Наркомания Джейн
За час он вернулся в мебельный магазин, вроде бы просто следуя за фигуркой на капоте автомобиля: эта неуклюжая зверюга, судя по всему, сама знала дорогу. По правде сказать, идея была не из лучших. Если нужен был человек, который в разгар катаклизма не теряет головы, кандидатуру Карла Аллана не стоило даже рассматривать. Результатом краткого визита стали лишь новые параноидальные идеи, следующие одна за другой, будто волны, накатывающие на каменистый берег, и каждая из них подпитывала следующую.
– Они же как Кеннеди, – приговаривал старик, – которые сделали лоботомию этой бедной девочке.
– В наши дни ее очень трудно добиться, – заверил его Шанс.
Старые практикующие специалисты исчезли в тумане легенд. В первую очередь он подумал об Уолтере Фримене , последнем ковбое лоботомии. Правда, нейрохирурги нового поколения проводили на мозге душевнобольных куда более изощренные операции, и они, наверное, уже ждали своего часа, но об этом Шанс предпочел умолчать.
Впрочем, его слова едва ли имели значение. Карл вел себя так, будто Шанс ничего не говорил.
– И все потому, что ей нравилось трахаться с черными джазменами, – заявил он.
– Думаю, на этот счет мы можем не тревожиться.
– За себя говорите, – сказал Карл. – Вы просто не знаете его семейки.
– Это да, – ответил Шанс, – но я видел его медкарту. И сегодня в больнице встретил кое-кого из родственников.
– Слетелись, падальщики?
– Да уж, слетелись. – Он попытался придумать, как лучше сформулировать впечатления о Норме Прингл и ее странном сыночке, но в конце концов сдался и просто сказал, что там была мамаша и какой-то сопляк.
– Сопляк – самая та характеристика. И как, они были вам рады?
– «Рады» – не то слово, которое первым приходит на ум.
– Послушайте, – сказал Карл и коснулся руки Шанса, – они затевают какое-то мошенничество. Они запрут его где-нибудь. И мы больше никогда не увидим его опять. – Глаза старика наполнились слезами, и он сильнее сжал руку Шанса.
– Они не могут. Он же совершеннолетний.
– А если они накачают его наркотиками и заставят что-то подписать?
– Он сможет заявить, что был одурманен.
Казалось, доводы старика не убедили. Шанс вздохнул и попробовал еще раз.
– В наше время практически невозможно, – сказал он так веско, как только смог, – добиться над кем-то опекунства против его воли.
– Вы не знаете его отца. Он – богатый и влиятельный человек, у него друзья в верхах. И он ненавидит своего сына.
– Может быть, но лишить наследства – это одно, а упечь в сумасшедший дом – совсем другое.
– Вас нам сам Господь послал, – внезапно с жаром заявил Карл.
– Я ничего об этом не знаю, – сказал Шанс.
– Ерунда. Вы же врач. Вы знаете, как играют в такие игры. Представьте, каково бы нам пришлось, если бы мы с ним были только вдвоем.
Шанс на миг вообразил их вдвоем, Карла и Ди. Они что, пара? Или просто Карл обрел в Громиле Ди сына, которого у него никогда не было? Хотя какая разница? Живи и дай жить другим – таково было кредо Шанса, и, хотя на миг его поразило безграничное многообразие возможных вариантов ситуации, опыт подсказывал, что в сфере человеческих взаимоотношений очень немногие вещи можно квалифицировать как простые.
– Он ненавидит его за то, что сотворил с ним, – сказал Карл.
Шанс сразу решил, что речь об отце Ди.
– Да, либо ненавидит себя – за то, что допустил подобное.
– Но в любом случае отыграется на Ди.
– Может быть, но я действительно не думаю, что мы должны волноваться насчет папаши прямо сейчас.
Карл поднял бровь.
– Я о том, что произошло в Окленде, – продолжил Шанс. – Он вам не рассказывал?
– Он же был без сознания, когда я его нашел.
– Точно.
– У вас там возникли какие-то неурядицы?
– Можно и так сказать. – И он по-быстрому ввел старика в курс истиной природы и масштаба этих неурядиц.
Тот воспринял известия с былой удивительной невозмутимостью:
– Так вас тревожит, что Ди могут связать с событиями в Ист-бей?
– Меня тревожит, что в массажном салоне могли быть камеры видеонаблюдения. Меня тревожит то, что они могли снять. По виду не так уж много народа подойдет под запись, если вы понимаете, о чем я.
Карл понимал, тут они были единодушны. У соседнего крыльца испитая женщина неопределенного возраста безуспешно пыталась подняться на ноги.
– Ну, – наконец сказал старик, – в общем, если вы хотите этим заняться… есть немало его поступков, о которых может стать известно.
О чем конкретно шла речь, Шанс выяснять не спешил. Так же как не испытывал желания комментировать слова Жаклин о том, что Блэкстоун намерен сам со всем разобраться. Карл уже и так представил себе всевозможные зловещие действия со стороны родственников Ди, и Шанс не видел смысла пугать его еще сильнее. Свой груз он нес в одиночку, в стенах своей квартиры, в темноте, в предрассветном мраке еще одного пока не наставшего утра, когда стих шум улиц, и его место занял усилившийся барабанный рокот отдаленного прибоя на Оушен-бич. У старика были свои тревоги, у Шанса – свои.
Тем не менее существовала точка, в которой страхи Карла по поводу семейных козней и события в Окленде сходились воедино, и вскоре Шанс сумел ее обнаружить. Если кто-нибудь свяжет Ди с убийством у массажного салона, а опасения Карла справедливы, и милейший профессор действительно намерен упечь сына в психбольницу, тогда возможно будет (если уж позволить разгуляться паранойе, а почему бы, собственно, и нет) камня на камне не оставить от любых обвинений в жестоком обращении с ребенком и отсутствии родительского внимания, если Ди однажды решит их предъявить… стоит только предъявить здоровяку обвинение в убийстве; в таком случае вариант отправить его на вечное содержание в больнице Напа для психически больных преступников уже не кажется таким невозможным, как вначале посчитал Шанс. К тому же часики тикали, и вскоре Блэкстоун выздоровеет и не только оклемается, но и явится отомстить с командой клевретов. Если ждать дальше, то снова окажешься принимающим, и тогда под угрозой будет не только сам Шанс, но и Ди, и Карл, и Жаклин, и, возможно, даже дочь Шанса, и это Шанс должен был о всех позаботиться.
Вот почему он достал флешку Ди из ящика комода (прятал ее там под носками) и посмотрел на нее впервые с той ночи, как она у него появилась. Слово «посмотрел» следовало понимать буквально, потому что флешка пока еще не была воткнута в компьютер. Шанс смотрел не на содержимое, а на само устройство – до смешного маленький девайс, особенно если сравнивать с ценностью содержавшейся на ней информации; обелиск бледного пластика: с одной стороны выдвижной разъем, с другой – крошечное серебристое колечко.
Пока он сидел вот так, с флешкой в руке, к нему пришла мысль, ошеломляюще сильное желание… он подумал, что стоит поговорить с ней, что тому есть целый ряд причин, и он набрал номер ее мобильника, впервые с тех пор, как они провели вместе ночь, но услышал лишь автоответчик, сообщивший, что номер больше не обслуживается, – поворот сокрушительный, хоть и не то чтобы неожиданный по причинам, на которых он почел за лучшее не останавливаться надолго. Возможно, именно желание избежать подобных мыслей заставило его наконец вытащить из чехла ноутбук, открыть его на кухонном столе и воткнуть в него флешку.
Но даже после этого Шанс не стал не то что читать файлы – даже открывать их. Кто мог сказать, что, сделав это, он невольно не запустит сигнальную ракету или не совершит нечто иное, столь же абсолютно неожиданное и провальное? Вдобавок оставался вопрос, что именно он надеялся там найти. Компрометирующие сведения? Серьезно? Ведь они вроде считали Блэкстоуна чертовски умным парнем, и, чем больше Шанс обо всем этом думал, тем более абсурдной казалась вся затея, тем сильнее она подтверждала его собственное безрассудство, если то вообще нуждалось в дополнительных доказательствах.
В общем, его охватил настоящий паралич. Однако время шло, возродившаяся ближе к рассвету целеустремленность, подпитываемая дешевым каберне, взяла верх над инертностью, и Шанс наконец-то взялся за файлы Реймонда, бывшего, по его же словам, человеком бескомпромиссным, которому подавай или все, или ничего.
Пока полицейские сирены не завыли. Не мерцали красные мигающие огни на улице, ни топотали шаги на лестнице. Программист в квартире снизу затеял ссору со своей невидимой сожительницей, но этим не удивил. Озадачило Шанса другое: чувство близости, возникшее после изучения документов. На флешке лежали практически одни отчеты, рапорты о преступлениях, которые расследовал детектив Блэкстоун, и они по сути мало чем отличались от медицинских заключений самого Шанса: в них он обнаружил все те же жизненные траектории абсолютно растерянных, отчаянно невезучих или совершенно безумных людей.
Тут был восемнадцатилений наркоман, который в приступе спровоцированной веществами ярости убил своего друга из-за музыкального центра и не сумел впоследствии вспомнить об этом; тем не менее его обвинили в незаконном проникновении в жилище, вооруженном ограблении и убийстве, – если обвинения будут доказаны (а почему бы и нет, учитывая несомненное доверие мальчишки к предоставленному штатом бесплатному адвокату), то парень получит пожизненное. Попалось и дело о бездомных героинщиках, те похоронили одного из своих, умершего от передозировки, а потом задумались, что же они сделали. Почуяв упущенные возможности, они выкопали тело, отпилили голову украденной в ближайшем магазине стройтоваров пилой и попытались продать ее за тридцать долларов таким же бездомным сатанистам. Сатанисты заинтересовались головой, но их финансовые возможности оставляли желать лучшего. Завязалась жестокая драка. Многих ранили, один из торговцев головами получил отверткой в глаз и умер. Убийцу, двадцатисемилетнего ветерана войны в Ираке, заключили под стражу.
Такие истории было невозможно придумать, и все же они происходили повсюду, за каждым поворотом, и Реймонд Блэкстоун был им свидетелем. Так же, как и Шанс. Отчеты обоих говорили о совершенной абсурдности и безоговорочной недолговечности жизни, о той сияющей истине, которая пробивалась наружу вопреки тому, что Шанс и Реймонд пытались сказать, и Шанс задался вопросом, не чувствовал ли Блэкстоун усталости, не хотелось ли ему вырваться на свободу, перечеркнуть реальность, подняться над ней до того, как придут за ним время и случай (а те неизбежно приходят за каждым из нас), и ведь Реймонд совершенно по-человечески не подозревал, что в темном переулке за массажным салоном его ждет и хочет поздороваться еще один раненый, который, однако, вполне себе ходит и весьма преуспел в искусстве клинка.
Буквально через несколько минут, после того как его посетило это не самое оригинальное откровение, Шанс наткнулся на документ, который заинтересовал его сильнее остальных. Там детально описывалось расследование, или, во всяком случае, его начало, обстоятельств убийства некоего Гейленда Паркса.
Гейленд Паркс был обнаружен мертвым в своем кондоминиуме, высотном здании с видом на Оклендскую гавань. Совместно с группой по расследованию убийств № 1 я выехал на расследование происшествия…
В этом деле был целый рад особенностей. Во-первых, дата. Остальные рапорты были более или менее свежими, с момента составления этого прошло несколько лет. Документ казался неполным, в нем было начало, но отсутствовал внятный конец. Современные рапорты были либо явно не закончены и обновлялись по мере необходимости, либо в конце их шло сообщение об аресте и небольшое пояснение о том, что виновные привлечены к ответственности или как минимум их дела переданы в суд. В случае Паркса были лишь записи трех допросов двух подозреваемых, и все. Ни записей о следующем шаге, который казался очевидным, ни рапортов об арестах.
Настораживало и само дело. Гейленд Паркс был пенсионером из Сан-Диего, в прошлом – психоаналитиком, который до самой гибели проживал в Окленде, где открыл практику инструктора по персональному росту. Он умер голым, пристегнутым наручниками к собственной кровати. Его накачали героином и забили до смерти стеклянным фаллоимитатором, который валялся тут же поблизости. Конечно, подумал Шанс, в деле были все необходимые детали. Разве мог человек, находящийся в его ситуации, не проникнуться судьбой жертвы? Но это было лишь начало.
В ходе расследования преступления мы обнаружили, что у покойного был сотовый телефон, либо потерянный, либо отобранный убийцей.
Было установлено, что у телефона потерпевшего оклендский номер. Детектив Сезар Лопес провел расследование и обнаружил, что звонки с телефона Паркса не прекращались и после смерти жертвы. Просмотрев записи, я обнаружил, что восьмого мая шесть звонков с него были сделаны на номер с префиксом Сан-Диего. В тот же день был совершен звонок на другой номер в Сан-Диего. Детектив Лопес получил ордер на оба номера. Первый принадлежал оператору сотовой связи «Tи-Мобайл», абонент – Мэри Хаммонд.
Второй номер принадлежал телефонной компании «Пасифик Белл» и был приписан к адресу 1345, Шестая улица, Нормал-Хейтс, Калифорния, где проживали Мэри и Вуди Хаммонд.
На основании ряда звонков, сделанных на мобильный телефон Мэри Хаммонд и по месту ее проживания, было сделано предположение, что мистер и миссис Хаммонд, возможно, вовлечены в преступление или знакомы с человеком, завладевшим телефоном покойного.
Используя компьютерные системы полицейского департамента, я проверил сведения, имеющиеся у нас относительно Хаммондов и мест их проживания. Я обнаружил, что у Хаммондов есть контакты по адресу: 350, Греческая улица, Сан-Диего. Кроме того, я заметил, что один из контактов Мэри работал в туристическом агентстве «Санрайз Тревел» в Сан-Диего, расположенном по адресу: 3535, Камино де лос Марес, помещение 400, где и сама она работала турагентом.
Дальнейшая проверка показала, что Мэри Хаммонд недавно была оштрафована за нарушение правил дорожного движения. Штраф выписал полицейский департамент Сан-Диего. Я отметил, что Хаммонд водит десятилетний коричневый автомобиль «Хонда Цивик» и предположил, что это, возможно, транспортное средство Мэри Хаммонд.
Детектив Лопес и я получили разрешение поехать в Сан-Диего, чтобы раздобыть сведения, касающиеся семьи Хаммондов и их возможного участия в убийстве Гейленда Паркса. Мы выехали на следующее утро.
В тот же день я подъехал в дому 3535 по Камино де лос Марес, чтобы поискать автомобиль Хаммондов. Припарковавшись у одного из зданий, я заметил коричневую «Хонду Цивик». Судя по номерным знакам, машина принадлежала Хаммондам.
В 16.00 я вошел в агентство «Санрайз Тревел», располагавшееся по адресу: 3535 Камино де лос Марес, помещение 400, и спросил у администратора, работает ли тут Мэри Хаммонд. Администратор ответила, что да, работает, и проводила на ее рабочее место.
Приблизительно в 16.20 я подошел к столу Мэри Хаммонд, представился как офицер полиции Окленда и спросил, можем ли мы побеседовать. Хаммонд сказала, что уже выключает компьютер и уходит с работы. Мы вместе вышли на улицу.
Я объяснил, что мне нужно поговорить с ней в связи с делом об убийстве, и спросил, согласна ли она добровольно пройти в полицейский участок для беседы. Хаммонд объяснила, что ей нужно забрать из детского сада в Нормал-Хейтс свою трехлетнюю дочь. Мы договорились, что я последую за ней к детскому саду, расположенному на пересечении улиц Блейка и Уордз в Нормал-Хейтс, а потом мы поедем в полицейский участок.
Я проследовал за Мэри Хаммонд до детского сада, она забрала свою дочь Джули, и я спросил, не хотят ли они поесть, перед тем как отправиться в участок. Мэри сказала, что перекусила на работе, но Джули не ела. Она также утверждала, что у нее нет денег на обед. Я дал ей двадцатидолларовую купюру и сказал, что она может купить дочери еды по дороге. Тогда Хаммонд заехала в «Бургер Кинг», купила дочери обед и поехала за мной в участок.
Тут Шанс внезапно прервался, как если бы на комнату пала тень, и вдруг ощутил, будто Реймонд Блэкстоун, раненый детектив, присутствует тут так же осязаемо, как и он сам: «Я дал ей двадцатидолларовую купюру и сказал, что она может купить дочери еды по дороге».
Женщина сказала, что уже перекусила, но, даже не встречаясь с ней, в совсем иное время, Шанс вдруг ясно понял, что это ложь, и, более того, такое же ощущение сложилось и у Блэкстоуна. Она хотела накормить дочку, но Реймонд дал ей двадцатку, и этого более чем достаточно, чтобы вдвоем поесть в «Бургер Кинге». Конечно, в действиях детектива вполне мог быть скрытый «motus». Человек всегда надеется на его существование. Словечко доктора Билли, но Шанс последнее время использовал его при каждом удобном случае. Может, Мэри была красоткой. Может, Блэкстоун питал на ее счет определенные надежды. Но, как ни странно, до конца Шанс в это не верил. Разумом он предполагал такую возможность, но нутром чуял иное: женщина действительно была матерью-одиночкой на мели, и детектив чуть-чуть позаботился о ней, потому что… Ну потому что, в конце концов, он во многом такой же, как любой другой индивид на этой планете, способный и на хорошее, и на плохое, – обескураживающее предположение для любого человека на месте Шанса.
А поиски убийцы Гейленда Паркса продолжались, невзирая на сомнения Шанса и проявленную Блэкстоуном человечность. Мэри Хаммонд заявила, что понятия не имеет, кто мог звонить хотя бы на один из ее номеров с телефона покойного, и что имя Гейланд Паркс ни о чем ей не говорит. Однако она заявила также, что оба телефонных номера зарегистрированы на ее имя, но одним из них пользуется исключительно ее брат, инвалид боевых действий, который время от времени жил у нее и мог звонить как с одного номера, так и с обоих. Брата звали Вуди Хаммонд. Несколькими годами старше Мэри, он служил в армии во время войны в Персидском заливе, и это не прошло без последствий. Он получил серьезные ожоги значительной части тела и лица. Вдобавок страдал от посттравматического синдрома, проявления которого пытался смягчить алкоголем и наркотиками. Сейчас, впрочем, по заявлению сестры, он завязал и с тем и с другим, проводил не меньше половины времени у себя в квартире и вернулся к учебе, надеясь стать консультантом по наркотической зависимости. Каждый месяц он получал от штата пенсию по инвалидности. Детектив Блэкстоун отправился на его поиски.
Первого июня, приблизительно в 16 часов, я приехал в дом по адресу: 320, Оушен-стрит, Сан-Диего, чтобы найти Вуди Хаммонда. Я вступил в контакт с управляющим домом, который подтвердил, что Вуди Хаммонд проживает один в квартире № 6 и что сам он видел Хаммонда примерно два часа назад. Управляющий также сообщил мне, что Вуди Хаммонд водит зеленый «Форд Эксплорер», и за ним закреплено парковочное место № 6.
Проверив парковочное место № 6, я обнаружил, что зеленый «Форд Эксплорер» на месте. Я расположился на стоянке, чтобы следить за автомобилем.
Приблизительно в 16.45 Вуди Хаммонд сел в свою машину и выехал с парковки. Я последовал за ним. Хаммонд двинулся к Северо-западному колледжу Сан-Диего. Там он припарковал машину и пешком направился в кампус. Я продолжил следовать за ним по территории кампуса до строения № 300.
Хаммонд обернулся, посмотрел на меня и поздоровался. Я сразу заметил у него на лице многочисленные шрамы от ожогов, о которых упоминала его сестра. Хаммонд сообщил мне, что ему позвонил квартирный хозяин и сказал, что о нем спрашивал какой-то детектив. Я представился детективом полицейского департамента Окленда. Хаммонд немедленно сообщил мне, что его единственный «грех» заключается в том, что он пользуется услугами проституток в Тихуане, а больше ничего плохого он не делает. Он сказал, что не знает, зачем мог понадобиться детективу убойного отдела.
Я объяснил Хаммонду, что хочу опросить его в главном управлении полиции Сан-Диего и что считаю колледж неподходящим для беседы местом. Я спросил Хаммонда, согласится ли он добровольно проехать в главное управление для дачи показаний. Хаммонд сказал, что согласится. Хаммонд также сказал, что готов без проблем пройти детектор лжи и что я при желании могу осмотреть его машину.
Примерно в 18.30 мы с детективом Лопесом опросили Хаммонда в допросном кабинете главного управления Сан-Диего. Велась видео– и аудиозапись. Данный рапорт не предназначен для дословного воспроизведения заявлений Хаммонда, он передает только их суть.
Детектив Лопес разъяснил Хаммонду, что он не под арестом и может в любой момент уйти. Ниже представлен пересказ того, что отвечал Хаммонд на наши с детективом Лопесом вопросы.
«Я люблю Мексику. Я езжу туда раз в неделю, иногда чаще. Мне нравится ходить на бега в Агуа Калиенте и делать ставки вне ипподрома. Мне нравится ходить туда днем, потому что тогда там меньше народа. Езжу в будни. Иногда хожу в квартал красных фонарей. В Зону Норте. В „Переулок“ в квартале красных фонарей. „Переулок“ – это клуб в Зоне Норте. Мне нравится „Переулок“, потому что там чисто и не слишком дорого.
Примерно полгода назад я познакомился в Тихуане с девушкой. Ее зовут Джейн. Я встретил ее перед „Переулком“, но, честно говоря, даже не знаю, работает она там или нет. Я езжу в Тихуану уже несколько лет, но никогда раньше не встречал ее. У нее очень светлая кожа. Я всегда считал, что в ней намешано много разной крови. Раз или два мы с ней там выпивали, но обычно ехали обратно через границу и отправлялись ко мне домой. У нее была какая-то рабочая виза, а по-английски она вообще говорит лучше, чем я. Прошло какое-то время, около месяца, и она стала мне звонить. Просто так, по дружбе. У меня в трубку забит ее номер. Джейн была очень милой. Некоторые девушки не любят иметь со мной дело из-за шрамов. Но Джейн не было до них никакого дела. Она не такая, как все остальные женщины, которых я раньше встречал. Она образованная. Сказала, что работает учительницей. Я подумал, что она преподает в Мексике английский язык. Но потом у меня как-то возникли проблемы с домашней работой по алгебре, она помогла мне, и я получил наивысшую оценку».
Потом показания начали сбиваться. Ночь наполнилась холодным потом и судорогами, проблески сознания граничили с галлюцинациями. Шанс читал дальше.
«Я должен был ей за секс и еще немного за помощь с домашним заданием. Думаю, где-то около пятидесяти долларов в общей сложности. Она сказала, что делает все это, так как ей нужны деньги, чтобы уехать… Она сидела на героине… У нее есть дочь, живет в Энсенаде с ее матерью… Ей около тридцати… Рост примерно пять футов шесть дюймов… У нее светлые волосы… и светлые глаза… Хорошая фигура… В тот вечер, когда я в последний раз видел ее, мы встречались у пункта приема ставок возле ипподрома… Мы собирались пересечь границу и пойти ко мне в квартиру… Она была напугана… она стала очень подозрительной… Произошел инцидент… Это была такая дикая история… не уверен, насколько можно ей верить… но она определенно была напугана и хотела уехать из страны… Она думала, что, возможно, ей поможет моя сестра, я ведь рассказал ей, что сестра работает турагентом… Джейн сказала, что познакомилась с этим мужиком… у него были деньги, и он работал врачом… отвез ее куда-то в Область Залива… дорогой дом с видом на воду… он же врач какой-то, как я говорил, и он вроде как собирался помочь ей слезть с героина, но на самом деле хотел секс-рабыню… он что-то узнал о ней… о каком-то ордере на арест в Техасе… Она была изрядно под кайфом, и ее было довольно трудно понять. Он хотел привязать ее, но она уговорила его, что сама его свяжет, потом ударила по голове и сбежала… Больше она мне ничего не рассказала, это все, что я знаю. Я готов сотрудничать… помогать всеми способами… чтобы найти Джейн».
На этом рапорт Блэкстоуна о расследовании убийства Гейланда Паркса заканчивался. В сети нашлось несколько статей (Шанс постарался отыскать все, что есть), но они мало что добавили, лишь непристойные детали о психоаналитике-оборотне. В квартире нашли тайник с детской порнографией, в основном с фотографиями мальчиков, и «довольно большую коллекцию женской одежды» – так, во всяком случае, писали в газетах. Подробности о поездке двух детективов в Сан-Диего на поиски загадочной проститутки с хорошими математическими познаниями от прессы, судя по всему, скрыли. Статьи, которые нашел Шанс, называли в качестве подозреваемого «психически больного» бродягу, находящегося под следствием по делу об изнасиловании двух старшеклассниц в Окленде.
И на этом все. Даже если детективы Блэкстоун и Лопес и свозили Вуди Хаммонда за границу на поиски Джейн, об этом в записях Реймонда ничего не было. Можно, подумал Шанс, найти Вуди Хаммонда и расспросить его, тем более что его адрес указан в рапорте. Другой вопрос, возможно ли сделать это не вызывая у Вуди подозрений, из-за которых тот может вновь отправиться в полицию; Шанс решил, что от подобного риска мало толку. Жаклин Блэкстоун было сейчас тридцать шесть лет. В соответствии с собственными отчетами Шанса, в ней было ровно пять с половиной футов росту. Хорошая фигура, светлые волосы и светлые глаза. С математикой у нее было все в порядке, да и с английским ничуть не хуже.
В литературе, посвященной диссоциативному расстройству, отмечалось, что около двадцати процентов пациентов с расщеплением личности занимаются проституцией. Также многие проститутки подвержены диссоциативным расстройствам, а некоторые из подобных больных в детстве подвергались насилию, часто страдают потерей памяти и не знают о том, что они занимаются проституцией. Но то в литературе, а у Шанса не было особого желания в нее углубляться. Иногда ты просто все понимаешь сам.
