Лихо рванув с места, «четырнадцатая» помчалась по улице. За ней тут же покатила «пятерка», которая вскоре свернула влево и скрылась в темноте переулков.

– Чего вы от меня хотите? – с дрожью в голосе спросил Шаминский.

– Правдивой, честной информации, – деловито пояснил Гуров.

– Я вообще не понимаю, о чем идет речь! Я не понимаю, кто вы такие! Кто дал вам право меня задерживать?! Кто это санкционировал? – выйдя из ступора, задергался полковник. – Я требую объяснить, что, черт подери, происходит?

Придержав за локоть расходившегося соседа, Станислав иронично посоветовал:

– Нервы побереги! Они тебе еще пригодятся. Кто мы такие? Для особо глухих повторю еще раз: мы – оперуполномоченные Главного управления угрозыска. Что нас интересует? Сущий пустячок: нам нужен некто по кличке Паук, которого вы все тут именуете «боссом». Не в курсе, как его зовут и где он обитает?

Шаминский, весьма фальшиво изобразив крайнее недоумение на лице, столь же фальшиво начал доказывать, что ни про каких Пауков он ничего не знает и вообще про всяких там боссов слышит впервые.

– А вот это ты зря, гражданин Шаминский! – измерил его изучающим взглядом Лев. – Кому мозги берешься пудрить, иуда? Ничего он «не знает»! А что на это скажешь?

Он достал из кармана сотовый и, поманипулировав кнопками, включил аудиозапись допроса прапорщика Жабреева. Сквозь гул мотора в салоне явственно прозвучало:

– …Шаминский? Первая сволочь и мразь из всей здешней верхушки. Этот урод еще хуже Пашки Хлямпикова. Тот хоть и хапает, хоть и делает людям гадости, но сам выносить приговоры побаивается. А вот Шаминский, его у нас Питоном кличут, приговоры выносит на раз! Питон приговорил и Самойлова, и его жену. Их обоих убили по его приказу. Он же и Кобру приказал прикончить, потому что слишком много знала.

Голос Гурова попросил:

– Об этой Кобре – подробнее.

– Ее настоящее имя – Кабарина София, она бывший фельдшер, раньше работала где-то в Журавске. Лет пять назад чего-то там накосячила, из-за чего умер ребенок, и ее должны были посадить. Но ее кто-то отмазал, и она перебралась в Мокров, купила себе квартиру. На что жила – не знаю. Но говорили, что работала фельдшером в подпольном цеху Паука – там люди вкалывают, как рабы. Где он находится – я не в курсе, но, по всей видимости, отсюда не слишком далеко. Помимо лечения рабов она еще брала у них пробы на биологическую совместимость.

– Для трансплантологии?

– Да… На органы резали тех, кто уже выработался или надумал бунтовать. Говорят, были и специальные заказы. С операционного стола не вставал никто. Их потом хоронили по ночам и в Старом карьере, и в других местах.

– Каковы взаимоотношения Шаминского и Паука? Он его знает?

– По-моему, знает, хотя делает вид, будто он всего лишь «мелкая сошка» и исполнитель приказов босса. Мне так думается, Питон к Пауку намного ближе, чем Пашка Хлямпиков. Кишка – пустое трепло, загребало и кобель с педофильскими замашками. А вот Питон – он и есть Питон. Если кого в свои кольца возьмет – кранты! Брата родного не пожалеет. Тем более если прикажет Паук. Я как-то слышал, что Питон и Паук раз в квартал встречаются где-то на хазе в Журавске и там обмозговывают свои делишки.

– Ясно… А кто конкретно убил Кабарину?

– Ну, короче, когда она ввела отраву Самойлову, то ее там застукала его жена. Да и другие ее видели. В общем, засветилась Кобра – дальше некуда. Питон созвонился с Пауком, и тот дал команду ее убрать. Прикончили Слонищев – его погоняло Гнус – и Гаражов по кличке Пупс. А так-то, если посчитать, то на Питоне трупов десятки, если не сотни.

Нажав на «паузу», Лев выжидающе посмотрел на Шаминского:

– Ну и?.. Что скажешь на это?

Тот, багровея и потея, некоторое время лишь беззвучно хлопал ртом, как видно, не находя нужных слов. Наконец, помотав головой, с яростью выпалил:

– Тварь паскудная!!! Шкура продажная!!! Давно уже нужно было раздавить эту гниду! Это все – вранье, наглые, беспочвенные выдумки! Все, что рассказал этот ублюдок Жабреев, – его наглая брехня в мой адрес! Просто я его по службе частенько гонял за пьянство в рабочее время, за дополнительные поборы с коммерсантов, вот он, скотина, и надумал свести со мной счеты. Господа оперуполномоченные, я официально объявляю эти показания наглой клеветой и требую адвоката. Без адвоката больше не скажу ни слова!

Ответом ему был язвительный смех Станислава:

– Ты это серьезно – насчет адвоката? Думаешь, мы сюда приехали с тобой цацкаться да всякие адвокатские реверансы перед тобой выписывать? Нет, голубчик, зря надеешься! Не та ситуация. Ставки слишком высоки, слишком много поставлено на кон, чтобы потерять время и упустить главное. А главное для нас – установить личность Паука и задержать его, не дать ему смыться. Из этого что следует? Что миндальничать с тобой никто не собирается. И если ты не заговоришь, то рискуешь вообще замолкнуть навсегда. Понятно?

Позеленев, Шаминский затравленно огляделся по сторонам и спросил внезапно изменившимся голосом:

– Куда вы меня везете? Что собираетесь делать?

– Хоронить, – простецки сообщил Крячко, как если бы говорил о том, что они едут выпить чайку. – Едем в Старый карьер. Место тихое, спокойное. Лежи себе и лежи… Тем более что лежать будет не скучно. Сколько там закопанных заживо по твоему приказу? Ты же и Володю Ростошина отдал приказ закопать живьем. Или утопить? Ты же по своей натуре – конченый садист. По тебе пожизненное плачет.

– Вы не имеете права! Это бандитизм, это произвол!!! – задергался Шаминский.

В контексте того, что совсем недавно прозвучало в аудиозаписи, сказанное им выглядело нелепо и даже гротескно. Слушая его, Ковалев не выдержал и рассмеялся:

– Бандитизм? А когда твои отморозки отбивали почки Олегу Колесникову, чтобы он взял на себя «мокруху» Роньки Хлямпикова, это был не бандитизм?

Но, как видно, запаниковав не на шутку, Шаминский ничего этого уже не слышал. Истошно скуля, он попытался открыть дверцу, чтобы выскочить на ходу. Станислав, вовремя перехватив его руки, защелкнул на них наручники. Полковник, трясясь всей своей тушей, сжался в комок, как видно, ожидая наихудшего. В этот момент машина свернула с проселка и по пологому склону громадной, километрового диаметра чаши начала спускаться вниз. Следом за ними свернула и догнавшая их «пятерка». Когда свет ее фар через заднее окно озарил кабину, было видно помертвевшее, искаженное гримасой ужаса лицо Шаминского.

Александр остановил машину в самом низу спуска среди молодого осинника. Когда он заглушил мотор, через приоткрытое окно стали слышны крики ночных птиц и протяжный собачий вой, доносящийся откуда-то со стороны Мокрова. Гуров и Крячко вышли из машины и выволокли наружу упирающегося полковника. Растеряв остатки мужества и окончательно утратив самообладание, Шаминский пытался вырваться, издавая нечленораздельное мычание. Лев, брезгливо поморщившись, произнес:

– Слушай, Шаминский, в последний раз предлагаю проявить благоразумие и дать всю положенную информацию о Пауке: его настоящее имя, местонахождение и все прочее, что тебе о нем известно. Ну!

Однако, даже испытывая приступы животного ужаса, тот, судя по всему, еще больше боялся хотя бы что-то сказать о всемогущем боссе. Прижав руки к груди и плотно зажмурившись, полковник отрицательно мотал головой, издавая хриплое:

– Нет! Я ничего не знаю! Нет! Нет! Нет!..

Гуров, взглянув на Стаса, вопросительно мотнул головой. Тот мгновенно понял без слов, что именно хотел сказать его приятель: «Может быть, хватит его трясти? Что, если он и в самом деле ничего не знает?» Но Крячко был совсем иного мнения. Он молча скрутил фигу и указал ею в сторону пленника. Это означало: «Притворяется, сволочь! Я заставлю его расколоться!»

Взяв у Александра моток полипропиленового шнура, без намека на какие-либо церемонии Станислав плечом толкнул Шаминского в грудь и, когда тот опрокинулся назад, задрав скрюченные ноги вверх, ловко стянул меж собой его лодыжки. Коротко скомандовав:

– Сидеть! – включил фонарик и прошелся через осинник.

Вскоре, что-то насвистывая, вернулся назад и спросил у парней, есть ли у кого-нибудь из них лопата. И Александр, и Николай оказались людьми запасливыми, оба известили, что данным инструментом располагают.

– Вот и замечательно! – коротко хохотнул Крячко. – Я тут нашел чудную яму, метра на полтора глубины. Видно, что вырыли ее совсем недавно. Надо думать, для очередной жертвы здешних отморозков. Ну что ж… Воспользуемся готовым местом погребения. Берем этого кабана и отправляем в яму. Пусть на себе попробует, как это «здорово», когда закапывают живым. Пошли, ребята!

Он без натуги поднял за ноги полковника, а парни подхватили его под руки. Издав пронзительный вопль, Шаминский забился на весу, отчаянно пытаясь вырваться. Но его держали крепко, никак не реагируя на его отчаянное:

– Помогите! Помогите! Убивают! Люди! Помогите!

Подойдя к вырытой в песчанистом грунте яме, разверстой прямоугольной пастью, черневшей в лунном свете, они небрежно, как ненужную вещь, бросили в нее полковника. Он упал на дно с глухим стуком, неумолчно воя и визжа. Не моргнув глазом, словно ничего особенного не произошло, Станислав деловито провозгласил:

– Покойся с миром! Земля тебе пухом, полковник Шаминский!

Взяв у Николая лопату, он начал сбрасывать вниз большие комья рыхлого грунта. Из ямы вновь вырвался душераздирающий крик:

– Нет! Не надо! Я не хочу! Я все отдам! У меня много, очень много денег! У меня дома спрятано десять миллионов долларов! Возьмите их себе! Это огромные деньги! Возьмите!

– На хрен мне твои доллары? Мне Паук нужен! Понял? Па-ук! – отправив в яму очередную порцию грунта, пренебрежительно сплюнул Крячко.

– Да! Да! Да! – не своим голосом зачастил Шаминский. – Я все вспомнил! Вспомнил! Я все расскажу! Только не делайте этого, умоляю!

– Это хорошо, что ты вспомнил… Очень хорошо! Ребята, достаньте его! – попросил Стас, втыкая лопату и с усмешкой глядя на подошедшего к ним Гурова.

Максим и Николай спрыгнули в яму. Совместными усилиями они поставили Шаминского на ноги. Остальные, подхватив под руки стенающего и обливающегося слезами полковника, рывком выволокли его наверх, и Стас тут же произнес:

– Давай выкладывай все, что знаешь про Паука.

– Да, да! Конечно… – сидя на земле и периодически всхлипывая, часто-часто закивал Шаминский. – Значит, зовут его Цуг Борис Борисович…

– Как-как? – переспросил Гуров. – Цуг?! Знакомая фамилия! Погоди-ка! Он, часом, не был первым замом министра по делам территорий?

– Точно не скажу, но раньше он жил и работал в Москве очень большим начальником. Вот… В наших краях появился лет восемь назад.

– Все верно! Он, зараза! – рассмеялся Лев и, взглянув на Стаса, пояснил: – Помнишь громкое дело за год до грузинских событий? Его еще назвали «растворимый алюминий»… Два эшелона алюминия плюс несколько вагонов редкоземельных элементов на сумму около двадцати миллиардов рублей исчезли по пути к западным заказчикам, как будто растворились в воздухе. Виновных так и не нашли. Только кое-кто раньше времени ушел на пенсию. В том числе и некто Цуг. А он – вон где теперь! И дальше что?

По словам Шаминского, сам Паук на прямой контакт ни с кем из местных руководителей никогда не выходил. Переговоры за него вели два его эмиссара. Единственное исключение делалось для губернатора и его первого зама. Вот тогда-то полковник Шаминский, который в ту пору был подполковником, начальником службы безопасности областного правительства, и увидел воочию Цуга. Они с ним столкнулись нос к носу в приемной вице-губернатора.

– Он на меня только глянул, как у меня остановилось дыхание, отнялись ноги и руки… – знобко поежившись, огляделся по сторонам полковник. – Я потом спросил о нем у Александра Михайловича, зама губернатора, мы с ним были в приятелях. Он мне и рассказал, кто это такой. А через год меня перевели сюда начальником райотдела. За все это время с Цугом мы виделись всего пару раз. И после каждой встречи я неделю ходил как чумной. Меня и сейчас начинает колотить при одной лишь мысли о нем…

– Где он может обитать? – спросил Гуров.

– У него есть большая квартира в Журавске на улице Пятидесятилетия Октября, где-то рядом с центральной площадью. Точно номер дома не знаю, но помню, что на первом этаже элитный гастроном, там при Союзе снабжалась вся партноменклатура.

– А где еще он может жить?

– В Семибугорье… Он купил эту территорию, и теперь там его собственное царство. Со своими законами, со своими порядками. Там могут жить только те, кому он дал свое разрешение. Посторонним туда не войти – на воротах охрана с автоматами. Я там ни разу не был и точно не знаю, но, говорили, будто он исповедует сатанизм. Вроде бы Паук когда-то ездил в Штаты в служебную командировку и там прошел посвящение. Думаю, что и все те, кто проживает в Семибугорье, тоже состоят в сатанистах.

– Семья у него есть? Жена, дети? – вклинился Крячко.

Шаминский пояснил, что, насколько ему известно по прежним временам, ни жены, ни детей, ни каких-либо еще родственников у Паука нет. Задав полковнику еще несколько вопросов, в частности, как внешне выглядит Паук, кто дал ему такое прозвище, на каких авто кроме «Порше» он ездит, какая при нем может быть охрана и так далее, Гуров счел, что разговор можно заканчивать, и сказал напоследок:

– Мы сейчас отвезем тебя в Мокров. До завтра посидеть придется в подвале.

Ответив на это удрученным сопением, тот уныло поплелся к машине.

– Ну, и что дальше? Едем в Семибугорье? – провожая его взглядом, задумчиво поинтересовался Станислав.

– Поехать-то поедем, но сейчас надо созвониться с Орловым. Пусть немедленно высылает сюда группу спецназа со своим автотранспортом. Я почему-то не уверен, что нашей команде удастся взять этот закрытый поселок даже при наличии автоматов. Во всяком случае, попусту рисковать жизнями наших парней я не хотел бы. Это первое. Второе. Николая надо немедленно командировать в Воробьевку, чтобы он привез оттуда Петра Игнатьевича с его Тузом. Чую, он нам очень даже может понадобиться.

– Хм-м… Да, наверное, ты прав. Но… Это когда же он успеет обернуться-то?

– Сейчас уже около трех ночи. Если в три выедет, то к шести утра будет здесь.

Всесторонне обговорив свои планы на остаток ночи и утро, опера решили, что Шаминского до подвала частного дома на улице Калинина довезут опять-таки Николай с Максимом. Сами они с Александром поедут в сторону Семибугорья. У поворота на коттеджный поселок будут ждать Двинцова с Новиковым, пока те сгрузят в подвал Шаминского. У поворота на Семибугорье Новиков пересядет к ним, и они отправятся к «логову сатанистов», как уже успел окрестить Семибугорье Станислав. Ну а Николай поедет за пасечником и его собакой.

Парни весьма положительно оценили эти планы, не согласившись лишь с одним – с тем, что до прибытия спецназа они будут всего лишь вести наблюдение за поселком. Больше всех огорчился Александр – бывшего десантника немного уязвило, как ему показалось, недоверие московских оперов к способностям и возможностям представителя «войск дяди Васи». Да и Максим, как представитель другой военной элиты – морской пехоты, – тоже был бы не прочь «чуточку пошуметь, малость поразмяться».

Один лишь бывший пограничник Николай явил сдержанность, достойную стража государственных рубежей. Хотя и он «тонко» намекнул, что ему, как человеку, в одиночку задержавшему двух опасных диверсантов, вполне по плечу брать крепости и покруче Семибугорья. Но опера остались непреклонны: рисковать своими помощниками они не считали возможным.

– Ребята, вас никто не отстраняет от самой операции. Но одно дело – вдвоем-втроем лезть на рожон, не имея ни броников, ни касок, и совсем другое – быть в составе профессиональной, хорошо экипированной команды! – убеждал их Гуров.

Вскоре загудел мотор легковушки Двинцова, и она, резко стартовав, быстро покатила вверх по склону.

– Ну что, едем и мы? – направляясь к «четырнадцатой», спросил Станислав.

– По коням… – согласился Лев, тоже садясь в машину.

Взлетев по склону чаши, они вырулили на проселок и покатили в направлении уже вовсю светлеющего востока, зарозовевшего первыми бликами утренней зари.