Книга: Дрожь земли
Назад: Глава 8
Дальше: Глава 10

Глава 9

И снова после драки со мной везунчик Ипат оставался жив. Но вот наконец-то пробил час, когда его удача иссякла. Именно здесь, на пороге Ангара, я собирался полностью аннулировать карт-бланш на выживание, выписанный мнемотехнику возлюбившей его непонятно за что Фортуной.
– Не зажигай свет, пока не подам сигнал! – наказал я Дюймовому, ищущему на ощупь в ранце Арабески фонарь. – Иди-ка лучше к Динаре и проверь, как бедняжка себя чувствует. И, ради бога, не хватайся больше за гранатомет, что бы тебе в темноте ни почудилось! Ясно?
– Так точно, Геннадий Валерьич! Яснее не бывает. А сами-то вы куда? – бодро отозвался Жорик, все еще пребывающий в эйфории от своей победы над Раптором. То, что верхом на биомехе ехал Ипат, напарник не знал, а я ему об этом пока не сообщил. Но собирался с минуты на минуту порадовать героя, принеся ему в качестве приза за меткую стрельбу рыцарскую голову.
– Скоро вернусь и все расскажу, – не вдаваясь в подробности, отмахнулся я. – Надо доделать кое-какое срочное дельце. Без свидетелей.
– Что ж, ладно, идите, раз подперло. Я бы и сам не прочь килограмм-другой «балласта» сбросить… Ну, вы понимаете, какого, – многозначительно усмехнулся сталкер и, выставив перед собой руки, побрел в темноте на поиски Динары. Судя по доносящимся до нас ее возне и бормотанию, она уже пришла в себя и пыталась понять, что здесь происходит.
Судя по ехидным намекам Жорика, он явно решил, что я собираюсь удалиться, чтобы справить большую нужду. Ну да, конечно: о чем еще может наш простофиля сейчас подумать! Хотя, в принципе, он прав: облегчиться после каскада таких потрясений и впрямь не помешало бы. Но это подождет. Сначала я должен срочно облегчить мнемотехника. Аккурат на столько, сколько весит его голова. За ней я, сменив револьвер на нож, первым делом и отправился.
В заполненном беспросветным мраком тоннеле было не так много объектов, чтобы мое алмазное око не определило, какая аура какому из них принадлежит. Сорвавшийся с Раптора Ипат лежал на полпути между мной и останками подбитого монстра. Или, точнее, уже не лежал, а ползал на четвереньках, пытаясь закрепить на руке слетевший с нее при падении армган (купленный, надо полагать, вчера на Обочине взамен испорченного мной излучателя).
Узловик понемногу приходил в себя после жесткого столкновения с тоннельным полом, но встать на ноги еще не мог. Я двигался предельно тихо, однако при моем приближении Ипат забеспокоился. Он повернул голову в мою сторону и еще суетливее завозился с оружием, кажется, пытаясь его перезарядить; трудно сказать это наверняка, ведь в темноте я видел рыцаря лишь как ауру человекообразной формы.
Все понятно: у него имелись импланты ночного видения, посредством которых он меня и засек. Но пережитое им падение все еще сказывалось на координации Ипатовых движений, не позволяя ему привести армган в боеготовность. Смена батареи – операция, какую сталкеры в обычном состоянии проделывают на счет раз-два-три, – для пребывающего в нокдауне узловика оказалась крайне трудоемкой. И я, естественно, не мог позволить ему довести эту работу до конца.
– Со скорым свиданьицем, Ипат! Как видишь, за мной не заржавело! – злорадно выкрикнул я и пинком вышиб незакрепленный армган у мнемотехника из рук. Не отобрал, что было бы гораздо проще, а именно выбил, дабы не касаться того моими вредоносными для техники руками. Я не хуже Жорика помнил: в Аду, где мы очутились, нельзя разбрасываться жизненно необходимыми вещами. А таким сокровищем, как оружие, – в особенности. И стрелять в Ипата не стал по этой же причине. Зачем тратить драгоценный патрон на то, что можно сделать при помощи ножа?
– Мангуст! – сдавленно прохрипел мнемотехник. Я не видел во тьме ни его злобной гримасы, ни горящих глаз, но прекрасно помнил, как выглядит его лицо в ярости по прошлым нашим встречам. – Сучий потрох! Дай только встать, и я из тебя, падла, твои стекляшки ногтями выцарапаю!..
Ишь чего захотел – встать ему позволить! Перебьется! Я не за тем сюда пожаловал, чтобы обходиться с ним, как с благородным рыцарем! Теперь он для меня – всего лишь мычащая, приготовленная на убой скотина! Или, говоря точнее, белесая аура. Которую я через полминуты разделаю ножом на две неодинаковые части: одну – большую, а вторую – ту, которую хочу принести в подарок Жорику, – маленькую.
Следующий мой удар ногой пришелся противнику по хребту и уронил того на живот. Разговаривать мне с охотником было не о чем – все, что мы хотели друг другу сказать, мы давно сказали. Поэтому я без лишних слов придавил задыхающегося от гнева Ипата коленом к полу, содрал с него шлем, оттянул ему за волосы голову и, перехватив поудобнее нож, поднес его ко вражескому кадыку…
– Гена, не-е-ет!!! Сто-о-ой!!!
Разлетевшийся по тоннелю пронзительный женский вопль был исполнен такого отчаяния и страха, что я поневоле вздрогнул и отдернул руку от шеи мнемотехника. Лезвие ножа уже касалось ее, и я, сделав в момент окрика неловкое движение, оставил на горле жертвы порез. Он был неглубок и рассек лишь кожу, но ожидающий смерти узловик еще пуще заметался подо мной и захрипел – явно решил, что мое возмездие его таки настигло. Раздосадованный этим поворотом событий, я, однако, не имел права проигнорировать крик Арабески. Неразумно казнить Ипата, не выяснив, чем вызван столь бурный ее протест. Стукнув преждевременно забившегося в агонии противника по затылку и угомонив его, я выругался и, не убирая нож, обернулся.
У Динары, как принято у всех профессиональных следопытов, также имелись импланты ночного видения. Причем наверняка лучшие из тех, какие можно раздобыть в Пятизонье. Я был не в курсе насчет наличия у питерки наноусилителей слуха, но, думаю, она обладала и этой полезной в ее работе примочкой. Вот почему, едва оклемавшись после падения, Арабеска так быстро сориентировалась в кромешном мраке. И не только сориентировалась, но и поняла, чем я сейчас занимаюсь и над кем нависла моя карающая длань.
– Да пропадите вы пропадом, гуманисты хреновы! – вновь выругался я, глядя на две приближающиеся ко мне ауры. Сталкерские доспехи не позволяли моему «контурному» алмазному видению отличать мужчин от женщин. Но эти две фигуры сами по себе разнились настолько, что перепутать их было невозможно в принципе.
Силуэт, что был на полторы головы ниже и субтильнее другого, принадлежал Динаре. Большая аура, соответственно, Дюймовому. Питерка шла, опираясь ему на руку и одновременно подталкивая полностью незрячего в темноте Жорика в нужном направлении. Впрочем, эти двое помогали сейчас друг другу в равной степени. Арабеска сильно хромала – похоже, она повредила лодыжку. Вот почему Динаре и потребовался провожатый, так как передвигаться, прыгая на одной ноге, ей было невмоготу.
– Погоди, Гена! – громко повторила она, когда ковыляющая парочка приблизилась к нам с Ипатом настолько, что питерка, обращаясь ко мне, могла больше не срывать голос. – Не делай этого! Очень тебя прошу! Не надо, слышишь? Не убивай его, ладно?
Я отметил, что в ее голосе звучит тот же страх, какой она испытала вчера, когда я напал на нее среди руин метеостанции. Уже знакомые мне нотки готовой вот-вот вырваться наружу паники. Вполне нормальная и простительная женская реакция при столкновении со смертельной опасностью, будь ты хоть пугливой домохозяйкой, хоть крутой сталкершей. С той лишь разницей, что сегодня мой нож был приставлен не к горлу Арабески, и ей в эту минуту совершенно ничего не угрожало. Ну, разве что неуклюжий Жорик вдруг споткнется и уронит опекаемую им даму на гранитный пол.
– Брось, Динара! – просипел Ипат, ощупывая кровоточащий порез на горле. И явно недоумевая, как это я со своей репутацией безжалостного карателя начал казнь и не довел ее до конца. – Оставь нас, не вмешивайся! Мы с Мангустом столько раз вгрызались друг другу в глотки и столько раз оставались ни с чем, что пора бы и впрямь закончить этот затянувшийся фарс! Режь, Мангуст, не слушай эту бестию! Пускай себе орет – это не ее, а только наше с тобой дело!
– Гена, будь другом, пожалуйста, убери нож! – долдонила мне в другое ухо Арабеска. – Свяжи его, оглуши, набей ему морду, но только не убивай и не калечь! Ради всего святого! Ради нашей с тобой старой дружбы!
– Заткнись, Динара! – пытался перебить ее мнемотехник. – С чего это ты вдруг разоралась? Разве не ты заявила мне полгода назад, что между нами все кончено и я могу проваливать к чертовой матери?! Ты! Вот и иди теперь сама туда, куда ты меня послала, проклятая стерва! Мангуст, умоляю: заканчивай, не тяни! Нет сил больше слушать ее фальшивые причитания!
– Ну и ну! – удивленно присвистнул я, начиная мало-помалу соображать, что к чему, однако не испытывая никакого удовольствия от разгадки секрета вчерашнего и сегодняшнего Динариного милосердия. – Охренеть, какие истины могут открыться в аду! Так вот, значит, что между вами за сложности! Или, наоборот, все оказалось проще пареной репы? Хотя какое уж там «проще»! Вовек бы не подумал, что когда-нибудь буду втянут здесь в любовную историю! Да еще в роли шекспировского злодея Тибальда! Подумать только! Нет, ты это слышишь, Черный Джордж?
– Слышу, Геннадий Валерьич, а как же! – откликнулся из темноты поводырь охромевшей Арабески. – Точно вы говорите: взаправду какой-то Шекспир получается! И впрямь, есть еще в Зоне вещи, которые не снились здешним мудрецам! Однако если вы – Тибальд, то я тогда кто?
– Ладно, Горацио, помолчи, будь другом! Не помогут нам твои мудрецы. Тем более что они вообще из другой оперы, – попросил я напарника, которому стоило лишь дать слово, как он пускался в такие рассуждения, что хоть уши затыкай. – Но как бы то ни было, вопрос «быть или не быть» для нашего Ромео все еще остается открытым… Эй, Джуль!.. Тьфу ты – Динара! Как видишь, я вошел в твое положение, хотя мне крайне сложно удержаться от искушения прикончить Ипата! А теперь ты войди в мою ситуацию и скажи, зачем я должен оставлять в живых самого бешеного охотника за моей головой? Ведь ты отлично знаешь, что случится, если я его отпущу!
– Я возьму с него слово рыцаря и заставлю поклясться на гербе Ордена, что он тебя не тронет! И ты тоже поклянешься, что не тронешь его! – решительно заявила питерка.
– Черта с два я дам такую клятву! – Ипат категорически воспротивился подобной постановке вопроса. – Всем вам давно известно, каким обетом я связан с Командором, и нарушать его не стану даже под страхом смерти! Пускай я у Хантера сегодня в немилости, и что с того? Данное ему слово я сдержу! Или погибну! Третьего не дано!
– Что и требовалось доказать! – резюмировал я для Динары ответ ее принципиального приятеля. – Как видишь, миру между нами не бывать! А раз так, извини, но из этого поединка я предпочитаю выйти победителем. Тем более ты своими ушами слышала: твой друг сам признал свое поражение и рвется умереть!
– Вот идиоты! – вскричала Арабеска и, отпихнув в горячке Жорика, обессиленно плюхнулась задницей на валяющееся рядом с нами оторванное колесо Раптора. – Дебилы хреновы! Что один, что другой! А как еще вас прикажете называть?! Застреваете оба по уши в дерьме, откуда, возможно, уже никогда не выберетесь, но вместо того, чтобы заключить перемирие, продолжаете свою грызню! Нет, парни, это даже не идиотизм – это вообще черт знает что!..
– Черный Джордж, ты нашел фонарь? – отвернувшись от Динары, обратился я к отвергнутому ею провожатому. Он оставался среди нас единственным полным слепцом, что причиняло ему массу неудобств, не говоря о банальном ощущении собственной неполноценности.
– Да, Геннадий Валерьич, нашел! – откликнулся Дюймовый. Топчась на месте, он вытянул руки перед собой и старался нащупать хоть какую-нибудь опору, к которой можно было бы прислониться. – Вот он, со мной! Но вы сказали не включать фонарь без приказа, вот я и…
– Все в порядке – можешь включить, – разрешил я, не видя больше смысла отсиживаться в темноте. Мне она после захвата Ипата больше была не нужна. А хозяева Ангара – те, которые могли явиться из его недр по наши души, – легко обнаружат нас и в кромешном мраке.
И сказал я: «Да будет свет», и дал Дюймовый свет на радость себе и всем нам… И пусть обычный сталкерский фонарь был не в силах озарить тоннель от пола до потолка, для наших сиюминутных нужд хватало и такого освещения. По крайней мере теперь Жорик мог не опасаться, что споткнется и расквасит себе нос.
– …Скажи на милость, Ипат, что ты будешь делать в Ангаре с алмазами Мангуста?! – продолжала взывать к нашим рассудкам Арабеска, отворачиваясь от ударившего ей в глаза света. – Попытаешься откупиться ими от Трояна и прочей здешней нечисти? А что ты, Гена, выиграешь от смерти Ипата? Ты ведь даже оружие нормальное не можешь в руки взять! Не говоря о том, чтобы подчинять себе биомехов! А их тут, поди, видимо-невидимо!
– Что выиграю? – переспросил я с ухмылкой, покрутив в руке нож. – Продолжу поиски Мерлина, будучи уверенным, что хотя бы здесь Священный Узел до меня не дотянется! И какой мне прок от оружия этого ублюдка, если первый же выстрел, который он сделает, прожжет дыру в моей заднице? Это не идиотизм, Динара. Это обыкновенный здравый смысл. Который, к счастью, я еще не утратил… А ты что думаешь, Черный Джордж? Правильно я говорю? Надеюсь, ты еще не забыл, что у тебя к Ипату тоже кое-какие претензии имеются?
– Как же, забудешь такое! – пробубнил Дюймовый, взирая исподлобья на бывшего товарища по Ордену, использовавшего два месяца назад при охоте на меня легковерного брата Георгия в качестве приманки-смертника. – Да я, если хотите знать, каждый день вспоминаю, как этот мерзавец подставил меня под огонь своих же братьев! И о том, как я по их с приором Глебом приказу был назначен потом жертвой для технокракена! Только вот… Ну, как бы вам сказать…
Он покосился на массирующую больную ногу Арабеску и замялся.
– Говори как есть, – потребовал я. – Режь правду-матку в глаза, как ты всегда это делаешь! Сам видишь – вопрос животрепещущий, и окончательно решить его надо здесь и сейчас. А поскольку ты у нас полноправный член коалиции да вдобавок имеешь зуб на Ипата, значит, твое мнение также должно быть выслушано. И именно оно может оказаться решающим.
– Да я разве против? Я не отказываюсь… в смысле мнение высказать, – вновь забубнил Жорик, глядя в пол. – Однако вы меня извините, Геннадий Валерьич, но мне кажется, что Арабеска… В общем, надо бы к ней тоже прислушаться. Вы ж сами сказали: вопрос сложный, и тут я с вами согласен. А сложные вопросы надо решать так, чтобы потом никому не было обидно. Компромиссом, одним словом. Поэтому я и подумал: раз Динара за своего парня заступается, значит, наверное, все еще любит его. А он, возможно, ее. Но если вы Ипата убьете, то тогда у нас никакого компромисса не выйдет. И получается, что вопрос все равно останется нерешенным…
– Короче, Черный Джордж, ты за кого: за белых или за красных? – поторопил я рассусоливающего напарника.
– Я за… простите еще раз, Геннадий Валерьич… за Динару. Да, вот так! – закончил Дюймовый и подкрепил свой вердикт уверенным кивком.
Арабеска подняла глаза и уставилась на нежданного заступника взглядом, в котором была, однако, не благодарность, а лишь усталое удивление. «Ее Отсроченная Смерть» – второе имя, каким, стуча себя в грудь, представился вчера питерке Жорик, – мало того, что бросился сегодня спасать ей жизнь, так теперь еще встал на ее сторону в этой щекотливой ситуации. Комментарии, как говорится, излишни. Вернее, их у меня сейчас попросту не было.
– Это что – бунт на корабле? – нахмурившись, поинтересовался я у высказавшегося товарища. Без злобы, а с таким же, как на физиономии у Динары, усталым удивлением.
– Никак нет! – поспешил заверить меня Дюймовый. – Это… это…
– Это, Гена, у твоего напарника наконец-то проклюнулось здравомыслие, – ответила вместо него следопытка. И хоть слова ее являлись неприкрытым сарказмом, Жорик от такой сомнительной похвалы все равно приосанился и вновь важно кивнул. – И теперь, как видишь, ты со своим кровожадным мнением остался в гордом одиночестве. Искренне сожалею. Так что придется тебе подчиниться большинству. – И, подчеркнув, добавила: – Безоговорочно правому большинству!
– Но позвольте! – опять заартачился я. – Вы же сами только что отчетливо слышали: Ипат умрет, но никогда не заключит со мной перемирие! Хотя, если «правое большинство» соизволило его помиловать, получается, что скорее всего умру я! И произойдет это исключительно по вашей вине, многоуважаемые адвокаты Ордена!
– Не умрешь, – пообещала Динара. После чего, опершись на расторопно подставленную Жориком руку, поднялась с колеса, подковыляла к нам и, усевшись перед все еще удерживаемым мною узловиком, обратилась к нему миролюбивым и в какой-то степени даже ласковым тоном:
– Ну чего ты так зациклился на своей смерти, а, Ипатик? Тебе что, взаправду не терпится умереть? Плохое желание, милый. Неправильное. Не твою прагматичную голову забивать подобными черными мыслями, поверь мне. Сильно же ты изменился с тех пор, как мы расстались. Очень сильно. А ведь я тебя совсем другим запомнила. Не таким, каков ты сейчас. Что с тобой случилось? Неужели ты и впрямь, как сказал этот дылда, все еще меня любишь? Вот уж не думала, что после скандала, с каким мы расстались, у тебя еще что-то ко мне теплится.
– Уйди, Динара, без тебя тошно, – проворчал мнемотехник, скривив лицо и демонстративно отворачиваясь от утешительницы. – Хватит испытывать на мне свои стервозные штучки – я их за год нашей стократ проклятой любви столько натерпелся, что до сих пор всего трясет! А насчет «сдохнуть» – это не тебе решать. Где, когда и как я копыта отброшу – мое личное дело. Так что дай Мангусту доделать работу, тем более что у него есть на это полное право.
– Само собой, не мне распоряжаться твоей жизнью, – не стала перечить Арабеска, – однако немного продлить тебе ее я все-таки попробую, ты не против?.. – Ответа не последовало, и питерка, видимо сочтя молчание рыцаря знаком согласия, продолжила: – Я поначалу неверно выразилась, извини – это все из-за контузии, какую я только что перенесла… Разумеется, я прекрасно знаю о твоей клятве Командору. И о том, что ты ни за что на свете не отступишь от нее. И я вовсе не прошу тебя идти на клятвопреступление, как не требовала подобного раньше и не буду делать этого впредь. Мне хотелось, чтобы ты пообещал лишь отсрочить исполнение твоего обета. До тех пор, пока все мы отсюда не выберемся. Потому что вчетвером у нас на это гораздо больше шансов, чем втроем. А потом поступай как знаешь. Хочешь, убивай Мангуста, хочешь, отпускай на все четыре стороны, а хочешь, позволь ему закончить то, что он сейчас не доделает. В любом случае, после выхода отсюда у тебя будет больше возможностей сдержать твою клятву, чем теперь, когда у тебя нет на это вообще ни малейшего шанса. Задумайся над моими словами, Ипатик. Хорошенько задумайся, потому что, как верно сказал Гена, повторного обсуждения данного вопроса у нас уже не будет.
Ипат опять не удостоил Динару ответом, но по его отрешенному, направленному в пол взору было видно, что он озадачен.
– Ну а ты утешься тем, что в походе через Преисподнюю нас будет сопровождать один из лучших бойцов Ордена, – обратилась ко мне питерка, не успел я и рта раскрыть, чтобы напомнить о своем праве на превентивную самозащиту в случае очередного Ипатова вероломства. – В конце концов, ты ведь пришел сюда не счеты с врагами сводить, а прежде всего искать Мерлина, верно? Вот и сосредоточься на нашей приоритетной задаче. И для ее решения нам не помешает любая помощь, даже от Священного Узла. Особенно после того, как мы угодили в эту дерьмовую, гиблую дыру.
Я недовольно поморщился, но в итоге капитулирующе поднял ладони: дескать, ладно – при таком раскладе я, так уж и быть, подчинюсь мнению большинства. После чего указал на погруженного в раздумья мнемотехника и развел руками: мол, если он не поступится принципами и продолжит упорствовать, я не виноват. И что бы ни думали в таком случае Динара и Жорик, «неправое меньшинство», сиречь я, оставляет за собой право наплевать на их мнение и сократить поголовье Ордена еще на одного упрямого барана…
– Я действительно сильно изменился за те полгода, что мы с тобой не виделись, Динара, – заговорил наконец Ипат, устав отмалчиваться под испытующими взорами трех пар нацеленных на него глаз. – Эта моя клятва Командору… Все дело в ней. Нет, я вовсе не жалею, что дал ее. Когда я отпустил пойманного нами Механика в обмен на то, что он спас моего брата Филиппа, поступить иначе было нельзя. Хантер бесился и требовал оправданий. Я ведь тебе рассказывал: для него священны одни лишь братские узы – те, что соединяют рыцарей Священного Узла, – а прочие, даже кровные, уже никакой святости не представляют. Вот я и пообещал, что вместо Механика раздобуду Командору равноценную замену: Алмазного Мангуста и Энергетическую Чашу Дьякона. Поклялся и в итоге облажался по всем статьям. Пленные сектанты, каких я последние два месяца ловлю и пытаю, чтобы добраться до Чаши, в один голос твердят: она загадочным образом пропала из тайника, в котором хранилась. И более того – ее уже вывезли за Барьер, где она утратила все свои целительные свойства, о чем якобы даже писали в газетах. Я нашел те газеты и читал репортажи в Интернете. Трудно сказать, тот ли это артефакт, который воскресил моего умирающего брата, но сегодня в Зоне и впрямь не сыскать следов Чаши Дьякона. А клятва-то мной дана, и столько сил на это дело уже потрачено. Выходит, что все зазря…
Ипат умолк, стер с шеи кровь и тяжко вздохнул. Он говорил так, будто ни меня, ни Жорика здесь не было. Вроде как исповедовался от безысходности перед бывшей возлюбленной. По его неожиданному откровению становилось понятно: когда-то они действительно были с Динарой очень близки и, даже расставшись, все еще питали друг к другу теплые чувства. Да и взгляды, какими обменивались рыцарь и следопытка, тоже свидетельствовали о многом.
Когда раньше мне доводилось расправляться со своими врагами, я не испытывал угрызений совести, поскольку знал: я – в меньшинстве и защищаюсь, а значит, правота на моей стороне. Сегодня выдался особый случай. Желая убить заклятого врага, я по-прежнему ощущал свою безоговорочную правоту. Но после повторного вмешательства в нашу разборку Динары и всплывших вслед за этим подробностей их с Ипатом романтических отношений я вдруг впервые за долгие годы почувствовал, что, несмотря на необходимость устранить очередную угрозу, делаю что-то не так.
Вряд ли это были укусы совести – сия прежде докучливая особа давно растеряла у меня почти все зубы. Скорее в моем нынешнем душевном дискомфорте имелось нечто ностальгическое. Невольно вспомнилось, как мы, бывало, с женой вот так же разговаривали по душам, обсуждая те или иные жизненные неурядицы. Вспомнился и последний, наш самый трудный разговор перед тем, как мы под гнетом обстоятельств расстались на долгие годы. А возможно, и навсегда. Шанс вернуться к нормальной жизни у меня и прежде был невелик, а теперь он померк окончательно.
Рядом со внезапно «очеловечившимся» Ипатом и искренне сочувствующей ему Арабеской, я, занесший над рыцарем нож убийца, выглядел столь неестественно и дико, что впору было устыдиться своей звериной кровожадности. И пусть на самом деле это Ипат и Динара вели себя сейчас несообразно здешним реалиям, все равно, возникший во мне «комплекс Тибальда» позволил моей беззубой совести взять маленький реванш за все те годы, что я ее упорно игнорировал. Взять, а затем начать понемногу, как падающий снег – еловую ветку, склонять меня ко мнению нашего «правого большинства».
– С Мангустом все оказалось ничуть не лучше, – продолжил мнемотехник, когда вновь собрался с мыслями. Говоря обо мне в третьем лице, он лишний раз подчеркнул, что его слова предназначены исключительно Динаре, а на остальных присутствующих ему начхать. – Этот невидимый прыгучий гад все время опережал меня на шаг, даже когда я устраивал у него на пути засады. А сколько моих братьев на этой охоте полегло!..
– Считая и тех, кем ты сам пожертвовал ради желания выслужиться перед Командором? – ехидно полюбопытствовал я, указав на Жорика.
Узловик оставил мой вопрос без малейшего внимания.
– Никому из моих врагов еще так не везло, как Мангусту! – продолжал он, подняв глаза на Динару. – В итоге Хантеру осточертели мои хронические неудачи, и он приказал мне больше не отвлекать бойцов на эту охоту. Иными словами, превратил для меня исполнение моего обета в позорное наказание, ведь взять Мангуста в одиночку – и вовсе невыполнимая задача. Однако, как бы то ни было, я с нею почти справился. Справился, Динара, хотя это было нелегко. И если бы вчера ты не остановила мою руку в последнюю секунду, ни вас, ни меня сегодня тут не было бы. Но поскольку все обернулось именно так… Что ж, придется смириться с неизбежным и заключить с вами временное перемирие. Но при одном условии: все обещания, какие я вам здесь дам, будут аннулированы сразу, едва мы выберемся из Ангара.
– Ладно, раз остальных это устраивает, значит, и меня – тоже, – сдался я, а затем вернул нож в ножны и отпустил пленника, прекратив попирать его коленом. Но, отойдя в сторону, встал так, чтобы успеть перехватить рыцаря, если вместо заключения перемирия он бросится к своему армгану.
Не знаю, как Динаре, а нам с Жориком о вероломстве Ипата было известно не понаслышке. Впрочем, сегодня его слова, кажется, не планировали расходиться с делом. Отговоренный Арабеской от самоубийства, узловик, сохраняя пред нами остаток потрепанного достоинства, с подчеркнутой неспешностью поднялся с пола и окинул нас тяжелым взором. После чего, следуя достигнутой договоренности, угрюмо произнес:
– Не по своей воле, а лишь под давлением непреодолимых обстоятельств клянусь, что пока мы опять не обретем свободу и не увидим солнечный свет, я не направлю на вас своего оружия. А также не натравлю биомехов, если мне вдруг придется опять с ними связываться. Клянусь, что буду неотступно следовать за вами и по мере сил помогать вам в ваших поисках… Естественно, при условии, что вы не станете вынуждать меня совершать заведомо самоубийственные поступки. Взамен рассчитываю на вашу поддержку и огневое прикрытие, когда они мне потребуются. За нарушение данных мной здесь и сейчас клятв вы можете без предупреждения пристрелить меня на месте. Если у вас нет ко мне больше вопросов, значит, я закончил.
И для закрепления сказанного он коснулся правой рукой своего отличительного рыцарского знака – аксельбанта в форме Орденского герба, Кандального узла. А потом вопросительно уставился на меня, ожидая ответного слова.
– Я гербов не ношу, но все вы знаете, что для меня свято больше всего на свете, – проговорил я, когда на меня обратились взоры Динары и Жорика. – Некогда долго болтать, поэтому буду краток. Всё, только что сказанное Ипатом, в равной степени относится и ко мне. Клянусь ему в том же, в чем он поклялся нам. И если я нарушу эти свои обещания, чтоб мне вовек не выбраться из Пятизонья и не увидеть моей семьи… Я все сказал.
– Что ж, выходит, договорились, – резюмировал Ипат, выдержав для солидности паузу. И, указав на валяющийся армган, все еще с опаской поинтересовался: – Так я могу снова взять оружие?
– А кто теперь тебе в этом мешает? – пожал я плечами, сделав безразличное лицо, хотя наша с узловиком настороженность была обоюдоострой. Несмотря на принесенные клятвы, я все равно доверял ему не больше, чем он мне.
Поглядывая краем глаза на мою лежащую поверх револьверной рукояти ладонь, рыцарь подобрал армган и, не делая резких движений, приторочил тот обратно к предплечью. Минута истины, иначе не скажешь. Казалось, что воздух в тоннеле наэлектризован до такой степени, что достаточно одного неосторожного чиха, и мы с мнемотехником опять накинемся друг на друга. В какие только перипетии я не попадал в Пятизонье, но воевать плечом к плечу со своим злейшим врагом мне еще не доводилось. И, вероятно, больше не доведется. Но если нам все-таки повезет выйти из ангара, главное, не впасть в победную эйфорию и не поворачиваться к Ипату спиной. А уже там будет видно, кто из нас двоих раньше сочтет, что он освободился от клятв, и освободит от них другого.
Посмертно.
– Где твой Ползун? – осведомился я, наблюдая, как новый член нашей коалиции выкапывает из-под обломков Раптора ранец со своими пожитками. Бот-снайпер мог прибыть сюда на «броне» биомеха вместе с хозяином. Но, судя по тому, что Ползун не выступил на его защиту, рыцарь оставил его у Цитадели, предварительно перекачав нужные Ипату координаты Ангара в мозг Раптора.
– А где твой дракон? – ответил вопросом на вопрос Ипат. Он не видел нашего приземления и мог подумать, что «шестнадцатый» утонул в котловине, но как в таком случае уцелели мы? Нет, узловик явно не сомневался, что дракон тоже находится в тоннеле. И боялся Ипат его на порядок больше, чем я – Ползуна. Причем не только из-за легендарной драконьей мощи и свирепости.
Ипат беспокоился, как бы наш винтокрылый друг не поквитался с ним за прошлое унижение. Два месяца назад мнемотехник взял его под контроль и держал в подчинении больше суток. До тех пор, пока «шестнадцатый» при моем пособничестве не нашел в себе силы вырваться из ментальных оков сталкера-дрессировщика. Насколько злопамятны драконы, я понятия не имел, но у Ипата были все основания опасаться за свою жизнь. Тем более зная, что биомеху плевать на все его рыцарские клятвы, не важно, слышала их Марга или нет.
– Я первый спросил, – заметил я, настаивая на своем.
– Чтобы взять Раптора под полный контроль, мне пришлось распрощаться с Ползуном, – признался узловик. И, похоже, не солгал. – Однако если твой дракон вздумает на меня наброситься, я буду вынужден укротить его, согласишься ты с этим или нет!
– Не соглашусь, – ответил я, – но что-то подсказывает мне: черта с два у тебя получится командовать сегодня моим биомехом. Молись, чтобы при вашем повторном знакомстве он не оторвал тебе голову до того, как я за тебя вступлюсь. А если и успею вступиться, нет никакой гарантии, что это подействует. Сам понимаешь: то, что дракон решил со мной подружиться, отнюдь не означает, что он всецело мне подчиняется. Тем более что я совершенно не владею вашими мнемотехническими приемчиками. Поэтому давай-ка заранее попрощаемся, а то разлетишься сейчас на куски и даже удачи нам напоследок не пожелаешь.
– К черту удачу! Дай бог, тебя с собой на тот свет успею прихватить, и то радость, – огрызнулся Ипат, тревожно вглядываясь в темноту. Туда, где должен был находиться пострадавший при аварии и до сих пор не давший о себе знать «шестнадцатый».
– Вот и проявляй к таким типам милосердие! – заметил я, указав Арабеске на ее ворчливого, неблагонадежного приятеля. – Не спрашиваю, что ты в нем нашла, поскольку это не мое собачье дело. Но хочу, чтобы вы оба слышали: в том случае, если вдруг Ипат наложит лапу на мои алмазы, четыре из них я официально, при свидетелях, завещаю тебе. И пусть только твой неблагодарный приятель не расплатится с тобой за то, что ты спасла ему жизнь! Из мертвых воскресну, но восстановлю справедливость! Я слов на ветер не бросаю! И попрошу это обещание тоже включить в перечень моих сегодняшних клятв!..
Назад: Глава 8
Дальше: Глава 10