Повезло, что она произнесла эти слова именно тогда и именно так, думал он позднее. Благодаря им он сразу понял, что обнимает у входа в дом не Жаклин Блэкстоун. Напряжение вечера, отмеченное прежде совпадение в пространстве и времени нескольких человеческих тел, и его последствия, интенсивные настолько, насколько можно вообразить, со всей неизбежностью привели к появлению Джекки Блэк, и – боже! – это было нечто. Мужчине, не пожелавшему трахать ее до потери пульса, стоило бы пойти и повеситься. Однако Шанс стал сопротивляться.

Она была сильна. Шанс был пьян. Она хотела взять в руку его член. Зная почти наверняка, что секс с ней может привести к его гибели, Шанс сражался, чтобы не дать этому случиться. Он боролся, как библейский Иаков с ангелом, хотя цель его была абсолютно противоположной. Тогда как его предшественник надеялся стяжать благословение, Шанс стремился избежать его. В процессе борьбы их прижало к обрамленному кирпичами входу в подъезд. Шанс задел плечом домофон, без сомнения позвонив соседям снизу. Оттуда Шанса и Джекки, извивающихся, будто в танце, понесло через тротуар и швырнуло на пластмассовый мусорный контейнер с силой, которой хватило, чтобы опрокинуть его и выбросить на улицу. Это был тот самый контейнер, куда Шанс выбрасывал пустые бутылки из-под вина. Некоторые из них скатились с тротуара и загрохотали по проезжей части. Одна разбилась о металлическую решетку ливневой канализации. В выходящем на улицу окне квартиры на первом этаже зажегся свет. Залаяла какая-то маленькая собачонка.

Всего этого оказалось достаточно, чтобы разорвать ведьмовские чары. Шанс почувствовал в себе силы вырваться из ее объятий. Она отпрянула от света ко входу, опустилась на корточки, обхватила руками колени и заплакала. Та еще ситуация. Теперь она была в том же положении, что и Жаклин Блэкстоун на койке оклендской больницы, – одинокая, птица со сломанным крылом.

Шанс поднял глаза и увидел одного из соседей снизу, лысеющего пузатого программиста (Шанс не раз слышал, как тот ссорится со своей невидимой сожительницей или принуждает ее к сексу). Толстяк стоял в дверях своей квартиры.

Открыл он, впрочем, лишь внутреннюю дверь, а внешняя, тяжелая металлическая решетка, ведущая к выходу, возле которого Шанс сражался с Джекки Блэк за собственный пенис, оставалась закрытой. Программист, похоже, надеялся хоть как-то обезопасить себя при помощи этой стальной сетки, если дела на улице совсем уж плохи.

– Все в порядке? – спросил он, и голос его звучал на октаву выше обычного.

– Да, – сказал ему Шанс, – простите. Простите, что потревожили.

Сосед по-прежнему стоял у двери.

– Все хорошо, – сказал Шанс.

Программист еще секунду таращился на тускло освещенное место происшествия, в темноте за пределами которого без сомнения надеялся разглядеть невидимого противника Шанса, чтобы составить окончательное представление о происходящим. Потерпев неудачу, он снова посмотрел на доктора, кивнул и ушел обратно в дом.

Шанс подошел к Жаклин, которая по-прежнему пряталась в темноте.

– Я не знаю, как тут оказалась, – сказала она. – Не знаю, что тут произошло.

Шанс нагнулся и взял ее руки в свои.

– С вами все в порядке? – спросил он.

По-видимому, она пришла в себя.

Ее глаза внимательно всматривались в его лицо.

– Это была Джекки? – спросила она.

– Она не представилась, но да, думаю, именно Джекки.

– Такого никогда раньше не случалось, – сказала она. – Только с ним.

Он пустил ее в свою квартиру – привести себя в презентабельный вид в ожидании такси.

– Вы тут живете? – спросила она. Наверное, ожидала увидеть что-то более внушительное.

Он рассказал о разводе. Она умылась. Он сварил кофе. Его интересовало, как Джекки раздобыла его адрес.

– Думаю, вам следует спросить ее, – сказала она ему.

– А вы не знаете?

– Я не всегда помню. Есть пробелы. – Она увидела ноутбук, стоящий раскрытым на кухонном столе и добавила: – Вы еще не спали.

– После этой истории с рестораном… сон не казался подходящим вариантом. Что произошло после вашего ухода? Что он сказал?

– Ничего.

– Совсем ничего?

– Он бывает таким. Помешан на контроле. И любит выводить людей из равновесия. Любит саспенс и высокую драму. С тех пор как мы вышли из ресторана, я его не видела. – Она коснулась клавиатуры, и компьютер проснулся. – Аксиома выбора, – на ее лице заиграла тень улыбки, полукокетливой, как в тот день в книжном магазине. Если бы только она не была столь привлекательной! Все было бы гораздо проще.

– С математической точки зрения, – сказал ей Шанс, – аксиома – это утверждение, принимаемое без доказательств для изучения того, что из нее следует. Вполне можно сказать, что такова и наша жизнь. Она постоянно ставит нас перед выбором. Нас определяет выбор, который мы делаем, хотя и сомневаемся в нем. Когда мы оглядываемся назад, выбор часто кажется нам необоснованным. Произвольным.

Она вроде бы обдумала сказанное.

– Я не уверена, что с математической точки зрения все так, – сказала она, помрачнев. Казалось, ей пришелся не по нраву его взгляд на этот вопрос. – Я имею в виду, – продолжила она, – что некоторые слова могут иметь несколько значений. Например, слово «произвольный». – Она произнесла все это с вопросительной интонацией.

– Конечно. Это же язык математики, и я в нем не компетентен. Слова – вот то, что у меня есть, и именно слова как таковые меня интересуют.

– Именно слов как таковых я пытаюсь хоть иногда избегать, – ответила Жаклин Блэкстоун.

Шанс услышал соседей снизу. По счастью, они не спорили и не занимались любовью. Их голоса звучали тихо и неразборчиво; возможно, они до сих пор обсуждали случившееся перед их дверью, и, пока Шанс с Жаклин молчали, звучало лишь отдаленное бормотание чужих голосов в невидимых комнатах.

– Я не знала, что он жестокий, – произнесла Жаклин.

Шанс предположил, что речь идет о Реймонде Блэкстоуне. Она рассказала о преследовавшем ее кавалере, о том, как Реймонд откликнулся на ее просьбу помочь. Вот так все и началось. Потом он пригласил ее на свидание. И только после свадьбы она узнала о том, какой у него жестокий нрав. Прошло еще некоторое время, прежде чем эта жестокость впервые обратилась на нее. Все случилось однажды днем среди пологих холмов на западе округа Марин. Они поехали на машине за город, на побережье, полюбоваться маяком в Пойнт-Рейес. На обратном пути у них спустило колесо. Оба вышли из машины. Он стал ставить запаску. Да, они устали, небо к концу долгого дня потемнело. На утесе с видом на маяк они распили на двоих бутылку вина. Он поднял автомобиль на домкрат, не открутив предварительно зажимные гайки, то есть всего-то пришлось бы снова опустить машину, чтобы это сделать. Крохотная ошибка с незначительными последствиями. Но Жаклин что-то сказала, возможно позволила себе пошутить. Она уже забыла, что именно тогда сделала. И он ударил ее по лицу ручкой от домкрата. Ни с того ни с сего.

– Как будто молния ударила, – сказала она. – Средь бела дня с ясного неба.

Позднее Реймонд извинился. Выдумал какую-то историю для врачей в пункте первой помощи, но потом, когда вез ее домой из больницы, и стало ясно, что она никак не реагирует на его слова, припарковал автомобиль у обочины и поставил в известность, как обстоят дела и что будет, если она кому-то что-нибудь расскажет или попытается уйти. Тогда ей показалось неестественным, что, вернувшись домой, он захотел секса. Потом Жаклин догадалась, что ему нравится смотреть на нее – избитую. Он от этого кайфовал. Примерно тогда и появилась впервые Джекки Блэк.

По каким-то причинам, из числа которых нельзя исключать высокий уровень алкоголя в крови Шанса, он решил раскрыть ей свой план внедрения в прокуратуру Окленда ради нужных знакомств. Чувствуя себя в ударе, он зашел так далеко, что рассказал даже о семье Джолли.

Она в ужасе смотрела на него. Едва ли он ожидал такой реакции.

– Что? – спросил Шанс.

Соседи снизу перестали бормотать. На квартиру опустилась тишина. Жаклин принялась ходить взад-вперед.

– Вы не услышали ничего из того, что я сказала. Не имеет значения, в тюрьме он или нет. Да пусть его даже до конца жизни упекут…

– Жаклин… Он не всесилен. Он не Бог. Всему есть пределы.

– Это не прекратится, – сказала она ему, – пока он не умрет. Он или я.

Шанс только смотрел на нее.

– Но я же сказал вам по телефону, что придумал одну вещь, которая может сработать, что у меня есть план… Почему же вы согласились выслушать меня, если так думаете?

– Я хотела вас увидеть, – ответила она.

Когда стало ясно, что она не собирается больше ничего говорить, Шанс продолжил:

– Я не могу согласиться с тем, что эту проблему нельзя решить. – Он новыми словами пересказывал план, от которого уже вроде бы отказался, но ее присутствие все изменило. Ему казалось, что она обладает собственным гравитационным полем, как некий звездный феномен, способный искажать свет. – И не думаю, – Шанса мотало, как несущийся под гору порожний товарный вагон, – что завести знакомство в прокуратуре такая уж плохая идея. Мы же сейчас говорим о продажном копе. Если он замарал себя чем-то одним, то замарает и другим. Его поймают не на том, что он делал с вами. В этом вся прелесть.

– Прелесть вашего плана.

– Как с Аль Капоне. Его посадили не за убийства, а за уклонение от уплаты налогов.

– Гм.

– Кажется, это ваше такси, – сказал Шанс и подошел к окну.

Действительно перед домом припарковалась машина из таксопарка. Он обернулся и увидел, что она встала со стула.

– Нельзя терять веру, – проговорил он, поддавшись желанию сказать ей хоть что-нибудь. Он хотел заключить ее в объятия, на самом деле хотел. На свой лад она была так же обольстительна, как Джекки, хоть и не так опасна. Хотя, может, и опасна тоже. Стандартной целью терапии диссоциативного расстройства была интеграция всех личностей в единое целое, Шанс все еще не протрезвел до конца, а потому позволил себе помечтать о том, какой могла бы стать такая интегрированная Жаклин/Джекки.

– Мы найдем путь, – сказал он ей.

Она слегка кивнула.

– А как насчет того, чтобы придумать способ продолжить работу с Дженис? Не у нее в офисе. Найдем прикрытие, ученика, которого вы будете посещать как репетитор. И Дженис тоже будет туда приходить…

– Вы мой рыцарь, – внезапно произнесла Жаклин.

– Она сказала то же самое, – заметил Шанс.

Жаклин разозлилась, но лишь на миг.

– Наверно, вам пора.

– Тогда она была права. – Шанс не сразу сообразил, что Жаклин тоже говорит о Джекки Блэк. – И вы это знаете… вы же думаете обо всех этих вещах… и дали ему отпор в ресторане.

– Едва ли я дал ему отпор.

– Конечно, дали. – Она помолчала мгновение. – И не думаю, что он этого не заметил. Теперь он будет держать вас в поле зрения.

Его телефон зазвонил.

– Должно быть, это ваше такси. Подумайте насчет Дженис. – Шанс взял трубку, сказал шоферу, что они скоро спустятся, и нажал на сброс, не дожидаясь ответа. Он еще раз посмотрел на Жаклин Блэкстоун.

– А их фамилия правда Джолли? – спросила она.

На пути к выходу она заметила в застекленном шкафчике у Шанса множество парфюмерных флаконов и остановилась, чтобы посмотреть на них.

– Боже, что это?

В том, как она это сказала, было что-то игривое, как и в вопросе о Джолли, не совсем в стиле Джекки Блэк, но и абсолютно не в духе того, другого создания, так недавно забившегося в угол на улице.

– Меня интересует связь между нашими обонятельными ощущениями и воспоминаниями о прошедших событиях. Это мое маленькое хобби. Ну, во всяком случае, раньше оно у меня было.

– Какое облегчение, – сказала она. – А то я подумала, что должна перед уходом проверить ваш гардероб.

– Там нет ничего такого, – заверил он ее. – Ни вечерних платьев, ни туфель на шпильках. Когда-то я хотел разработать нечто вроде обонятельного теста Роршаха, который мог бы оказаться исключительно полезен для лечения людей, страдающих определенным типом амнезии.

– Больше не хотите? – спросила она, потянувшись к флакону.

– Не знаю. Может быть. По правде говоря, я не думал об этом уже довольно долго. Нам на самом деле нужно спускаться, – сказал он, но она уже мазнула себе запястье.

Он посмотрел, что выбрала Жаклин: мужской аромат, сделанный во Франции.

– Пустыня после дождя. Мне нравится. Можно попробовать еще один. – Она указала на особенно вычурный флакон.

Парфюм снова оказался мужским.

– Попробуйте вот так. – Шанс достал из выдвижного ящика под коллекцией бумажную полоску, капнул на нее из флакона и поднес ей.

Она понюхала, сделала гримаску и отстранила полоску:

– Это слишком.

– В каком смысле слишком?

– Слишком давит. – Она вернула ему бумажку, прижимая пальцы одной руки к ямочке под шеей. – Как во время похорон, когда опускают крышку гроба.

Он мог бы спросить ее о похоронах и связанных с ними ассоциациях, но вместо этого решил заговорить о непосредственном воздействии запаха на лимбическую систему:

– Сигналы всех остальных органов чувств передаются через таламус. Мыслительный процесс модулирует ощущения. А у обоняния на один фильтр меньше. Ощущения модулируют мыслительный процесс. Вот почему инстинктивные и эмоциональные реакции на запах могут быть гораздо быстрее и мощнее, чем на другие формы сенсорного воздействия. Большинство моих коллег это игнорируют. – Он остановился и посмотрел на нее. – Скучно?

– Шутите? Вы прочли ради меня аксиому выбора. – Она посмотрела на него в ответ и не отвела взгляд. В темноватой квартире он чувствовал в воздухе между ними жар ее тела. – Почему? – спросила она. – Почему они это игнорируют?

– Это связано с отношениями Фрейда и парня по имени Вильгельм Флисс, отоларинголога, который где-то в 1895 году очень сильно напортачил с носом Зигмунда.

– О, а дальше? Вы же не можете на этом остановиться!

– Внизу машина ждет.

– А сколько времени это может занять?

Вообще-то, подумал он, в маленькой игре, которую затеяла Жаклин, было что-то занятное. Казалось, затея гораздо безопаснее всего, что приключилось до этого. Насколько далеко они могут зайти, при ожидающей-то машине?

– Тогда ладно, – наконец сказал он, все еще достаточно пьяный для того, чтобы поддержать игру. – Хорошо. Ключевые моменты… В восьмидесятые годы девятнадцатого века, когда Фрейд формулировал свои тезисы о роли сексуальных травм, реальных и воображаемых, в развитии симптоматики истерии, его некоторое время очень интересовала роль запахов. Он тогда подозревал, что в вытеснении важен органический элемент, связанный с изоляцией, как он их называл, «древних сексуальных зон», а это, в свою очередь, произошло из-за изменения роли обонятельных ощущений, то есть важность запахов в формировании поведения трансформировалась, когда мы стали ходить на двух ногах, а не на четырех. Раньше нас интересовали исходящие от земли эманации, но теперь они стали нам отвратительны. Это по его словам. И Фрейд пошел еще дальше. Воспоминание, сказал он, теперь источает такие же запахи, как и реальные объекты. Так же как мы отводим наш орган чувств от смрада, наши подсознание и сознание отворачиваются от болезненных или неприятных воспоминаний. Именно это мы называем вытеснением. Но – и вот тут все и становится интересным…

– Я думаю, вы интересный, – сказала Жаклин. – Мне нравится, когда вы говорите как доктор.

Господи, подумал он, ей действительно многое может сойти с рук. Он напомнил себе, что она должна уходить, и продолжил:

– Фрейд никогда не исследовал систематически влияние запахов на истерию, неврозы или психозы. А причиной этого… причиной этого был Флисс, который годами читал лекции и писал о связи, которая, по его мнению, существовала между носом и женскими гениталиями. Он объединил ряд соматических заболеваний и дал им название назального рефлекторного невроза. Для его лечения Флисс применял кокаин, либо прижигание слизистой оболочки носа, либо хирургическое удаление части костей носовых раковин.

– Боже мой! А нас все Средневековьем пугают.

– И вот Фрейд начинает сотрудничать с этим парнем. И к тому же вышло так, что в это время он страдает рецидивирующей назальной инфекцией. Флисс прописывает кокаин и в два приема оперирует Фрейду нос. И наконец, по просьбе Фрейда едет в Вену, чтобы прооперировать одну из пациенток Зигмунда, женщину, страдавшую от заболевания, которое Фрейд решил интерпретировать как случай назального рефлекторного невроза, выдуманного Флиссом. Тот прооперировал ее и уехал домой. А у пациентки развилась выраженная послеоперационная инфекция, и она чуть не умерла. Позже выяснилось, что Флисс оставил у нее в носу марлевый тампон.

– Надеюсь, она нашла его и перерезала глотку, – сказала Жаклин, кажется всерьез.

– Ничего настолько драматичного не произошло. Но она выжила. Примечательно, что Фрейд счел ее постоперационные кровотечения симптомом истерии.

– Теперь вы понимаете, почему я люблю цифры.

– Понимаю. Тут можно было бы порассуждать о подсознательных установках самого Фрейда… Но, тем не менее, по моему мнению, суть всего этого заключается в том, что Фрейда травмировало общение с Флиссом. В результате него он погорел как в прямом, так и в переносном смысле, и поэтому неисследованные, особо скрытые и невербальные сферы, связанные с органом обоняния, оказались табуированы для последователей Фрейда на ближайшие лет сто.

В этот самый миг внизу на улице посигналил водитель такси – еще немного дровишек в костер любопытства соседей снизу. Жаклин, казалось, решила таксиста игнорировать.

– Вот так история, – сказала она. – А теперь, пожалуйста, позвольте мне попробовать еще один запах. По вашему выбору. Дайте мне на дорожку что-нибудь приятное. Не хочу и дальше думать об этой женщине и ее несчастном носе.

Он выбрал аромат, насчет которого был совершенно уверен, что тот ей понравится. Это были эксклюзивные женские духи от парфюмера из южной части Италии, одни из самых дорогих в его коллекции. Он капнул на полоску и протянул ей.

Выражение ее лица изменилось мгновенно и полностью. Съежившееся создание с улицы вернулось. Полоска выпала из рук. Она ничего не сказала, но лицо ее выражало теперь лишь ужас в чистом виде. Никаких больше шуток о семье Джолли и никаких заигрываний. Вообще ничего. Она повернулась и ушла.

Шанс стоял там, где она его оставила. С лестницы доносились ее шаги. Нужно было закрыть за ней дверь. Потом он еще раз подошел к окну. Жаклин как раз садилась в такси, и ему виден был желтый свет фонарей на ее желтых волосах, и она была там, на улице, и одновременно ее присутствие ощущалось тут, рядом с ним. Он готов был отдаться любой из ее личностей. Джекки Блэк явилась Шансу лишь на мгновение, а он уже жаждал ее возвращения. Он вдруг понял – и сразу встревожился, – что теперь его роднит с Реймондом Блэкстоуном это невозможное страстное желание, и тут впервые заметил припаркованную напротив дома машину из числа тех серых непримечательных «Краун Викторий», что в таком фаворе у полиции. Он не был уверен, не мог разглядеть как следует, но ему показалось, будто за рулем кто-то сидит, правда, с того места, откуда смотрел Шанс, незнакомец казался лишь неясной фигурой в темноте. Хотя окна его квартиры были по-прежнему освещены весьма тускло, Шанс инстинктивно отступил на шаг. В следующий миг эта предосторожность показалось ему глупой, чтобы не сказать трусливой, и он снова вернулся на свой наблюдательный пункт как раз вовремя, чтобы увидеть, как неприметная машина развернулась и уехала в том же направлении, что и такси. Осталось только гадать, был ли аноним, с которым он недавно разговаривал по телефону, тем, кого вообразил Шанс, или нет.