Глава 10
Рассвет я встретил прячась в руинах поблизости от Неопалимой Купины и поглядывая на запад – туда, откуда, по моим расчетам, должны были явиться бойцы приора Глеба. Поглядывал я в ту сторону не один. На крыше храма, рядом с так называемым барабаном, на который была водружена небольшая и единственная церковная маковка, залег дозорный сектантов. Прочие его единоверцы заперлись внутри вместе с пленником. Как и ожидалось, они всячески старались не выдать своего присутствия хозяйничающим ныне в Сосновом Бору чистильщикам и патрулям Ордена.
Праведников мог разоблачить разве что бледный свет ритуальных свечей, пробивающийся сквозь выбитые окна. Впрочем, с восходом солнца он стал незаметен снаружи, и теперь засечь вернувшихся тайком сектантов можно будет, лишь войдя в саму церковь. Но с той поры, как «Пламенный Крест» покинул эти края, его святыня пребывала в запустении и не привлекала к себе внимания нынешних хозяев Соснового Бора.
Почему Дьякон избрал именно ее главным оплотом своего воинственного культа? Ведь в том же Курчатнике или Академгородке имелись гораздо более внушительные, не пострадавшие в Катастрофе храмы. Неужели только из-за причудливого облика Неопалимой Купины, заметно выделяющего ее на фоне прочих религиозных сооружений?
Понятия не имею, к какому стилю относится ее архитектура, но не к готическому или романскому, это точно. Представьте себе здание, напоминающее приземистую, устойчивую треногу, наподобие пулеметной станины, промеж ножек которой втиснут перевернутый кверху дном полусферический казан. Водрузите поверх них обычную церковную верхушку-башенку с маковкой и крестом. Затем проделайте в стенках «казана» арочные ворота и стрельчатые окна, добавьте опоясывающий строение карниз, крыльцо и кровлю, и вот вам вышеназванный храм. Невысокий – два десятка метров без учета креста, – но крепкий, как бетонный дот или крепостной бастион.
При взгляде на Неопалимую Купину складывалось впечатление, что ее изначально строили с таким расчетом, дабы она выстояла во всех уготованных Сосновому Бору катаклизмах. Она и выстояла, чем и привлекла внимание Дьякона, одержимого поисками Антихриста. Надо полагать, пророк узрел в несокрушимости этой церкви знамение свыше и посчитал ее имя родственным названию созданной им секты.
Я надеялся, что узловики прибудут до рассвета и под покровом сумерек подкрадутся сюда незамеченными. После чего возьмут убежище «праведников» лихим штурмом, ворвавшись в храм одновременно через трое его ворот. Однако спасители брата Георгия запаздывали, и это было отнюдь не в его пользу.
Можно было не сомневаться, что «слитая» мной Упырю информация дошла до назначения. Черта с два Тимофеич упустил бы возможность заработать у своих покровителей премию. Так что, скорее всего, это приор Глеб замешкался и по какой-то причине не смог выслать подмогу сразу, как только ему доложили об угодившем в беду собрате. И теперь, с разгоравшейся зарей, шансы рыцарей на внезапную атаку и успех операции начинали неумолимо таять.
А солнце сегодня всходило яркое, разительно контрастируя своей жизнерадостностью с тем настроением, которое охватит Жорика, когда он очнется и поймет, в какую передрягу угодил. Светило едва вынырнуло из-за горизонта, а я уже начал обретать невидимость! Неплохое начало для не сулившего пока ничего хорошего дня.
Еще через четверть часа мне уже можно было в открытую прогуливаться вдоль солнечной стороны церкви. Но вместо этого я, немного поколебавшись, решил подыграть узловикам, обязанным вот-вот выйти на подступы к храму. Устранив маячившего на крыше наблюдателя, пока он не засек противника и не поднял тревогу, я окажу услугу и приору Глебу, и Жорику. Рискованно, но дело того определенно стоило.
Для человека, способного взобраться по ванте на арку Живописного моста, вскарабкаться на Неопалимую Купину было значительно проще. Изобилие выступов и наклонная поверхность церковных стен являлись хорошим подспорьем для не пользующегося страховкой скалолаза.
Обойдя церковь так, чтобы солнце светило мне в спину, я взял разбег и рванул к одной из пилястр – стоек вписанного в облик здания «треножника». Ее крутой и ровный бок был расположен к земле под углом градусов в шестьдесят, и я рассчитывал преодолеть с разгона порядка трех четвертей этого расстояния. А остаток проползти по-обезьяньи, цепляясь пальцами за кромки пилястры.
Скалолазные кроссовки и горнострелковые перчатки позволили мне осуществить задуманное почти идеально. Почти – потому что, каким бы проворным я ни был, проделать восхождение абсолютно без шума мне не удалось. Но когда всполошившийся дозорный нарисовался у края крыши, на который я планировал выбраться, я уже замер без движения, ухватившись за карниз, окаймлявший пилястровую вершину.
Передвигающийся для пущей незаметности на корточках праведник окинул взглядом восточную стену, потом – подступы к ней, но не обнаружил повисшего неподалеку меня. Затем, видимо, решив, что подозрительный шум доносился изнутри церкви, сектант вернулся на пост и, улегшись ко мне левым боком, продолжил прерванное наблюдение.
Стараясь больше не шуметь, я подтянулся и перебрался с карниза на свод широкой арки – одной из четырех, в которых располагались главные храмовые окна, выходящие по одному на каждую сторону света. Обретя под ногами твердую опору, я позволил себе немного передохнуть и отдышаться. После чего снял с пояса нож и, стараясь не греметь, ступая по ржавой кровельной жести, начал шаг за шагом подкрадываться к кольцеобразной площадке, опоясывавшей барабан с маковкой. На этой удобной для наблюдения точке и устроился таращившийся вдаль праведник.
Он укрылся в отбрасываемой куполом тени, и я, ступив в нее, вмиг лишился своего главного преимущества – невидимости. Но, поскольку сектант пребывал в невыгодной для рукопашной схватки позиции – лежа лицом вниз – и совершенно не ожидал, что его атакуют, поэтому и времени на расправу у меня ушло немного.
Бросок! Колено упереть противнику между лопаток, резко оттянуть ему голову за волосы назад, а потом столь же молниеносно рассечь ножом вражеское горло…
За пять лет жизни в Зоне я проделываю это далеко не впервые, так что кое-какой навык имеется. Праведник дергается и пытается закричать, но лишь выплескивает из своей глубокой раны брызги липкой, теплой крови. Я изо всех сил сдерживаю бьющегося в конвульсиях дозорного, стараясь, чтобы он не колотил руками и ногами по площадке. Эти удары можно запросто расслышать и у стен церкви, и внутри ее. Хрипы умирающего – тоже, но уже с меньшей вероятностью.
Борясь с ним, я заодно поглядываю в узкие окошечки купольного барабана, не начался ли переполох, но отсюда не разглядеть происходящее в храме. Что скорее хорошо, нежели плохо. Раз я не вижу врагов, значит, и они не видят меня. А поднятый нашей короткой борьбой шум быстро утихает. Моя обескровленная жертва слабеет с каждой секундой, пока в итоге не издает последний хрип и, обмякнув, не замирает навсегда.
Я тоже застываю неподвижно и весь обращаюсь в слух. Проходит четверть минуты, но грохота ворот не слышно и выбегающих наружу праведников не видно. Что ж, значит, можно вновь переползать на солнечную сторону церкви и подглядеть в восточное окно, как обстоят дела у брата Георгия. Я оставляю труп лежать в тени и аккуратно спускаюсь с наблюдательной площадки туда, где взятая мной штурмом пилястра примыкает к оконной арке…
В Неопалимой Купине царили разгром и запустение, но винить в них следовало не Дьякона и его банду. Похоже, церковь была разграблена и подвергнута вандализму очень давно, еще до того, как ее облюбовал «Пламенный Крест». Наоборот, с приходом сектантов в ней был наведен относительный порядок. Они вышвырнули всю разбитую мебель, смели обломки штукатурки и осколки стекол, а также соорудили вместо выбитых дверей новые, которые, судя по их массивности, были сварены из танковой брони. Короче говоря, праведники сразу же красноречиво продемонстрировали Сосновому Бору, кто отныне в этом храме хозяин.
Сектанты подвергли храм и другим преобразованиям, вот только их уже никак нельзя было назвать благими. Избавившись вместе с разгромленным убранством от всех иконостасов, Дьякон со товарищи покрыли обшарпанные церковные стены новыми росписями, и близко не похожими на старинную иконопись. Многочисленные гербы «Пламенного Креста» перемежались на тех картинах с граффити на темы Апокалипсиса (надо заметить, изображенном довольно талантливо) и цитатами как библейскими, так и, очевидно, взятыми из проповедей самого Дьякона.
В центре храма возвышался новый алтарь – гигантский, отлитый из бетона и покрытый бурыми пятнами запекшейся крови. Приделанные к нему четыре железных цепи с кандальными кольцами явственно указывали на то, кем оставлены эти кровавые отметины. И повсюду, где только можно, стояли зажженные свечи. Полсотни или даже больше толстых, грубо слепленных и покрытых бугристыми потеками свечей. Сегодня такие можно увидеть разве что в исторических кинофильмах. Где, любопытно, сектанты раздобыли столько воска, чтобы сделать свои светильники? Неужто доставили столь специфический товар из-за Барьера? Или это не воск, а стеарин, полученный из человеческого жира? Зная повадки Дьякона, я ничуть не удивлюсь и такому происхождению его ритуальных аксессуаров.
А вот и наш незабвенный Жорик! Все еще лежит, бедолага, связанный на полу у алтаря, в обнимку с дрыном, на котором его сюда приволокли и который сектанты затем поленились вытащить. Или все-таки не бедолага, а счастливчик? Он до сих пор не очнулся и потому пребывал в блаженном неведении того, что его вскорости ожидает. Посттелепортационная кома для него сейчас настоящее везение. Чем больше проваляется в ней Дюймовый, тем меньше придется на его долю пыток. А посчастливится, так он и вовсе погибнет, не успев толком сообразить, куда попал и что с ним вытворяют палачи.
Было очевидно, что у них все давно готово к проведению обряда. И теперь дюжина сектантов, нацепив поверх доспехов церемониальные балахоны, собралась в кружок и вела оживленную беседу, ожидая, когда жертва придет в себя. Надо полагать, Жорика уже не раз пытались привести в чувство, но безуспешно. Вряд ли фанатикам присуще терпение, а особенно когда поблизости шастают враги. Однако приносить в жертву коматозника было для праведников все равно что пить холодное пиво на зимней рыбалке – спорное удовольствие или, образно говоря, швыряние денег на ветер. Терзаемая жертва должна брыкаться, блажить и умолять о пощаде. Лишь это способно по-настоящему согреть кровь адепта «Пламенного Креста», как водочка и горячий чай согревают любителя подледного лова.
Постойте-ка! А кого это я вижу среди праведников? Уж не Дьякона ли собственной персоной?
Матерь божья – и впрямь он! Солидная добыча намечается нынче у приора Глеба… если, конечно, он успеет-таки прибыть к Неопалимой Купине до полудня! Давненько не виделись, Дьякон! А говорили, будто ты засел безвылазно в Чернобыле и теперь носу не кажешь в другие локации. Брешут, стало быть, сталкеры: и тебе, как всем бродягам Пятизонья, не сидится на одном месте. Такое может позволить себе лишь замшелый Упырь, да и то потому, что в его возрасте уже не до скитаний по здешним суровым краям.
Длиннобородый, коренастый пророк праведников сидел на скамье у стены и молчал, в то время как одиннадцать его сподвижников, наоборот, вели о чем-то жаркий спор. Я узнал в дрожащем мерцании свечей уже знакомых мне Елифаза, Иафета, Рагава и Узала. Последний размахивал руками и тараторил энергичнее остальных, как и тогда, у «тамбура», толкуя что-то о божественных знамениях и прочих малоинтересных для меня вещах. При этом Узал непрестанно оборачивался и бросал на пророка подобострастные взоры, видимо, призывая того себе в поддержку. Но Дьякон упорно отмалчивался, явно не желая вступать в дискуссию, хотя, судя по выражению его лица, она вызывала у него некоторый интерес.
Меня же больше заинтересовал не спор сектантов, не Дьякон и даже не Жорик, а кое-что, находящееся на приступке у алтаря. Там были разложены и расставлены рядком приготовленные к церемонии аксессуары: деревянное распятие, устрашающего вида нож, большой пушистый помазок, бутылка с какой-то мутной жидкостью, незажженное кадило, каравай ржаного хлеба и потрепанная книга с золоченым крестом на обложке. А замыкал этот ряд начищенный до блеска, увесистый жестяной кубок! Он-то и привлек всецело мое внимание, словно басенный сыр – лисицу, узревшую его в вороньем клюве.
Чудны дела твои, Господи! Воистину, раз уж здесь собрались Дьякон, отец канувшего без вести хранителя Грааля и оба его искателя, то почему бы в храме не оказаться и самой сектантской святыне?
Кто знает, чем в итоге завершится для нас с Жориком сегодняшнее утро, но началось оно донельзя интригующе. Настолько интригующе, что внутри у меня все затрепетало от предвкушения близкой, практически осязаемой победы.
По причине отсутствия приора Глеба я мог провернуть и собственный налет на церковь. Стратегия проста: проникнуть через окно внутрь Купины, спуститься по тросу прямо к алтарю, схватить Грааль (авось, если сунуть его в холщовый мешок, я не уничтожу артефакт слишком быстро) и броситься прочь, пока увлеченные спором сектанты не опомнились. Вряд ли выходы перекрыты намертво. Может статься, что праведникам самим предстоит уносить отсюда ноги, причем неизвестно, в каком направлении. Поэтому наверняка все трое ворот заперты лишь на один, максимум два засова. Конечно, при свете свечей придется забыть о невидимости, но стоит мне только вновь очутиться на улице, под солнцем, и – сыр выпал – с ним была плутовка такова…
Что вы спросили, простите? А как же бедный Жорик? А почему, спрошу я в ответ, он должен быть теперь моей заботой? Я сделал для него все, что мог, и даже больше: вызвал ему на подмогу лучшую из здешних спасательных «кавалерий». Успеют узловики прийти Дюймовому на выручку – хорошо, не успеют – знать, судьба у него такая: окропить своей кровью алтарь «Пламенного Креста».
В одиночку мне бывшего компаньона не спасти, тем более что он все еще лежит в коме. Единственная помощь, какую я ему сейчас окажу, это отвлеку праведников на себя. Чем ненадолго отсрочу уготованную брату Георгию кару. Или же облегчу его страдания. От потери Грааля Дьякон осерчает и, возможно, впав в слепую ярость, прикончит жертву одним ударом, не подвергая ее церемониальным пыткам.
Ладно, дерзнем. Не в моих правилах отказываться от замыслов, когда на моей стороне – фактор внезапности, способный дать мне сейчас неоспоримое преимущество. Тем более что для вторжения в храм, похоже, и трос не понадобится. Если я хорошенько оттолкнусь, то сумею приземлиться аккурат на алтарь. Он находится на бетонном возвышении, и между ним и восточным окном высота метров десять, не больше. Инерция не даст мне устоять на алтарной плите, так что придется спрыгивать с нее на пол. Зато эта промежуточная остановка позволит сделать соскок менее болезненным, чем если бы я сиганул сразу к подножию алтаря.
Набравшись решимости, я в последний раз оглядел с высоты окрестности и – надо ж было такому случиться именно теперь! – наконец-то заметил движущихся к церкви узловиков. Их было не меньше трех десятков, и вел их, если меня не обманывало зрение, сам приор Глеб. Это хорошо. Вот только они не крались, а двигались в полный рост и подо-зрительно торопливо. Рыцари постоянно озирались и обменивались друг с другом на бегу выразительными жестами. И это сильно настораживало.
Не исключено, что узловики уже изучили издали церковь. После чего, обнаружив мертвого наблюдателя-сектанта, решили, что их кто-то опередил, и потому можно обойтись без конспирации. Впрочем, бросаемые ими назад взгляды свидетельствовали, что у спешки спасателей брата Георгия может быть и иная причина.
Они приближались с юго-запада, продираясь через уничтоженный биомехами парк. При взгляде на него с церковной крыши мне пришли на память старинные фотографии, сделанные в районе падения Тунгусского метеорита. Только там сотни тысяч поваленных деревьев лежали в определенном порядке – верхушками от предполагаемого эпицентра взрыва, – а этот парк был укатан колесами и гусеницами техномонстров как попало. Отчего и выглядел сегодня подобно щетине угодившего под газонокосилку дикобраза.
По замыслу узловиков, гигантский бурелом должен был скрывать их приближение к Неопалимой Купине. Но теперь, когда они перешли на бег, вывернутые с корнями вековые сосны лишь чинили им препоны.
От кого убегал отряд приора Глеба, обнаружилось довольно быстро. Три бронезавра – так сталкеры окрестили мутировавшие в Узле тяжелые танки – преследовали воинов Ордена, продираясь сквозь древесные завалы напрямик и без особых усилий, будто слоны сквозь джунгли. Имелись у бронезавров и хоботы: крупнокалиберные башенные орудия, которые, подобно орудиям драконов, могли быть заряжены ныне чем угодно. Следовало догадаться, что эти чудовища и задержали рыцарей в пути. А те, не сумев от них отделаться, рискнули прорываться вперед, а не назад – к своей штаб-квартире, располагавшейся в здании мэрии, на противоположном краю парка-бурелома.
Бронезавры не открывали огонь лишь потому, что двигались по изрядно пересеченной местности. Они без остановки ныряли в устланные поваленными соснами впадины и взбирались на такие же трескучие склоны парковых холмов. Поймать при таких скачках беглецов в орудийные прицелы было нереально. Вот биомехи и экономили боеприпасы, дожидаясь момента, когда под их гусеницами окажется ровная почва.
Узловики, пользуясь невозможностью врага стрелять, тоже спешили убраться с опасной для них открытой местности. Но не абы куда, а явно стремясь успеть занять оборону в крепкостенном храме. Оттуда им и предстояло вести бой с могучим и твердолобым противником, схватка с которым в чистом поле была чревата для сталкеров неминуемым поражением.
Но сначала приору Глебу требовалось выбить из церкви праведников, заодно попытавшись отвоевать у них и брата Георгия. Ситуация изменилась, и теперь его спасение не являлось приоритетной задачей для столкнувшихся с бронезаврами узловиков. Но у Жорика все равно оставалась надежда, что они вырвут его из лап Дьякона живым и, может быть, даже невредимым.
Пока я суматошно соображал, на руку мне эта перемена обстановки или лучше забыть про Грааль и драпать отсюда, дабы не угодить в крутую заваруху, праведники тоже расслышали приближающийся шум, прервали диспут и бросились к окнам.
Однако снизу было еще не разглядеть, что творится к юго-западу от Неопалимой Купины. Мучители Жорика могли видеть сейчас лишь поднятое бронезаврами облако пыли. Само по себе оно не являлось поводом для беспокойства – мало ли какая биомеханическая нечисть разыгралась в буреломе? А вот молчание дозорного грозило поднять среди сектантов нешуточную тревогу. Еще немного, и Дьякон затребует от него доклад, поскольку сам наблюдатель не счел нужным сделать это без напоминания. Но пока сектанты таращились в окна, Грааль и выходы оставались без присмотра и будут оставаться такими еще несколько секунд…
А большего мне и не надо. Эх, была не была, где наша не пропадала!
Зажав в кулаке вытащенный из рюкзачка холщовый мешок, я отступил на пару шагов назад, взял короткий разбег и, оттолкнувшись от края оконного проема, полетел вниз, на алтарь. Очутившись внутри храма, я вмиг сделался видимым, но это уже не имело значения. Сейчас моими козырями являлись скорость и внезапность. От того, как я их разыграю, зависело, останусь ли я жив или упаду рядом с Жориком. Только, в отличие от него, окончательно и бесповоротно мертвым.
Приземление на бетонную плиту и соскок с алтаря… Все по плану – и не счесть, сколько на сегодняшний день на моем счету подобных прыжков. Как всегда, болезненно, но терпимо. Касание подошвами пола, амортизирующий перекат через плечо и – сразу на ноги! А затем не мешкая хватать Грааль, пока, как говорится, не началось…
«Начинается» чуть раньше, нежели того хотелось бы. Не успел я распахнуть мешок, чтобы накрыть им стоящий на приступке кубок, как под сводами церкви разнесся пронзительный, яростный вопль:
– Антихри-и-ист!!!
Что ж, дело привычное: меня очень часто принимают за разных мифических личностей Пятизонья: Избранного, Шамана, Карачуна… Поэтому немудрено, что праведники уверовали, будто под личиной Алмазного Мангуста скрывается их самый заклятый враг. Безусловно, оказанная мне «Пламенным Крестом» честь весьма льстила. Как-никак, а Антихрист – это вам не какой-нибудь легендарный сталкер или биомех, а фигура куда более авторитетная. Э, да что там мелочиться: злодеев вселенского масштаба с таким многовековым стажем, пожалуй, больше в мире не сыщешь. Вот только, боюсь, Дьякона постигнет жестокое разочарование, когда выяснится, что для уничтожения корня мирового зла было достаточно всего одной короткой очереди из «карташа».
Раньше всех меня заметил и поднял крик не Дьякон, а все тот же зоркий Узал; он, помнится, первым обнаружил ночью и Жорика. И когда я набросил на кубок мешок, это происходило на глазах уже всех двенадцати праведников. Которые, естественно, не намеревались безучастно смотреть, как прямо у них из-под носа воруют их же святыни. А тем более что посягателем на Грааль выступает не какой-нибудь мелкий воришка, а сам Антихрист.
– Именем Господа, изыди обратно в Преисподнюю, богопротивная тварь! – громогласно проревел Дьякон, запросто перекричав всех единоверцев, вместе взятых. После чего простер в мою сторону длань и приказал: – Смерть Антихристу! Смерть дьявольскому отродью, и да помогут нам эти святые стены!
Некоторое преимущество мне давал тот факт, что все «карташи» хозяев были сложены на лавке возле главного входа. Но лишь половина подстегнутых пророком сектантов бросилась в том направлении. Прочие решили не тратить время и, выхватив то оружие, которое осталось при них, отважно ринулись в битву со своим злейшим врагом. Нечестивец! И как только у него хватило наглости вторгнуться в церковь, да еще в такой священный для праведников день!
Я же тем временем втолкнул добычу в мешок, перехватил его за горловину и метнулся к восточным воротам. Маршрут для бегства был выбран с умыслом: пока я буду возиться с засовами, оказавшийся между мной и врагами алтарь послужит мне прикрытием. А когда сектанты обегут его, я уже выскочу на крыльцо и во весь дух устремлюсь навстречу солнцу. Шесть-семь секунд – этого мне вполне хватит. Уверен на девяносто процентов…
Что ни говори, а математика – не только точная, но и весьма коварная наука. Особенно когда спевается с такой стервой, как фортуна. По какому алгоритму они рассчитывали мое везение, известно лишь им одним. Но сейчас, когда вероятность удачного бегства была для меня высокой, случилось так, что выбранный мной выход оказался перекрыт напрочь. Неизвестно, как насчет вторых запасных ворот, но этими праведники не намеревались воспользоваться даже в экстренном случае. Бронированные створы были сварены в единую, непроницаемую перегородку, и открыть их не представлялось возможным.
Похоже, хана пришла «Антихристу»! Но так или иначе, а я не собирался сдаваться, не попытавшись достичь другого выхода.
Двое преследующих меня сектантов обегали алтарь справа, трое – слева. Ножи, импульсные пистолеты «страйк», боевые импланты… Еще шестеро противников вот-вот вскинут «карташи». Сам Дьякон в бой не рвался – не по чину, – но продолжал вдохновлять единоверцев своим праведным гневом. Такова, стало быть, вражеская диспозиция. А снаружи к церкви подступал отряд узловиков и три бронезавра. Полный комплект неприятностей, хотя всего лишь десять секунд назад их у меня не было ни одной!
Эх, не прислушался к голосу разума! А ведь он настойчиво советовал плюнуть на все и удирать отсюда подобру-поздорову! И чем, спрашивается, поможет мне сейчас Священный Грааль? Разве что звездануть им кому-нибудь по темечку, и только…
Западные ворота были ближе, чем парадные, но между ними и мной находились трое праведников. Метнувшись прочь от заблокированного выхода, я выхватил револьвер и дважды выстрелил навскидку, по опыту зная, что если ни в кого не попаду, то хотя бы напугаю врагов грохотом.
На сей раз из двух выпущенных мной пуль одна меня таки не посрамила. Пробила она доспехи сектанта или нет, я понять не успел, но с ног он был сшиблен не хуже, чем от удара тяжелым молотом. Бегущий следом и размахивающий ножом единоверец павшего ублюдка шарахнулся в сторону. А еще один их товарищ, чудом избежав второй пули, вскинул «страйк». Но сделал он всего один выстрел, после чего был вынужден прекратить огонь, дабы случайно не угодить в своих.
Я не побежал навстречу отрезавшей мне путь к выходу, поредевшей вражеской группе, а бросился обратно к алтарю и вскочил на его приступку. Теперь обходящие меня с флангов сектанты и стрелки у парадных ворот находились друг у друга на линии огня и, стреляя по мне, неминуемо могли покосить пулями единоверцев. Мне, однако, осторожничать нужды не было. Припав на несколько секунд спиной к алтарю, я из более устойчивой позиции разрядил остаток револьверного барабана в ближайших праведников, ранил одного из них в ногу, а другого в плечо и, воспользовавшись охватившим их смятением, кинулся к западным воротам.
Там, откуда я только что отстреливался, вспыхнул огненный факел, моментально разлетевшийся на мелкие искры от ударившего туда же телекинетического импульса. Это за меня взялись энергики. Их атаки были намного избирательнее пуль и непременно достигли бы цели, оставайся я подолгу на одном месте. К чему я, разумеется, отнюдь не стремился, ибо лишь отчаянная беготня была моим залогом спасения.
Перепрыгнув через продолжающего лежать в отключке Жорика, я шмыгнул в воротную арку и с замиранием сердца подскочил к бронированным створам. После чего, даже не разглядев толком, заварены они тоже или нет, схватился за ручку верхнего засова. И, лишь отперев его, убедился, что сектанты не закупорили этот выход, как восточный, а приберегли в качестве запасного.
Нижний засов пришлось открывать уже под шквальным огнем. Не поддайся мне задвижка, и меня быстрее завалило бы обломками арочного свода, чем изрешетило пулями. Я нарочно встал так, чтобы прикрыться углом арки от стрелков с «карташами», но они все равно растерзали в клочья выступающую из-за укрытия часть моего рюкзачка. Меня опалило огнем и накрыло отбитой со стен каменной шрапнелью. Я едва успел прикрыть лицо рукой и задержать дыхание, чтобы не обжечь легкие. А когда спустя секунду навалился на тяжеленные ворота, мне в спину ударил второй телекинетический удар.
Он впечатал мое многострадальное тело в железную створу так, что захрустели кости. Ощущения были, прямо скажем, незавидные. Я как будто грохнулся ниц с привязанным к спине центнеровым мешком песка, усугубившим падение и продолжавшим болезненно давить на ребра, даже когда оно завершилось.
Впрочем, имелся у этих мучений и свой плюс. Энергик, что шарахнул по мне ударной волной, сам того не желая, заодно распахнул ею ворота, засовы на которых я успел открыть. В итоге меня не расплющило о металл, а выбросило наружу, изрядно помятого, но не получившего тяжких увечий. А также не лишившегося сознания, хотя в первые мгновения, проведенные мной за порогом церкви, не верилось, что я смогу сейчас встать и рвануть наутек.
А бежать-то было некуда. Я кувырком скатился с крыльца, и когда, превозмогая боль, поднялся со стоном на четвереньки, прямо на меня неслось около десятка узловиков. И все они вели огонь из стрелкового оружия по открытым храмовым воротам. Я заметил краем глаза, как сунувшиеся в них сектанты – те, что погнались за мной, – были вмиг растерзаны автоматными и пулеметными очередями. Не будь я таким избитым и вскочи на ноги с присущим мне проворством, тоже мог бы запросто лишиться головы, отстреленной каким-нибудь штурмовиком с орденским аксельбантом.
Очутившись у подножия крыльца, я выпал на солнечный свет и, вновь обретя невидимость, моментально растворился в воздухе. Однако разлеживаться на пути идущих на захват церкви узловиков было недопустимо. Кое-кто из них точно споткнулся бы о мое незримое тело, чье падение со ступенек они, кажется, не успели заметить.
Разбившись на три команды, братья по Ордену поспешно окружали оплот сектантов, идя в атаку сразу на все храмовые ворота. Одна группа обходила Неопалимую Купину с западной стороны. Вторая – ее вел сам приор Глеб – двигалась вдоль восточной стены к парадному входу. А третьей десятке захватчиков предназначались ворота, которые я им услужливо распахнул.
Это случилось в момент, когда спасатели только разделили силы, но еще не вышли на штурмовые позиции. Вырвавшись на свободу, я невольно ускорил течение событий и позволил праведникам засечь врагов во время их перегруппировки. Это заставило Дьякона и его банду сразу забыть о позорно бежавшем от них Антихристе и переключиться на отражение более опасной угрозы.
Я угодил меж двух огней и был вынужден суматошно искать хотя бы мало-мальски пригодное укрытие. Как назло, рядом с западным крыльцом не обнаружилось даже завалящего бетонного блока или неглубокой канавки. Пришлось удирать на карачках к озаряемой солнцем восточной стене и залечь на фундамент у самого ее подножия. В голове у меня царил кавардак, но, к счастью, мне хватило ума вычислить, где на этом поле боя самое безопасное пространство. Лежа у стены, я находился в мертвой зоне для отстреливающихся из окон сектантов, равно как и ведущие по ним ответный огонь узловики не опускали стволы своего оружия так низко.
Я подозревал, что при таком неравенстве сил штурм не затянется надолго, но он завершился и вовсе в рекордно короткий срок. Мне еще не удалось толком отдышаться, как перестрелка стихла, а на подходе к храму не осталось ни одного рыцаря: ни убитого, ни раненого. Спустя минуту все бойцы приора Глеба уже находились внутри Неопалимой Купины, а шестеро или семеро успевших выскочить из главных ворот сектантов, сверкая пятками, улепетывали на север. Был среди них Дьякон или нет, я, к сожалению, не рассмотрел. Хотя вряд ли его фанатичные приспешники бросили бы своего пророка даже мертвым, а сами трусливо сбежали. Такое вполне могло случиться с наемниками, чье уважение к своим лидерам зиждилось исключительно на деньгах, но не с воюющими за идею праведниками.
Несколько очередей ударило из церкви вслед суматошно отступающим сектантам. Один из них тут же грохнулся ниц на землю и больше не шевелился, а еще один споткнулся, захромал, замахал руками и утратил прыть. Но остальные, пригнувшись и мечась зигзагами, продолжали нестись не оглядываясь к ближайшим развалинам, которые могли укрыть их от пуль.
Уверен, бойцы приора Глеба были отменными стрелками и наверняка перебили бы больше половины убегающих врагов до того, как те достигли руин. Но узловики отказались добивать сектантов, предпочтя вместо этого поскорее запереть все ворота. Новые завоеватели храма готовились к осаде, которую вот-вот грозила учинить им троица бронезавров.
Эти чудища с лязгом вырулили из бурелома, расшвыривая впереди себя многотонные обломки деревьев, будто хворост. После чего сразу встали как вкопанные и начали вращать башнями, рыская орудийными стволами туда-сюда. Ни дать ни взять – хищники, упустившие из виду жертву и теперь вынюхивающие в воздухе ее след.
Суета и гомон в стенах Неопалимой Купины мгновенно стихли. Рыцари тоже обратили внимание на замешательство биомехов и потому затаились, стараясь не проронить ни звука. Авось и впрямь повезет обдурить монстров и избежать схватки с ними. Все-таки три бронезавра – это сила, в битве с которой даже хорошо вооруженный отряд узловиков может понести серьезные потери. Весьма удачно захватившему церковь приору Глебу явно не хотелось утратить благосклонность Фортуны. Как-никак, а она могла отвернуться от него с той же легкостью, с какой встала на его сторону.
Я поднялся с земли и тоже замер без движения, выгадывая момент для бегства. Ладно, ребята, разбирайтесь тут между собой, а мне пора сматываться, покамест солнышко благоволит. Мешок с Граалем у меня, до артефакта я вроде бы не дотронулся, так что миссия, можно считать, выполнена. Теперь дело за малым: найти возле ближайшего водоема укромный уголок, где меня никто не застанет врасплох, и опробовать теорию Жорика на практике.
Зачем нужен водоем, спросите вы? Из-за воды, ясен пень. В запасе у меня всего-навсего фляжка на полтора литра, а для выведения из организма алмазного паразита может понадобиться значительно больше жидкости. Пока он сидит в теле, ядовитая вода рек Пятизонья мне не страшна – вся плавающая в ней зараза мрет в моем желудке, как в СВЧ-печи. Чистая вода из фляжки пригодится на финальном этапе «изгнания беса», когда он наверняка лишит меня своего покровительства… Если, конечно, к тому моменту я буду еще жив.
Да, нелегко мне будет в этом деле без напарника, но придется рисковать. Дюймовый по моей милости вернулся к бывшим братьям (а может, погиб при штурме – и такое не исключено), и дай бог, чтобы он теперь удачно выкрутился из своего щекотливого положения. К Упырю с такой специфической просьбой тоже не подкатишь, хотя он, как бывший хирург, мог бы оказать мне куда более профессиональную помощь. Однако, учитывая, сколько раз он ставил на меня капканы, мнительный горбун не позволит мне выжить, даже клятвенно пообещай я отдать ему все алмазы до единого. Не поверит. Ни за какие коврижки. Решит, что, очнувшись, я так и так заберу себе все до последнего камня, прикончив раскатавшего губу легковерного старика.
Иных знакомых у меня в Сосновом Бору нет. А тащить Грааль в другую локацию нельзя по той же причине, по какой его не забрали в Чернобыль праведники. Короче говоря, раз я сам себя алмазами нашпиговал, значит, самому мне от них и избавляться. Таков он, влачимый мной ныне тяжкий крест, как небось сказал бы мне Дьякон, являйся я верным приверженцем его учения.
Что говорил сейчас этот оголтелый фанатик бегущим с ним бок о бок единоверцам, можно было только догадываться. Но вышло так, что они, сами того не желая, второй раз помогли сегодня приору Глебу. Узловики притихли весьма вовремя, и хищно озирающиеся бронезавры их не заметили. Зато от взора механических чудищ никак не укрылись полдюжины бегущих вдали человеческих фигурок. Взревев, биомехи дружно шарахнули по обнаруженным целям из орудий и, взрывая гусеницами землю, устремились за сектантами.
Бронезавры двигались уступами, пропустив на два корпуса вперед едущего справа собрата. Я все еще топтался у церковной стены, дожидаясь, когда монстры минуют Неопалимую Купину и уберутся подальше. Торопиться было некуда. Пока биомехи раскатывают в пределах видимости рыцарей, те не высунутся из своего «противотанкового» убежища.
После недавних суматошных метаний даже такое наэлектризованное близкой угрозой затишье было мне в радость. А вот радоваться-то раньше времени не стоило. Откуда вдруг взялась тучка, что наползла на солнце именно в это мгновенье? Видимо, невзначай подкралась по загороженному от меня церковью сектору небосклона, не иначе. Да, в Пятизонье всегда так: погожее утро может за считаные минуты стать откровенно непогожим. Причем, как, например, сейчас, перевернуть все с ног на голову в самый неподходящий момент.
Тень набежала на Неопалимую Купину и ее окрестности, когда я был уже почти заслонен от уезжающих бронезавров храмовой пилястрой. Ни раньше, ни позже!.. Или нет – «раньше» было бы гораздо хуже. Заметив меня, возникшего вдруг будто из ниоткуда, остановился лишь один из биомехов – тот, что ехал последним. Остановился, а затем резко развернулся и, выбрасывая из-под шипастых гусениц комья земли и камни, навел орудие на то место, где он засек новую жертву…
И где меня, разумеется, уже не было. Биомех еще только начал разворот, как я, живо смекнув, в чем дело, сорвался с места и бросился туда, откуда прибыли узловики и их стальные преследователи. В сосновый бурелом, устилавший собой пространство площадью в несколько гектаров. Почему нет? Раз уж приор Глеб и его бойцы сумели удрать там от бронезавров, то мне эта задача будет и подавно по плечу.
Наверняка выглядывающие украдкой в окна рыцари тоже меня заметили. И наверняка у них при этом зачесались пальцы на спусковых сенсорах. Вот только выстрелить мне в спину никто из узловиков так и не посмел. Еще бы! От бронезавров моими алмазами не откупишься и погибших товарищей с их помощью не вернешь, так что, парни, сидите и не рыпайтесь!
Возможно, захвати приор Глеб воскрешающий артефакт, он рискнул бы убить зараз и второго зайца – меня. После чего не сдержавшему свой обет Ипату останется лишь кусать себе локти в бессильном гневе.
Но сейчас Алмазный Мангуст и Священный Грааль стремительно удалялись от Ипатовых братьев на юго-запад – в сторону речки Коваши. И где-то на ее берегах, возможно, вскоре произойдет историческое событие: превращение самого драгоценного монстра и вожделенного охотничьего трофея Пятизонья в нормального человека. В Геннадия Хомякова – офицера, гражданина, мужа и отца замечательной дочери, которая не видела меня вот уже пять лет – почитай, половину своей пока еще недолгой жизни.
В предвкушении близкой свободы я летел вперед, словно на крыльях. И даже увязавшийся за мной бронезавр не мог омрачить моего воодушевленного настроения.
Скоро! Уже совсем скоро! Последний, на пределе сил, рывок по финишной прямой! Надо лишь стиснуть зубы и еще немного потерпеть. И, конечно, уверовать в то, что у меня все получится. Не может не получиться! Ведь не зря же, черт побери, я прошел весь этот кровавый путь, начатый от дверей моей госпитальной палаты и продлившийся беспрерывно целых пять лет.
Пять лет в Аду, без отпусков, выходных и даже перекуров! Отправиться в Ад, чтобы выжить, исходить его вдоль и поперек, а потом расстаться с ним и вернуться наконец к нормальной человеческой жизни… А может, и умереть в погоне за этой светлой мечтой, которая сегодня оказалась как никогда близка к своему осуществлению…
