Глава 15
В отличие от многих студентов, нервно нарезавших круги по залу приемной комиссии или сбивавшихся в жалкие кучки, я ждала итоговые результаты экзамена спокойно. Уж кому, а наследнице чародейского рода Вернеров нечего бояться отправки на подготовительный курс. Но даже будучи уверенной в зачислении на первый курс факультета прикладной магии, домой не спешила. И чтобы совсем не заскучать, разглядывала других абитуриентов, пытаясь угадать их профиль. Целители в основном держались вместе, менталисты, не любящие толпы, напротив, жались к стенам. Алхимики и артефакторы, внешне плохо отличимые друг от друга, выглядели наиболее потерянно. Общение их не прельщало, а вынужденное безделье сводило с ума.
— Он идет сюда, он идет сюда!
Хрупкая черноволосая девица ткнула в бок свою соседку, высокую кареглазую шатенку, и что-то зашептала ей на ухо. А так как сидели они на одной лавочке со мной, то кто этот «он», узнала и я. Барон фон Шефнер. Кстати, знакомая фамилия. Где-то я ее слышала.
Подошедший юноша был не то чтобы очень красив, но благодаря обаятельной улыбке и живому блеску карих глаз довольно симпатичен. Мне уже приходилось его видеть — он проходил те же испытания, хотя, конечно, не так блистательно.
— С какими прекрасными фрейлейн мне придется учиться, — мурлыкнул барон, отвешивая поклон моим соседкам. — Порадуйте меня и скажите, что вы тоже поступаете на кафедру артефакторики.
— Нет, мы менталистки, — ответила невысокая девушка.
— А-а-а, — разочарованно протянул юноша, резко поскучнев. — Жаль.
Шатенка нахмурилась.
— Вы разделяете стереотипы о целителях душ?
— Просто имел негативный опыт общения, — рассеянно ответил барон, уже выискивая взглядом других «жертв».
Только треть всех присутствующих была представлена прекрасным полом, и, судя по гримасе Шефнера, он был не больно-то этому рад. Представив выражение лица барона, когда он поймет, что на его специальности фрейлейн будет еще меньше, чем здесь, я фыркнула. Чем тут же привлекла его внимание. Разглядывал он меня обстоятельно. Затем, будто придя к какому-то решению, медленно улыбнулся. Склонился и интимным шепотом произнес:
— А вот вы менталисткой быть не можете. Иначе не смотрели бы на меня так спокойно, зная, какие мысли сейчас бродят у меня в голове. Как вас зовут, прекраснейшая?
— София Вернер. Мы будем в одной группе. Если вы поступите.
— Я выгляжу таким бестолковым? — рассмеялся барон.
Он схватил меня за руку и потянул за собой.
— И куда мы идем?
— Ну как же? Отмечать… ваше поступление, в котором вы так уверены. Я знаю одно местечко поблизости.
Наглость Шефнера поражала.
— Да постойте вы. Отпустите мою руку… Барон!
Терпение лопнуло, и я активировала артефакт, выданный мне дедом еще несколько лет назад. Чтобы отбиваться от таких вот настойчивых. Шефнера повело в сторону, и, прежде чем я успела отскочить, он навалился на меня. Выдержать вес высокого, хоть и не крупного барона не получилось, и мы свалились на пол.
— Просто чудесно! — просипела, пытаясь столкнуть с себя тяжелое тело.
— Более чем, — согласился чародей, не пытающийся мне помочь. — Мы только-только познакомились, а уже перешли в горизонтальную плоскость. Выглядит хорошим началом! Возможно даже, что вы — моя судьба! Хотите стать баронессой, фрейлейн Вернер?
— Если к титулу прилагаетесь вы, лучше откажусь, барон.
Маг отряхнулся, легко вскочил на ноги, будто его и не парализовывало, и протянул мне руку.
— Петер. И я определенно хочу вас узнать поближе, София.
Может, приложить его еще раз?..
Перед глазами все расплывалось. Я подняла руку к лицу и поняла, что плачу. Только сон. Наше знакомство с Петером… Не думала, что я помню этот момент до мельчайших деталей.
— Фрау Шефнер, у вас что-то болит? — спросил меня кто-то.
— Нет, — голос был хриплым и сухим. — Хочу пить.
Оглянулась. Дома. В нашей с Мартином спальне. Левая рука забинтована, но боли я и правда не чувствую. Лишь небольшое онемение.
Немолодая медсестра помогла мне усесться и внимательно проследила, чтобы я донесла стакан до рта.
— Сколько прошло времени?
— После… инцидента? Четыре дня. Вы потеряли очень много энергии, как сказал доктор. Но вам повезло — с ребеночком все в порядке.
— Повезло… — повторила я.
Сейчас это не вызывало у меня никаких эмоций. Хотя, наверное, я должна была радоваться этому.
— Фрау, я должна сообщить, что вы пришли в себя. Скоро подойдет доктор. И ваш муж.
Круглолицый целитель в смешных очках был мне знаком.
— Профессор Муади, мой муж нанял вас?
— Да, он счел меня компетентнее того идиота, что занимался вами ранее. Представляете, он уверял, что вам необходим аборт, так как плод влияет на расщепление источника и тем самым убивает вас.
— Это не так? — равнодушно спросила я.
— Частично. Полагаю, что это ваш собственный организм самостоятельно решил, что нужно защитить дитя в первую очередь, и на любое внешнее вмешательство ответил бы еще более сильными изменениями. И тогда могли погибнуть вы оба. Я предположил, что раз вы не умерли в первые несколько минут с начала расщепления, то все идет как должно и не стоит вмешиваться в происходящее. Ну и кто в итоге оказался прав? — Муади победно на меня посмотрел. — Кстати, замечательно, что вы меня не забыли.
— Как можно, профессор? Я же сдавала вам базовый курс по целительству раза три.
— И все считали, что я нарочно валю такую талантливую девочку. Да, были деньки… Но я радуюсь другому. Говорят, у вас были некоторые проблемы с памятью, прежде чем вы потеряли сознание. Что вы последнее помните, фрау Шефнер?
— Достаточно, доктор. Об этом я поговорю с женой сам.
При взгляде на Мартина казалось, что я провела в беспамятстве не четыре дня, а несколько лет. Разве можно так измениться за короткое время? Он даже двигался как старик. И черных прядей в густой шевелюре стало еще меньше.
Я прикрыла веки и опустила голову, не желая, чтобы Мартин видел мое потрясение. Что мне ему сказать? Ведь я лишилась друга, а он потерял племянника. По моей вине. И все только потому, что не смогла правильно расшифровать свой сон, а затем не успела вовремя.
— Мои обязанности, господин Шефнер, позаботиться о здоровье фрау, — ответил целитель, заметив мою реакцию. — Давайте я проведу осмотр, а потом вы начнете допрашивать супругу.
Мартин неохотно оставил нас. Довольно скоро я пришла в себя благодаря непрестанной болтовне Муади об общих знакомых. При этом он ловко и споро разворачивал бинты, полностью скрывавшие левую руку от предплечья до кончиков пальцев. Узоры почернели. Их буквально выжгло на коже. Я пошевелила пальцами. Безымянный, созданный мной из псевдоплоти, остался неподвижен.
— Пострадали магические каналы, — объяснил целитель. — К счастью, локально.
— Каналы восстановятся?
— Возможно, со временем. Или нет, — пожал плечами Муади. — Сложно дать какие-либо гарантии, особенно в вашем случае. Повезло, что рука не ведущая. Чаровать вы сможете, хотя и не так споро, как раньше.
Что ж, мне и в самом деле повезло. Но не Петеру. Был ли у него хотя бы один шанс отбиться? Успел ли он понять, что Адорно хочет его убить? Так много вопросов… И я не уверена, что хочу знать ответы.
— Позвать господина Шефнера? Или вы предпочитаете забыться целебным сном?
— Первое. Только приведу себя в порядок.
В ванную комнату меня отпустили в сопровождении медсестры. К лучшему — обратно я возвращалась, опираясь на нее. Села на кровать и поправила полы халата, все так же избегая смотреть на стоящего у окна мужа. Мы остались вдвоем.
Мартин сам подошел ко мне, сев у ног прямо на пол. Я поймала его взгляд и уже не смогла отвести глаза. В нем не было ни капли укора, лишь отражение моей собственной боли. Медленно я подняла руку и погладила менталиста по щеке. Муж перехватил руку и поцеловал, а потом уткнулся в мои колени лбом, не давая увидеть своих слез. Впервые я пожалела, что была артефактором, а не менталисткой. Невыносимо понимать, что близкому человеку плохо, а ты ничем не можешь ему помочь. Только быть рядом, разделяя молчаливое горе.
Сколько мы так сидели, не знаю. За окном спустились сумерки, и вскоре только дальние уличные фонари тускло освещали спальню. Наконец Мартин выпустил мою ладонь, пригладил волосы и глухо сказал:
— Не думал, что в этот раз мне будет так сложно. Я терял многих. Родителей, брата, соратников. Но смерть Петера… В чем смысл обладать властью и силой и быть не способным спасти тех, кого любишь? Не отвечай. Пропади оно все пропадом!
Он долго чиркал спичкой, пытаясь зажечь лампу. Наконец в комнате стало светлее.
— Мне жаль, что ты увидела меня таким.
— Каким? Живым человеком?
— Слабым. Тем более когда тебе пришлось пройти через все это в одиночку.
— Брось, — возразила устало, — у меня есть ты. А у тебя я. Этого достаточно, чтобы справиться с чем угодно. Ведь так?
— Да. Спасибо, что не даешь это забыть.
Я все ждала, когда Мартин начнет спрашивать меня о произошедшем, но он так и не задал ни одного вопроса. И на мои отвечал неохотно. Похороны Петера уже прошли. Было много людей, почти все наши одногруппники. Занятия на факультете временно прекращены. Расследование инцидента еще продолжается. Мотивы Теодора Адорно окончательно не установлены.
— Он говорил что-то о своем отце, — вспомнила я, — и умершей матери.
— Его мать действительно умерла восемь лет назад. Но она не была замужем. Адорно бастард.
— Почему он именно тебя выбрал своей мишенью?
Мартин пожал плечами.
— Не имею не малейшего представления. В его квартире нет ничего, что дало бы хоть какую-либо подсказку. Но давай не будем обсуждать этого человека. Он мертв.
В голосе менталиста было слышно сожаление. И он явно недоговаривал.
— Как мастер? — вспомнила я. — Ты ведь виделся с ним.
— Ах да, Рихтер… Софи, разве ты не боишься высоты?
— Немного, — осторожно ответила. — При чем здесь это?
— Когда твоя жизнь была под угрозой, ты начала вытягивать из него силы. По крайней мере, магию стихий.
— Мастер и так был слаб!
— Именно.
Сердце пропустило удар.
— Он ведь не… Мартин! Скажи хоть что-нибудь!
— Жив твой мастер. Но в себя не приходил. Пока.
Я запрокинула голову назад, тихо выдохнув.
— Точно. Корбина Рихтера не так легко убить. В этот раз я хотела бы увидеть мастера, даже если он без сознания. Может, мое присутствие как-то повлияет на его состояние в лучшую сторону.
— Тебе стоит самой немного прийти в себя. Ты чуть не умерла. Или так веришь в собственное бессмертие?
— Уже нет.
Раньше моя жизнь подвергалась опасности, и не раз, но никто и никогда не хотел меня убить. Такого желания не было и у Адорно. Просто он был готов сделать это, если так нужно. Только потому, что я была женой Мартина Шефнера.
Да и я убила Тео, своего ученика, вполне осознавая, что делаю. Не случайно и не в пылу битвы. Хладнокровно дождалась, когда студент отвлечется, и ударила. Спасая себя, спасая мужа и еще не родившегося ребенка. Хотелось бы думать, что это была только необходимость. Но также это было и местью. Пусть я и сказала Тео, что ничто не сможет вернуть Петера, после расплаты мне стало на мгновение легче.
Слишком много жестокости, слишком много зла, о котором я предпочла бы вообще не знать. Не от этого ли Мартин пытался меня уберечь? Спрятать от мира, в котором человеческая жизнь — лишь разменная монета? Утраченную невинность не вернешь. Остается принять реальность как она есть. Быть сильной даже в самое беспросветное и тяжелое время. Стать собственному мужу опорой, а не обузой, пусть ради этого и придется наступить на горло собственным желаниям. И перестать так отчаянно и эгоистично цепляться за Корбина Рихтера. Он и так достаточно пострадал из-за меня.
— Как только мастер очнется, я попрошу его расторгнуть магический договор.
Удивительно, но Мартин не проявил энтузиазма, хотя раньше только и мечтал избавиться от моего наставника.
— Нет причины действовать поспешно. Тем более что именно стихийный дар Рихтера помог тебе выжить. Если бы ты иссушила свой источник, а не источник элементалиста, все закончилось бы гораздо хуже.
Муж сел рядом и коснулся моих стоп. Нахмурился.
— Холодные. Ложись в кровать, я прикажу принести грелку.
Стоило улечься под теплое одеяло, как меня тут же сморил сон. Следующие несколько дней я просыпалась лишь на пару часов и снова уплывала в дрему без сновидений. Вялость, сонливость и отсутствие интереса к чему-либо были верным признаком магического истощения. Но я была даже рада состоянию эмоционального отупления.
Так было гораздо легче.
Мартин Шефнер
— Нет-нет-нет, господин Шефнер! Я ведь не хотел ничего дурного!
Ларе Муниг сжался на неудобном железном стуле, испуганно разглядывая неподвижную фигуру главы СБ. Мартин Шефнер не был особенно массивен, но пугал он не физической мощью: холодное спокойствие Шефнера было опаснее угроз любого громилы.
— Кому вы еще рассказали о своей находке, кроме Рихтера?
— Клянусь, никому!
— А тот человек из архива, с которым вы были в сговоре?
— Он знает лишь то, что меня интересовали свидетельства о магическом договоре. Про ритуал заключения брака я с ним не говорил.
— Как и со мной. Хотя вы должны были понимать, что вопрос касается меня напрямую. Не только из-за Софии. Корбин Рихтер — повелитель стихий. Его дар — опасное оружие, за которым нужен контроль. А вы утаили тот факт, что Рихтер связан не просто договором, но магическим браком с моей женой, и это влияет на его способности. Притом весьма непредсказуемо. Под угрозой безопасность столицы. Значит, вы, господин Муниг, совершили преступление, скрыв важную информацию от службы безопасности.
— Рихтер угрожал мне!
— Правда? — мягко спросил Шефнер. — Впрочем, это похоже на него, но не оправдывает вас. Так что мне с вами делать теперь, господин Муниг?
Историк взглянул на бумаги перед собой. Согласие на ментальное воздействие. Он его уже дал, и рано или поздно Шефнер все равно вытрясет из него все. Любой ценой.
— Я… я готов сотрудничать. Рассказать что знаю. И даже то, что не говорил Корбину Рихтеру. Только не надо никаких заклинаний!
— А вот это будет зависеть от того, насколько вы окажетесь полезны.
Комнату для допросов Мартин покинул только через три часа в крайней задумчивости. Муниг попал под подозрение, когда попытался избежать разговора со следователем СБ, но, как оказалось, с попыткой покушения историк связан не был. Зато хранил совсем другую тайну.
Магический брак между алхимиком и Софи, так до конца и не завершенный, не признаваемый законами Грейдора. Формально. И все же связывающий сильнее, чем любой из существующих ритуалов. Но такие союзы редко заключали по большой любви. Даже сейчас в магических семьях смотрели на уровень силы жениха и невесты — для сохранения редкого дара и приумножения магических способностей у потомства. Но способность управлять элементалями не передавалась по наследству, а возникала, казалось, совершенно случайно. За единственным исключением.
Ритуал на крови, связывающий два источника — мужчины и женщины. Их ребенок практически всегда получал дар повелителя стихий. Но что, если связь оставалась только магической? Если элементалист не становился отцом ребенка, хоть и был связан с матерью?
Когда Мартин вернулся домой, Софи спала. Маг провел рукой у ее лица, погружая в еще более глубокий сон. Ей нужно было восстановиться, а ему — узнать правду.
Ментальное сканирование отличалось от целительского, но источник магии могли видеть и менталисты, пусть и несколько по-другому. И внутри тела Софии по-прежнему было два источника, соединенных вместе. Один, смещенный с привычного положения, принадлежал жене. Второй был почти незаметен, но все же отличался от первого. И играл совсем другую роль. Фактически это образование, существующее лишь на уровне энергии, а не плоти, защищало плод от чужой магии и внешних угроз. Вот почему Софи сохранила ребенка. И вот почему смогла оперировать стихийной магией, когда ее жизни угрожала опасность.
Дар все-таки передался, несмотря на то что дитя принадлежало ему, Мартину, а не Рихтеру. И значит, Муниг был прав. Связь Корбина и Софи разрушать нельзя, иначе выкидыша не избежать. Элементалист должен жить. По крайней мере до того, как Софи родит. Вот только что делать, если он захочет завершить ритуал раньше? Менталист не был столь наивен, чтобы полагать, что подобное искушение не возникало перед Рихтером, влюбленным в его жену.
Нужно было избавиться от повелителя стихий, не убивая его. И лучшего шанса, чем проделать это, пока он находится в бессознательном состоянии, не найти. Приняв решение, Мартин испытал облегчение. Да, так будет лучше, хотя и придется действовать более спешно, чем он рассчитывал. Убрав имперского мага с поля, он изменит баланс сил.
Канцлер будет счастлив. Какое-то время. Пока не придет его черед.
Корбин Рихтер
Когда в пятнадцать лет вслед за алхимическим талантом в Корбине проснулся дар повелителя стихий, он прошел через ад. И тело, и разум сына мельника не выдерживали нагрузок, а он по своей неопытности пытался справиться со всем сам. И в итоге чуть не умер.
Сейчас ему было почти так же плохо. И хуже всего, что теперь он понимал: здесь никто и ничем не может ему помочь. Остается сжать зубы и терпеть — и ломкую боль в костях, и скручивающие мышцы судороги, и туманящие разум видения, неясные и от этого еще более пугающие. Когда он окончательно пришел в себя, ни один из своих кошмаров так и не вспомнил. А магия начала постепенно возвращаться. И довольно быстро. Возможно, благодаря браслету с алыми бусинками, который болтался на его запястье, когда он очнулся. Роанский жемчуг. Дорогой подарок. Как сказал доктор, браслет оставил Мартин Шефнер. Удивительная забота. Впрочем, как оказалось позже, проявленная совсем не главой СБ.
Мартин навестил его через неделю после инцидента в университете. К этому времени алхимик уже два дня был дома.
— Мне жаль, что так получилось с Петером. Хотелось бы мне тебе помочь.
С помощью нанятого слуги, помогающего ему с перемещениями по дому, Рихтер смог принять главу СБ в гостиной, хотя на рукопожатие ответил вяло. Силы пока так и не вернулись.
— Ты и помог. Моей жене. И я благодарен тебе за это, как и за жизнь моего ребенка, — ответил Мартин, жестом отказываясь от предложенного алкоголя. Сам Рихтер пока пил только воду и горькие лечебные отвары.
— Уже второй раз. Ты благодаришь меня второй раз за этот месяц. Кажется, наши отношения налаживаются, — неловко улыбнулся маг. — И еще этот подарок… — он приподнял кисть, демонстрируя бусинки.
Мартин покачал головой.
— Это не я, а София. Ты ведь важен для нее, сам знаешь.
Корбин удивленно посмотрел на менталиста. Сильно же смерть племянника повлияла на Шефнера, если он так терпимо отнесся к проявлению заботы Софи по отношению к другому мужчине. Совсем не похоже на старого доброго ревнивца и собственника Мартина, который раньше скорее бы удавился, чем признал право жены оказывать внимание кому-либо еще.
— Откуда у нее вообще жемчуг? Его так просто в Грейдоре не достанешь. Или ты подсуетился?
— Не совсем. Ты, видимо, тоже был не в курсе вживленных чар. — Тень прежнего злорадства промелькнула в темных глазах менталиста.
— Э?
Рихтер всегда считал, что знает свою ученицу от и до, поэтому поверить, что та смогла его надуть, было непросто. Все это время она такое от него скрывала!
— Ох, отстегал бы ее за такие эксперименты над собой, — сердито сказал алхимик и, заметив приподнятую бровь Мартина, поспешно поправился: — Если бы был ее мужем.
— Но, к счастью, ее муж я, — меланхолично заметил менталист, доставая трубку. — Не против?
Отчего-то в комнате, жарко натопленной камином, стало немного прохладно.
— Кури, конечно, — разрешил Рихтер. — Но ты говоришь, что с помощью этих чар твоя жена избавилась от Адорно? Сложно в это поверить. Что вообще произошло в университете и почему? Студент спятил и убил Петера, напал на Софи… До сих пор не укладывается в голове.
Хотя задним числом кое-что стало понятнее. Тот сон, что приснился ему. Он ошибся, дело было не в самой аудитории, а в человеке, которого Рихтер привык там видеть. Во сне чародейка сидела на преподавательском столе, а он сам… Он находился за той партой, где обычно располагался староста старшекурсников.
— Учти, многое рассказать я не могу. — Мартин раскурил трубку и теперь, задумчиво прищурив глаза, следил за растворяющимися в воздухе кольцами дыма. — Да и сам еще не все понял.
Теодор Адорно был образцовым студентом. Да, он был недоволен тем, что боевых магов вывели из-под крыла военной академии и заставили учиться в Брейгском университете, но, даже принимая участие в студенческих волнениях полугодовой давности, Адорно никого не покалечил и не убил. Более того, сдерживал слишком ретивых боевиков.
Вот только прошлое его оказалось весьма непростым. Мать его была из семьи лавочников, в семнадцать лет ушла из отчего дома, а в девятнадцать вернулась с младенцем. И никогда не рассказывала своим родителям, кто же наградил ее ребенком. Мальчик рос живым и шумным, почти неуправляемым, как это часто бывает с боевыми магами. Только в семье его матери до этого никогда не рождались дети с даром, поэтому из парня просто пытались выбить всю дурь. Мать Тео к судьбе собственного сына была равнодушна, а когда тому исполнилось пять, покончила с собой. Неудивительно, что мальчик рос диким и озлобленным. Таким, по крайней мере, его считали соседи и семья Адорно. В десять он сбежал из дома деда, а затем, когда ему исполнилось шестнадцать, подал документы в военную академию. И там с первого курса зарекомендовал себя как один из самых дисциплинированных и успешных студентов.
— На три года он исчез из поля зрения всех, кто его знал, а вернулся другим человеком, — заключил Рихтер. — Что он говорил при поступлении? Его должны были опрашивать.
— Говорил, что бродяжничал, а когда понял, что у него есть магический дар, решил вернуться. Но сомнительное происхождение и проблемы в прошлом все же дали о себе знать. Путь в СБ Адорно был заказан.
— Он вполне мог сделать карьеру в полиции или в армии. Зачем ломать себе жизнь?
— Месть, — коротко ответил Шефнер. — Лет десять назад я участвовал в одной спецоперации в городе Бауме. Местный глава тайно поддерживал сепаратистов и приторговывал контрабандой. Среди тех, кто его поддержал, было и несколько магов. Ренегаты, предатели.
В голосе менталиста проявилось отвращение. Рихтер слышал о баумском восстании. Тогда в этом северном городишке полетело много голов.
— Адорно родом из этого городка, да?
Шефнер кивнул.
— Его отец оказался одним из магов-ренегатов. И я его убил. Хоттери Солт. Так его звали. Теодор Адорно очень на него похож. И он был там с отцом, когда мы их взяли, но успел ускользнуть. У мальчишки проснулся дар, когда ему было десять, но к тому времени он уже был бродяжкой. Видимо, Адорно как-то смог найти своего отца, а тот решил, что сильный боевик будет не лишним в их деле, и принял сына радушно.
— А потом ты убил этого Солта, что нанесло мальчишке непоправимую душевную травму. И стал злодеем в его глазах. Но почему сейчас? Боевые маги редко действуют с такой неторопливостью.
— Потому что Адорно был не один. Его вовремя кто-то поддержал, а точнее, сдержал.
— И ты знаешь кто, раз выяснил так много про Адорно? Это как-то связано со взрывами в театре?
Шефнер вытряхнул пепел из трубки в камин и начал вновь набивать ее табаком.
— Может быть. Но дело пока не закрыто, а значит, я не могу тебе ничего сказать.
— Мартин! Да не будь ты таким! — раздосадованно воскликнул алхимик. — Я же не прошу выдать твоих осведомителей. Мне просто хочется знать, из-за кого я валяюсь в постели вторую неделю.
— Из-за себя, — резко ответил менталист. — Не согласись ты в свое время на ритуал с Софи, возможно, ничего бы не произошло. По крайней мере, моя жена не оказалась бы втянута во все это таким мерзким образом.
— Что? — ошеломленно спросил Корбин. — При чем здесь ритуал?
— Как ты понял, Адорно не действовал самостоятельно. Логично и правильно было бы думать, что тем самым он пытался добраться до меня. Но боевой маг скорее напал бы напрямую, а не подбирался через моих близких. На Софи его натравили.
— Но Адорно напал на Петера, — возразил алхимик.
— Почти импровизируя и фактически не оставляя себе шанса спастись. Действуя безрассудно, что несколько выпадает из общей линии его поведения. И неудивительно. Изначально Теодора готовили избавиться от Софии. Будем честны: убийство моей жены — не лучший способ остановить меня. Но почти идеальный, чтобы повлиять на кое-кого другого. Если бы твою… ученицу убили бы, тебе снова могло сорвать крышу. Кто знает, что бы ты тогда натворил. И чем бы все закончилось. Я не говорю, что у тех, кто стоял за Адорно, не было интереса ко мне. Но ведь и ты — желанная добыча, и даже более соблазнительная, чем я, о мой неподкупный и слишком честный друг.
Рихтера всегда бесила манера Шефнера недоговаривать. Вот и сейчас — он рассказал вроде бы немало, но при этом так, что сложить общую картину было невозможно.
— И какая цель? София погибла бы, ты разворошил бы полстолицы, чтобы достать виновников ее смерти, я, возможно — возможно! — уничтожил бы вторую половину города. Ни в одну больную голову такой план не придет. Да и сейчас — ты если и не установил виновников произошедшего, то весьма к этому близок. Для чего им так рисковать?
— Не в моих интересах притаскивать тебе ответы в зубах, Корби, — неожиданно резко ответил менталист. — Я здесь не для того, чтобы просить твоей помощи. И с убийцами Петера разберусь сам. Так или иначе. Мне просто хотелось напомнить тебе об ответственности перед Софией. От твоей магии зависит ее благополучие. Так что будь добр, приведи себя в порядок и не влезай в неприятности.
— А София? Если ей угрожает опасность…
— Это не твоя забота.
— Моя, если муж моей ученицы не может за ней присмотреть!
Мужчины обменялись яростными взглядами, но Шефнер внезапно пошел на попятную.
— Поверь мне — я почти решил проблему. И твое вмешательство на данном этапе не считаю полезным. Давай не будем ссориться.
— А давай ты не будешь меня использовать втемную? — сердито заметил Рихтер. — И хватит тут дымить! У меня от твоего табака уже голова болит.
Шефнер неторопливо затушил трубку.
— Пока ты не слишком здоров, да и я… ты понимаешь. Предлагаю отложить этот разговор. Кстати, София хотела к тебе зайти. Ты не против?
Менталист сменил тему разговора, и пусть неохотно, но Рихтер все же решил вернуться к обсуждению заговора позже. Голова действительно заболела сильнее. Так что через полчаса пришлось распрощаться с Шефнером и лечь спать.
София приехала без предупреждения. На первый взгляд она выглядела как обычно, вот только в глазах застыл холод.
— Чай или кофе? — предложил Рихтер, стараясь не разглядывать пристально Софи.
— Ничего из этого. Я ненадолго.
— Марти волнуется? Удивительно, что он вообще отпустил тебя ко мне. Кстати, спасибо за браслет. Очень миленький, хоть и женский.
Молодая женщина даже не улыбнулась. Она подошла к Рихтеру, глядя на него сверху вниз с такой ненавистью, что маг на мгновение опешил.
— София? Да не стоит, Шефнер же не поймет…
Чародейка хлестко ударила алхимика по щеке открытой ладонью.
— Никогда, слышишь? Больше никогда не хочу тебя видеть.
