Глава 22
Несколько лет назад, Брейг. Корбин Рихтер
Горбатый мост, соединяющий улицу Гансара и Медную площадь, часто становился местом свиданий. Но эта встреча не планировалась ни одним из них. И все же Корбин не был удивлен, когда услышал за свой спиной голос менталиста.
— Любуешься рассветом?
Алхимик приветственно махнул рукой с зажатой в ней бутылкой вина, покачнулся и чуть не свалился с тонких кованых перил, на которых сидел. К счастью, Шефнер успел вовремя поймать его за шкирку.
— Ну и что ты творишь?! Иди домой, дурень, проспись.
— Мне в управление через пару часов… А ты чего так рано вскочил, Марти? Выслуживаешься перед начальством?
— Не спалось, — коротко ответил менталист, отпуская Корбина. — У тебя все нормально? Могу помочь протрезветь.
Рихтер поспешно покачал головой.
— Да я сам как-нибудь! К тому же я не столько пьян, сколько расстроен. Любовь всей моей жизни ушла от меня.
— Аделаида?
— Брига. Прекрасная златовласая Брига с небесного цвета глазами…
— И давно вы с ней вместе? — цинично уточнил Шефнер.
— В этот раз все зашло довольно далеко. Я даже успел познакомиться с ее отцом. Хотя встреча прошла не так уж и хорошо…
— Так сколько?
— Три дня. Но я чувствовал, что Брига именно та, кто мне нужна. Та, что утешит мое страдающее сердце… — Корбин скосил глаза на менталиста и вздохнул: — Не понять тебе этого, Марти.
— Будь добр, не коверкай мое имя, — строго сказал Шефнер.
— С тех пор как начал работать в СБ, ты стал еще зануднее. Мне уже заранее жаль ту женщину, что свяжет с тобой свою жизнь. Тебя интересуют только карьера и деньги.
Мартин пожал плечами и, достав из кармана портсигар, закурил. Сигареты были дешевыми, оттого табак вонял особенно гадко. Алхимик поморщился, потерев чувствительный нос, но промолчал. И сам ведь знал, насколько несправедливы его слова. Шефнер тянул на себе оплату обучения племянника, дома в столице, да еще и кредиты, оставшиеся от старшего брата, пытался закрыть. Стоило ли удивляться, что менталист, и прежде не самый общительный, стал еще более жестким и замкнутым? Единственным, с кем он продолжал общаться, был легкомысленный повелитель стихий. Да и то, как подозревал Рихтер, его терпели потому, что он мог быть полезным в работе.
А вот чем ему самому нравился Шефнер, оставалось загадкой. Может, тем, что он всегда знал, что хочет и как этого достичь? В отличие от него самого, повелителя стихий, который воздушным шариком болтался между землей и небом.
— Иногда я тебе завидую. Той беспечности, с которой ты шагаешь по жизни, — вторя мыслям Корбина, сказал Мартин, любуясь розоватыми бликами на воде. — Совсем не думаешь о будущем. Никаких целей, никаких амбиций…
— Я сильнейший маг Грейдора. Для сына мельника и этого много, — хмыкнул алхимик, хлебнув кислого вина из горла бутылки. — Возможно, на свете нет ничего, что может увлечь меня по-настоящему. Вот что движет тобой, Марти?
— Обязанности, — коротко ответил Шефнер, зябко ежась. — Стоит только расслабиться, как все летит к чертям.
— Но, допустим, у тебя будет достаточно денег, чтобы не заботиться о выживании, а просто жить. Что ты будешь делать? Петер рано или поздно встанет на ноги, еще и зарабатывать станет, пожалуй, больше чем ты. Артефакторы не бедствуют даже на вольных хлебах. И что тогда? Каждый день ходить на работу, жениться на приличной фрейлейн из богатой семьи, читать по утрам газету, а вечерами играть в шахматы с коллегами, такими же скучными, как и ты сам? Так ты представляешь свое будущее?
— Еще и пивное брюхо отращу, — невозмутимо подтвердил Мартин.
Он положил ладони на скользкие от утренней росы и тумана перила и легко вскочил на них.
— Эй-эй, не сорвись там! — встревоженно попросил Корбин, глядя, как его друг опасно балансирует на краю. Полы кашемирового пальто раздувал резкий холодный ветер, идущий со стороны реки. — Спятил? Я от встречи с водичкой разве что простуду подхвачу, а ты точно камнем на дно уйдешь.
Мартин, посмотрев сверху вниз на алхимика, насмешливо показал ему язык и тут же уселся рядом.
— Хочешь знать мои планы на жизнь?
— Уже не уверен, — проворчал собеседник. — Вдруг ты после этого решишь избавиться от меня как от свидетеля?
— Тебе все равно никто не поверит. С такой-то отвратительной репутацией!.. Так что я все же признаюсь. Я собираюсь забраться так высоко, что никто не сможет сбросить меня вниз.
— Пойдешь работать пилотом? — рассмеялся Рихтер. — Или будешь покорять горы?
— Нет. Я стану канцлером.
— И зачем тебе это? — несколько опешив, спросил алхимик. В устах любого другого это казалось бы несбыточной мечтой, бредом и глупостью. Но когда это говорил Мартин Шефнер… Отчего-то верилось, что этот сын обнищавшего рода, заурядный сотрудник службы безопасности, вполне способен возглавить правительство империи. Даже не так, не возглавить — подмять его под себя.
— Потому что только тогда я смогу изменить эту реальность так, как мне хочется. Так, как нужно.
— Про «хочется» еще можно понять. Но «как нужно»? Не много ли вы на себя берете, господин Шефнер? — проворчал Рихтер.
Мартин высокомерно улыбнулся.
— Достаточно.
Больше из менталиста ничего вытащить не удалось, и к этой теме они не возвращались. Но когда спустя несколько лет о молодом главе службы безопасности заговорили как о возможном преемнике Тренка, Корбин совсем не удивился. Мартин Шефнер всегда умел работать с долгосрочными целями.
Наше время. Корбин Рихтер
Обычно весной, когда погода к этому располагала, на Горбатом мосту было многолюдно. В это же утро Рихтер не заметил поблизости даже торговцев сладостями и игрушками. Зато на том самом месте, где они когда-то случайно встретились десять лет назад, его ждал Мартин Шефнер. Сопровождение рядом не маячило, но Корбин сильно сомневался, что глава СБ пришел один. Не из-за повелителя стихий, конечно, но для того, чтобы не давать лишнего повода тем, кто давно хотел избавиться от Шефнера. Рихтер подозревал, что врагов у него побольше, чем у того же канцлера или Котовского.
Иное дело он сам. Любимец женщин, пример для любого мага, легендарная личность… И знатный болван, конечно же, раз повелся на игру Шефнера.
— Канцлер, значит? — спросил алхимик вместо приветствия. — Когда ты сказал об этом тогда, я подумал, что ты собираешься сделать политическую карьеру. И ради этого готов стать мальчиком на побегушках и идеальным исполнителем, не задающим лишних вопросов. Хотя, может, так оно и было. Ты ведь уже тогда стал протеже Тренка. Когда твои взгляды поменялись? До или после?..
— До или после чего? — спокойно уточнил Шефнер. — Ты назначил мне встречу для того, чтобы поговорить о канцлере?
— О тебе, мой друг. И причинах, почему ты отправил меня прочь из столицы. Помимо Софи, конечно. Ох уж эти ревнивые мужья!.. Тебе нужна была моя помощь… Нет, не так. Мартин Шефнер не стал бы просить о помощи. — Рихтер поднял с мостовой камешек, подкинул его, а затем отправил в реку. — Тренк никогда мне не нравился, так что лишняя мотивация, чтобы опустить его на дно, мне не нужна. Но все же я больше не буду потворствовать тебе в твоих интригах.
— И почему же?
Мартин как всегда был неразговорчив и серьезен. Единственным человеком, которому он искренне пытался понравиться — обаять и произвести впечатление, была Софи. Причем если это касалось личных отношений, а не работы. Но вот с друзьями и близкими он был именно таким — не лисом и даже не юркой крысой, как порой называли сотрудников СБ. Змеем — хладнокровным и ядовитым. Наступать ему на хвост было бы неразумно. Но как же сложно избежать искушения!
— Потому что ты зашел слишком далеко. Если у тебя были подозрения по поводу канцлера, ты должен был прийти ко мне, обратиться к императору или кронпринцу. Ты должен был сделать хоть что-нибудь! Но не сделал ничего только потому, что Тренк все еще тебе нужен, чтобы избавиться от Котовского. Ну и каково тебе быть союзником человека, по вине которого убит твой племянник? Из-за которого ты чуть не потерял жену?
Мартин непроизвольно дернул головой, будто ему влепили оплеуху, но промолчал.
— И все же — когда ты решил предать канцлера? Когда выяснил, что он связан с Адорно и «белыми ястребами», или еще раньше? Тренк ведь не думает делиться властью, к которой ты так рвешься. Наверное, тебе уже давно надоело быть его верным псом. А тут и повод избавиться от него, не замарав руки.
— Мои близкие не повод, — процедил Шефнер и с трудом, но все же взял себя в руки. — Значит, ты тоже увидел связь. И должен понимать, почему я так осторожен.
— Я не хочу понимать! Если бы моя жена пострадала из-за какой-то мрази, я не стал бы продолжать подвергать ее опасности, а избавился от угрозы! — взорвался Рихтер. — Котовский все еще глупо считает, что ты можешь стать союзником. Но единственные интересы, которые ты готов отстаивать, — только свои. Любой ценой. Черт возьми, ты недостоин — ни этой страны, ни любви Софи.
— Полагаю, ты злишься не из-за моих политических взглядов, а больше из-за Софии.
Мартин небрежно пожал плечами, хотя алхимик чувствовал едва сдерживаемую силу менталиста. От нее уже начинала болеть голова, напоминая о том, что он все-таки уязвим перед ментальной магией.
— Это только для тебя твоя жена ненужная помеха в интригах. Для меня она… — Рихтер запнулся, не договорив.
— Так кто для тебя моя жена? — с обманчивым дружелюбием спросил Шефнер.
— Как давно ты знаешь правду о ритуале?
— Про то, что вы практически связаны магическим браком? Достаточно давно, чтобы придумать тысячу способов убить тебя и все же решить пожалеть запутавшегося дурака.
Рихтер ощерился.
— Жалость, да? Сложно поверить. Скорее всего, ты даже из нашей с ней связи пытаешься получить выгоду. Но знаешь, мне надоели эти игры. Я просто расскажу все Софи. Про ритуал и про тебя.
— Это ничего не изменит, — почти снисходительно ответил Мартин. — Ты только разрушишь отношения с тем единственным человеком, который не только терпит твои причуды, но и искренне к тебе привязан. Думаю, так будет продолжаться лишь до того момента, как ты проявишь себя во всей красе, друг мой.
Вывернется, понял Рихтер, этот змей просто вывернется, и он сам останется виноватым. Глубоко вздохнул, выдохнул и криво улыбнулся.
— И чего я ожидал от встречи с тобой? Ты неисправим.
— Если это все, что ты хотел сказать, то я, пожалуй, пойду. Дела, знаешь ли…
— Подожди. Расскажи про Фоскарини. Что в Брейге делает дочь дожа Лермии?
— А, точно… Крайз говорил, что ты влез в это дело, — без особого энтузиазма ответил Мартин. — У Фоскарини в связи с его нынешней активностью, противоречащей интересам Церкви, много противников. Я просто оказываю ему услугу, присматривая за его дочерью.
— И играешь против Церкви?
— Я не религиозен.
— Твоему ребенку расти в том мире, что ты создаешь своими руками. Не ошибись, — предупредил Рихтер, с тоской понимая, что Шефнер просто не захочет его услышать. Слишком большие ставки были на кону, чтобы глава СБ смог удержаться от игры.
Лермийские святоши считали Грейдор страной еретиков и в случае наступления войны наверняка поддержали бы Алерт. А воевать на два фронта Грейдор не в силах. И при самом плохом исходе, прояви империя слабость, ее растерзают с трех сторон — Роан обязательно вмешается, когда встанет вопрос о дележе территорий. Возможно, именно поэтому Шефнер так не доверял Котовскому. Но если влиятельнейшему дожу Лермии, выступающему за торговые соглашения с Грейдором, удастся усилить свои позиции, то ситуация в корне изменится, и уже Алерт окажется зажатым в тиски двух стран.
Рихтер мог бы даже посочувствовать главе СБ, вынужденному учитывать множество политических факторов, если бы тот при этом не рисковал нынешним миром в стране ради великого будущего.
— Насчет лермийки мне непонятно одно, — сказал алхимик, спрыгивая с перил моста, на которых он так удобно восседал. — Ладно, другие не разглядели в унылом преподавателе права красивую женщину. Ментальная магия и не такое может. Но как София не поняла, что перед ней не мужчина? При ее-то устойчивости к иллюзиям и защитным ментальным артефактам?
Мартин усмехнулся.
— София просто не очень внимательна. К людям, по крайней мере.
Рихтеру оставалось только согласиться. Адорно, Танас Шварц… Софи верила тем, кто был к ней добр и участлив. Жаль, что чародейке не всегда отвечали тем же.
София Шефнер
«Отдохни вдали от шумной столицы», — говорили они. «В провинции безопасно», — твердили они.
«Они», среди которых был и мой любимейший супруг, ошибались. Потому что неприятности последовали за мной и в Торнем. И в этот раз я никаким образом этому не способствовала.
Первым плохим предзнаменованием стали… усы. Солнечным и необычайно теплым апрельским утром я открыла столичную газету и на первой же полосе увидела фотографию своего мужа. В элегантном стильном пальто, с изящной тростью и… усами. Довольно аккуратными и ухоженными, но старящими его лет на десять.
Это настолько поразило и огорчило меня, что я тут же пошла искать Эзру, чтобы продемонстрировать ей данное безобразие.
— Нет, вы это видели? О чем он вообще думает, этот ужасный мужчина?
— В чем дело? — встрепенулась фрау Орвуд, выпрямившись в кресле-качалке, стоявшем на веранде.
— Вот в этом ужасе под носом главы СБ. Скажете, что не видели?
— Ах, ты про это. Дорогая моя, усы не худшее, что могут сотворить с собой мужчины. Мой муж по молодости решил отрастить себе бороду длиной по грудь, по старороанской традиции. Кололась, помнится, жутко.
— И что вы ему сказали?
— Что или он избавляется от бороды, или его жена избавляется от него.
Сурово! Но готова поспорить, что стоит мне заявить подобное Мартину, и он ласково предложит мне иную альтернативу: или я избавляюсь от подобных мыслей, или он избавляет меня от них. Мартина шантажировать подобным образом, угрожая разрывом даже в шутку, было не просто бесполезно, но и опасно.
Впрочем, у меня были свои не менее эффективные рычаги воздействия.
— Мужчины вкладывают в отращивание растительности на лице такой же сакральный смысл, что и женщины, когда меняют прически, — между тем заметила Эзра.
Я удивленно на нее посмотрела, пытаясь уловить мысль.
— Это желание перемен, — тоном эксперта заявила телохранительница, — и знак того, что мужчина готовится отринуть все, что его раньше сковывало и сдерживало.
— Или же он пытается выглядеть более убедительно и респектабельно?
Эзра задумчиво уставилась на черно-белое изображение, где мой ужасно серьезный и строгий муж пожимал руку какому-то робеющему типу.
— Куда уж убедительнее. И все же интересно: усы — это вызов обществу или, наоборот, заявление, что взгляды главы СБ как никогда консервативны?
— А что, если у него новое увлечение? И он решил своими ужасными усами произвести впечатление на свою любовницу?
— Иногда усы — это просто усы, — мудро заявил тихо появившийся Эрнштайн. — Дамы, что вас так взволновало? Дайте-ка посмотреть. Ох…
В отличие от нас, боевого мага взволновал отнюдь не внешний вид Мартина. Просто он первый удосужился прочитать статью дальше невнятного заголовка. Подготовку к коронации Котовского мусолили уже не одну неделю, и я не ожидала увидеть в заметке ничего действительно важного.
Вот только в этот раз обсуждали не расходы или прибытие важных дипломатических гостей, а действия правительства. Канцлер заявил о незаконности притязаний роанца на трон, а мой муж должен был расследовать «предполагаемые нарушения». Я с трудом понимала язык политики, но ничего хорошего ситуация не сулила.
Письмо от 12 апреля. Фрау Михельс — господину М.
«…я все думаю, какое имя дать нашему милому дитя. Так как тебя рядом нет и, судя по не слишком приятным новостям из столицы, ты можешь быть занят еще очень долго, то вопросом этим придется заняться мне.
Вот те имена, которые я присмотрела.
Для мальчика — Дагамунд (в честь твоего деда), Ландбальд (в честь моего троюродного прадеда по линии матери), Радбауд (просто красиво); для девочки — Аклеберта (всегда хотела назвать так дочь), Вертилинта (мою пятиюродную тетушку так зовут), Мадальфрида (на редкость благородное имя).
Твоя любящая жена Софи.
P.S. Мне не нравятся новости из столицы. Но я доверяю тебе. Прошу в очередной раз. Пожалуйста, береги себя».
Брейгский вестник от 14 апреля. Заголовок: «Герцог Строгер выражает недовольство работой фон Тренка. Кронпринц хранит молчание».
Письмо от 17 апреля. Господин М. — фрау Михельс.
«Душа моя. Я думал, что, когда ты назвала несчастных кроликов Пушок и Пушистик, ты так изящно, в своей очаровательной манере пошутила. Но теперь я и правда опасаюсь, что твои вкусы в выборе имен весьма сомнительны. Прости меня за столь резкие слова, любимая.
Хотя у меня возникло одно подозрение. Я чем-то не угодил тебе, родная? К чему эта вырезка из газеты с портретом?..»
«Брейгский вестник» от 20 апреля. Заголовок: «Монархисты закидали автомобиль фон Тренка гнилыми овощами. Зачинщики беспорядка задержаны СБ».
Письмо от 24 апреля. Фрау Михельс — господину М.
«…Вишни зацвели. Ты даже не представляешь, насколько это красиво и какой аромат они распространяют. От него кружится голова, а губы сами по себе расползаются в улыбке. Так и сидела бы целый день в саду, любовалась деревьями. Раньше я умела наслаждаться лишь красотой магии, но теперь, кажется, стану настоящим ботаником…
Одно беспокоит меня. Твоя работа. Смогу ли я вернуться домой? Или все же наше чадо будет носить имя Радбауда?
P.S. Проблема прямо под твоим носом, дорогой супруг».
«Брейгский вестник» от 12 мая. Заголовок: «Кронпринц спешно удалился из столицы в замок Ульгре».
Письмо от 16 мая. Господин М. — фрау Михельс.
«…Усы. Дело в них, да? Это не принципиальный вопрос, конечно. Но немного обидно. Тетушка утверждает, что с ними я выгляжу импозантнее.
Не стоит лишний раз беспокоиться о происходящем в Брейге. Всё под моим полным контролем. Расскажи лучше, как твое самочувствие? Ужасно скучаю.
P.S. И давай пока не будем придумывать имена ребенку. Предложенные тобой варианты меня немного огорчают. Ты приедешь, и мы вместе выберем, не калеча жизнь малышу ужасными прозвищами».
«Брейгский вестник» от 18 мая. Заголовок: «Магические гильдии поддержали канцлера».
«Брейгский вестник» от 20 мая. Заголовок: «Безумный император? Фон Тренк заявил о душевной болезни Анджея Котовского».
Письмо от 21 мая. Фрау Михельс — господину М.
«Чувствую себя вполне сносно, хотя сплю плохо. Дитя резвое и требовательно напоминает о своем существовании, стоит мне только расслабиться. Этим он напоминает тебя. Интересно, как я справлюсь сразу с вами двумя, о мой господин?
Полюбовалась на новую фотографию в газете. Повод ужасен, но зато твой облик приятно радует глаз. Так лучше.
…Хотелось бы пошутить о чем-нибудь еще. Только мне уже давно не смешно. Любимый. Я не понимаю, что происходит, и не хочу понимать. Мне страшно. За всех нас. Мне не рассказывают много, но кое-какие слухи из тех, что не пишут в газетах, до меня все же доходят. Когда все это закончится?».
В какой-то момент мне перестал сниться Рихтер. Может быть, в этом была и моя вина. Сны с ним так меня мучили, что, как-то проснувшись в растрепанных чувствах, я в сердцах пожелала, чтобы повелитель стихий больше не тревожил мой покой. И слишком реалистичные сновидения с ним наконец-то прекратились. Правда, скучать по несносному магу я стала сильнее.
Эрнштайн перестал приносить «Брейгский вестник», заметив, как я сидела над ним в слезах. Последнее издание, что попало мне в руки, было неутешительным.
«Брейгский вестник» от 28 мая. Заголовок: «Анджей I».
«Архиепископ Ратберг короновал Анджея Крейна-Котовского как Анджея I. Военный министр Стефан фон Ланге заявил о своей лояльности Котовскому и о намерении ввести войска в столицу. Корбин Рихтер, имперский повелитель стихий, прибыл в Ульгре для поддержки самозваного императора…»
Письма, приходящие от Мартина, были все короче и суше, и приносили их теперь реже. В последних уже ничего не говорилось о моем возвращении в столицу. Лишь о том, чтобы я готовилась к срочному отъезду. Противостояние между канцлером и Котовским вылилось в полноценную гражданскую войну. И никто не знал, чем это может закончиться.
Десятого июня в дом Годфрида Эрнштайна пришли вооруженные люди. Я должна была это почувствовать. Но как отделить постоянно гложущий меня страх за Мартина от предчувствия беды? Я просто не распознала приближающуюся угрозу и не успела сбежать, воспользовавшись артефактами. А потом уже было поздно.
Но мне повезло. Моего мужа все еще боялись. Может быть, даже больше, чем раньше. За ним была уже не только служба безопасности, но и маги. Поэтому при задержании мне не стали причинять вред. «До выяснения обстоятельств», — как сказал незнакомец, проводивший меня в тюрьму.
