Глава 19
Контора «святых» располагалась в двухэтажном здании, верхний этаж которого занимали ломбард и книжная лавка. От последних остались лишь вывески - крыша обвалились, и что стало с владельцами этих заведений, неизвестно. Но «святые», кажется, были на посту. А иначе они не зашили бы выбитые окна толстыми досками, промеж которых оставили бойницы.
Однако никто на контору наблюдателей из Острога пока не покушался. Везде грохотала стрельба, но в стенах этого дома и в заколоченных окнах не было дыр от пуль. Тогда как из выведенной через окно трубы буржуйки - видимо, главный печной дымоход был поврежден, - шел дымок, а из бойниц доносились голоса.
- Эй, начальник! - Подойдя к окну так, чтобы не оказаться мишенью, вестник Смерти постучал по доскам. - Начальник, ты слышишь меня? Это я - бывший заключенный номер «девяносто два - шестнадцать»! Впусти меня, начальник! Я пришел сдаться!
Голоса внутри умолкли и в бойницу кто-то выглянул. Морок видел в ней одни лишь глаза, и в тех читалось неподдельное удивление.
- Ты еще кто такой? - спросил обладатель удивленных глаз. - Хотя постой - я тебя припоминаю. Ты этот э-э-э... Один из тех, кто отсидел максимальный срок, верно?
- Так точно. Бывший заключенный номер «девяносто два - шестнадцать», - повторил вестник Смерти. - Освободился в июле, потом работал в дорожной службе Погорельска. Но теперь ее нет, повсюду стреляют и мне нечего жрать. Возьми меня назад, начальник!
- Иди-ка ты отсюда с миром, грешная душа, - порекомендовал «святой». - Ты вышел на волю и у нас нет к тебе претензий. И без тебя забот хватает.
- Умоляю, начальник! - не унимался Морок. - Я хочу домой, в Острог. Вы обязаны меня арестовать, ведь я - рецидивист! Вчера я обокрал два магазина, а сегодня снял ботинки с трупа.
- Этот труп - твоих рук дело?
- Никак нет, богом клянусь, начальник! Зачем мне кого-то убивать? Тут и без меня нашлись те, кто усеял мертвецами улицы. Но в последние сутки я только и делаю, что ворую, а значит, вы не имеете права меня отпускать.
- Пожалуй, - с неохотой согласился «святой». - Ладно, грешная душа, уговорил. Все равно обе камеры свободны, а ты, чую, просто так не отстанешь. И прямо отсюда снова пойдешь творить беззаконие... Оружие при себе есть?
- Только нож.
- А что в рюкзаке?
- Ничего такого. Просто украл себе еды в дорогу.
- Просунь нож в бойницу, рюкзак сними и отставь в сторону, а сам ложись на тротуар и скрести пальцы на затылке. Тебе ясно?
- Да! Спасибо, начальник! - обрадовано закивал Морок. - Удружил так удружил! Век не забуду твоей доброты!
И беспрекословно проделал все в том порядке, в каком было велено.
Железная дверь конторы со скрипом отворилась и перед улегшимся на тротуаре рецидивистом возникли трое вооруженных «святых». Все они были ему знакомы. До того, как их сделали выездными наблюдателями, они служили в Остроге вертухаями. Обыскав Морока и не найдя у него другого оружия, они приказали ему встать и идти внутрь. После чего, подобрав рюкзак, тоже вернулись в контору.
Морок знал правила - за четверть века проделывал это сотни раз. Без лишних вопросов он подошел к столу начальника, опустив глаза и держа руки за спиной. Прежде чем отправить его в камеру, «святые» должны были занести данные о нем в журнал и выдать ему Библию. Еще у него требовалось отобрать ремень и шнурки, но сейчас это было лишнее. Желай «девяносто два - шестнадцатый» повеситься, ему не нужно было проситься назад в тюремную камеру.
- С едой у нас нынче плоховато, - предупредил начальник, усаживаясь за стол. - Так что если ты собрался здесь отъедаться - и не мечтай. Пайка скудная.
- У меня в рюкзаке еды много, - напомнил Морок. - Угощайтесь, там на всех хватит.
- Эта пища краденая, а стало быть, негодная, - возразил «святой». И, вынув из ящика стола Библию, положил ее перед рецидивистом. - Хотя, если в камере ты будешь не прохлаждаться, а усердно молиться, это очистит принесенный тобой хлеб от греховной скверны.
- Молюсь я ежедневно, - кивнул вестник Смерти. - Только можно, я возьму с собой мою Библию? Просто у меня в ней оставлено много закладок, понимаете. Она в рюкзаке сверху лежит.
- Что ж, бери, - пожал плечами начальник. И распорядился: - Брат Никодим, верни этой грешной душе то, что она просит. Только проверь, чтобы там между страниц и в корешке не было ничего запрятано.
Никакой Библии у Морока, естественно, не имелось. А то, что имелось, грозило стать для хозяев большим сюрпризом.
«Святой», которому был отдан приказ, поставил рюкзак Морока на лавку, отстегнул верхний клапан, развязал шнур... И отпрыгнул в испуге, когда из рюкзака выпорхнул голубь, который, хлопая крыльями, тут же заметался по комнате. Прочие «святые» оторопели не меньше Никодима, а начальник даже вскочил со стула.
Не растерялся лишь вестник Смерти, ведь для него это не стало неожиданностью. Он поймал голубя в разрушенной голубятне на краю города. Что стало с ее хозяином, которого Морок немного знал, неведомо. Но раз он бросил любимых «почтарей» в закрытой клетке на произвол судьбы, значит, скорее всего, был мертв. Морок открыл клетку и выпустил птиц, но прихватил одну с собой. У него в голове уже созрел план вторжения к «святым», но он все еще гадал, как в решающий момент отвлечь их внимание. И окончательный ответ на этот вопрос он нашел, когда увидел голубей.
Голубь продолжал метаться по комнате, а «святые» удивленно глядели на его суматошный полет. За что и поплатились, так как им надо было следить за другой «птицей».
Врезав стоящему рядом «святому» ребром ладони по кадыку, Морок выхватил у него из поясных ножен тесак. После чего, вскочив на стол, раскроил начальнику череп. А затем прямо со стола прыгнул на Никодима, которого толкнул в лицо и шарахнул головой о стену.
Все случилось настолько стремительно, что «святые» даже не успели дать отпор. Когда рецидивист остановился, голубь все еще хлопал крыльями под потолком, но хозяевам было уже не до него. Один из них, упав на колени, разинул рот, держался за горло и хрипел. Второй с разрубленной до переносицы головой обливался кровью и бился на полу в предсмертных судорогах, при этом его немигающие глаза смотрели в разные стороны. Умиротвореннее всех выглядел третий. Он просто лежал, оглушенный, и напоминал бы спящего, кабы не его открытые закатившиеся глаза.
Лишь теперь «святой» с поврежденным горлом отважился на неуклюжее сопротивление. Потянувшись к кобуре, он, впрочем, не успел выхватить пистолет. За него это сделал вестник Смерти. Лягнув противника, Морок повалил его на спину, а затем уселся на него верхом и разоружил.
- Плохо дело, да? - с наигранным сочувствием осведомился Морок у врага, что вытаращил глаза и хватал ртом воздух. - Так и задохнуться недолго. Но ты не волнуйся, брат Елизар. Сейчас я тебя спасу.
Он взглянул на пистолет и удовлетворенно кивнул. Это был «кольт-1911», редкая для здешних мест, но знакомая «пушка». Вонзил тесак в пол, Морок разобрал оружие на части и оставил в руке лишь ствол. Потом другой рукой выдернул нож, нащупал у Елизара ниже кадыка гортань и, аккуратно проткнув ее острием тесака, вставил пистолетный ствол в это отверстие.
Из шеи «святого» текла кровь, но он не обратил на нее внимание, сделав первый глоток вожделенного кислорода. И продолжил втягивать его через вставленную в гортань, стальную трубку. Ее диаметр был почти двенадцать миллиметров, но этого не хватало, чтобы быстро отдышаться, да еще таким способом. Елизар продолжал судорожно втягивать воздух и на его лице была написана паника.
- Дыши спокойнее Постарайся не кашлять, - посоветовал Морок, отойдя от спасенного. - Сначала будет трудно, но вскорости полегчает. И не делай резких движений. А лучше вообще не шевелись, чтобы не учащалось дыхание. Трубку тоже придерживай, а то выпадет. Ты понял?
«Святой» покивал. Насчет него можно было не волноваться - он уже не мог драться. А если бы и рискнул, тут же осознал бы тщетность этого из-за недостатка воздуха. И все же Морок на всякий случай унес подальше его оружие. После чего забрал у него наручники и пошел к оглушенному Никодиму.
Этому «святому» хирургическая помощь не требовалась. Но прежде чем Морок выплеснул ему на голову ковш воды, его пришлось оттащить в другой конец помещения и пристегнуть наручниками к клетке. Сразу двумя парами - за каждую руку. Отчего Никодим оказался как бы распятым сидя и не мог ни встать, ни вообще сдвинуться с места.
А мертвый начальник так и лежал возле стола, ибо бездыханный труп был убийце совершенно не интересен.
Закончив возиться с пленниками, он выглянул на улицу, убедился, что там ничего не изменилось, а потом вынес стул на середину комнаты и уселся на него перевести дух.
- Елизар и Никодим. Кому-то братья, а кому-то заклятые враги, - заговорил Морок, когда убедился, что оба пленника внимательно на него смотрят. - Честно сказать, не вас мне хотелось бы здесь встретить. Были у меня в Остроге среди вертухаев недруги посерьезнее. Такие, которых я резал бы по кусочкам в течение недель, прежде чем даровал бы им смерть. Но и вам я тоже рад, чего греха таить. Вам и начальнику Харитону. Жаль, что он умер до того, как я потолковал с ним по душам.
- И чего ты от нас добиваешься, падаль? - спросил прикованный к клетке Никодим.
- Эй! - Вестник Смерти погрозил ему пальцем. - Не смей мне грубить. Этим ты своему горю не поможешь. Скорее, наоборот. Но я отвечу на твой вопрос. Все, что я хочу, это чтобы вы вспомнили обиды, которые мне причинили.
«Святые» переглянулись. По их взглядам стало ясно, что им была поставлена нелегкая задача.
- Хорошо, напомню, - сжалился Морок, поняв, что не дождется от них ответа. - Ты, Никодим, как-то раз отлупил меня дубинкой по почкам, когда я замешкался, выполняя твой приказ. Было дело, не отрицай.
Лицо Никодима брезгливо скривилось. Он и не отнекивался. Хотя вряд ли в его памяти отложился тот случай, ведь его дубинка ходила по спинам острожников ежедневно и по многу раз.
- С тобой, Елизар, все сложнее, - продолжал Морок. - Аж два с половиной года ты бесил меня своей мерзкой привычкой харкать каждые пять минут. Особенно, когда нес ночную вахту в жилом блоке. Пока ты заплевывал коридорный пол, я не мог уснуть, потому что меня с души воротит от этого звука. Словами не передать, какое я испытывал облегчение, когда у тебя случался выходной. А когда тебя перевели на другую должность, это был и вовсе праздник. Но я все равно не забыл те бессонные ночи, когда ты изводил меня своим харканьем. И сегодня ты сполна за это рассчитаешься.
Елизар и сейчас с радостью плюнул бы в бывшего зека, да только со сломанным кадыком и дыркой в горле это было затруднительно.
- Если собрался нас убить - убивай, а не мели понапрасну языком, - ответил Никодим. - Сил нет слушать твою идиотскую болтовню. В Остроге ты таким балаболом точно не был.
- Верно подмечено, - согласился вестник Смерти. - В Остроге молчание - не только золото, но и лишний шанс дотянуть до освобождения. Там я все делал правильно: помалкивал в тряпочку, ходил на проповеди, читал молитвы и не участвовал в бунтах. Но теперь, на воле, я должен вернуть себе то, что ты и твои братья мне задолжали, отняв почти половину моей жизни.
- Никто не вернет тебе потерянные годы, - заметил «святой». - Наши смерти не сделают тебя долгожителем.
- Позволь с тобой не согласиться, - возразил Морок. - Для человека счастье - это когда сбываются его заветные мечты. А счастливые люди, как известно, живут дольше остальных. Так что если ты поможешь моей мечте сбыться, это меня осчастливит и обогатит на лишнюю пару лет.
- Убив нас, ты не протянешь и полгода, - пообещал Никодим. - Как только уляжется бардак, мои братья с тебя шкуру спустят.
Морока такой прогноз не смутил.
- Я запомнил, о чем мечтал в ту минуту, когда твоя дубинка отбивала мне почки, - продолжал он. - То желание оказалось настолько сильным, что не угасло по сей день. Терпя побои, я представлял, как вырываю у тебя из груди сердце и съедаю его. Что странно, ведь раньше я никогда не ел человеческого мяса. Но с другой стороны, почему бы однажды его не попробовать? Кто знает, а вдруг я лишаю себя одного из величайших наслаждений на свете?
Глядя Никодиму в глаза, вестник Смерти опробовал пальцем острие трофейного тесака.
- Господи помилуй, да ты же псих! - Глаза «святого» округлились. - Отмороженный на всю голову, конченный психопат!
- Ошибаешься. - Морок покачал головой. - Псих здесь не я, а ты. Это ты регулярно ешь хлеб с вином и думаешь, будто поедаешь плоть и кровь своего бога! Вот что такое настоящее сумасшествие! Я же в сравнении с тобой говорю и поступаю абсолютно честно. Мне хотелось съесть твое сердце - и сегодня я съем его, а не смоченную в вине булку!
И он, решительно встав со стула, шагнул к Никодиму...
Морок читал, что некоторые африканские дикари вырезали и поедали сердца своих врагов до того, как те успевали умереть. И что порой сердца побежденных еще бились, когда победители вонзали в них свои зубы. Морок был бы не прочь проделать такое, но у него недоставало практики. Точнее, вырезать сердце он мог, но понятия не имел, как отсрочить врагу смерть, чтобы он успел засвидетельствовать триумф вестника Смерти.
Впрочем, достигать подобного совершенства он даже не пытался. Куда больше его волновала собственная одежда, которую не хотелось испачкать. Поэтому вестник Смерти вонзил тесак чуть выше сердца Никодима, рассек ему аорту, а потом отступил в сторону и немного подождал. И когда из тела жертвы вытекло достаточно крови, тогда Морок и приступил к работе.
Отцепив труп от решетки, потрошитель уволок его на сухой участок пола. Где и вскрыл ему грудную клетку, срезав с нее мышцы и перерубив тесаком ребра. Не с хирургической аккуратностью, разумеется, но стараясь не повредить лакомство, на которое он позарился. И которое, теплое и склизкое, вскоре оказалось у Морока в руках.
- Мечты сбываются. - Он покрутил перед носом у мертвеца свою добычу. Затем поморщился - выглядела она не слишком аппетитно, - и впился зубами в парное мясо.
Увы, вся грязная работа оказалась насмарку. Как ни старался Морок довести ее до победного конца, он не смог разжевать и проглотить даже первый кусок. Вкус у вражеского сердца был куда отвратительнее, чем у обычного сырого мяса, которое бывшему острожнику доводилось в жизни пробовать. Возможно, для африканского дикаря это было в порядке вещей, но для Морока устроенное самому себе испытание оказалось непосильным.
Он терпел, сколько мог. Но когда ощутил позывы к рвоте, не стал больше над собой издеваться и выплюнул не дожеванное мясо. А потом долго полоскал рот водой, зачерпнутой ковшом из бака в углу.
- Тьфу, ну и гадость! - Он в последний раз промыл рот и сплюнул воду на пол. - Эти «святые» и как люди дерьмо, и на вкус такие же. Верно я толкую, Елизар? Не желаешь отведать кусочек брата - тут еще много осталось... Елизар?
Вестник Смерти обернулся и посмотрел на второго пленника. Но тот уже ничего не мог ответить, поскольку был мертв. Синюшное лицо и вываленный изо рта язык давали понять, что он задохнулся, а Морок был так увлечен сбывшейся мечтой, что не заметил этого. Видел лишь краем глаза, что второй «святой» лежит на месте, а что он при этом умирает, Мороку в голову не пришло.
- Еще один легко отделался, - буркнул потрошитель. - Счастливчик! Ну да плевать на тебя хотел. Так же, как ты плевал через губу на зеков, поганый святоша.
Видимо, при взгляде на кровавую вакханалию у Елизара от страха участилось дыхание и он скончался от недостатка воздуха. Или у него остановилось сердце - поди теперь определи наверняка. Да и надо ли это вестнику Смерти? Трупы пускай вскрывают патологоанатомы. А он разочаровался в своей давней мечте и больше его на такие гастрономические подвиги не потянет.
- А ничего у вас конторка. Уютная, - обратился к покойникам Морок, устроившись в мягком кресле начальника. - Вода, еда, теплый сортир, печка... Да еще и нападать на вас, гляжу, все боятся. Ладно, уговорили: погощу здесь денек-другой. Только сначала немного приберусь.
Подняв с пола надкусанное сердце, Морок подбросил его в руке, словно мячик. А затем послал точным броском в дырявую грудную клетку мертвеца - вернул, так сказать, то, что у него забрал.
Вестник Смерти еще раздумывал над тем, стоит ли ему и дальше мстить стрельбанам «Гордой» или нет. Но насчет одного был уверен: они могли не переживать за свои сердца - есть их Морок уже точно не станет...
