Очередное утро пришло в третью камеру как обычно буднично… После завтрака увели на новые допросы нескольких заключенных, в том числе и «Иуду», который перед тем как направиться к выходу, вручил Эди сложенные, как и раньше вчетверо два листа бумаги со словами, произнесенными в телеграфном режиме:

– Это дочери и Глущенкову. Я решил написать заранее, на случай, если меня действительно переведут в другое место или вас освободят до моего возвращения. Сами к Глущенкову не ходите, только в исключительном случае, пусть лучше это делает адвокат. Елене я все в письме объяснил, прочитайте его внимательно. Относительно чемоданчика в письме тоже сказано. Помогите Лене вскрыть его. Ключик у нее имеется, но еще необходимо отвинтить четыре шурупа, которые скрыты в торцах чемоданчика под металлической окантовкой. Ее необходимо сдвинуть против часовой стрелки на несколько миллиметров, тогда она выпадет из пазов. Для этого нужна сила, с этим у вас проблем не будет. Отвертку можете найти в слесарном наборе, что на шкафу в прихожей. Прочитав вложение в конверте, вы поймете, что надо дальше делать. Желаю удачи.

Эди не стал ему задавать вопросов, хотя и напрашивались, а проводил коротким:

– Удачи, думаю, еще увидимся.

Спустя полчаса дверь вновь энергично открыли, и в камеру быстро вошел Справедливый, немало удивив этим ее постояльцев. Постояв несколько секунд у входа, как бы осваиваясь, он направился к Эди, жестом руки остановив при этом бросившихся к нему блатных.

– Привет – весело выпалил он, садясь на койку «Иуды». – Вижу, меня здесь не ожидали.

– И вам привет, на самом деле не ожидал, – признался Эди, который полагал, что их встреча состоится во время очередной прогулки во дворе.

– Похвально, вы правду сказали, – произнес Справедливый, уставившись острым взглядом в глаза Эди, будто желая его переглядеть.

– Родители приучили, – ответил Эди, спокойно выдержав этот взгляд.

– О-о, родители! Родители плохому не научат, – обронил Справедливый, закидывая ногу на ногу, театрально обхватив при этом колено верхней ноги сцепленными между собой пальцами. И, закончив это действо, которое по всему должно было означать, что он здесь себя чувствует уверенно, менторским тоном продолжил: – Но жизнь, мой дорогой друг, все расставляет по-своему.

«Начало многообещающее, если вор назвал меня дорогим другом», – мелькнуло в голове Эди.

– Глядишь, мальчишка-паинька, маменькин сыночек-отличник, которому прочили всевозможные высоты в так называемом цивильном обществе, вдруг становится вором, а то и мокрушником. И все вокруг начинают галдеть – ах, что с ним случилось, как такое могло произойти и отчего вдруг он загудел в тюрягу? Хотя все доподлинно знают, что сама наша жизнь – жестокая и несправедливая – толкнула этого мальчишку на такой путь. Вот поэтому часто не срабатывают советы родителей, и вам это должно быть хорошо известно.

Эди внимательно слушал просвещенные откровения вора, находя в них много соответствующего реальной действительности, ибо знал из практики о таких примерах, но только не мог уловить, для чего тот это делает, пока не услышал последнюю фразу. После чего в голове родилась другая мысль: «А не рассказывает ли он о своей судьбе и не пытается ли таким образом вызвать меня на откровенность?»

– Ведь вы же не сразу стали тем, кем являетесь. Я тоже был в свое время хорошим и любознательным мальчиком, всесторонне подготовленным молодым человеком, перед которым маячила прекрасная перспектива. Но… жизнь распорядилась иначе – я стал вором в законе, не забывшим, что с человеками нужно разговаривать на вы, у меня нет семьи, родных давно растерял.

«Так и есть, он хочет услышать мои откровения, но это невозможно. Не расскажешь же ему, что являюсь контрразведчиком, выполняющим государственной важности задачу по изобличению шпиона. Остается по-прежнему утверждать об ошибке милиции, которая скоро должна быть исправлена… При этом нужно попытаться получить у него информацию об «Иуде», поскольку при прошлой встрече он обещал рассказать что-то дельное о нем», – родилась последующая мысль под вкрадчивый голос Справедливого.

– И сегодня нахожусь вновь в тюрьме, рядом с вами, которого объявили вне закона здешние шавки, пытающиеся поквитаться с вами за то, что сумели оторвать от большого пирога свой кусок. Но, слава богу, у них ничего не получилось, потому что вы волчьей породы, хотя со всеми на «вы» обращаетесь. Я это ценю, поскольку сам такой и не раз рвал свои куски и буду рвать.

Эди заинтригованно слушал этот неторопливый рассказ матерого преступника о превратностях жизни. Ему важно было почувствовать его сущность как человека, вступившего в открытое противостояние с законом и обществом, при этом отдавшего предпочтение воровской морали и жизни по понятиям, умеющего складно, интересно и доходчиво выразить все это на общедоступном языке. Такое внимание к своей речи со стороны Эди, уже признанного по факту в тюрьме фартовым и имеющим серьезную перспективу для «карьерного» роста в уголовной среде, распыляло воображение Справедливого и он продолжал говорить:

– Рвать по надобности и без надобности, чтобы поддержать свою репутацию вора на всю жизнь, потому что когда-то какой-то хреновый мент не поверил моей правде и загнал на нары. Думаю, и у вас есть своя история не слаще моей, но я не настаиваю, чтобы вы ее сейчас рассказали. Придет время, расскажете, если захотите, а мы поверим вам на слово, так как на деле вы показали себя несгибаемым и духовитым интеллигентом.

«Вот так, наверно, и погоняла закрепляются, – подумал Эди, который в некотором роде был благодарен Справедливому, что тот не пытается лезть к нему в душу. – Вполне возможно, как говорил Виктор, он захочет узнать, кто мной задействован для своего освобождениея. И есть ли возможность прибегнуть к его помощи для решения какого-то вопроса в интересах блатных», – решил Эди, продолжая слушать разговорившегося собеседника, демонстративно облокотившись о спинку койки, чтобы показать ему и сокамерникам свою самодостаточность.

– Но странное дело, при делах, которые тянут на вышку, вам удалось пробить тропку на волю. Что это – фантастика, подтверждающая, что вы родились в рубашке, или кто-то из всемогущих для чего-то захотел вас вытянуть отсюда? Вот что меня больше всего интересует во всей этой истории. Поверьте, я знаю, о чем толкую, – выпалил Справедливый, широко улыбаясь.

– Я с большим интересом послушал ваши рассуждения о жизни, находя их в некотором смысле созвучными моим представлениям о ее теневых сторонах. За ними ощущаются ваши знания и практический опыт, – спокойным тоном произнес Эди, чтобы таким вступлением подсластить самолюбие эгоистичного собеседника и тем самым расслабить его. Затем, сделав небольшую паузу и глядя в глаза Справедливому, продолжил в том же тоне: – Не скрою, мне приходилось встречаться с людьми, отсидевшими не один десяток лет в лагерях, но они толком не могли рассказать без мата о себе и тамошней жизни, чего не скажешь о вас. Вы словно филолог владеете нормативной русской речью. Но, чтобы у нас не получилось как в соответствующей басне Крылова, я перейду к ответу на ваш вопрос.

При этих словах вор сначала улыбнулся, видимо вспомнив басню о кукушке и петухе, а потом сразу напрягся и несколько подался вперед, чтобы лучше слышать Эди.

– Этот ответ будет достаточно кратким и как бы продолжением моих пояснений при первой нашей встрече. Он, может, вас не удовлетворит, но это правда. Я действительно нахожусь здесь из-за ошибки милиции, принявшей меня за другого человека, который ограбил инкассаторов. Освобождаюсь, поскольку следствие разобралось в моей личности и установило, что не имею никакого отношения к тому событию. И, соответственно, нет никакого всемогущего человека, который меня вытягивает отсюда для каких-то дел.

– Поразительно, но как раз это я и ожидал услышать. Значит, не доверяете? Хорошо, тогда наводящий вопрос, дорогой Эди, если, конечно, не возражаете, – скривив губы в улыбке, произнес вор.

– Пожалуйста, даже интересно, – согласился Эди.

– Ну, тогда слушайте, – сказал Справедливый, изучающе глядя на Эди. – Мне доподлинно известно, что в том деле участвовал здешний фартовый вор Зубр, тоже спортсмен, с ним вы неоднократно встречались в Минске, перед тем как пойти на инкассаторов. После он пропал из виду, мы уж думали, что его пришил подельник. Но, оказалось, нет, недавно объявился на зоне во Владимире. Чудак попался в Ростове на конфискации имущества у одной знатной дамы. Так вот, братки спросили у него насчет вас, и он кое-что рассказал. Все вроде совпадает, а вы…

– Зубру верите, а мне нет? – прервал на полуслове говорящего Эди. – Какой-то чудак, спец по дамам, что-то там наговорил, и на этой основе вы пытаетесь меня припереть к стенке?

– Дорогой Эди, вы же сами сказали, пожалуйста, – невозмутимо пояснил Справедливый. – К тому же я не утверждал, что это правда. Но согласитесь, что в этом деле нужно все-таки разобраться, ведь, говоря ментовским языком, грабеж среди белого дня произошел на нашей территории. К тому же этот чудак в свое время был удачливым вором, но из-за одной сучки, простите за жаргон, стал жить на свой лад и завязался на мокруху. От него и его бывших отморозков, которые ныне небезуспешно пытаются контролировать цеховиков, заигрывают с теневыми политиками, которые имеют серьезные намерения в перспективе бороться за власть, всякое можно ожидать.

– Вы не поэтому ли оберегаете меня даже от моего соседа? – ухмыльнувшись, заметил Эди, чтобы перевести разговор на «Иуду». При этом внутренне улыбнулся, представив на миг выражение лица Бородина, когда ему будет сказано о Зубре, как одном из грабителей.

– Ну, я бы не сказал, что оберегаю, но не хотелось бы, чтобы вы пострадали. Я к вам отношусь с уважением, иначе не стал бы изгаляться в словесности, на воровском жаргоне проще мысль выразить. А вот что касается вашего соседа, рекомендую быть осторожным, он, со слов братков с воли, промышляет зеленью и его люди шныряют к полякам по каким-то своим делам. Так что держитесь от этого клиента КГБ подальше, иначе воли не видать.

– Он интеллигентный человек, знает иностранные языки, бывал за границей, имеет здесь друзей, в том числе среди минской элиты, рассказывает, что попал сюда, случайно ранив своего приятеля.

– Самый настоящий гнида он, заливает вам баки, рисуется овечкой. Не доверяйтесь ему, подставит падла за тридцать сребреников. Я такую публику за версту чувствую, – процедил сквозь зубы Справедливый. А потом, сделав непродолжительную паузу, спросил: – Вы не собираетесь уезжать отсюда, когда освободитесь?

– Не собираюсь, мне нужно с Юрой еще поработать в Бресте, кстати, спасибо вам, что сообщили ему обо мне.

– Не стоит благодарности, мы должны друг другу помогать. Надеюсь, вы поймете, что я вам добра желаю, и откроетесь.

– Я и так открыт и рад знакомству с вами.

– Однако хитрец вы, мой дорогой Эди, но мы тоже, как говорится в народе, не лыком шиты. Так что делайте выводы и готовьтесь к новому разговору. Без него не уезжайте, ведь вы же не англичанин?

– Это что, угроза? – нарочито холодно спросил Эди, уставившись в собеседника острым взглядом. – Я не люблю, когда со мной пытаются разговаривать ультиматумами.

– Даже в мыслях такого не было, – весело промолвил Справедливый. – О том, что это невозможно, здесь знают все. Так что воспринимайте мои слова как настойчивую просьбу. А теперь я покидаю вас, мое время закончилось, до свидания.

С этими словами он встал и не торопясь направился к выходу, где его уже ждал Долговязый.

Эди лишь кивнул ему в ответ.

«Интересный тип и, главное, гибкий, надо же, вывернулся ужом и облек явную угрозу в дипломатическую форму, в принципе не изменив ее сути», – подумал Эди, наблюдая за тем, как Справедливый, в ожидании, когда откроется дверь, что-то говорит Долговязому.

«Наверно, инструктирует, как успешно выполнять функции смотрящего в камере», – подумал Эди, а потом с удовольствием растянулся на койке и начал делать упражнения для поддержания тонуса мышц живота.

В это время к нему подошел сосед, занимающий верхнюю над «Иудой» койку, и вполголоса посоветовал:

– Братан, не доверяйся Справедливому, он что-то задумал против тебя, мне кореш вчера прокукарекал.

– А чего так поздно сказали?

– Прикинул, что у него руки коротки стали, после того как ты этих братков и его шестерок из мусоров отдубасил, но ошибся, ему по-прежнему открываются все двери СИЗО.

– Ну и что ваш кореш сказал? – спросил Эди, бросив на соседа острый взгляд.

– А то, что против тебя и Зубра они разборку собираются устроить.

– Не знаю я никакого Зубра, и вообще, кто он такой?

– Он из могилевских братков, – ответил сосед, посмотрев на Эди широко раскрытыми от удивления глазами.

– И все?

– Ну-у, он был фартовым вором, но начал кумарить… Потом исчез, после того как с тобой…

– Может быть, еще кто-нибудь из братков вместе со мной?.. – многозначительно недоговорил Эди, ухмыльнувшись в лицо соседу.

– Говорят, что да, но они там, – ответил сосед, показав пальцем на пол.

– Я тоже слышал об этом, – сказал Эди, стрельнув в соседа взглядом исподлобья и тут же добавил: – Поменьше говорите об этом деле и вы останетесь наверху.

– Усек, спасибо, братан, – выдавил из себя сосед и тут же полез на свою койку.

«Выходит, что Справедливый не соврал насчет моего компаньона по делу инкассаторов. Наверняка этот беглый воришка и его братки угрозыску известны. Так что не зря поиграли с паханом, хотя он и не думает успокаиваться, но, увы, некогда дальше баловаться, надо шпиона к уму призывать», – рассуждал Эди, пока не потребовали идти к следователю.

Сопровождал его вежливый Лукашов со своим прежним напарником.

В кабинете Эди встретили Артем и Николай. После теплых приветствий коллеги приступили к обсуждению сложившейся ситуации.

В самом начале Эди, положив на стол записки шпиона Глущенкову и Елене, предложил проверить их на наличие тайнописи, а потом вести разговор по остальным вопросам. После этого Николай сразу ушел, чтобы организовать необходимую работу, а Артем и Эди стали разбирать ситуацию.

– Давай по порядку, – предложил Артем.

– Хотелось бы прежде узнать, что пишет Глущенков «Иуде».

– Лучше почитай, я тем временем налью нам чаю, а то с утра крохи во рту не было, – сказал Артем, протягивая лист бумаги.

Эди взял его и начал читать: «Кейс у меня. Забрал сразу после сигнала. У меня его никто не мог вскрывать. Может, на квартире? Подумай. Да, я в тот день еще неоднократно получал твои сигналы, потом догадался, что сигнализатор попал в руки этих обезьян в форме и выключил приемник. Что ты в т-ме «М» знает. Сказал, чтобы держался линии ссоры с «Ш» и случайного ранения, тогда будет помогать по максимуму и тебе, и дочери. За «А» и «З» присмотрю. Да, «З», как договорились, направлю к поляку. Кавказцем и Юрой займусь, есть соображения. Адвокат (это Кореповский, смотрел документ) мне не понравился. Наведу справки в адвокатуре. Мне нужно ехать в Питер на неделю, ты знаешь для чего. Держись, твой Н.Г.».

Дочитав до конца, Эди произнес:

– Молодцы ребята, хорошо сработали. Надо полагать, что Глущенков ничего не заметил?

– Он не имеет такой подготовки, как «Иуда», да и мы вместо изъятых предметов кирпич положили, – улыбаясь, заметил Артем, отпивая из чашки чай.

– Странно, спокойно относится к тому, что кейс могли вскрыть. Исходя из этого, можно допустить, что Глущенков не знает о его двойном дне. Тогда возникает вопрос, а знает ли он, что «Иуда» шпион.

– Скорее всего, знает, о чем может свидетельствовать та часть записки, где говорится о «М», рекомендующем держаться линии ссоры.

– Ты упустил первую часть моего вопроса.

– Согласен, он может иметь дозированную информацию.

– Я думаю, что «Иуда» держит Глущенкова в неведении относительно своего шпионажа, прикрываясь связью с зарубежным антисоветским центром. В таком случае еще можно объяснить, почему он не знает о двойном дне кейса и самого «Иуды».

– Я тоже думал над этим и, допуская, что «М» может быть натовским разведчиком, использующим прикрытие представителя такого центра, поручил своим срочно поднять все сводки телефонных разговоров «Иуды» и проанализировать на предмет выяснения, есть ли среди них подпадающие под «М».

– Думаю, что не лишне было бы также связаться с 5-м Управлением и вместе с ними прокачать ситуацию с «М», как-никак они целенаправленно работают по этой линии.

– Правильно, сегодня же поручу, – согласился Артем и предложил Эди подключиться к чаепитию.

– И еще надо бы вновь вернуться к задаче усиления наблюдения за разведчиками, работающими в посольских резидентурах, чтобы отловить возможные с их стороны попытки уточнить ситуацию с «Иудой» через свои минские связи.

– Этот вопрос контролирует сам Маликов, если что-нибудь появится, мы сразу будем знать.

– А сигнализатор обнаружили? – спросил Эди и, широко улыбнувшись, добавил: – По тексту письма понятно, что он был в руках «обезьян».

– Обнаружили, – засмеявшись, ответил Артем, поняв намек Эди, – и даже предъявили сегодня «Иуде».

– Ну и что он сказал?

– Сказал, что это пульт управления от автоматической игрушки, купленный им дочери в одной из загранкомандировок. На вопрос, а чего ты держишь его при себе, ответил, что он случайно оказался у него… Мразь, все пытается в жмурки играть, никак не поймет, что ему крышка, – в сердцах выпалил Артем, крепко сжав кулаки. – Иногда так и хочется врезать ему меж глаз, и вообще, не надо было его спасать от блатных, пусть бы потешились над ним как следует. Вот тогда он стал бы покладистее.

– Артем, против «Иуды» надо действовать тоньше, методично давя на его болячки. Я это понял в процессе непосредственного общения с ним. Жесткими мерами вряд ли что-нибудь дельное получится: он может просто замкнуться и пойти на голгофу. При создавшейся ситуации считаю целесообразным ускорить мое подключение к работе с объектом как сотрудника, – произнес на одном дыхании Эди. И затем детально раскрыл свою позицию, подкрепив ее конкретными соображениями, которые сформировались у него за последние дни.

– О целесообразности твоего участия в его допросах я уже докладывал Маликову после вчерашнего нашего разговора. Тарасов такого же мнения. Они считают, что это может ускорить процесс. Но при этом потребовали, чтобы мы вместе с тобой взвесили все за и против, – произнес Артем. – Ты понимаешь, о чем речь?

– Чего тут непонятного, – резко сказал Эди. – Если выход из камеры окажется нерезультативным, обвинят в том, что непрофессиональными действиями была утеряна возможность контролирования переписки «Иуды» со своими преступными связями.

– Ну и что будем делать? – спросил Артем, задумавшись. – Может быть, подождать пока?

– Упустим время, они же обвинят в близорукости, а это, извини, не про нас.

– Вижу, ты уверен в своей правоте, а это уже половина успеха, – тепло промолвил Артем. – В таком случае надо срочно готовить твое освобождение. Только когда это лучше сделать?

– Предлагаю сегодня подготовить все необходимые документы и ждать моего сигнала, чтобы в любое время можно было вызвать из камеры с вещами. Я почти уверен, что вчерашний разговор имел целью подготовить меня к выполнению какого-то поручения, связанного с моим выходом на свободу.

– Дай бог, чтобы так оно и произошло, – заговорщически произнес Артем.

– Будем рассчитывать на это, товарищ атеист-коммунист, – заметил Эди, улыбнувшись.

– Прекрати, не на партсобрании, – отшутился Артем, хлопнув Эди по плечу. И тут же, посерьезнев, спросил: – А где будем его держать?

– Мне представляется, что завтрашний день позволит принять решение по этому вопросу.

– Давай соображения, они же у тебя имеются, – шутя, потребовал Артем.

– Если не удастся в течение завтрашнего дня сломить его на сотрудничество, остается один выход – перевести в СИЗО КГБ и продолжить допросы.

– Да-а… – только и сказал Артем, наливая из термоса ароматный чай.

– Правда, не знаю, откуда берется эта уверенность, но мне кажется, что этого не потребуется, – задумчиво проговорил Эди.

– Вот такой вывод мне больше по душе, – выпалил Артем, разводя руки в стороны.

В этот момент в кабинет вошли Николай и Бородин.

– Вы очень кстати, Михаил Михайлович, надо Эди выпускать на свободу, оказывается, он непричастен к вашему делу, – произнес Артем, пожимая ему руку.

– Жалко, что так быстро, – улыбнулся Бородин, глядя на Эди, – а то под этот шумок меня могли представить к награде.

– Думаю, что у вас это еще впереди, – произнес Эди, с серьезным видом, отчего Бородин перестал улыбаться, а Артем и Николай вопросительно глянули на своего коллегу. – Я только сегодня получил серьезную информацию по делу инкассаторов… – И подробно рассказал о своих разговорах со Справедливым и соседом.

– Эди, я думаю, что эту информацию необходимо срочно оформить и официально передать в милицию, – предложил Артем.

– Да, конечно, – быстро согласился Бородин, восхищенно глядя на Эди. – Она крайне важна и дает серьезную зацепку… Если не возражаете, я бы тут же запустил ее в проверку.

Эди тепло посмотрел на Бородина и произнес:

– Михаил Михайлович, а чего торопитесь? Николай оформит ее и передаст вам в установленном порядке, как результат нашей совместной работы. Полагаю, такой вариант лучше отобразит ваши усилия по раскрытию этого резонансного висяка. Согласитесь, ведь это будет правильно?

– Мы можем вместе быстро настрочить нужную бумагу, – не сдавался Бородин.

– Вы не волнуйтесь, лучше подготовьте постановление об освобождении из СИЗО незаконно задержанного человека, а мы займемся подготовкой этой нужной бумаги, – пошутил Артем, еле сдерживая себя, чтобы не рассмеяться. – И вообще, товарищ Бородин, куда делась ваша степенность?

– Да ну вас, – огрызнулся Бородин, посмотрев на Артема, – мне сейчас не до шуток. Вы разве не представляете себе, что начнется, как только эта информация упадет на стол министра?

– Миша, представляем, но ребята правы, когда говорят, что надо сделать по уму, – заметил Николай. – Вот ты придешь и скажешь своим, что инкассаторов ограбил Зубр, а они тебе, мол, откуда информация. И что ты им скажешь?

– Хорошо, я сейчас оформляю освобождение, а ты, Николай, готовь бумагу на министра, – предложил Бородин и тут же ушел.

Как только за ним закрылась дверь, Николай достал из кармана два сложенных вчетверо листа бумаги и положил их перед коллегами со словами:

– Дочери он написал только открытое письмо, а Глущенкову с тайнописью.

Пока Артем знакомился с проявленным текстом, Эди развернул к себе записку «Иуды» дочери и начал читать: «Дорогая доченька! Я все делал, чтобы ты была счастлива, не знала ни в чем нужды. И кое-что у меня получалось. Ты об этом знаешь. Леночка, родная, ты уже взрослая и потому, надеюсь, поймешь меня. Я попал в неприятную историю, о которой не могу пока сообщить. Обо всем этом тебе расскажет мой друг Эди, который скоро приедет в Москву. Он будет помогать тебе. Я ему верю, испытан на деле. Забери у своей подруги «К» чемоданчик, который мы храним у нее. Пусть Эди вскроет его при тебе. Он знает, как это сделать. В конверте то, что принадлежит тебе, забери. Доченька, вполне возможно, тебе придется уехать из Москвы. Это надо будет сделать для твоего же блага. Да, не забудь убедиться, что к тебе приехал именно он. Его приметы… Целую, твой папочка».

«История имеет продолжение в новых лицах и при новых обстоятельствах. По всему не скоро я вернусь к морю…» – подумал Эди, разворачивая записку к Артему, который к тому времени уже успел прочитать послание шпиона Глущенкову.

– Читай, только не свались со стула, – весело сказал Артем, протягивая ему лист с текстом.

– Я уже в трансе от письма дочери, – в тон ему ответил Эди, беря лист.

«Сергей, весточку получил, спасибо, – писал «Иуда». – С кейсом все запутано, закопай его рядом с тем местом, о котором ты знаешь, – десять шагов строго на 11 ч., если стать лицом к северу от самого толстого ствола. Адвокату дай 10 т.р., нужны для дела. Сообщи, выходил ли на тебя «М»? Сам ему больше не звони. «З» отправь через окно. Скажи ему. Нет, лучше позвони, что у меня все в N и по-прежнему контролирую ситуацию, а то может начать юлить. На днях выходит «Э», я тебе писал о нем. Попробуй понаблюдать за ним: с кем встречается, куда ходит… Он остановится в «Минске», если что, спроси у адвоката… Имей в виду, «Э» надо оберегать, инициативно с ним не встречайся. Если что, он сам выйдет на тебя. Все, твой А.Б.».

– Ну и какие впечатления от прочитанного, коллеги? – спросил Николай, дождавшись, когда они оторвутся от текстов.

– Николай, мы без тебя уже переговорили о дальнейших действиях, позже расскажу об этом, чтобы сейчас не занимать время, – заметил Артем и, уже обращаясь к Эди, продолжил: – Ты прав, в камере тебе действительно больше нечего делать. Все что возможно из шпиона ты уже выжал. Теперь необходимо навалиться на него, как говорится, с открытым забралом.

Эди, кивнув в знак согласия, произнес:

– Осталось только выслушать просьбы, вытекающие из вчерашнего его монолога и письма дочери. Сегодня извещу шпиона, что есть решение о моем освобождении, и стану ждать, когда он их выскажет.

– С этим вроде все понятно, но надо о житейской стороне дела тоже подумать, – включился Николай, вызвав у коллег вопросительные взгляды. – Я имею в виду решить, где Эди будет жить, а то «Иуда» пишет, что в гостинице, да еще поручения Глущенкову дает проследить, – добавил он, уловив их вопросительные взгляды.

– И на самом деле, давайте определяться, – предложил Артем. – Пропадать и снова появляться, ездить на комитетской машине не получится. К тому же нужно, чтобы к тебе приходили Рожков и Кореповский.

– Готов хоть на вокзале, – пошутил Эди, – но по логике вещей лучше в хорошем номере в гостинице, тем более скоро буду богатым парнем.

– Тогда я скажу Юре, чтобы заказал номер. Кстати, я их обоих вызвал сюда, – заметил Николай.

– А я «Иуде» сказал, что Кореповский может прийти только завтра. Хотя с учетом моего предстоящего освобождения мог изменить свои планы, что дало возможность вручить ему записку для Глущенкова, – произнес Эди.

– Тогда тебе нужно с ним повстречаться, – предложил Николай, – я это сейчас организую.

– Мне надо увидеться и с Юрой, чтобы узнать результаты посещения им Шушкеева.

– Да, но у нас остается в силе, что Юра через свою знакомую медсестру передал ему суть записки? – то ли утвердительно, то ли вопросительно произнес Артем. И тут же спросил: – А «Иуда» вполне может попросить тебя повторить попытку еще раз.

– Вполне, и я не откажу ему в этом, – ответил Эди, улыбаясь.

– Вроде все логично, – подвел итог Артем, потирая руки.

– Остается еще один момент. Необходимо исключить возможность передачи «Иудой» через кого-нибудь из сокамерников записки Глущенкову о том, что я оказался чекистом.

– Будем контролировать через человека Карабанова и подставлять ему других агентов, чтобы он отказался от такой затеи, – предложил Артем.

– Он может за деньги упросить блатных, а они вынесут записку в тот же день, – утвердительно сказал Эди.

– Да чего с ним церемониться, – резко произнес Николай, несколько удивив этим своих коллег, – его необходимо загнать в ШИЗО и пусть там строчит свои записки, а Карабанов будет их исправно изымать.

– А что – это выход согласился Артем, тем более нам всего-то нужно два-три дня.

– В таком случае в ШИЗО к нему должен иметь доступ только проверенный надзиратель, чтобы исключить случайности. За эти дни я такое узнал о проделках отдельных из них… и потому считаю необходимым усилить контроль, – произнес Эди.

– Согласен, я серьезно переговорю с Карабановым, – пообещал Николай.

– Тогда, Коля, ты организуй встречу Эди с ребятами и повстречайся с Карабановым, а я пойду к следователям, нужно их поддержать.

Через час, после завершения встречи с Рожковым и Кореповским, Эди сопроводили в камеру. К тому времени «Иуда» уже был на месте и, не дожидаясь, когда Эди опустится на койку, спросил:

– Ну как?

– Завтра свобода, уже есть постановление, но почему-то следователь мурыжит. Гад, не хочет сегодня выпускать. Узнав об этом, даже адвокат примчался сюда и давил на него. Вот жду…

– То есть ты виделся с адвокатом? – перебил его «Иуда».

– Только что расстались, и он поехал в прокуратуру на следователя жаловаться. Потом, если успеет, к вашему приятелю заедет.

– Прекрасно, а как Юра?

– Приходил, – растянуто ответил Эди. – Тоже волнуется, ведь время идет, а у нас с ним запланированы поездки по республике.

– Он в больнице был?

– Вы словно следователь: то сделал, это сделал? Был, но подождите, не все сразу, сейчас руки помою и расскажу, – весело сказал Эди и, прихватив полотенце, направился к умывальнику.

Когда через пять минут Эди вернулся, «Иуда» сидел в той же позе.

– Вот теперь можно, я готов, – промолвил Эди, присаживаясь напротив «Иуды». И изложил ему свою заготовку в подробностях.

– Выходит, его стерегут?

– А это разве для вас новость? – вопросом на вопрос ответил Эди.

– Нет, конечно, я же сам говорил вам об этом. Ну какой молодец этот ваш Юра, как умно поступил!

– А что ему оставалась делать после ваших хитроумных инструкций – лезть на рожон и подвергнуться, как вы предполагали, форменному допросу со стороны гэбэшников?

– Жалко, конечно, что он не смог вручить ему записку и получить ответ, – внимательно глядя на Эди, промолвил «Иуда».

– Ну как же не получил, – сказал, улыбаясь Эди, – я же вам только что намеками все передал.

– Это на него похоже, человека хлебом не корми, а дай только кого-нибудь матюгами покрыть. Если так выражался, значит пошел на поправку, – произнес «Иуда», изобразив на лице страдальческую улыбку. Затем, после некоторой паузы, спросил: – А саму записку не вернул?

– Нет, а что, надо было?

– Я к тому, чтобы где-нибудь не валялась.

– Увижу, спрошу, наверно, он ее порвал и выбросил.

– Все-таки спросите. Если не порвал, заберите и сами порвите, не хочу, чтобы мои каракули кто-нибудь читал.

– Хорошо, так и сделаю.

– Письмо Елене вы, надо полагать, уже прочитали. Извините за рекомендацию относительно того, чтобы она убедилась, кто к ней пришел. Приметы я вроде правильно указал?

– Письмо прочитал, но требуются пояснения. Во-первых, мы не договаривались, что я скоро поеду в Москву, во-вторых, у меня для этого нет никаких финансовых возможностей. В-третьих, что это за странный чемоданчик и не попаду ли я с ним в какую-нибудь историю? – понизив голос, произнес Эди.

Иуда внимательно выслушал Эди и, несколько нервничая, стал пояснять:

– Дорогой Эди, деньгами я вас обеспечу. Надеюсь, пока десяти тысяч хватит?

– Сколько? Я их за всю свою жизнь вернуть не смогу.

– Их не надо будет возвращать, вы же по моим делам их будете тратить.

– И где я должен их взять?

– Глущенков передаст через адвоката, как только он у него появится. Теперь о скорой вашей поездке в Москву. Я так написал, поскольку был уверен, что вы мне не откажете в такой помощи, ведь мы же договорились помогать друг другу.

– Я не против этого, тем более вы обеспечиваете меня большими деньгами. Но вы должны понять, что я не могу уехать отсюда, пока не закончу свои дела.

– Понимаю, к тому же надеюсь, что вы останетесь в Минске на некоторое время и будете навещать меня с вашим энергичным адвокатом. Кстати, вы передали ему мое предложение?

– Он в принципе согласен, нужно только об условиях договориться.

– Я же сказал, что достойно отблагодарю.

– На это он сказал, что не знает такой меры и потому предложил вести речь о благодарности в количестве рублей, – сказал Эди, легко улыбнувшись.

– Скажите ему, чтобы он сам назвал приемлемую для него цену за свои услуги.

– Хорошо, я ему передам.

– Спасибо. Эди, я много думал, чем бы отблагодарить вас за то, что вы делаете для меня, – неожиданно произнес «Иуда», пристально вглядываясь в его лицо.

– Да не надо ничего, я это не бесплатно делаю, – отреагировал Эди, будто не придал никакого значения подобному повороту в их беседе, а сам подумал: «Вот шпион и намеревается что-нибудь дельное предложить».

– Вы зря так с ходу отвергаете, еще не услышав, о чем речь пойдет, – понизив голос, сказал «Иуда». – Я хочу вас познакомить с человеком, который поможет вам достичь серьезных вершин, которые вы сами вряд ли покорите.

– Он что – маг? – пошутил Эди.

– Да, в своем роде он маг и многое может. Так вы хотите с таким человеком познакомиться?

– А почему бы и нет, вдруг, он действительно окажется полезным, – уже серьезно ответил Эди.

– Тогда я дам его телефон и вы позвоните ему, когда будете в Москве.

– Так он не минчанин? – спросил Эди, несколько озадаченный этим.

– Нет, он живет в Москве. Здесь его телефон, – промолвил «Иуда», протягивая Эди листочек бумаги. – Только ему надо будет объяснить, от кого вы и, чтобы он не сомневался в этом, дополнительно сказать: «Я от Александра – переводчика из Питера».

– А что, если назову фамилию, не поймет?

– Поймет, но не примет, сошлется на занятость и тому подобное. К нему многие обращаются, в том числе и от моего имени. Поэтому мы договорились, что посланцы от меня будут произносить эту условную фразу. Только надо сделать это именно в такой редакции и последовательности.

– Чем он может помочь историку и каратисту?

– Вы сначала встретьтесь с ним, расскажите о себе, своих планах на будущее, и он найдет оптимальный вариант. Поверьте, мою аттестацию он воспримет весьма серьезно.

– Обязательно позвоню и встречусь с ним. Посмотрим, что сотворит ваш всемогущий маг. Кстати, как его зовут? – вновь весело произнес Эди.

– Василий Сафинский.

– Думаете, этого будет достаточно для такого человека?

– Вполне. Ему даже нравится, когда его по имени называют.

– Хорошо, буду по имени и на вы с ним пытаться говорить.

– Не беспокойтесь, это нормально, – заметил «Иуда», посчитав, что Эди остался недовольным его пояснением. – Да, еще вот что, Эди, не говорите о своей поездке в Москву никому, особенно Глущенкову, если вдруг надумаете с ним встретиться.

– Не надумаю, он мне не нужен, к тому же вы сказали, чтобы адвокат с ним встретился, – отреагировал Эди, вопросительно взглянув на собеседника.

– Это я так на всякий случай, – загадочным голосом произнес «Иуда».

– Действительно, зачем он мне нужен? – спросил Эди, дав понять собеседнику, что он уловил в его голосе эту загадочность.

– Пока не знаю, хотя не исключена такая возможность, например, чтобы взять еще денег для нужд в Москве.

– Он что их всем, кто к нему приходит, раздает?

– Не всем, но вам даст, так как знает, что вы мой друг, – высокопарно произнес «Иуда», легко коснувшись колена Эди.

– Да, кстати, хотел в самом начале, когда речь зашла о десяти тысячах, спросить: а как Глущенков на этот раз узнает, что адвокату необходимо их отдать? Я заодно с письмом Елене прочитал и адресованную ему записку. Там об этом вроде ничего не было.

Прозвучавший вопрос несколько смутил «Иуду», но он в один миг справился с собой и, вновь коснувшись колена, заметил:

– Из вас и на самом деле хороший разведчик получился бы. Надо же, обратили на это внимание. Дело в том, что я в записке сделал своеобразную пометку о сумме. Глущенков сразу разберет, что она означает. Мы с ним специально разработали небольшую систему таких пометок. Понимаете, большие деньги заставляют изощряться. Если заинтересуетесь, могу позже поделиться. А так, не мог же я напрямую о такой сумме написать, подставляя вас, случись что записка, попала бы в руки ментов. Всяких неприятных вопросов не избежали бы от них накануне освобождения.

– Все понял, хотя ничего не понял, кроме того, что вы очень хитрый человек, – улыбнувшись, промолвил Эди.

– Разве это плохо?

– Нет, ведь принято же считать, что хитрость – признак ума. Правда, извините за мою прямоту, не пойму, почему вы тогда здесь? – задумчиво произнес Эди, глядя «Иуде» в глаза. Ему хотелось вернуть шпиона к теме о его дальнейшей судьбе, поэтому и задал вопрос в такой грубой форме.

– Мы вчера говорили об этом, я и на самом деле грешу против моих знакомых, которые дали повод чекистам заинтересоваться собой и мной. Но от этого сейчас мне нисколько не легче. Ситуация тяжелая, но я не теряю надежды. Главное, вывести Леночку из-под удара, отправив за границу. Там ей будет проще перенести мое осуждение.

– Сколько лет вам могут дать? – сочувственным голосом спросил Эди.

– Много, дорогой Эди, много.

– Неужели ничего нельзя сделать для смягчения наказания? Может, отдать чекистам всю валюту, и они скостят срок.

– Не верю, могут наобещать с три короба, а сами только усугубят положение. Для них важен только результат и отчет, мол, вот поймали такого-то преступника и засудили.

– Но времена на дворе уже другие, перестроечные. Может, рискнуть, попробовать исправить положение?

– Эди, у меня далеко не все просто и то, что говорит ваше отзывчивое к беде другого человека сердце, для моего случая, наверно, может не подойти, – с горечью в голосе произнес «Иуда». – Вы правы в одном, что идет так называемая перестройка. О своем отношении к ней и тому, что происходит в стране, я уже говорил и потому не буду повторяться. Но в этой кутерьме гэбисты, к которым я, по-вашему, должен бы обращаться с извинениями, отдельная песня. Они живут в другом измерении и еще долго по инерции будут загонять в тюрьмы людей, пытающихся жить по велению собственных сердец, не понимая, что, государство как таковое, за которое они пекутся, уже развалено и не существует.

– Вы нарисовали свинцово тяжелую картину, а чекистов сумеречными людьми, будто и не родившимися от советских женщин. Но я, как истинный советский ученый, скажу объективности ради, как, между прочим, это трактуют марксисты-ленинцы, наши чекисты плоть и кровь от своего народа, – как бы шутя заметил Эди. И затем, сделав некоторую паузу, с ударением на каждом слове, добавил: – Но, как бы то ни было, по-моему, человек должен искать выход из любого положения. Так что, Александр, думайте, ищите. Если посчитаете, что могу быть чем-то полезен, говорите.

– Вы и так многое сделали для меня. Теперь помогите с дочерью, и я буду очень вам благодарен. При этом обязательно свяжитесь с Сафинским, а то, как мне показалось, вы не совсем серьезно восприняли мою рекомендацию.

– Находясь под впечатлением предстоящего освобождения, я ко всему внешне несерьезно отношусь. Можете не сомневаться, обязательно ему позвоню, но и вы не забывайте о моей рекомендации, а вдруг пригодится.

Дальнейший их разговор был прерван обедом, после которого «Иуда», сославшись на усталость, лег отдохнуть.

Эди же, посидев некоторое время и делая вид, что читает, тоже прилег и через минут пять уснул.

Проснулся он оттого, что открылась кормушка, в которую потребовали выхода Слюнявого и «Иуды».

Перед тем как подняться, «Иуда» положил на койку Эди сложенный традиционно вчетверо лист бумаги и вполголоса быстро произнес:

– Пока вы спали, я написал Шушкееву новую записку. Пусть Юра через свою знакомую попробует ее передать ему лично. Если не удастся, заберите и уничтожьте. Об остальном мы вроде договорились. Если уйдете до моего возвращения, не забудьте этим уркам сказать, чтобы не лезли ко мне.

– Не волнуйтесь, я все сделаю как надо и с блатными переговорю, – сказал Эди. Правда, секунды спустя, решил, что разговаривать с ними нет необходимости, так как сюда шпион уже не вернется.

Как только за «Иудой» закрылась дверь, Эди произнес условную фразу для операторов: «Конечно, предупрежу, хотя и жалко тратить драгоценное время на них», – и снова лег.