Глава 18
Свое разрешение Мартин дал, при этом четко оговорив условия моей работы и уровень ответственности. Единственное, чего он не смог добиться, — это позволения сопровождать меня при встрече с императором. Но это было ожидаемо.
— Крейн не любит менталистов, — коротко пояснил маг. — Впрочем, это не значит, что я отпущу тебя одну.
К огромному моему облегчению, сопровождающим оказался Джис. Вальтер Аркет все еще оставался моим телохранителем, но после памятных событий в университете относился к своей работе слишком уж… ретиво. Неудивительно, учитывая, что если он меня потеряет, может лишиться не только должности.
Джиса напугать Шефнером было сложнее, да и меня он знал хорошо.
— Пока вы на моем попечении, фрау, — весело сказал боевой маг, — можете ничего не бояться. Влипнуть в неприятности я вам не дам.
— Я и не собираюсь никуда влипать.
— Ну-ну, фрау София. Вы разумная молодая женщина, но уж больно легко увлекающаяся. В некоторые моменты вас просто нужно хватать за руку и не отпускать, иначе останешься позади пыль глотать. Как Вальт. — Джис злорадно хохотнул. — А я его предупреждал, что это не контрабандистов пасти или трясти незаконных торговцев зельями! Тут нужно ко всему быть готовым.
Замечательно. Мной уже сложность работы в СБ измеряют!
Во дворец я приехала спустя два дня после званого ужина. Котовский в этот раз был одет более неформально и сдержанно, но это шло ему даже больше, чем обычный его светский вид.
— Хороший сегодня день. Император чувствует себя чуть лучше, чем обычно, и уже ожидает вас увидеть. О… что это?
Охрана кронпринца занервничала, с опаской разглядывая огромный короб, который Джис извлек из автомобиля.
— Необходимо досмотреть, — вежливо, но безапелляционно заявил Хайнц, придворный артефактор, до этого прятавшийся за верзилами-гвардейцами.
— Только в моем присутствии, — столь же вежливо ответила. — Там сложная аппаратура, легко повредить.
— Я стал мастером до того, как вы появились на свет, фрау Софи! — возмутился чародей.
Пожала плечами. Старого артефактора я уважала, как и прежде, только пиетет перед статусом мастера испытывать перестала. Хайнц работал в классическом стиле, не признавая ни нововведений, ни нетрадиционных стилей чароплетения. Если б я хотела что-то от него скрыть в своей работе, удалось бы легко. Но признавать это мастер не спешил.
Он отвел нас в свою мастерскую и почти полчаса провел, изучая плетения на тонких цветных проводках, но гордость так и не позволила ему спросить, как это работает. В отличие от Анджея.
— Для чего это? Когда вы записывали мнемограф раньше, не использовали ничего подобного.
— Тогда я брала воспоминания из своей памяти, теперь задача усложнилась. Император не чародей и не маг, к тому же ослаблен. Поэтому я принесла дополнительные усилители. Их используют в основном для целительских артефактов, когда нужно регулировать влияние чар на организм человека.
— Вы изменили принцип работы, — проворчал Хайнц.
— Так и это не целительский артефакт.
Хайнц был не единственным, кто должен был следить за процессом извлечения памяти. Помимо него к нам присоединился придворный менталист, столь старый, что чуть ли не рассыпался на ходу.
— О, так ты жена юного Шефнера! — жизнерадостно воскликнул он. — Как там поживает Адель?
— У фрау Ратцингер все хорошо, — ответила, скрывая раздражение, — хотелось быстрее приступить к работе.
— Замуж так и не вышла второй раз? Нет? Посвататься к ней еще раз, что ли?
Заметив мой удивленный взгляд, подмигнул.
— О, у нас есть общая история. Ей было семнадцать, мне сорок. Я страстно увлекся фрейлейн Шефнер, а она ни в какую не желала отвечать мне взаимностью. Дело дошло почти до преступления. Я едва не вынудил Адель заключить магический брак. К несчастью, ритуал не сработал.
— Что за ритуал? — без особого интереса спросила я.
Менталист, которого мне так никто и не представил, открыл было рот, но тут же осекся.
— Так, древняя традиция, — уклончиво ответил старый маг. — О ней почти никто не помнит. Как и о магическом договоре между наставником и учеником, хотя уж от него-то вреда никогда не было.
— София, разве вы не заключали подобный договор с Рихтером? — спросил Анджей.
Менталист бросил быстрый взгляд на мою левую руку, на который красовался тонкий белый рубец, оставшийся после ритуала, и глаза его округлились.
— Вы… ученица повелителя стихий? Вы уверены, фрау?
— Мне рассказывал о договоре дед, так что я просто следовала инструкциям.
— А больше вам дед ничего не рассказывал?
Ответить не успела. Хайнц объявил, что с моими артефактами все в порядке. Кто бы сомневался.
Весь путь до покоев императора я чувствовала тяжелый взгляд на затылке, даже прикосновение чужой магии. В какой-то момент я не выдержала и, резко обернувшись, строго посмотрела на старичка мага. Тот виновато улыбнулся и развел руками.
— Любопытная у вас чувствительность к менталистике. Были в роду маги разума?
— Вроде нет.
— И мастер Вернер так говорил, — задумчиво отозвался придворный маг. Он подошел очень близко, сладко улыбнувшись напрягшемуся Джису, подхватил меня под локоть и тихо сказал: — А вы знаете, у вас очень интересное ментальное поле. Появлялись ли у вас в последнее время необычные мысли или желания?
— Н-нет.
— Странно. Видимо, крепко вы мужа любите, — невпопад заявил менталист и отпустил мою руку, оставив в недоумении.
Это он на что-то неприличное намекал?
Стоило нам зайти в покои императора, как все мысли о намеках тут же испарились. В огромной спальне пахло болезнью и приближающейся смертью. В истощенной фигуре в широкой белой рубашке с трудом можно было узнать когда-то довольно массивного Крейна.
— Это… та чародейка, Анджей?
— Да, дядя, — почтительно ответил Котовский, подводя меня близко.
Блеклые глаза с трудом сфокусировались на моем лице.
— Девочка Гревениц, так ты вроде говорил? Хороший род, верный. Подаривший трону одну из лучших императриц. Тебе бы следовало не щелкать клювом, позволив этому канцлеровскому выкормышу получить ее. Верно, девочка? Хотела бы быть императрицей?
К счастью, Крейн не ждал моего ответа. Он вяло махнул рукой, подзывая к себе. Я уселась на край кровати.
— Ваше величество?
— То море, что ты мне подарила, было прекрасно. Но сейчас я хочу преподнести свое воспоминание не всем, а лишь одному человеку. Своему дорогому племяннику. Ты сможешь это сделать?
— Да, ваше величество. Процесс передачи не позволяет увидеть ваше воспоминание, а сам мнемограф легко можно настроить на одного человека.
— Хорошо. Что нужно от меня?
Я подозвала слугу, подавшего мой короб. Вытащив на свет провода, подсоединила их к стоящему на прикроватном столике мнемографу.
— Как долго длится воспоминание, которое вы хотите записать, ваше величество?
— Не больше десяти минут.
— Тогда вам нужно просто сконцентрироваться на нужном моменте. На запахах, образах, звуках… Чем ярче вы вспомните интересующий вас эпизод, тем лучше будет конечный результат.
У меня самой подобное получилось не с первого раза. Но с усилителями дело должно было пойти быстрее. Под пристальным взглядом всех находящихся в спальне людей я прикрепила проводки на висках и лбу императора, подсоединив его к мнемографу. Само устройство поставила на колени. Ласково пробежалась пальцами по хрустальным граням, оживляя его. Камень внутри замерцал, затем стал совершенно прозрачным. Я стерла из него свое воспоминание о море, на мгновение испытав сожаление.
— Теперь закройте глаза и попробуйте вспомнить.
Крейн нахмурился, пытаясь выполнить мои указания, но не слишком успешно. Я подавила вздох. Этого и следовало ожидать. Еще бы венценосный не преставился в процессе, а дождался моего ухода…
Дядя Клеменс, барон Гревениц, терпеть не мог, когда об императоре Грейдора говорили дурное. Но иного отношения Алазар Крейн и не заслуживал. Пьяница, обжора и кутила, устраивавший роскошные праздники даже во времена эпидемии, он бы растратил всю государственную казну, если бы мог.
Мне не следовало сочувствовать этому человеку, но сейчас я видела больного умирающего человека, и жалость зашевелилась в моей душе. Я аккуратно взяла императора за сухую когтистую ладонь и легко сжала ее.
— Не стоит напрягаться. Напротив, попробуйте расслабиться. Вспомните деталь, наиболее ярко запомнившуюся. И восстановите, что вы чувствовали, когда смотрели или думали об этой детали. Вспомните, каким были тогда…
Сначала я почувствовала дрожь, исходящую от мнемографа. Затем засияли провода — серебристым, фиолетовым, изумрудным… Топаз внутри устройства замерцал, а потом наполнился цветными всполохами. Дыхание, кажется, затаили все.
Я склонилась над императором, чтобы поправить сбившийся проводок, и задела укрытое одеялом тело выпавшим из выреза платья медальоном на тонкой цепочке. Я подвесила созданный недавно ментальный идентификатор рядом с обручальным кольцом и забыла о нем.
Артефакт же, коснувшись императора, так нагрелся, что почти обжигал пальцы. Это не могло быть результатом работы мнемографа. На ментальные чары идентификатор почти не реагировал, лишь на сами ментальные заклинания. И на тех, кто им подвергся.
Пытаясь сохранить спокойствие, убрала медальон под одежду и искоса посмотрела на имперского менталиста. Он пытается заколдовать императора? Вот так, в присутствии стольких свидетелей?
Вспомнилось, как Мартин говорил, что Крейн терпеть не может менталистов. Но этот, видимо, исключение. Не будучи уверенной, что не нарушу ничью тайну и не попаду в еще одну ужасную историю, я решила промолчать и не делиться своими подозрениями прилюдно. По крайней мере, император не выглядел как находящийся под ментальным контролем.
Вскоре проводки перестали светиться, и, отключив мнемограф, я отсоединила Крейна от аппаратуры. Тот выглядел утомленным, но довольным. И кажется, я увидела тень злорадства на его лице.
— Хотите, чтобы я проверила запись, ваше величество?
— Нет. Пусть посмотрит Анджей. И ты сказала, что запись можно защитить. Займись этим немедленно.
Чудесно. Работы еще на несколько часов. Интересно, обедом меня здесь накормят?
Ковырялась я уже в мастерской Хайнца в компании Анджея. Самого мастера вежливо попросили удалиться. Исполненный праведного негодования, он вышел, демонстративно заперев все лабораторные шкафы и проверив чары на них. Надо бы не забыть извиниться перед мастером. Джиса тоже выдворили, что едва не привело к драке с гвардейцами. Теперь он торчал под дверью, наверняка не спуская глаз с охраны роанца.
Настройка мнемографа на Анджея была занятием долгим и кропотливым. И довольно скучным. Поэтому мне удавалось параллельно жевать бутерброды, принесенные по приказу моего обожаемого князя, и одновременно разговаривать с Котовским. В какой-то момент я невзначай спросила у пана:
— А тот менталист, что нас сопровождал, он достоин доверия?
— Драго Хорус? Он с дядей очень давно. Лет тридцать.
— М-м-м, — протянула я, еще больше исполнившись подозрений.
Котовский рассмеялся.
— Я думал, вам симпатичны менталисты.
— Только один.
— Вы ведь что-то заметили, да, пани Софи?
Анджей поднялся с шаткого стула, подошел ко мне со спины и положил руку на плечо. Волосы на затылке вздыбились, а руки задрожали. Нервы ни к черту.
— Что я могла заметить?
— Хорус упомянул, что вы чувствительны к ментальной магии.
О нет, нет! Я же не выведала чужой заговор?! Вот сейчас меня прибьют и скажут, что в этом виноват сломавшийся артефакт. И похоронят тайну заколдованного императора вместе со мной.
— И все же я не менталист. Вот совсем-совсем не менталист.
— Ха… Вы что, меня боитесь?
Я услышала, как Анджей сделал шаг назад.
— Если хотите, я расскажу вам кое-что о Крейне.
— Не стоит.
— Это, конечно, государственная тайна, но и вы не сторонний человек. Ваш муж — один из тех, кто в курсе произошедшего с дядей в юности. Как все придворные маги, заботящиеся об императоре.
Я сжала губы, ничего не отвечая, делая вид, что увлечена настройкой мнемографа. Анджей тоже молчал.
Первой не выдержала я.
— Так что там произошло с императором?
— Когда он только взошел на престол, получил смертное проклятие. От менталиста.
— Ого!
Редко кто из магов умел проклинать. И редко кто на это отваживался. Потому что проклятие всегда наносило вред и тому, кто осмеливался его применить. Смертное, самое сильное, и вовсе убивало.
— Почему тот маг наслал его, пожертвовав своей жизнью?
— Личная месть. Крейн сделал женщину, которую тот любил, своей фавориткой. И маг проклял его. Дядя должен был сойти с ума и в итоге мучительно умереть, но благодаря Хорусу и целителям выжил. Правда, как видишь, это все же повлияло на него.
— Что произошло с фавориткой?
— Ее казнили. Тот менталист сделал большую глупость, думая о своей обиде, а не о любимом человеке. Если бы он унял гордыню, его возлюбленная была бы жива.
Прав Мартин… Чем дальше держишься от монарших особ, тем целее остаешься.
Я сняла рабочие перчатки и защитные очки и устало заправила выбившуюся из прически прядь.
— Готово. Принимайте работу, пан Анджей.
— Не спросишь, что император записал на мнемограф? — хмыкнул Анджей. — Впрочем, я и сам не знаю. Дядя не поделился со мной своей затеей. Я хочу проверить запись сейчас. Подождешь?
Пришлось уступать свой стул.
— Воспоминание не будет транслироваться извне. Просто возьмите мнемограф в руки и увидите все, что на нем есть.
Запись получилась короткой. Пока князь просматривал воспоминания, на его лице не дернулся ни один мускул. Лишь короткий вздох сорвался с его губ, когда он отставил аппарат в сторону.
— Вот как оно было на самом деле…
Он прикрыл глаза рукой, так и сидел минут пять в полном молчании. Кажется, император поделился со своим наследником не воспоминанием о своей коронации, а чем-то менее приятным.
— Это точно никто не сможет просмотреть, если я не захочу?
— Даю вам слово. Любые чары можно взломать. И эти тоже. Но и воспоминание тогда сотрется.
— Может быть, его стоит стереть сейчас, — отстранение заметил Котовский.
— Если мнемограф разбить, ментальные чары тоже рассыплются.
— Возможно, я так и сделаю. Мне нужно подумать.
Котовский подошел ко мне и обнял, заставив оцепенеть.
— Пан Анджей?
— Да?
— А что вы делаете?
— Ничего.
Князь погладил меня по спине и уткнулся носом в макушку, благо рост ему позволял. Ничего эротического в его странном жесте не чувствовалось. Скорее… Бывает, когда переволнуешься, хочется погладить что-то мягкое и приятное, чтобы успокоиться. Кошку. Или кролика.
Или знакомую чародейку.
— Мне домой надо, — наконец сказала я. — У меня муж переживает.
— Бросали бы вы своего мужа, пани, и перебирались во дворец.
— Вы что, хотите, чтобы у нас было два подряд проклятых императора на троне?
— Не хочу, — согласился роанец и отпустил меня.
— Ваш телохранитель, наверное, скоро будет дверь штурмовать. И правда, езжайте домой.
Оказалось, к тому времени как я освободилась, Мартин приехал за мной, решив забрать лично. Но только добравшись до дома и оставшись с ним наедине, мне удалось осторожно выспросить у мужа про историю Крейна. Она оказалась правдивой.
— Ну и о чем Котовский думает, рассказывая тебе все это? — ворчал муж, раздевая меня будто куклу. У самой меня сил, чтобы снять одежду, уже не было. В последнее время я стала быстро утомляться.
— А ты бы тоже проклял Кото… ну, кого-нибудь, если бы меня увели?
— Зачем? Есть более толковые методы.
— Не до всех же легко добраться.
Меня развернули и щелкнули по носу. Я ойкнула.
— Вот ради тебя, дорогая моя, я доберусь до кого угодно, — пообещал менталист.
— А если я сама могу пострадать? Неужели не отпустишь?
Мартин нахмурился.
— К чему этот разговор? Моя прекрасная молодая жена думает бросить своего несчастного старого мужа?
— Твоя прекрасная молодая жена надеется, что у ее старого уродливого мужа не сорвет когда-нибудь резьбу из-за ревности.
— Уродливого? — обиженно повторил маг. — С каких это пор я еще и уродливый?
Я захихикала и навзничь упала на кровать.
— А разве мы не играем в красавицу и чудовище? Так соответствуй, дорогой.
Мартин уселся рядом и посмотрел так, что игривое настроение тут же исчезло, сменившись беспокойством.
— Что? Я же пошутила. Ты не уродливый. И не старый.
— Но все равно чудовище, так? Где-то в глубине души ты считаешь меня им. Мне жаль, что ты не получила прекрасного светлого рыцаря в мужья.
— И для чего мне рыцарь? — Я требовательно потянула Мартина к себе и тут же пристроилась на его плече. Зевнула, борясь со сном. — От рыцарей одна морока. И от принцев, оказывается, тоже.
Так и заснула в нижней сорочке и на заправленной кровати, утром проснулась уже под одеялом.
Впечатлений от посещения дворца хватило дня на три. И я снова заскучала. А когда артефактор начинает скучать, он принимается создавать что-то новое или всюду совать свой нос, пытаясь набраться свежих впечатлений. Для чего? Все для того же — ища вдохновение для работы.
Видимо, ожидание ребенка повлияло не только на мой образ мышления, но и на интересы, перенаправив присущую каждому чародею любовь к экспериментам в другую область. Кулинарную. Пока получалось так себе. Но я не отчаивалась.
В один из морозных и солнечных дней, проведя на кухне почти пять часов, я поняла, что мне жизненно необходимо поделиться результатами своих трудов хоть с кем-нибудь. Марта была занята на учебе, слуги привычно куда-то попрятались, а Вальтер Аркет заявил, что даже начало нашего знакомства не оправдывает попытки его отравления. Эзра до обидного легко поддержала боевого мага. Вот чего они? Я же значительно продвинулась в своих навыках с их последней дегустации моего творчества!
Можно было дождаться Мартина, но он по-прежнему возвращался поздно, а к тому времени выпечка потеряла бы свежесть. Поэтому я собрала корзинку, хорошенько укутав пирожки, и отправилась на работу к мужу, предварительно убедившись, что он именно в СБ, а не в разъездах.
К тому времени, когда я заявилась, Мартин уже закончил рабочее совещание. И как раз не успел пообедать. При виде меня глаза у него засияли.
— Прекрасно выглядишь. И еще лучше пахнешь. Снова проводила время на кухне?
Маг нетерпеливо заглянул под крышку корзинки, улыбка его несколько померкла.
— О, значит, сегодня ты готовила без Марты.
— Она занята. И не говори, что не голоден. На вкус пирожки гораздо лучше, чем на вид.
— С чем хоть они?
— Сюрприз! — Поймав тоскливый взгляд Мартина, я потянула корзинку к себе. — Ну ладно, раз ты такой скучный. Вот эти со спаржей… Не криви лицо, это полезно! Эти с тыквой… Нет? Какой же ты капризный! А как тебе с яблочным повидлом?
— Отлично, — без особого энтузиазма ответил супруг, надкусил один из пирожков и просветлел лицом. — А ведь вкусно! Только это не яблочное повидло, а персиковое.
— И как я могла перепутать? — сказала расстроенно. — А ты точно уверен?
Мартин усадил меня к себе на колени и поцеловал. И правда, персиковое, сладкое до невозможности, тающее на губах…
— Я тебя не слишком отвлекаю? — спросила, удобно устроившись в объятиях и едва не мурлыкая. Нигде и никогда я не чувствовала себя так хорошо, как в кольце рук самого опасного человека в Грейдоре.
— Нет, — ответил Мартин, сосредоточенно разглядывавший лиф моего платья. Или не совсем лиф. — Послушай, разве у тебя были платья с таким откровенным вырезом?
— Это у тебя обзор такой хороший, — ответила, смутившись. — К тому же я немного поправилась.
— Это меня устраивает, — заверил Мартин. — Меня не устраивает то, что кто-то другой мог заметить, где и как именно ты поправилась. Необходимо сменить гардероб. И одеваться потеплее.
Вот и пойми мужчин. То ворчит, что я должна выглядеть более женственно, то полностью зарубает мои попытки приукрасить свой повседневный облик.
Прислонилась щекой к груди мужа, слушая спокойное и размеренное биение сердца, и мое сердце будто билось ему в такт.
— Резонанс, тот самый, связывающий менталиста и его пару… Как он работает?
— Чего это ты вспомнила?
— Не знаю, — я водила пальцами по оголенным ключицам до тех пор, пока Мартин не поймал мою руку. Скулы его чуть-чуть покраснели. — Просто не могу понять, как нас притянуло друг к другу. Это магия?
— Нет, глупая. Резонанс — это суть проявления любви. Без него, наверное, ни один менталист так и не смог бы полюбить кого-то.
Мартин поймал мой вопрошающий взгляд и пояснил:
— Дело в нашем даре. Инстинкт самосохранения заставляет сердце ожесточаться, закрываться от чувств и своих, и чужих. Ведь иначе страсти и сомнения переполнят разум ментального мага, сделают его уязвимым и слабым и в конечном счете сведут с ума. Но и без любви жить невозможно. Резонанс — единственная лазейка, которая подскажет магу, что перед ним та, ради которой стоит открыть свое сердце. Сначала это просто симпатия, привязанность, может быть, легкое влечение. И все же ты чувствуешь — что-то есть в этом человеке особенное, заставляющее искать встреч, узнавать больше. Тогда еще можно остановиться, повернуть назад, сделать вид, что ничего не произошло. Но как только ты получаешь обратную искру, почти незаметную, только-только разгорающуюся, дороги назад уже нет.
— Значит, я ответила тебе?
— Наверное, при наших первых встречах я тебя только злил, — на губах Мартина возникла теплая улыбка. — Или даже пугал… Хотя нет, ты никогда не боялась меня. Это было так необычно. И привлекало внимание. Но однажды твое сердце ответило, словно почувствовав зов моего. Именно тогда я понял, что пропал. Окончательно. Что мне не спрятаться и не закрыться от тебя.
— У меня тоже было такое чувство, — проворчала я, потершись щекой о жесткую ткань сюртука. — Но уже по гораздо более реальным, а не метафизическим причинам.
— Что обретаешь с таким трудом — ценишь стократ сильнее. Надеюсь, ты когда-нибудь простишь мою излишнюю настойчивость.
Тут я вспомнила о придворном менталисте, который сватался когда-то к фрау Ратцингер. Про что он там говорил? Точно.
— Я встретила во дворце господина Хоруса. Он упомянул об одном древнем ритуале. Наверное, это тоже что-то вроде резонанса. Хорус рассказывал, что, когда он влюбился в твою тетушку, хотел принудить ее к этому браку.
Мартин прикрыл глаза. Лицо его было спокойным, разве что складки у рта стали жестче.
— Эту историю я не знаю. Тетя Адель почти никогда не рассказывала о своей юности.
— Но о магическом браке ты слышал?
— Немного. Это запрещенный ритуал. И забытый. Почему ты им интересуешься?
— Просто не могу понять, зачем он нужен. Если мужчина и женщина и так любят друг друга, зачем им связывать себя чем-то подобным?
— Любовь тут ни при чем. Совсем. Это лишь попытка ее имитировать и контролировать ради выгоды.
Мне показалось, будто Мартина что-то злило, но признаваться в этом он не хотел. И я оставила расспросы. И вправду, какое мне дело до странных традиций прошлого? Одну из них я возродила и из-за этого подставила хорошего человека. А затем настолько ему надоела, что он сбежал из столицы.
Я отогнала от себя мысли о Корбине Рихтере и посмотрела на мужа. Пока у меня есть Мартин, я со всем справлюсь.
