– Ну-ну, – сказал детектив Блэкстоун, – вы только поглядите. – Он демонстративно помахал ей.

Она без единого слова подошла и села рядом с мужем. Шанс не смог прочесть, что написано у нее на лице.

– Погляди, кого я встретил, – сказал Реймонд. Сейчас он обращался к Жаклин. – Доктора Шанса.

– Здравствуйте, – сказала она, глядя прямо на Шанса. Или, на самом деле, скорее сквозь него.

– Доктор Шанс только что собирался рассказать мне, кого он тут ждет.

– Вы, должно быть, неправильно меня поняли, – возразил ему Шанс. – Я как раз говорил, что никого не жду.

– Ах да, – сказал Реймонд. – Так вы и сказали.

Жаклин потянулась убрать упавшую на брови прядь волос. Она была одета для пробежки: в черные леггинсы, кроссовки и голубую ветровку – и выглядела очень спортивно. И бесспорно была, подумал Шанс, прекраснейшей женщиной в этом заведении, превосходя красотой и тех дам, что вдвое моложе нее.

– Значит, совпадение, – продолжал Реймонд. – Вы удивитесь, узнав, как часто я при моей-то работе слышу о всяких совпадениях. Вы также удивитесь, как часто выясняется, что это вовсе не совпадения. Я даже дошел до того, что, кажется, вообще не верю в случайности.

Жаклин изучала взглядом столешницу прямо перед собой. Фоном заиграла какая-то музыка. Шанс решил, что это песни китов в записи. В конце концов, они же находились на восточной стороне моста. Он заставил себя посмотреть Реймонду Блэкстоуну прямо в глаза.

– Совпадение – это просто ситуация пересечения параметров, когда несколько условий накладываются друг на друга, – сказал он. – Когда некоторое количество людей или предметов оказываются в одно и то же время в одной и той же точке пространства. Приведу пример. Рабочий вешает люстру в вестибюле фешенебельного отеля. По какой-то причине он не доводит работу до конца. Винты остаются незакрученными. Некоторое время спустя в вестибюль входит женщина, чтобы встретиться в баре отеля с друзьями. И тут на улицу сворачивает большой грузовик. Чтобы попасть в бар, женщина должна пройти через вестибюль. А грузовик как раз проезжает мимо отеля, внутри начинается легчайшая вибрация, однако ее достаточно, чтобы винты вывалились, и люстра упал прямо на макушку женщины, которая в тот миг находится как раз под ней. Случай, который я сейчас описал, привел к субарахноидальному кровоизлиянию с возникшей в результате тотальной афазией. Жизнь этой женщины никогда не будет прежней. Но это просто удивительный пример корреляции предметов и действий. Если исключить возможность Божьих козней, то в этом случае два объекта по чистой случайности оказались в одно время в одном месте. Чистой воды совпадение. Я постоянно сталкиваюсь с такими вещами. Я вижу, как раз и навсегда меняются жизни. Иногда мне представляется, что именно такие взаимосвязи делают наши жизни нашими жизнями, эти беспорядочные встречи во времени и пространстве.

Детектив Блэкстоун мгновение смотрел на него, прежде чем повернуться к жене.

– Не зря этого доктора зовут Шансом, – сказал он.

Жаклин выдавила улыбку.

– Так суть в том, что мы не ответственны за наши действия? – спросил Реймонд. – Я вот тоже несколько раз слышал что-то подобное.

– Да уж, думаю, слышали. Однажды кто-то спросил Уильяма Джемса , верит ли он в свободную волю, и он ответил: «Конечно, а разве у меня есть выбор?»

– Вот это здорово, – сказал Реймонд. Он посмотрел на жену. – Он мне нравится. Как прошла лекция?

– Хорошо, – сказала ему Жаклин.

– И это все?

Жаклин опять слегка улыбнулась, будто умненький, но застенчивый ребенок, которого вызвали к доске.

– Речь шла о парадоксе Банаха – Тарского, – проговорила она. – Только не просите меня его пересказать. – Когда никто ничего не ответил, она вздохнула и продолжила: – Это контринтуитивная теорема, утверждающая, что твердый шар в трехмерном пространстве можно разбить на конечное количество не перекрывающих друг друга частей и потом собрать из них две идентичные копии изначального объекта. И больше мне сказать нечего.

– Охренеть. – сказал Реймонд. Он посмотрел на Шанса и подмигнул ему.

– Это теоретические шары, – упавшим голосом добавила Жаклин. – Неисчисляемая россыпь точек.

Если Шанс когда-либо и участвовал в столь же абсурдных разговорах, то это было давным-давно. Ему стало казаться, что он ступил на бесконечное минное поле, неисчисляемую россыпь точек, хоть теоретическую, хоть еще какую. Ну, подумалось ему, вот что ты получил, сунувшись в воду не зная броду. Он услышал, как Реймонд спрашивает Жаклин, не голодна ли она.

– Я заказала тут еды на вынос, – сказала она. – Мне надо домой и в душ. До завтра надо еще кое-что прочесть.

Одежда для бега тут удивительно к месту, подумал Шанс, добавляет достоверности всей истории. Он обнаружил, что размышляет, не оделась ли Жаклин таким образом, в первую очередь, потому, что допускала вероятность подобного развития событий.

Реймонд минуту-другую в молчании изучал жену.

– Ну тогда, – сказал он, – почему бы тебе не пойти и не забрать свой заказ. – Он посмотрел в сторону кассы. – А я подойду через минутку, расплачусь.

– В этом нет необходимости, – проговорила она.

– Забудь, – сказал он ей.

Жаклин встала.

– Приятно было снова с вами повидаться, – сказала она, глядя на Шанса.

Они не обменялись рукопожатиями.

Реймонд смотрел, как она идет через зал.

– Мы жили отдельно, – сказал он. – Но вы, наверно, и так это знаете.

– Я не психотерапевт. Я осматривал Жаклин, чтобы оценить степень ее неврологической травмы. Кстати о травме: удалось поймать того, кто это сделал?

Блэкстоун проигнорировал вопрос.

– Что вы взяли? Я хочу оплатить ваш заказ. Угощу вас.

– Я не могу этого позволить.

– Конечно, можете. Вы были так добры, что осмотрели мою жену. И – нет, мы пока не нашли того, кто на нее напал. Но найдем. Можете что угодно на это поставить. – Реймонд Блэкстоун уже выбрался из кабинки и теперь стоял, глядя на Шанса сверху вниз. – Скажите, доктор, вы женаты?

– Развожусь, – после короткого колебания ответил Шанс.

Блэкстоун кивнул.

– Дети?

– Дочь.

Блэкстоун кивнул опять, помолчал и…

– Тогда я вам не завидую.

Шанс молча смотрел на него.

Блэкстоун вынул из внутреннего кармана куртки визитку и положил ее на стол:

– Мир жесток – вот все, что я пытаюсь вам сказать. Все мы хищники по природе, доктор. – Он слегка улыбнулся, но улыбка эта не была особенно приятной. – Это не то, чему учат в церкви, я уверен. И не то, что приходится говорить для прессы, если ты коп, во всяком случае в этом городе. Но это правда. И это мир, с которым я имею дело каждый день. – Детектив смотрел прямо на него, и Шанс подумал, что еще ни у одного человеческого существа не видел такого мрачного взгляда. – Будьте бдительны, – в заключение сказал Блэкстоун, – это все, что я хочу сказать. – Он повернулся, чтобы уйти, потом остановился и снова обернулся. – Приятного аппетита, доктор Шанс. В следующий раз… когда мы опять совпадем, как сейчас… пеняйте на себя, приятель.

Только теперь он заметил на сиденье рядом с Шансом ярко-красный пакет «Маркет-Холл», который с его места было не видно:

– Ничего себе! Французская мебель. «Маркет-холл». Должно быть, мило. – Он зашел так далеко, что поднял пакет и заглянул внутрь – самый настоящий акт агрессии, и Шанс ничего не сделал, чтобы его остановить, только сидел и слушал, лицо пылало, а детектив тем временем прочел вслух название его любимой кофейной смеси: – «Пацифист». – Сделав это, он вернул пакет на место, еще раз посмотрел на Шанса и сказал: – Бывают такие дерьмовые истории, когда не удается выйти сухим из воды.

Шанс смотрел, как Реймонд остановился у стойки, где в ожидании своего заказа стояла Жаклин. Детектив разговаривал с официанткой, которая его рассчитывала. Потом подписал чек и вышел из ресторана. Ни разу не оглянулся. Как и Жаклин. Получив свой заказ, она тоже вышла, оставив Шанса с мыслями о том, чем может обернуться этот вечер для каждого из них. Для всех них. Он отставил чай, выпил три бокала белого вина и ушел без ужина, с визиткой детектива в кошельке. «Город Окленд, – гласила та. – Реймонд Блэкстоун. Детектив. Отдел убийств. Полиция».

Было еще относительно рано, и он, войдя в квартиру, сразу же позвонил дочери.

– Что случилось, папа? – спросила она.

– Ничего, – заверил он, – просто хотелось услышать твой голос. – От такого заявления она, кажется, растерялась. – Должен тебе сказать, что был сегодня в Окленде, – добавил он, – и вернулся с булочками на завтрак тебе и маме.

– Клево, – сказала она.

Шанс сказал, что любит ее, и пожелал спокойной ночи. Сам он, вместо того чтобы лечь, выбрал вино, Википедию и парадокс Банах – Тарского.

Удивительные и абсурдные результаты парадокса, читал Шанс, невозможно получить не прибегая к аксиоме выбора. Пусть в ресторане об этом не упоминалось, но это были, вспомнил он, те самые слова, которые сказала Жаклин, приглашая его на лекцию. Шанс обнаружил, что это аксиома теории множеств, в соответствии с которой возможно построение неизмеримых множеств, представляющих собой набор элементов, не имеющих какой-либо величины в обычном смысле. Да и зачем они нужны, величины эти, внезапно подумал он. Шанс уже давно ничего не ел, зато выпил немало вина и довольно сильно опьянел. Почему хоть что-нибудь должно быть обычным? Мысль вогнала его в ступор, разбудив бессмысленную ярость. Это было невыносимо.

– Это невыносимо, – провозгласил Шанс в пустой квартире, освещенной только монитором компьютера и маленькой лампочкой над плитой.

Без математического образования Шанс толком не понимал, что читает, текст казался ему просто набором слов, удерживающим внимание вместе с желанием осмыслить унижения и глупости прошедшего дня на какой-то новый, доселе нерассмотренный лад; и с такой стороны эксперимент оказался успешным, ведь во всем этом действительно что-то было, как будто в маленькой матрице слов действительно можно было обнаружить все человеческие состояния. Мы истекаем кровью на тайных жертвенных алтарях Ницше, но разве нас не пронзает насквозь аксиома выбора? Формулировка Шансу понравилась, она подходила прошедшему дню. А если вспомнить о другой новой концепции, теории Большого Ди о замерзшем озере, то все начинало приобретать смысл. Его телефон зазвонил в два часа ночи.

– Я внизу, – сказала она.

Она стояла у обложенного кирпичами входа в здание, и Шанс в своей жизни не встречал настолько живого создания, настолько сексуального, будто оно зародилось и возникло где-то во фрейдистской бездне и лихорадочном бреде. Ее глаза пылали. Она без колебаний прижалась к нему, тело прильнуло к телу, лицо обратилось к лицу.

– Ты мой рыцарь, – прошептала она, и ее голос был едва слышен.

В более привычных обстоятельствах, чем нынешние, это могло бы показаться смехотворным, но Шансу было не до смеха. На ней была та же спортивная одежда, что и в ресторане, и сквозь гладкую облегающую ткань он ощущал жар ее тела, ее бедра, вжимавшиеся ему между ног. Господь всемогущий, как же не вовремя он напился! Мысль не оставляла, даже когда его рука поднялась к пепельным волосам, отвела их с ее лица и скользнула к затылку, баюкая его в ладони. Косой свет с улицы падал на ее скулы, на белеющую меж приоткрытых губ поверхность зубов.

– Я хочу любить тебя ртом, – сейчас она говорила отчетливее, и ее голос звучал как-то непривычно.