать вас у входа в изолятор. У нас есть еще уйма времени.

– Спасибо, коллега, я пешком пройдусь. Потом обменяемся впечатлениями, – сказал Эди, развернув пропуск, с которого на него смотрел несколько похожий на него брюнет с фамилией Эдиев. – Вот только займите дежурную на этаже, чтобы я мог пройти мимо, не привлекая ее внимания.

– Сейчас заговорю ей зубы, – бросил Юра и быстро вышел.

Когда через пару минут Эди появился в коридоре, то дежурной там уже не было.

К изолятору Эди подошел в назначенное время и увидел стоящего около входа Карабанова, оживленно разговаривающего с каким-то молодым человеком в милицейской форме. Подойдя ближе, узнал в нем Андрея из ОВД и остановился на некотором расстоянии, чтобы дождаться, когда Карабанов освободится. Скоро последний заметил Эди и, что-то сказав своему собеседнику, направился к нему со словами:

– Доброе утро, а ваши товарищи уже здесь.

– Доброе утро, хотел бы присоединиться к ним, – сказал Эди, шагнув ему навстречу. При этом обратил внимание на то, как Андрей, продолжающий стоять на прежнем месте, внимательно разглядывает его.

– Ну что ж, пойдемте, – предложил Карабанов и зашагал к двери.

Эди последовал за ним, не обращая внимания на Андрея.

«Неужели узнал?» – подумал он, продолжая идти за Карабановым.

Пройдя пропускной пункт, они направились в здание изолятора.

– Этот тип на вас так смотрел, что я подумал, не знакомы ли вы с ним, – произнес Карабанов.

– Совсем недавно дважды встречался в Крыму, но выглядел я иначе, сейчас мог и не узнать. А вы давно его знаете?

– Я занимаюсь с ним в одной секции бокса. А знаете, он интересовался Бизенко.

– Чем-то конкретным? – удивился Эди.

– Да, возможностью повстречаться или передать продукты. Предлагал мне пообедать вместе.

– Откуда он его знает, не сказал?

– Сказал, что Бизенко является приятелем его родственника, который волнуется за его судьбу.

– Вот как. Он, наверно, уже ушел?

– Нет, я к нему еще выйду, не стал сразу отфутболивать, как-никак мы одноклубники. Вы хотите возобновить с ним знакомство?

– Пока нет, вы лучше расскажите о нем Парамонову. И, если сможете, пообедайте с Андреем, неспроста же он предлагает это, – произнес Эди, ступив за Карабановым в здание изолятора.

– Скорее всего, да. Так и быть, пойду, пообедаю с ним и выясню, что его привело ко мне, – согласился тот, остановившись перед дверью кабинета, в которую до этого Эди приводили в качестве заключенного. – Вы заходите, а я пойду кого-нибудь из ваших ребят позову.

Эди прошел в кабинет и присел на прежнее место. В голове кружили мысли, связанные с поведением Андрея, который, используя свое знакомство с начальником оперчасти тюрьмы, пытается встретиться с «Иудой».

«Интересно, по своей ли инициативе он это делает? Может, по поручению кого-нибудь из еще неизвестных нам связей шпиона или своего родственника, у которого тот жил, или Золтикова? Да, нужно ускорять работу по Андрею, чтобы снять возникающие вопросы, тем более стало известно, что он не сигнализировал о задержании «Иуды»…, – размышлял Эди, пока его не отвлек скрип открывающейся двери.

Вошедшие в кабинет Артем и Николай почти в один голос выразили восторг новым обликом Эди, специально выставляя напоказ свою иронию. На это он, смеясь, отреагировал фразой:

– Зато ваш облик никаким реквизитом невозможно изменить, настолько вы оригинальны в своих выражениях.

– С этим не поспоришь, – заметил Артем, – особенно когда речь идет о Николае.

Тот же, не обращая внимания на колкость Артема, уже с серьезным видом спросил у Эди:

– Миша рассказал об Андрее, что ты думаешь об его активизации?

– Думаю, что его кто-то подтолкнул к таким действиям, – ответил Эди и поделился с коллегами своими соображениями на этот счет.

– Согласен, надо и нам активизироваться по выходу на разговор с ним, – сказал Артем. – Николай, ребята еще не закончили сбор данных по нему?

– Почти. Только надо некоторые детали по связи с Золтиковым прояснить. Правда, есть мнение, что Золтиков втемную использует его в своих делах.

– Тем более надо ускоряться, – в повелительном тоне заметил Артем. – Теперь давайте четче определимся, как будем действовать по «Иуде». Эди, слово за тобой.

– Для начала скажите, как он сейчас ведет себя. Заметно ли воздействие карцера?

– Подавлен, это я сразу заметил, – утвердительно сказал Николай.

– Я тоже, – согласился с его наблюдением Артем. – Карцер ошарашил шпиона. Он никак не может понять, с чего его вдруг запихнули в одиночку, что читается в его глазах, хотя вслух ничего не говорит.

– А следователи готовы предъявить обвинение в шпионаже?

– Все вещдоки здесь, в том числе и тайнописи, – ответил Николай.

– Тогда предлагаю такой алгоритм: сначала я буду наблюдать за тем, как он будет реагировать на обвинение и вещдоки, чтобы определиться, с чего начинать мой разговор с ним, а потом по ситуации подключусь. Надо следователей поставить об этом в известность, чтобы не заартачились. Им же не нравится, когда опера встревают в допрос.

– Об этом с ними я уже говорил, вопросов не будет. Они заинтересованная сторона. Скажи, а «Иуда» не узнает тебя в этом «наряде»? – спросил Артем.

– Не думаю, я сам себя еле узнаю.

– По-моему, сейчас это не имеет значения, – обронил Артем.

– А вот на мой взгляд, с разоблачением не надо торопиться, – произнес Николай. – Это нужно сделать как дополнительный удар по «Иуде», после предъявления ему вещдоков и получения его первой реакции на это.

– Хорошо, принимается, – согласился Артем, – в этом что-то есть. Тогда выдвигаемся.

– Артем, предлагаю идти вам вдвоем, а я тем временем займусь Андреем и другими вопросами, – сказал Николай.

– Договорились, действуй.

Через пять минут они, стараясь поменьше шуметь, зашли в камеру, где шел допрос, и сели в сторонке. Эди расположился на стуле так, чтобы видеть «Иуду» сбоку. Следователи не стали обращать на Эди внимания, а шпион, бросив на вошедших беглый взгляд, продолжил отвечать на поставленные перед ним вопросы.

«Не узнал, вот и хорошо», – подумал Эди, прислушиваясь к тому, как «Иуда» объясняет, что заниматься валютой его толкнуло желание жить хорошо, иметь возможность купить нужные семье вещи, создать нормальную человеческую обстановку в квартире.

Но неожиданно один из следователей, бросив взгляд на Артема, спросил у «Иуды»:

– Расскажите, а что заставило вас заниматься шпионажем против СССР?!

– Это неправда, я протестую! – нервно выкрикнул «Иуда».

– Прекратите паясничать и отвечайте по существу, – настойчивым голосом потребовал следователь, что был постарше. – У нас имеются неопровержимые доказательства вашего предательства и работы на иностранные разведки. Лучше для вас будет, если сейчас добровольно признаетесь и подробно расскажете следствию о своей преступной деятельности.

– Я не знаю, о чем вы говорите, я протестую. У вас нет никаких доказательств моей вины. Вы шьете мне то валюту, то шпионаж, но у вас ничего не выйдет. Я отказываюсь отвечать на ваши вопросы, – процедил сквозь зубы «Иуда», на скулах которого заходили желваки.

Таким его видеть Эди еще не приходилось: «Иуда» буквально кипел ненавистью. Отчего у него создалось впечатление, что тот вот-вот готов наброситься на следователей.

Но другой следователь, что помоложе, спокойно выслушал «Иуду» и предложил:

– Гражданин Бизенко, будет лучше, если вы станете отвечать на поставленные вам вопросы без истерик, по деловому. Я согласен, это неприятно сознавать, но реальность такова – вам инкриминируется серьезное обвинение в измене государству в форме шпионажа в пользу иностранного государства, с вытекающими отсюда санкциями в виде исключительной меры наказания. Поэтому еще раз повторяю вопрос. Расскажите следствию о вашей шпионской деятельности. Вопрос, надеюсь, вам понятен?

Но «Иуда» не стал отвечать на вопрос.

Тогда следователь постарше меланхолично промолвил:

– Значит решили играть в молчанку? Но поймите, у нас имеются необходимые доказательства вашей вины, которых и без ваших признаний достаточно, чтобы суд вынес вам высшую меру наказания.

Затем он достал из стоящей рядом с ним коробки радиостанцию и, положив ее перед «Иудой», спросил:

– Что это за предмет – знаете?

Иуда вновь не ответил, но по выражению его лица и мгновенно выступившей испарине на лбу было заметно, что увиденное потрясло его.

– Молчите? Тогда я скажу – это радиостанция. На ней обнаружены отпечатки ваших пальцев и в установленном законодательством порядке этот факт задокументирован.

Затем он достал из той же коробки шифрблокнот и, указывая на него рукой, повторил тот же вопрос. Но, не дождавшись ответа, пояснил:

– Используя вот этот шифр, вы передавали своим хозяевам особой важности секреты. Знайте, все ваши сообщения у нас имеются, и их совокупность тянет на сто смертных приговоров вам. Вы это понимаете?

Но «Иуда» молчал, отрешенно смотря на лежащие перед следователем радиостанцию и шифры. По его лицу пробегали судороги, пот уже крупными каплями стекал по лицу, но он этого не замечал. Сила нанесенного ему удара была настолько велика, что он пребывал в глубоком стрессе.

– Молчание только усугубит ваше положение, рекомендую отвечать на мои вопросы, – вновь предложил следователь. – Кольцо вокруг вас замкнулось, и ждать помощи неоткуда. Все ваши связи давно находятся под нашим контролем и ваши попытки наладить с ними связь провалены. И вы можете в этом убедиться, взглянув сюда, – сказал следователь, раскладывая перед ним фотокопии его записок, распечатки тайнописи.

Иуда, нехотя перевел взгляд на них и после секундного замешательства надрывно закричал:

– Это не-воз-мож-но!… – И тут же сник.

После этого в кабинете наступила тишина, вызванная таким необычным поведением подследственного.

За это время Эди спокойно снял с себя экипировку, что было сигналом следователям о его вступлении в происходящее действо, и произнес, делая ударение на каждом слове:

– Возможно, Александр! И потому рекомендую вам прислушаться к голосу разума.

Иуда, резко развернулся на его голос, а затем растерянно произнес:

– Эди, это вы?! – и медленно опустил голову на грудь, продолжая смотреть на него исподлобья.

– Да, это я, Александр, и очень надеюсь на то, что вы реально оцените сложившуюся ситуацию и начнете отвечать на вопросы следователей.

– Но как вы могли, как могли, ведь я вам поверил?! Вы предали меня, мою дочь. Бог не простит вам всего этого!

– Александр, я майор контрразведки, выполняю свою работу, а насчет того, кто, кого и что предал, предлагаю вместе поразмыслить и разобраться.

– Вы чекист? – недоверчиво спросил «Иуда».

– Да, – сказал Эди и, подойдя к столу, развернул перед ним свое служебное удостоверение.

– Поразительно, но как правдоподобно… – дрогнувшим голосом промолвил «Иуда». Затем, подняв глаза, на стоящего у стола Эди, спросил: – Надзиратели и эти драки тоже часть вашего спектакля?

– Нет, они чуть не сорвали наши планы, – глядя ему в глаза, ответил Эди.

– Чего ж вы, если обо мне все знали, жилы рвали против блатных? – со злостью в голосе спросил «Иуда».

– Александр, поверьте, я и сейчас бы это сделал, – произнес Эди, продолжая глядеть ему в глаза.

– Знаете, это странно прозвучит, но я верю, что вы так и поступили бы, – промолвил «Иуда», опустив взгляд на лежащие перед ним записки. Затем, встрепенувшись и подняв на Эди полные слез глаза, спросил: – Скажите, что будет с моей Леночкой, ведь она не выдержит всего этого?

– Нам надо обо всем спокойно поговорить. Но хочу вас сразу предупредить, что времени на принятие решения практически не осталось, а от этого зависит все остальное.

– Понимаю, – заметил «Иуда». – Вы имеете в виду те вопросы, которые эти задали? – спросил он, кивнув в сторону следователей.

– И не только.

– Мне надо подумать, – выдавил из себя «Иуда», уставившись в те же записки.

– Но не больше часа, – ответил Эди, взглянув при этом на следователей, кивающих в знак согласия.

– Я хочу этот час побыть один.

– Это можно, – поставленным голосом произнес следователь что постарше, собирая со стола разложенные им вещдоки, – но имейте в виду: если что, мы рядом.

– Спасибо, Эди, – заметил «Иуда», не удостоив даже взглядом благородного следователя.

– Александр, не забывайте о Елене, мысли о ней помогут вам принять верное решение, – посоветовал Эди и направился к стулу, где лежала его экипировка, чтобы вновь облачиться в нее перед выходом в коридор.

«Иуда» только кивнул ему в ответ и облокотился о стол, сложив руки у подбородка, словно в молитве. Затем указательными пальцами сильно потер глаза, будто сопротивляясь сну. И, глубоко вздохнув, опустил голову на ладони, закрыв ими все лицо.

Чекисты вышли в коридор, оставив «Иуду» одного.

– Я буду здесь, – сказал тот же следователь, присаживаясь на один из свободных стульев, – мало ли что шпион задумал. Если что, мне помогут эти, – добавил он, показав рукой на стоящих поблизости надзирателей.

– Вы оставайтесь, а вашего коллегу мы забираем с собой, надо перетолковать о дальнейших шагах.

– В таком случае я с вами, – дернулся следователь и, тут же повернувшись к надзирателям, потребовал, чтобы они были бдительны и прислушивались к тому, что происходит в камере.

– Пойдемте, – предложил следователю Артем, потянув за локоть, и при этом шепнул, что за ситуацией в камере осуществляется аудио-и визуальный контроль.

Как только чекисты вошли в кабинет, следователь, еще не успев толком присесть на стул, взволнованно произнес:

– Товарищи, как говорится, лед тронулся, нужно еще немножко поднажать – и он начнет колоться! Или есть другие соображения?

Следователь, что помоложе, поддержал своего коллегу и заметил:

– Вещдоки, конечно, деморализовали Бизенко, хотя, как мне кажется, он внутренне был готов к такому развитию ситуации, но подключение Эди перепутало ему все карты. Как было видно, шпион меньше всего ожидал, что его сосед по камере, кому он доверился, является чекистом.

«Умница, надо же, как он прочувствовал ситуацию», – подумал Эди, изучающе глядя на молодого человека.

– Коллеги, бесспорным является то, что Эди имеет серьезное влияние на «Иуду», – вступил в разговор Артем. – Это проявилось сразу, после первых же его слов. Более того, шпион, уже зная, что Эди является контрразведчиком, практически не изменил к нему уважительного отношения. И это есть наш главный козырь в работе с «Иудой».

– А разве кто возражает против этого? – риторически произнес следователь, что постарше. – Я – нет, и мой коллега, как вы слышали, тоже. Выходит, у нас единый подход к данному вопросу. Вместе с тем хочу напомнить, что передо мной стоит задача задокументировать его преступную деятельность в соответствии с нашим уголовным законодательством. Поэтому прошу оказать мне надлежащую помощь.

– Несомненно, вы правы, и мы будем все это делать, но поэтапно. Сейчас главное состоит в том, чтобы «Иуда» стал с нами работать, а все остальное будет решаться в процессе, – заметил Артем, несколько нервничая.

– Может быть, дадите сказать и товарищу майору? – проронил молодой следователь, – насколько всем нам известно, он лучше, чем кто-либо из нас, знает, как сейчас с Бизенко вести разговор. Тем более, кроме как с майором, он в данный момент и разговаривать ни с кем не хочет.

Эди внутренне улыбнулся этим словам, поняв, что тот стремится остановить разговор представителей двух управлений об известных всем чекистам истинах.

– Вы правы. Так что, Эди, слово за тобой, – поддержал следователя Артем и облегченно откинулся на спинку стула.

Следователь, что постарше, перевел взгляд на Эди и сделал заинтересованное лицо, что должно было означать готовность выслушать его точку зрения.

– У нас немного вариантов для работы с «Иудой», – не торопясь произнес Эди. – Первый – он вытекает из прямого поручения руководства КГБ СССР. Это склонение шпиона к сотрудничеству, чтобы минимизировать нанесенный им ущерб оборонной безопасности нашей страны. Второй – это закрепление имеющихся доказательств шпионской деятельности «Иуды» и фактов совершения им в сговоре с другими лицами незаконных валютных операций. При этом милиция навесит ему еще покушение на жизнь Шушкеева. Разговор о том, что первично, а что вторично, думаю, сегодня не столь актуален, и потому нам надо работать, гармонично сочетая оба варианта.

– Так-так, – произнес следователь, что постарше, как-то по-новому взглянув на Эди.

– Эди, ты не сказал ничего о том, как мыслишь построить работу с ним после этого часа, – сказал Артем.

– Мне кажется, что товарищу майору нужно продолжить избранную им тактику, – внес предложение молодой следователь.

– В принципе я согласен, – поддержал своего коллегу другой следователь.

– Но из тактических соображений разговор с «Иудой» мне надо продолжить один на один, – заметил Эди.

– Я не согласен, – неожиданно категорично сказал следователь, что постарше.

– В чем причина, поясните свою позицию, – раздраженно произнес Артем.

– Видите ли, Артем, это следственный процесс и поэтому тон в нем должен задавать следователь.

– И это вся ваша аргументация?! – удивленно переспросил Артем.

– Разве этого мало?! – нервно заметил следователь.

– В таком случае я сделаю так, что вы со своей аргументацией сегодня же будете отстранены от этого дела, – резко произнес Артем.

Эди, с самого начала их разговора ожидавший чего-либо подобного, с металлом в голосе произнес, прервав начавшего было говорить следователя:

– Товарищи, не путайте государственное дело со своими дачными грядками. У меня создалось впечатление, что из-за своих мундиров вы забыли, что через тридцать минут надо идти к откровенному врагу, который, насколько я его знаю, еще не принял решение, как здесь уже было сказано, колоться. Не торопитесь делить шкуру неубитого медведя, иначе вместо наград можете крепко пострадать.

После этих слов в кабинете на некоторое время повисла тишина, которую первым нарушил все тот же молодой следователь:

– Спасибо, товарищ майор, за очередной урок. Это была прекрасная речь. Я уверен, что ваша личная беседа с Бизенко будет результативной. И, к моему удовольствию, я смогу это как слушать, так и наблюдать, ведь камера же соответствующим образом оборудована.

Другой следователь, недовольный словами своего коллеги, вскочил с места и рванулся к двери, но вновь сел на прежнее место и выпалил:

– Александр Сергеевич, вы еще ответите за свои слова.

– За дело готов и пострадать. Бибиковы никогда не страшились ответственности, – отшутился тот, широко улыбнувшись.

– Итак, товарищи, я еду в контору докладывать генералу Тарасову о сложившейся в нашей группе нездоровой ситуации. До моего возвращения в камеру к «Иуде» никто не заходит, – жестко произнес Артем, поднимаясь из-за стола. При этом, как бы ища поддержки, он бросил вопросительный взгляд на Эди.

– Артем, подожди секунду, может быть, мы сами разберемся в этой коллизии, – сказал Эди. Потом, не делая паузы, спросил, обращаясь к следователям: – Вы меня поддерживаете?

– У меня, кстати, есть имя и отчество, товарищ Атбиев, – холодно заметил следователь, что постарше, глядя на него, будто только что увидел.

– Прекрасно, давайте знакомиться хоть сейчас. А то я как-то не решался проявить инициативу. Вы так были увлечены процессом, – произнес сухо Эди. – Меня зовут…

– Я знаю, наслышан, – не дал ему договорить следователь, слегка улыбнувшись. И, протягивая ему через стол руку, представился: – Я Аленкинский Станислав Сергеевич.

– Вот и хорошо, наконец-то познакомились, – улыбнулся в ответ Эди, пожимая его руку. Потом, сделав небольшую паузу, спросил: – Скажите, Станислав Сергеевич, вы не находите мое предложение Артему разумным?

– Вполне, – ответил тот. Затем, подняв на него глаза, произнес: – Артем, видишь, как нам ненавязчиво советуют не горячиться. Будьте ко мне снисходительнее, я хоть на пару дней старше вас. Пожалуйста, присядьте. Если уверены, что так будет лучше, пусть Эди идет и ломает ему рога.

После этих слов Артем подошел к стоящей в углу тумбочке и, налив себе в стакан чаю из термоса, примирительно сказал:

– Товарищи, предлагаю и вам испробовать этого душистого напитка.

Эди воспользовался этим предложением и пошел к тумбочке, жестом пригласив остальных последовать его примеру. И через каких-то две-три минуты чекисты как ни в чем не бывало продолжили разговор за чаем.

Когда пришло время Эди возвращаться в камеру, Артем и следователи пожелали ему удачи, а сами направились к операторам.

Через пять минут Эди был у камеры. Надзиратели доложили ему, что заключенный вел себя тихо, за исключением того, что один раз попросил воды.

Поблагодарив их за службу, Эди вошел в камеру и, плотно закрыв за собой дверь, снял предметы экипировки и положил их на ближайший стул. Затем, не спеша прошел к столу и сел напротив «Иуды».

Некоторое время они сидели, молча разглядывая друг друга. «Иуда», скорее всего, искал ответ на вопрос, как он мог не разглядеть в этом парне чекиста и довериться ему, а Эди – примет ли этот озлобленный на власть человек его логику, признается ли в содеянном и станет ли работать против своих хозяев. В том, что им предстоит тяжелый разговор, ни один из них не сомневался.

Первым тишину нарушил Эди:

– Александр, я предлагаю вместе обсудить положение, в котором вы оказались, – в доброжелательном тоне предложил он. – То, что я знаю, как бывший ваш сосед по камере и контрразведчик, в полной мере владеющий информацией по вашему делу, позволит мне помочь вам принять решение.

– Эди, откровенно скажу: до того момента, как вы появились здесь, я, будучи уверен, что с дочуркой будет все в порядке, принял решение молчать. Но вы своим «возможно» убили во мне ощущение реальности. И потому не могу понять, жив ли я или просто моя тень сидит напротив вас. Но знайте, Бизенко еще дышит и не перестал быть тем, кем был до сих пор, – заговорил наконец «Иуда» и опустил взгляд на столешницу.

– Скажите, Александр, какой Бизенко не перестал быть – высокообразованный и интеллигентный человек, который мог бы украсить своим присутствием любое общество, которым гордились его близкие и друзья, или человек, убивший мать своей любимой дочери, подсунув ей яд, состоящий на службе у западных разведок, все делающих для того, чтобы разрушить его страну?

При этих словах «Иуда» поднял на Эди полные слез глаза и промолвил:

– Я имею в виду себя во всех проявлениях, так как я все делал осознанно и большего судьи для меня, чем я сам, в этом мире не существует.

– Скажите, а вы не боитесь суда дочери за то, что лишили ее матери, возможности купаться в лучах ее любви, в конце концов, отца – добропорядочного главы семейства? И чем объясняете эту неслыханную жертву? Неужели ваша месть и все деньги на земле могут быть противовесом счастью вашей дочери?

– Я не хотел ее убивать, не хотел! Но она стала догадываться… – не договорил «Иуда» и заплакал, закрыв лицо руками.

Эди, подождав, пока он несколько успокоится, заметил:

– Александр, я считаю, что в убийстве матери Лены прежде всего виновны те спецслужбы, которые вовлекли вас в свои шпионские дела и сунули вам в руки этот злополучный яд. К тому же они заранее были согласны с тем, что вы можете и себя уничтожить, чтобы не осталось следов их мерзких действий. Удивительно, как вы могли этого не предвидеть.

«Иуда», услышав эту фразу, резко отдернул руки от лица и, как-то странно посмотрев на него заплаканными глазами, хотел что-то сказать, но промолчал.

Эди, чтобы дать ему время поразмыслить над вброшенным тезисом, позвонил по телефону операторам и попросил передать Артему просьбу организовать доставку в камеру обеда для заключенного. При этом он не выпускал из поля зрения «Иуду», который посеревшим от камерной стирки носовым платком вытирал глаза.

– Я думал об этом, – неожиданно произнес он. – Но все-таки главным виновником того, что произошло со мной, считаю коммунистическую власть, заставившую меня, еще ребенком в полной мере вкусить беззакония и несправедливости, нечеловеческие страдания.

– Александр, мне кажется, что вы и сами серьезно не воспринимаете это как причину, побудившую вас поднять руку на жену, – промолвил Эди, глядя ему в глаза. – А вот ваше желание отомстить, как вы сказали, коммунистической власти, пожалуй, выглядит правдоподобно. Я делаю такой вывод, вспоминая наши предыдущие разговоры. Думаю, что иностранная разведка при выборе кандидата на вербовку как раз и учла ваш откровенный антисоветский настрой. Но вы отчего-то забыли, что к тому времени ситуация в стране изменилась. Пришедшие на смену сталинской власти хрущевская оттепель и брежневская стабильность дали вам возможность получить образование и работать, ездить за границу, а значит, вам доверяли.

– Полупокаяние Хрущева и Брежнева не могло исправить того, что коммунисты сделали с моими родителями, умершими, так и не простив им своих страданий, – нервно сказал «Иуда».

– Я их понимаю, это непросто сделать. Но хочу отметить, что они не мстили служением врагу. Скорее всего, им это и в голову не приходило.

– Не буду спорить, тем более это бесперспективное занятие в моем нынешнем положении. Лучше скажите, неужели вы, прошедший практически ту же самую сталинско-бериевскую мясорубку, но только в еще худшем варианте, чем я, не храните в душе обиду и желание мстить тем, кто уничтожил треть вашего народа?

– На этот вопрос я уже отвечал вам в роли зэка, которого реально преследовали надзиратели, решившие, что я убивал инкассаторов, поэтому не буду повторяться, лишь добавлю, что если кто и говорит о своем беспамятстве по отношению к несправедливости, в том числе со стороны власти, – то он неискренен. Человек запрограммирован помнить и зло, и добро, понимая, что жизнь, как и судьба каждого из нас, скроена из многоцветных сплетений. И по тому, как человек проявляет свое отношение к разным явлениям, можно в определенной степени судить, кем истинно он является.

– Вы, словно Иисус, предлагаете подставлять вторую щеку? Что-то я не заметил этого, когда били и блатных, и надзирателей. К тому же вы кулаки и тело тренировали не для следования христианским постулатам, – заметил «Иуда» и подобие улыбки скользнуло по его осунувшемуся лицу.

– Вы правы, я не сторонник таких добродетелей, особенно, когда речь идет об откровенном зле.

– Эди, я понимаю, вы свой выбор между мстить или служить той же власти, которая без жалости покарала вас и ваших близких, некоторое время назад уже сделали. Сегодня вы майор контрразведки, но уверяю, эта власть вам не доверяет. Вы это осознаете несколько позже и ужаснетесь. Кремлевская власть не признает добродетели в инородцах, подозревает во всех смертных грехах даже тех, кто, осознавая себя гражданами страны, верой и правдой ей служит – такова ее природа.

– По-моему, лучше ужаснуться, узнав о ее неблагодарности и подозрительности, чем оказаться в такой ситуации, как вы.

– Эди, да поймите вы, я не чувствую себя виноватым перед этой властью. Мы с ней очень похожи в своих проявлениях – я мщу или, точнее, мстил за обиды и беззаконие служением ее врагу, а власть – сначала по надуманным причинам почти убила меня, еще не родившегося, а сейчас вашими руками будет судить, потому что я преступил ею установленные законы.

– Странная у вас логика. Вы не хотите понять, что своим служением врагу нанесли вред не столько власти и людям во власти, сколько нашему государству, наконец, народу, частицей которого вы сами являетесь. Это с одной стороны, с другой, Александр, родину, как и родителей, не выбирают.

– Ну а если государство, в котором вы живете, подорванное гонкой вооружений, войной в Афганистане, последствиями Чернобыля, загнивает на глазах под горбачевское психотерапевтическое «процесс пошел», прикажете мне безропотно нюхать испарения от его разложения? – ухмыльнулся «Иуда».

– Если в нем жизнь плоха, то надо хоть пытаться помочь исправить положение посильным участием в созидательном труде, но ни в коем случае не способствовать тем, кто разрушает. Ведь государство принадлежит не только тебе, но твоим детям и следующим за ними поколениям.

– Эди, я с уважением отношусь к вашей позиции, но в камере вы были более убедительны, особенно это прочувствовали блатные, а сейчас говорите почти штампами. А знаете, отчего это? Можете не отвечать, я сам скажу – оттого, что вы, надев свой мундир, потеряли возможность свободного выражения своего внутреннего «я», – выдавил из себя «Иуда».

– Думаете, я стану возражать? Нисколько, так оно и есть, я живу, руководствуясь установленными в моей системе правилами. Помните ответ Чацкого Фамусову в «Горе от ума» Грибоедова?

– Вы о «служить бы рад, прислуживаться тошно»? – удивленно вскинул брови «Иуда».

– Вот именно. Согласитесь, это не так уж и плохо, если знаешь, что этого требует дело, которому ты служишь. Если бы это было не так, нам не удалось, к примеру, изобличить вас. Собрать необходимые доказательства вашего сотрудничества с иностранными спецслужбами и получить серьезные возможности для нанесения удара по противнику, который воспользовался вами для получения данных о противоракетной обороне страны.

– Не понимаю, как вы собираетесь это сделать? – удивленно спросил «Иуда».

– Конечно, для достижения такой цели нужно будет еще поработать, но если вы примете участие, то достигнем необходимого результата достаточно быстро.

– А если я откажусь? – стиснув зубы, выдавил из себя «Иуда».

– Александр, я знаю, вы волевой человек, и потому пугать вас возможными санкциями не собираюсь. Но для понимания скажу, что эту задачу органы госбезопасности все равно решат, а вас расстреляют как шпиона, о чем напишут в передовицах всех центральных газет, – спокойным тоном заметил Эди. Затем сделал паузу и добавил: – Мне бы этого не хотелось, в первую очередь из-за Елены, которая может не перенести такого позора.

Иуда после этих слов сильно потер виски пальцами рук.

– О чем бы мы ни говорили, вы возвращаете меня к теме о дочери, зная, что она мое слабое место, и давите на него, давите, – раздраженно бросил он. – Не боитесь, что в один момент передавите и я умолкну?

– Нет, не боюсь, – спокойно ответил Эди. – Спросите почему? Да потому, что в оставшейся жизни у вас не будет другого, кроме меня, человека, с которым сможете поговорить по душам. Ведь, согласитесь, нам интересно друг с другом общаться?

– Особенно сейчас, когда мы по разные стороны баррикад, – ухмыльнулся «Иуда».

– Одно другого не исключает. К тому же вам захочется что-то еще сказать дочери через меня, ведь, как вы догадываетесь, я все равно с ней встречусь.

– Понятно, вы такую возможность не упустите, поедете разбираться с моим чемоданчиком, тем более я вас прекрасно аттестовал дочери, – выдавил из себя «Иуда» дрожащим голосом, прервав собеседника.

– Вы оказались в трудном положении и потому вынужденно дали дорожку к ней и некоторым другим вашим связям. Естественно, мы воспользуемся этой возможностью, чтобы выявлять и документировать факты вашей и их работы на противника. Такова реальность. Но что касается вашей дочери, то я попробую ей помочь, что бы с вами не произошло.

– Если бы я знал, что оно так и будет… – вновь не договорил «Иуда».

– Вижу, вы подумали, что мое согласие ей помогать было частью ранее задуманной игры. Нет, это было осознанное решение, и оно не вступает в противоречие с моими специальными функциями. Ведь Елена, насколько мы знаем, не имеет никакого отношения к вашей тайной жизни. Более того, является пострадавшей стороной. Но моя помощь будет заключаться не в оказании помощи в бегстве за границу, а в том, чтобы ее поддержать морально, а если надо будет – в силу своих возможностей и материально.

Иуда, внимательно слушавший Эди, ухмыльнулся и промолвил:

– Насчет заграницы могли бы и не говорить, что из этой затеи ничего не получится, я понял сразу, как только вы объявились здесь. Спасибо хоть за готовность на остальное, что тоже странно слышать от… – вновь недоговорил «Иуда», отчего-то несколько смутившись.

– Слышать от гэбэшника? – спросил Эди, улыбнувшись. – Вы в своих записках да и в разговоре со мной не раз использовали этот термин. Так что не стесняйтесь, пользуйтесь.

– Представляю, как вам хотелось за это тогда мне врезать, – усмехнулся «Иуда». – Теперь понимаю, как я рисковал.

– Нисколько, наоборот, это забавляло. И на самом деле гэбэшник – не самый худший вариант, – пошутил Эди, обратив внимание на то, что «Иуда» несколько расслабился, вспомнив их прежний разговор.

– Да и вы сами не чурались жаргона.

– Не хотел выделяться.

– А помните, я говорил, что вы подошли бы для разведки? – спросил «Иуда», внимательно посмотрев в глаза собеседника.

– Очень даже хорошо. Как раз это меня внутренне напрягло, я решил, что допустил какую-нибудь промашку и у вас появились подозрения, – весело ответил Эди.

– К сожалению, не заметил этого, иначе не наделал бы столько глупостей, доверившись вам, – с сожалением в голосе произнес «Иуда». – А вопрос о разведке действительно имел подтекст – хотел посмотреть, как вы отреагируете на это. Но вы ответили, как в таком случае должен был сделать человек с вашей легендой.

– Это было несложно, ведь я уже знал, что вы меня проверяете и готовите к участию в ваших тайных делах, – улыбнулся Эди. – Надо вам отдать должное, делали это профессионально. По всему, ваши хозяева вас специально готовили.

– Не только они. К моей подготовке приложили руку и ваши коллеги, но, как видите, все это меня не спасло. Ваш профессионализм оказался на более высоком уровне, да и свою роль вы сыграли качественнее, что меня, собственно, и склонило к тому, чтобы обратиться к вам за помощью.

– Александр, у нас есть много о чем поговорить, и мы это будем делать, но сейчас надо определяться с тем, как быть дальше. Время уходит быстро, нужно ваше решение, чтобы двигаться дальше.

После этих слов «Иуда» сразу напрягся, но прежней озлобленности в нем уже не было.

– Эди, какой резон колоться, если мне все равно светит вышка. Вы же только что об этом сами сказали. Чего в таком случае тянуть время. Пусть следователи стряпают свои протоколы и ведут на казнь.

– Не хотите даже попытаться сохранить жизнь, хотя бы ради дочери? – спокойно спросил Эди.

– Скажите, а вы сами верите в такую возможность, но только откровенно? – спросил «Иуда», испытующе глядя ему в глаза.

– Я не буду лукавить: это очень сложно сделать. Но одно я точно знаю: мы можем ходатайствовать перед судом о смягчении наказания, если, конечно, вы дадите подробные показания о своей работе на противника и сможете минимизировать вред, который нанесли безопасности страны.

– Кто это «мы», которые будут ходатайствовать перед судом? – с иронией в голосе спросил «Иуда».

– Руководство КГБ СССР.

– И я должен поверить в то, что эта инстанция проявит ко мне милосердие? – ухмыльнулся «Иуда».

– По отношению к сегодняшнему Бизенко однозначно нет, – утвердительно сказал Эди. – Более того, если ваша помощь будет неадекватна тому урону, который вы нанесли нашему государству, то и в этом случае не приходится ее ожидать.

– Эди, спасибо за откровенность, – процедил сквозь зубы «Иуда». – Скажи вы иначе, я бы подумал, что вы решили запудрить мне мозги.

– Нет никакого резона стараться вводить вас в заблуждение, тем более что при вашей готовности к сотрудничеству нужны вполне ясные и понятные действия с обеих сторон.

– И то верно, но никак не могу освободиться от мысли, что я проиграл и теперь приходится платить за это, – неожиданно дрожащим голосом выдавил из себя «Иуда».

– Александр, я еще в камере хотел спросить, но по известным причинам не мог этого сделать. Скажите, неужели вам не было больно осознавать, что работа на противника способствует ослаблению вашего государства?

– Нет, – утвердительно сказал «Иуда». – Я мстил за то, что оно сделало с моими родителями и со мной.

– Но позвольте, государство – это не только ненавистная вам коммунистическая власть, но и миллионы людей, которые хотят быть счастливыми в своей стране. Вы же своей местью целенаправленно превращали его в беззащитную жертву, а ваших сограждан, в числе которых и ваша любимая дочь, в заложников будущего агрессора. Это никак не укладывается у меня в голове, – произнес Эди, глядя на то, как «Иуда» нервно покусывает губы.

– Эди, мир изменяется на глазах, и скоро сотрутся все границы. В этих условиях изменяется и само государство. Даже многие ваши коллеги объективно включились в процесс его разложения.

– Напрасно стараетесь, я не верю тому, что вы говорите.

– Я знаю, в это трудно поверить, но правда от этого не перестанет существовать. Видимо, вас к этому процессу не подпускают и потому вы в неведении остались.

– К какому процессу? – спросил Эди, чтобы дать выговориться «Иуде».

– Я же сказал – к процессу коммерциализации КГБ. Те, с кем я связан, мне на фактах показали, как чекисты спешно берут под свой контроль экономические структуры в стране.

– И правильно делают, иначе организованная преступность начнет диктовать свою волю всем и вся.

– Может быть, но я говорю о том, как ваши коллеги сначала проводят рэкет, усиленное давление на предпринимателей, потом предлагают помощь в виде служб безопасности и, как правило, позже сами становятся во главе фирм, предприятий с вытекающими последствиями для бывших хозяев.

– И что дальше? – спросил Эди, ухмыльнувшись, демонстрируя тем самым свое недоверие его словам, хотя лично мог бы привести не один пример того, как некоторые сотрудники КГБ, курировавшие те или иные предприятия, постепенно превращались в торгашей и предпринимателей.

– А дальше? Дальше идет формирование нового класса собственников – чекистов, имеющих реальные возможности вывести свой бизнес на международный уровень.

– Ну вы уж совсем ударились в фантастику.

– Нисколько, – прервал «Иуда», – разве вам неизвестно, что в январе восемьдесят седьмого по настоянию ЦК КПСС отменено ограничение во внешней торговле. Это дало возможность предпринимателям продавать за рубеж дефицитные товары: продовольствие, сырье, электроэнергию, золото. Поэтому сейчас активно создаются совместные с иностранцами предприятия, чтобы выкачать из страны ее стратегические запасы, что в конце концов приведет к ее разорению.

– Вы меня не убедили. Очевидно лишь то, что пытаетесь тем самым как-то оправдать тот вред, который нанесли государству, передавая противнику оборонные секреты? А вы знаете, что и у западных стран, на которые вы работали, и у нас это называется предательством? – зло произнес Эди, глядя на растерянного «Иуду».

– Знаю, – коротко сказал тот, а затем, ухмыльнувшись, добавил: – Вот и вы, Эди, занервничали. Проявили тем самым свою истинную сущность гэбэшника.

– Вы думали, я стану вам рукоплескать, когда передачу иностранной разведке ключей от московского неба, предательство любимой дочери, убийство ее матери вы пытаетесь прикрыть якобы борьбой с неугодным строем. И вообще, слушая этот бред, я подумал, что вы никогда никого не любили. А ваши слова о любви к ближним – всего лишь маска прикрытия ненависти к людям.

– Эди, я не буду даже пытаться, что-нибудь в свое оправдание говорить, ибо все это бесполезное сотрясание воздуха. Скажу, что это совсем не так. И попрошу, если это возможно, чтобы вы не говорили в таком тоне о моей любви к дочери. Если бы это было так, я давно жил бы за границей. Здесь меня держала только она, которой не решался сказать, что так надо.

– Через окно в Польшу?

– Не только, у меня есть, точнее были, вполне легальные возможности для этого.

– Вы опять говорите полправды, вам не разрешили бы ваши хозяева, которым вы нужны здесь, чтобы красть оборонные секреты.

– Разрешили бы, но для этого я кое-что должен был сделать… – не договорил «Иуда».

– Конечно, какой-нибудь очередной секрет страны им продать да иудины тридцать сребреников туда перебросить, – утвердительно сказал Эди, вызвав недоумение шпиона.

– Значит, Глущенков ваш человек?! – то ли вопросительно, то ли утвердительно произнес «Иуда». – Я неслучайно этого гада подозревал в двурушничестве. Он же, наверно за деньги.

– Александр, поймите, вы обложены со всех сторон и многое, что вы можете рассказать, контрразведке и так известно, – прервал его Эди. – Давайте лучше по существу говорить. У нас крайне мало времени, и это не в вашу пользу. – А сам подумал: «с чего же «Иуда» инициативно вплел сюда Глущенкова? Случайность или продуманная попытка прояснить ситуацию с тем, чтобы учесть в дальнейшем разговоре со мной»? Но, решив к данному вопросу вернуться позже, не стал реагировать на этот пассаж шпиона.

– Эди, я не мальчик и понимаю, что вы хотите использовать меня для передачи за рубеж какой-то информации, чтобы там клюнули на нее и запутались в своих расчетах. А торопитесь потому, что каждый уходящий день ставит под сомнение задуманное. Вот теперь я окончательно убедился в том, что меня в милицейском изоляторе держат по этой же причине, – горько усмехнулся «Иуда». – В принципе я готов с вами поработать, но только если вы лично будете вести меня. А также дадите хоть какие-нибудь гарантии того, что меня не расстреляют.

– Александр, таких гарантий вам сейчас никто не даст. Скажу только, что примеры смягчения судом приговоров по таким делам имеются.

– Иначе говоря, у меня есть шанс остаться в живых и скрыть от дочери истинную причину нахождения в тюрьме? – задумчиво промолвил «Иуда», глядя на Эди отсутствующим взглядом.

– Такой шанс у вас действительно есть, – утвердительно сказал Эди. – Но для этого нужно хорошенько и честно поработать.

– И на этом спасибо, – прервал его «Иуда», дрожащим голосом. – Ну что ж, давайте начинать работать.

После этих слов Эди потянулся к телефонному аппарату и снял трубку, чтобы напомнить Артему об обеде, но, увидев входящего в камеру с подносом в руках Николая, опустил ее. И, сделав знак Николаю, чтобы он поставил поднос перед «Иудой», произнес:

– Александр, вы сейчас пообедайте, а я тем временем переговорю с коллегами о наших дальнейших делах и вернусь.

– Спасибо, думал, вернете в карцер, – заметил тот, не пытаясь даже скрыть своего удивления.

– Мы о месте вашего дальнейшего пребывания поговорим позже, – произнес Эди, вставая из-за стола. Затем, вспомнив о приходе к изолятору Андрея, спросил о нем, мол, чего приходил и что он за человек.

– Он родственник моего здешнего приятеля, у которого я квартировал, – не задумываясь, ответил «Иуда». – Парень как парень, я через него планировал кое-какие дела решать.

– Александр, с этого момента нужно будет, как мы договорились, говорить не о кое-каких делах, а конкретно: кто, что, где и как, ведь этап с загадками мы же прошли.

– Он завязан на Золтикова, в записках я писал о нем под буквой «З», который держит связь с моим знакомым поляком.

Но, увидев, как Эди недовольно покачал головой, тут же продолжил:

– Это валютные дела и переход через границу. Андрей не знает об этом. Он проверялся на мелких поручениях, типа узнай и спроси о таком-то человеке. Но он перспективный малый, если как следует поработать с ним. К тому же имеет влияние на Золтикова.

«Надо же, с полуслова почувствовал, что мы хотим посмотреть его на предмет установления контакта», – подумал Эди. Но не стал заострять разговор на Андрее, решив вернуться к этой теме позже.

– Понятно, – заметил Эди и пожелал ему приятного аппетита. А затем, предварительно экипировавшись, ушел вместе с Николаем.

У двери камеры остались инструктированные надзиратели.

Николай по дороге в кабинет рассказал Эди о результатах проверки Андрея и в конце утвердительно заключил:

– Теперь с ним можно вести разговор. Парень, по всему, еще не замаран этими подонками.

– Мне кажется, что сначала надо подробно расспросить о нем у «Иуды», – заметил Эди.

– Нет проблем, можно и после, – согласился тот. – Несомненно, это даст возможность расширить представления о нем и четче определиться, к чему его привязать. С этим вроде все понятно, не понимаю только, как тебе удалось уломать «Иуду».

– Сам не знаю, но он согласился, – подтвердил Эди, открывая дверь в кабинет, в котором стоял ароматный запах пирожков Галины… Эди шумно вдохнул его и шагнул вперед со словами: – Николай, твоя супруга опять балует нас яствами, боюсь, что привыкну и буду надоедать тебе просьбами – повтори, повтори.

– Мы с Галиной будем только рады, – улыбаясь, сказал Николай.

Не успели они присесть за стол и отведать пирожков, как в кабинет ввалились их товарищи.

– Дай обниму! – бросил с порога Артем и, быстро подойдя, стал мять плечи пытающегося встать Эди. Затем, садясь с ним рядом, с искрящимися от радости глазами добавил: – Дружище, это была классика жанра.

– Да, это было сделано профессионально, мои вам поздравления, – сказал Аленкинский, протягивая руку. – Правда, я сидел как на углях, когда вы давали ему разглагольствовать о коммунистах. У меня даже возникало желание зайти туда и дать ему настоящую отповедь, чтобы впредь было неповадно такие вещи говорить.

– Да, Станислав Сергеевич, вас с вашей лекцией о политической бдительности там очень не хватало, – откровенно съязвил Эди, сдавив ему стальной хваткой руку, отчего тот подскочил со стула, на который только что взгромоздился, вызвав тем самым улыбки у чекистов.

– Осторожней, медведь, кости раздавите, – рассмеялся Аленкинский, понявший свою оплошность и то, что никто всерьез не воспринял его нравоучение.

– Извините, это реакция на вашу высокую оценку моего скромного труда, – заметил Эди, в котором только что улегся порыв сказать тому что-нибудь резкое.

Между тем Бибиков, медленно подойдя к Эди, промолвил:

– Товарищ майор, почему-то я не сомневался, что вы сможете склонить его работать на нас. Разрешите вас поздравить с этой победой и пожать вашу руку.

– Эди, вы ему покрепче ее пожмите, – посоветовал Аленкинский, разминая свою.

– Не получится, моя кисть сильно сжимается только на колкости, – пошутил Эди, поднявшись навстречу Бибикову.

– Вот так всегда, в итоге виноватым я оказываюсь, – заметил Аленкинский, изобразив на лице огорчение.

Артем, решив перевести разговор к теме работы с «Иудой», произнес:

– Товарищи, время идет, поэтому предлагаю обсудить сложившуюся ситуацию.

– Чего ее обсуждать?! – бросил Аленкинский, недовольный тем, что его оборвали. – Надо закреплять достигнутый успех протоколами признания и двигаться дальше. Это же очевидно как божий день.

– Вроде логично, – согласился Николай, глянув на Артема.

– А что скажет на сей счет товарищ Бибиков? – с подковыркой спросил Аленкинский своего младшего коллегу.

– Уважаемый Станислав Сергеевич, я последую совету Дюара, который в свое время изрек: «Никогда не открывайте рот до тех пор, пока не будете уверены, что ваш мозг работает». Мой мозг в нужном направлении сработает после того, как свое слово скажет майор Атбиев.

«Однако неплохо для следователя, если он начал цитировать Томми Дюара из девятнадцатого века, создавшего известные на весь мир шотландские виски, которые поставлялись в королевские дворы Англии, и автора не менее великолепных афоризмов», – пронеслось в голове Эди до того, как улыбаясь, он произнес:

– Все правильно, Александр Сергеевич, его афоризмы заслуживают внимания даже очень продвинутых чекистов. Помните слова о том, что разум как парашют – работает только когда открыт. Я тоже такого же мнения. Поэтому, надеюсь, что скажу нечто разумное, и предлагаю после обеда продолжить работу по закреплению его согласия на сотрудничество.

– Но это же можно сделать одновременно с оформлением протокола допроса, – предположил Аленкинский, прервав Эди.

– Можно бы, но мы ограничены во времени, поскольку надо решать задачу с дезинформацией, – хлестко бросил Артем, недоуменно глянув на следователя. – И вообще, давайте дадим высказаться человеку.

– Так вот, я предлагаю, – продолжил Эди, – прежде всего выработать вместе с ним схему доведения нужной нам информации до противника. В ходе ее подготовки от него можно будет получить данные на его преступные связи, разведчиков, с которыми он поддерживает отношения, каналы получения и передачи секретных сведений. И когда он увязнет во всем этом, приступить к оформлению протоколов.

– Товарищи, мой мозг, который уже заработал, говорит, что с товарищем майором надо согласиться и дать ему возможность работать. А мы тем временем составим подробный план документирования шпионажа «Иуды» и будем готовы к допросам, как только получим отмашку, – высказал свое мнение Бибиков, успев при этом заглянуть в глаза каждому из присутствующих за столом чекистов.

– Согласен, – коротко сказал Аленкинский, хлопнув по плечу своего молодого коллегу.

– Тогда, Эди, ты продолжай заниматься «Иудой», – сказал Артем. – После обеда мы с Николаем идем в комитет и активизируем работу с Андреем. Станислав, вы с Сашей сбивайте свой план. Вечером, когда Эди будет готов, продолжим нашу беседу.

– Собьем, но сначала не мешало бы поесть, а то одними пирожками сыт не будешь.

– Тогда вам нужно идти с нами, здесь недалеко кафе – там и перекусим вместе.

– Я согласен. А как думает знаток афоризмов буржуазных светил? – спросил Аленкинский, бросив ироничный взгляд на Бибикова.

– Я тоже, – ответил тот, не отреагировав на реплику своего старшего коллеги.

– Артем, надо через Карабанова решить вопрос о переводе «Иуды» из карцера в камеру, – предложил Эди, – но чтобы он в ней был один и обеспечен круглосуточным контролем.

– Это мы с Колей организуем.

– Может, оставить его в той камере, где он сейчас находится, – предложил Бибиков. – Она достаточно большая и обеспечена всем необходимым, а койку можно поставить.

– Это нормальный вариант, только надо согласовать с Карабановым, – согласился Артем. – Сейчас пойдем к нему.

– Николай, просьба до моего прихода поручить надзирателям забрать от «Иуды» посуду, чтобы они не увидели меня без экипировки, – произнес Эди.

– Сделаем зараз и это, – бодро отрапортовал тот, направляясь к выходу. – А как ты насчет того, чтобы поесть?

– На этот раз обойдусь пирожками – они бесподобны.

Скоро все, кроме Эди, ушли.

В ожидании звонка Карабанова Эди присел на стоящее в углу небольшое мягкое кресло и незаметно для себя уснул.