Глава 25
Гость и впрямь подозрительно смахивал на бомжа. Тряпье, в котором он барахтался, валяясь на земле, оказалось его верхней одеждой – длинной изношенной хламидой со множеством прорех. Ползать в ней было весьма проблематично – если только не задрать ее до самой груди. Но этот человек, похоже, пребывал в шоке, поскольку такая мысль ему в голову не приходила. В то время как сам он не оставлял тщетных попыток уползти на четвереньках в темноту.
Сходство с бомжом ему придавали также худоба, морщинистое старческое лицо, растрепанные седые волосы и борода. Последняя доходила старику аж до пояса, хотя определить это доподлинно, пока он стоял на четвереньках, не удавалось. Сейчас же эта авторитетная бородища мешала ему ползти, так же как накидка. Делая очередной рывок, он тут же наступал на нее, спотыкался и плюхался ниц. После чего снова вставал на колени и рвался вперед, снова спотыкался и падал и так далее. За время, что Кальтер спускался с дерева, старик предпринял не меньше дюжины таких рывков с пробуксовкой, продвинувшись вперед от силы на пару метров. И не оставил это занятие, даже когда однорукий калека подошел к нему, держа лук наготове.
Трудно было определить, являлся ли дед психом до этого или крыша поехала у него уже здесь. Не рассчитывая, что он поймет английский или любой другой известный Кальтеру язык, лучник без лишних слов натянул тетиву и пустил стрелу… Нет, не в старика, конечно же. Она воткнулась в землю прямо у него перед носом. После чего выяснилось, что он еще не окончательно утратил разум. Вытаращившись на стрелу испуганными глазами, оборванец тут же прекратил дергаться, встал с четверенек на колени и, подняв руки вверх, дал понять, что сдается.
Не ожидая от психа столь беспрекословного послушания, Кальтер даже немного растерялся.
– Дьявольщина, – выругался он по-русски, накладывая на всякий случай на тетиву новую стрелу. – Как бы это понятнее спросить тебя о том, кто ты такой и что здесь делаешь…
Глаза старика округлились еще больше – хотя, казалось, куда уж больше-то! – подбородок и руки задрожали, и он, указав на Куприянова трясущимся пальцем, вымолвил:
– Невероятно! Этого просто не может быть!
«Чего не может быть, старый ты хрен?» – хотел было спросить его Кальтер. Но не спросил, потому что его вдруг озарило, что седобородый оборванец тоже говорит с ним по-русски. И тоже на чистейшем и современном – том самом языке, который был для Куприянова родным и на котором он общался с Серегой.
– Вы что – русский? – поинтересовался Кальтер. Сам того не желая, он непроизвольно перешел на «вы», хотя до этого вовсе не собирался любезничать со странным типом. Который явно был причастен и к диким крикам, и к нападению на компаньонов черного тумана.
– Кто я, простите? – переспросил дед, как будто он понятия не имел, на чьем языке разговаривает. – Русский? Нет-нет, что вы! С чего вы вообще это взяли?
– То есть как – «с чего»? Но ведь вы прекрасно меня понимаете и отвечаете мне по-русски! – опешил во второй раз Куприянов.
– А, вон оно в чем дело! – осенило старца. Чего нельзя было сказать о его собеседнике, который с каждым его ответом запутывался все больше и больше. – Прошу прощения, но я так долго не встречал людей, что успел запамятовать: у вас ведь еще не развиты способности к мультиконтактному общению. В связи с чем вам приходится терпеть ужасные неудобства, разговаривая на тысячах разных языков. Давайте я сразу объясню вам, что к чему, дабы избежать лишних расспросов. Я не понимаю ни один из ваших языков и не говорю на них. Я знаю лишь один-единственный язык, но вы его тоже вряд ли поймете, поскольку он… Нет, он не сложен – он просто другой. Впрочем, не важно. Все, что от вас требуется – это смириться с неоспоримым фактом: в моем присутствии вы можете полностью забыть обо всех языковых условностях. Вообще не думайте об этом анахронизме: речевых барьерах. В моем мире эти примитивные ограничения давным-давно преодолены так же, как в вашем мире, полагаю, давно никто не обнюхивает друг друга при встрече, не ловит блох зубами и не пьет грязную воду из луж… О, а вот и еще трое героев! Хм, кажется, насчет ловли блох я ошибся – кое для кого из ваших друзей это явно не пережиток, а любимое хобби!..
Заметив с дерева, что Бег Лец не только не убил бородатого «сприггана», но еще и ведет с ним задушевную беседу, Серега, Джон и Кан подумали, что им тоже не помешает в ней поучаствовать. Однако, когда они спустились на землю и приблизилась к Кальтеру и его пленнику, на лицах троицы появилось огромное недоумение. Еще бы, ведь оказалось, что Огилви и Вада превосходно понимают не только оборванца, но также Сквозняка и Кальтера! Равно как Серега с Кальтером вдруг обнаружили, что горец и самурай говорят на понятных им языках!
В общем, следующие пять минут они потратили на то, чтобы урегулировать стихийно возникшие между ними языковые вопросы. Или, говоря по-простому, самые умные компаньоны объясняли самым дремучим, почему вдруг Бег Лец и Поп Рыгун внезапно заговорили на шотландском и на японском языках. А также почему Кан заговорил на языке Джона, а Джон – на языке Кана.
Все это выглядело для горца и самурая натуральным колдовством, с которым они опасались связываться. Огилви даже предложил не рассусоливать почем зря, а просто взять и убить старца, заморочившего всех своей магией. Но тут Вада неожиданно для всех встал на сторону калек, резонно заметив, что убивать колдунов в заколдованной стране без веской причины очень неразумно. Тем более что старик не причинил компаньонам никакого вреда. Разве только наградил их звоном в ушах да потрепал им нервы, но для настоящих воинов такие мелочи уже не считались уроном.
Оставшись со своим кровожадным мнением в одиночестве, Джон лишь раздосадованно всплеснул руками и обругал компаньонов мягкосердечными слизняками. Обругал, забыв ненароком, что теперь все его прекрасно понимают. И когда на него уставились три пары недовольных глаз, он был вынужден выругаться еще раз, только уже в свой адрес. Извинения от него, разумеется, никто не дождался, да и не потребовал – не время было отвлекаться на пустяковые личные обиды. Всех удовлетворило и то, что Огилви смутился, осознав, что необдуманно вырвавшиеся у него слова теперь всем понятны, а это для такого грубияна, как он, вполне могло сойти за извинение.
Старец все это время так и продолжал стоять на коленях. Напустив на себя блаженный вид, он терпеливо помалкивал и не мешал компаньонам объясняться. Он даже не изменился в лице, когда горец предложил его прикончить, – видимо, был абсолютно уверен, что до этого не дойдет. И когда разобравшиеся с новой порцией чудес союзники вновь обратили внимание на пленника, тот глядел на них без опаски, будто на старых друзей, хотя его дальнейшая судьба все еще оставалась под вопросом.
– Кто ты такой и что тут делаешь? – первым делом поинтересовался у него Кальтер.
– Вопрос уместный, только, боюсь, я не смогу вам на него ответить, – развел руками старик.
– Это еще почему?
– Хотите верьте, хотите нет, но я понятия не имею, зачем и для чего здесь нахожусь. – Он виновато улыбнулся, но его суровых дознавателей улыбками было не пронять. – Я страдаю амнезией и помню свое прошлое лишь короткими обрывками. Даже имя свое настоящее – и то не помню.
– «Амне…» чего? – пробасил Огилви.
– Частичная потеря памяти, – пояснил старик. – Крайне пренеприятный недуг. Вроде бы ничего не болит, а столько неудобств доставляет.
– Ясно. Стало быть, ты башкой обо что-то крепко шарахнулся, – кивнул горец. – С моим двоюродным братом однажды тоже такое случилось. Но потом отпустило, когда ему спустя год второй раз по башке стукнули. Думаю, надо попробовать тебя так же вылечить. Хочешь, прямо сейчас тебе память вправлю? Дело нехитрое, мне нетрудно – только скажи.
– Премного вам благодарен, но вынужден отклонить ваше щедрое предложение, – поспешил отказаться пленник. – Просто боюсь, что в моем преклонном возрасте амнезию уже не лечат столь радикальным способом. Зато усугубить ее так очень даже возможно, а вам ведь этого не хочется, правда?
– Ну, как знаешь, – не стал настаивать Джон. После чего вдруг подозрительно прищурился и спросил: – Слушай, колдун, а ты случайно не тот самый Мерлин, о котором у нас легенды ходят? С виду похож. Да и магия твоя, скажу честно, выглядит похлеще ярмарочных фокусов.
– На этот вопрос я вам могу ответить: нет, я совершенно точно не ваш Мерлин, – помотал головой седобородый. – Так же совершенно точно, что я никакой не колдун, поскольку я не умею колдовать и не разбираюсь в магии. Вообще.
– Горазд же ты врать, старый черт! – усмехнулся шотландец. – Пускай ты не носишь серую шкуру, как люди-черви, но твоя магия точь-в-точь такая же, какой владеют они!
– Вы понимаете, о ком говорит мистер Огилви? – спросил у «мерлина» Кальтер. Наверняка рыжебородый громила являлся докой по части вышибания из пленников правды. Но когда в рукоприкладстве отсутствовала необходимость, дознаватель из него был не слишком умелый.
– Думаю, да, понимаю, – подтвердил старец. – Люди-черви в серой шкуре – их трудно перепутать с кем-то еще… Вы, наверное, подозреваете, что я принадлежу к их числу, но, уверяю вас, это не так! Если мы посмотрим на нашу с вами ситуацию внимательнее, то станет очевидно: вы и я находимся по одну сторону фронта, а «серые» – по другую.
– Очевидно для кого? – Куприянов скептически хмыкнул. – С нашей точки зрения все выглядит иначе. Есть обычные люди, а есть обладатели мощных сверхъестественных способностей. И вторые вовсю используют первых в своих кровавых игрищах. Так, как вы только что использовали нас, пытаясь выжечь нам мозги своей психотропной атакой. В защиту ваших слов говорит пока лишь один-единственный факт. Не скажу за всех, но прежде «серые» не переодевались для встречи со мною в обычную одежду. А тем более в такое рванье. Но факт этот мало что доказывает, ведь в правилах ношения любой униформы всегда есть исключения.
– Клянусь святым Дональдом и Девятью Девами, я тоже никогда не видел людей-червей без их мерзкой червячной шкуры! – поддакнул Огилви. – Хотя кто сказал, что они ее никогда не снимают?
Вада посмотрел на Кальтера и подтвердил слова горца выразительным кивком. Лишь Сквозняку оказалось нечего добавить. Он был несведущ в данном вопросе, поскольку видел «серого» всего один раз в жизни.
– Мне трудно доказать вам что-либо на словах, – огорченно посетовал седобородый. – Да и на деле вряд ли получится. И все же должен сказать, что моя агрессия по отношению к вам объяснялась исключительно тем, что я ошибочно принял вас за этих самых «серых». Но как мне было не ошибиться, если вы несете пакаль, которого у вас не должно быть! Я имею в виду Золотой Безликий – тот, что находится у человека с железной рукой! Это ведь с его помощью вы пробили сюда вход, а также смогли отразить мою атаку, верно?
Кальтер насторожился. Сквозняк тоже посмотрел на него с озадаченным видом. Старик обозвал золотую «пустышку» Безликим. Так же как называли самого Кальтера на Ближнем Востоке, где он на протяжении двадцати лет занимался диверсионной работой. Так же как некоторое время называли Кальтера и «серые». Вряд ли это было случайным совпадением. «Люди-черви» обожали подобные шуточки, давая порой игрокам намеки, которые могли с одинаковым успехом оказаться и спасительной подсказкой, и приманкой, завлекающей игрока в ловушку.
– То есть ты, хренов Мерлин, учуял чистый пакаль, который может быть только у «серых», принял нас за них и напал? – переспросил Серега пленника. – И что ты с ними не поделил, если нападаешь на них без предупреждения сразу, как только они появляются в этом лесу?
– Я уже говорил вам, что никакой я не Мерлин! И моя фамилия точно не Хренов, – напомнил старик, но тут же махнул рукой. – А, ладно, раз мое имя сегодня неизвестно даже мне, называйте меня, как вам угодно: хоть Мерлином, хоть Тлауискальпантекутли… Одноглазый человек задал правильный вопрос. Да, я действительно нападаю на «серых», когда они здесь появляются. А они, в свою очередь, нападают на меня. По какой причине? Похоже на то, что в своей прошлой жизни – до потери памяти – я враждовал с ними не на жизнь, а на смерть. Так, что даже амнезия не уничтожила во мне ненависть к «серым». И еще у меня есть предположение, что это по их милости я сюда угодил…
– …из мира, где мультиконтактное общение без переводчиков и прочее волшебство считаются в порядке вещей? – добавил Кальтер.
– Из мира, который развит настолько, что мы можем давать отпор даже таким могущественным врагам, как «серые», – уточнил пленник. Однако взор его тут же потускнел, и он, понизив голос, продолжил: – Если, конечно, «серые» не уничтожили тот мир и он все еще существует. Всякое могло случиться там в мое отсутствие. Даже то, что я и вовсе мог остаться единственным выжившим представителем моей цивилизации. Ведь если однажды они все-таки сумели заманить меня в ловушку, значит, им может хватить коварства на гораздо большее злодейство…