Книга: Галина Вишневская. Пиковая дама русской оперы
Назад: Глава 8 Суженый
Дальше: Глава 10 Шостакович
Глава 9
Страсти-мордасти
Между жизнью и смертью нет ничего, кроме музыки.Мстислав Ростропович
Из Югославии Вишневская вернулась в Москву, и, едва перешагнув порог их с Марком комнаты, объявила, что уходит от него к Славе. Что тут началось! Марк умолял не торопиться и все спокойно обдумать, грозил покончить с собой.
«– Я не выпущу тебя из дому!– Пусти, мне надо ему позвонить…Телефон общий, в коридоре. Я вырываюсь, бегу через всю квартиру, он – за мной.– Не смей звонить!– Отойди!Соседи на всех дверях уши развесили, интересно – скандал!– Слава, я приехала.– Я иду к твоему дому, выходи на улицу!– Я не могу, меня муж не пускает…– Он тебе не муж, я – твой муж! Я приду к тебе домой.– Не смей приходить!– Ну, так я приду к дому и буду стоять внизу, пока ты не выйдешь. Надо будет – и несколько дней простою! – и повесил трубку».
В общем, страсти посильнее, чем в опере. В результате только на следующий день Галине удалось сбежать. Причем побег тоже получился как в кино. Опасаясь, как бы Вишневская не бросила его тайком, Марк проводил ее до дверей Большого театра. Далее он следовать за ней не мог, пропускная система. А Вишневская прошла через весь театр к черному ходу, что на площадь Свердлова, и бегом до Колонного зала, туда, где своему нареченному встречу назначила.
Подлетает и застает такую картину. Стоит машина, вся изнутри украшенная ландышами, а в ней довольный и счастливый Ростропович. Мимо знакомые идут, место-то людное, в машину заглядывают, узнают, здороваются, а он сидит и сияет.
Галя сразу решила, уговорить Славу подождать месяца два. За это время она с Марком все по-хорошему уладит и…
«Никаких двух месяцев, если сегодня к четырем часам тебя не будет у меня дома, все кончено!Ну что с таким делать?Галя вернулась домой, но больше ничего уже говорить Марку не стала, понимала, что запрет он ее на ключ, а Ростропович, чего доброго, выполнит свое обещание. В общем, написала прощальную записку, схватила неразобранный чемодан и деру. На углу стоянка такси. Назвала адрес, Ростроповичи жили на улице Немировича-Данченко, буквально за углом, но ехать в машине показалось надежнее.Выскочила, поднялась на второй этаж до квартиры, позвонила. Дверь открыла крупная девушка.– Вы Галя?– Да.– Я Славина сестра, он просил меня вас встретить…– А где же он сам?– В магазин за шампанским побежал…»
За спиной Вероники появилась перепуганная, бледная мама Мстислава Софья Николаевна. Вишневская прошла в квартиру, села на свой чемодан, и вдруг горько заплакала. И женщины заплакали. Так они и лили слезы – непонятно, от радости или от вдруг схлынувшего напряжения последних дней, пока на пороге не появился Ростропович.
– Ну, слава Богу, уже познакомились!..
Квартира, разумеется, коммунальная, семья Ростроповичей занимает две комнаты, всего в квартире человек двадцать. Впрочем, некоторое время назад Мстислав заплатил за кооператив, вложив в будущее жилье всю свою Сталинскую премию. Подождать совсем чуть-чуть, и можно будет въехать в отдельную квартиру.
Разумеется, столь стремительный роман двух известных людей не мог не взбудоражить общественность, сразу же поползли слухи один неприятнее другого. Впрочем, вполне заслуженно. Вишневская и сама признавала, что была замужем, а стало быть, ее связь с Ростроповичем изначально была аморальна.
Вот как пишет об этих слухах второй муж балерины Аллы Шелест Рафаил Вагабов: «Прошло еще некоторое время, Алла вдруг узнает, что певица Большого театра Галина Вишневская, беременная, с чемоданчиком в руках пришла к Мстиславу и объявила его матери, что будет жить у них. Мстислав разом остепенился, как ни странно, успокоилась и Алла, их жизни разошлись, притом, что из виду друг друга они не теряли». Возможно, что на свете есть женщины, способные чувствовать свою беременность на столь ранних сроках. Не могу с этим спорить, все люди разные. Вишневская была беременна второй раз, но график ее работы и постоянная нервотрепка вряд ли способствовала развитию чувствительности, свойственной скорее очень тонким, разнеженным особам, способным день напролет прислушиваться к своим ощущениям. Так что в этом плане я придерживаюсь версии самой Галины. О беременности она узнала уже после того, как вышла замуж. Впрочем, если уверений нашей героини недостаточно, сопоставьте даты: общеизвестно, что начиная с 1952 г. традицией фестиваля стало открытие 12 мая, в годовщину смерти Бедржиха Сметаны, а Ольга Ростропович родилась 18 марта 1956 года, следовательно, через 11 месяцев после их «помолвки» в Праге.
Первую неделю Галя не выходила из дома, опасаясь, что Марк выследит ее на улице.
К первому же завтраку новоявленный муж явился в пиджаке и галстуке, заявив, что теперь всегда будет так одеваться. На второй день сделалось жарко, и он попросил разрешения снять пиджак, на третий отказался от галстука, и вскоре уже сидел за столом в одних трусах.
Полгода Галина и Мстислав прожили в этой квартире, ожидая, когда их жилье на улице Огарево будет наконец достроено. Тогда же появились странные прозвища, которые молодые супруги дали друг другу. В воспоминаниях Галины Павловны полно сказочных образов, многое в ее жизни происходило как бы по волшебству, вот и своего мужа – остроносого и тощего, она прозвала Буратино. Деревянный мальчик, нашедший золотой ключик. Он же ласково называл ее Жабка. Как можно сравнивать прекраснейшую из женщин с жабой? А очень просто: потому что Галина – настоящая царевна-лягушка, зачарованная Василиса премудрая и одновременно с тем прекрасная, которая поймала судьбоносную стрелу. Кроме того, она обожала брошки в виде лягушек и коллекционировала различные лягушачьи сувениры.
«Музыка – это исцеление. Музыка зажигает факел добра и может переустроить, усовершенствовать мир». (Мстислав Ростропович)
На этот раз замуж Вишневская выходила молниеносно. Развод с Марком не требовался, официально они не были женаты. Так что через неделю после заселения на новом месте, с трудом преодолевая смущение, Галина и Мстислав перешагнули порог загса на Пушкинской улице «против комиссионного магазина во дворе, в правом углу, возле помойки. Не знаю, как теперь, но в том виде он неприкосновенно оставался до самого нашего отъезда в 1974 году. Маленькое, убогое помещение на первом этаже – тут и женят, и разводят, и справки о смерти выдают».
Почему так скоро? По правилам, с момента подачи заявления должно пройти 3 месяца. Но что позволено Юпитеру, не позволено быку. Вишневская – примадонна Большого театра, Ростропович – лучший виолончелист Советского союза. Знакомства имеют. Нажали где надо, их и пропустили вне очереди. Когда нужно, могут ведь и без формальностей на квартире расписать. Были бы все необходимые печати под рукой.
Вишневскую узнали.
«– Ах, Галина Павловна, какая радость вас здесь видеть! Слушала вас в Большом театре, я просто вас обожаю! Замуж выходите? Садитесь, пожалуйста, давайте ваш паспорт, душенька…И – к Славе, уже холодно-официально, даже с легким вздохом, дескать, бывает же людям такое счастье:– Давайте ваш паспорт тоже.Начинает писать и все приговаривает:– Ах, Галина Павловна, как вы чудно поете, нельзя ли попасть на ваш следующий спектакль? Значит, пишем: супруги – Галина Павловна Вишневская и М-сти-слав… Господи, какое трудное имя… Ле-о-поль-до-вич Ротр… Роср… Товарищ, как ваша фамилия?– Ростропович.– Как?!– Ростропович – моя фамилия!– Товарищ Рассупович, ну что это за фамилия! Вот сейчас у вас такая счастливая возможность – перемените фамилию и будете, – она закатила глаза и даже не проговорила, а как бы пропела: – Вишне-е-е-е-вский!»
Ну, тут уже Слава не выдержал, наотрез отказавшись менять фамилию.
В общем, расписались и домой – праздновать. Вишневская еще себя замужней дамой не успела почувствовать, новый сюрприз: оказывается, Булганин ее по всей Москве ищет. Соседей расспрашивал, куда подевалась? В театре шороха навел. Наконец министр культуры разыскал Марка и от него узнал, где Вишневская. Позвонили на квартиру Ростроповичей. 30 мая – сегодня день рождения Булганина. Прием на даче, Николай Александрович просит петь. Машина будет внизу через полчаса.
Никто не спросил, хочет певица выступать или нет? Готова ли она? В голосе или нет? А вдруг ей нездоровится? А вдруг волосы не мыты? Вдруг?..
А Булганин уже вокруг нее крутится, в рюмочку сладкую наливку подливает, сладкие речи заводит… Вопросы задает, как же так, такая раскрасавица замуж вышла? Удивительно! Почему никому не доложила? Вот дура, вышла замуж за Ростроповича, а не торопилась бы, и могла за Булганина. Ну да ничего, если понадобится, вмиг разведут. Воистину «минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь».
На следующее утро – букет на квартиру. К вечеру сам позвонил прямо из Кремля. М-да, своеобразно начался медовый месяц. Булганин решил отбить красавицу Галину. И первым делом пригласил ее поужинать в ресторан.
«Хорошо. Приду, – улыбается в трубку Вишневская. – Придем». Так и повелось: Булганин ее на свидания приглашает, Галина и Мстислав приходят вместе. Потом Николай Александрович и Мстислав Леопольдович вместе напиваются, и Галина везет благоверного домой, довольная уже тем, что в очередной раз удалось манкировать государевым ложем, сохранив верность мужу.
Потом Булганин стал блага разные Ростроповичу сулить, дачи, квартиры, за которые платить не придется, премии… в шутку даже пытался угрожать. Но молодые супруги стояли насмерть. Наверное, так продолжалось бы еще долго, и еще неизвестно, чем бы закончились визиты Ростроповича и Вишневской ко второму лицу в государстве, но однажды Мстислав не выдержал, и после очередной попойки у Булганина закатил супруге пьяный скандал:
«– Мне надоело! Я не могу больше видеть, как этот старик на тебя смотрит! Я больше к нему не пойду!.. Тебе, наверное, нравится, тебе льстит, что за тобой ухаживает наш новый царь. Ты не видишь, что ставишь меня в унизительное положение!..».
На эти обидные слова Галина могла только разрыдаться. А действительно, что она могла сделать? Поругаться с Булганиным? А если тот отомстит? Да одного его слова будет довольно, чтобы она уже не пела, а Ростропович не концертировал.
Тогда Ростропович забрался на окно, сообщив, что выбросится. Вот как об этом пишет Вишневская:
«И вижу я: Славка, почти голый, в одних трусах, лезет на подоконник!– А если так, то я сейчас брошусь вниз!Видно, спьяну забыл, что всего высоты – метра четыре, но все равно ноги можно переломать! Софья Николаевна влетела в комнату, вцепилась ему в одну ногу, Вероника – в другую, я кричу в истерике:– Стой! Куда ты прыгать собрался? Я беременная!.. Куда я денусь?Так я объявила моему мужу, что у нас должен быть ребенок.Как ветром сдуло его с подоконника, и он, счастливый, уже был около меня:– Правда? Нет, правда? Что же ты молчала?Я плачу:– Сюрпри-и-и-и-з хо-те-е-е-ла те-бе сде-е-е-лать…».
С этого знаменательного дня Мстислав каждый вечер перед сном повадился читать супруге сонеты Шекспира и играл ей самую прекрасную музыку, какую только знал, чтобы она родила ему самого красивого и одаренного ребенка. А Галина начала думать, как бы без скандалов с последующими неприятностями покончить с их странными отношениями с Булганиным. Напрямую отказать было немыслимо, еще неизвестно, как бы он отреагировал, скажи она ему прямо. Сталинские времена, конечно, прошли, но тюрьмы оставались, и в них вполне могли попасть неугодные правящей элите лица. Скажем, весьма уже надоевший товарищу Булганину Ростропович.
Сначала Галина стала отказываться от домашних приглашений, ссылаясь на усталость и загруженность в театре, но тогда он нашел возможным нажать на любимую певицу через Министерство культуры, и ее стали чаще приглашать петь в Кремле. Если в этот день у нее была репетиция в театре, Вишневскую освобождали от репетиции. Если начинала плакаться, де плохо звучит голос, а впереди еще и спектакль, ей вежливо давали понять, что и от спектакля тоже освободят. Мало этого, освободят от выступления на радио, да и от всего остального, если понадобится.
Если Вишневскую не мог уговорить министр культуры, звонил сам Николай Александрович, недвусмысленно требуя, чтобы Галина явилась в Кремль, если не петь, то просто поговорить с ним. Картина начинала напоминать настоящие домогательства. И неудивительно, что наконец Вишневская взорвалась: «…я стояла в вонючем коридоре коммунальной квартиры и в ярости орала в телефонную трубку:
– Что вы валяете дурака? Звоните по нескольку раз в день, будто не понимаете, что мы не можем бывать у вас дома! Мне надоели сплетни вокруг меня! Я не хочу петь на ваших приемах. Почему? Потому что мне противно! Я не желаю во время пения видеть ваши жующие физиономии… Поймите, что меня это унижает. И хотя, по вашим понятиям, это большая честь, я прошу вас раз и навсегда избавить меня от подобной чести… Все! До свиданья!..
Через несколько минут – снова звонок:
– Галя, извините меня и успокойтесь. Я прошу вас завтра со Славой прийти ко мне ужинать. Мне нужно вас видеть».
В общем «коготок увяз, всей птичке пропасть». Ничего не поделаешь, поехали. Правда, с того дня имя Галины Вишневской было раз и навсегда вычеркнуто из списка выступающих на кремлевских пьянках. А еще через несколько дней Галина и сама была рада, что не поссорилась с влиятельным покровителем. Как мы уже говорили, КГБ пыталось сделать из Вишневской своего агента. Они то появлялись, то исчезали. Иногда просто звонили, справляясь о здоровье, но не звали к себе после «Пражской весны» ни разу. А тут опять. Галина только от кремлевских банкетов с грехом пополам отделалась, приглашают явиться к ним.
В тот вечер Мстислав и Галина обедали у Булганина, и Вишневская, воспользовавшись интимностью обстановки, прямо за столом пожаловалась Николаю Александровичу, что ее преследуют работники КГБ.
«– Это еще что такое?! Что им от тебя надо? – возвысил голос Булганин, должно быть, представляя себя в образе благородного рыцаря, которому дама сердца поручает сразиться с многоголовым чудищем.– Они требуют, чтобы я писала доносы, – уронила алмазную слезу благородная принцесса.– Что-о-о?! С ума они сошли, что ли? Федька! – кричит адъютанту. – Соедини меня с Ванькой Серовым! Ах, негодяи!И побежал в соседнюю комнату к телефону. Мы слышали, как он разносил главу КГБ, до нас долетали обрывки фраз. Вскоре он вернулся к нам.– Не волнуйся, никто больше тебе оттуда никогда не позвонит. Можешь мне поверить.И правда – с этим было навсегда покончено. Помощь в таком деле была важна именно в тот период моей жизни – дальше я уже сама набрала силу и могла отбиваться самостоятельно, да и, зная мои высокие связи, со мною были осторожны, меня уже такой Василий Иваныч – попробуй тронь! А сколько людей запуталось в этих сетях!»
В Большом театре вербовали практически всех. А человек слаб, ему намекнули, что в случае отказа он потеряет свое положение, для артиста это значит, что он никогда уже не сможет заниматься любимым делом, а зачем тогда жить? Или господа из органов вдруг обнаружат какое-нибудь еле заметное пятнышко на биографии любимого человека, родителей – у них всегда было много путей воздействовать на людей. Вот, Вишневская сумела отбиться, а сколько ее коллег в этом завязли навсегда.
Николай Александрович Булганин (1895–1975) – советский государственный деятель. Член Президиума (Политбюро) ЦК КПСС (1948–1958, кандидат в члены с 1946 года), член ЦК партии (1937–1961, кандидат с 1934). Маршал Советского Союза (1947, лишен этого звания в 1958 году), генерал-полковник. Входил в ближайшее окружение И. В. Сталина
Однажды Галина пришла в театр послушать Георгия Михайловича Нэлеппа, на сцене шла репетиция оперы «Садко», в которой наша героиня не участвовала. Так получилось, что, войдя в театр, она первым делом увидела незнакомую женщину, которая явно кого-то ждала. Попросили Галину, чтобы сказала секретарю, пусть та вызовет Нэлеппа со сцены, если он свободен.
Г. М. Нэлепп спустился вниз, вежливо поздоровался, а женщина вдруг как харкнет ему в лицо: «Вот тебе, гадина, за то, что погубил моего мужа, за то, что ты погубил мою семью! Но я выжила, чтобы плюнуть тебе в рожу! Будь ты проклят!».
Как тут же объяснил, шокированной произошедшем на ее глазах Вишневской, Н. С. Ханаев, Нэлепп работал на КГБ еще со времен его службы в Ленинградском театре и многих погубил своими доносами.
Вскоре после описанного выше инцидента он умер от сердечного приступа в возрасте всего лишь пятидесяти двух лет.
Вырвав Вишневскую из когтей КГБ, вскоре Булганин пригодился ей еще раз. Наконец-то достроили кооперативный дом, за квартиру в котором Ростропович заплатил деньги, и тут выяснилось удивительное. Оказывается, они не имеют права поселиться в своей заранее оплаченной квартире. Четыре комнаты на двоих (можно сказать на троих, ребенок вот-вот появится) – это по советским законам абсолютно чрезмерно. Как будто бы они раньше этого сказать не могли, когда Ростропович еще неженатым свою Сталинскую премию на блюдечке с голубой каемочкой принес.
И что делать? Домработница не в счет. Переводить в четырехкомнатную квартиру маму с сестрой – но тогда получится та же коммуналка, а жить-то хочется в отдельной. В конце концов снова вмешался Булганин, и вопрос был улажен, лишние метры больше никого не тревожили, о них просто забыли. На самом деле Булганин давно уже предлагал Ростроповичу не валять дурака, а соглашаться на бесплатную квартиру от государства, но тот не хотел быть чем-то обязанным поклоннику своей супруги.
Беременность протекала нормально, с операми «Фиделио» и «Евгений Онегин», Вишневская съездила на гастроли в ГДР, получила свое первое звание – заслуженной артистки РСФСР, после чего записала свою первую оперную пластинку «Евгений Онегин», с дирижером Хайкиным и артистами Беловым (Онегин) и Лемешевым (Ленский).
Лемешеву, лучшему Ленскому страны, в ту пору было уже 56 лет. По правилам единственная фирма грамзаписи в СССР «Мелодия» могла повторно записать оперу только через двадцать лет. То есть существуют два непревзойденных Ленских – Лемешев и Козловский. Козловский удостоился чести записаться (пластинка с его участием была у Гали, подарок от мамы на день рождение). А вот Лемешеву пришлось ждать своей очереди двадцать лет, то есть он сделал почти невозможное, умудрился сохранить свой неповторимый голос.
Когда Вишневской было поручено записывать Татьяну, она моментально сделалась врагом всех певиц Большого театра. Что и понятно, многие из них тоже много лет ждали этой записи, надеясь на лучшее и прекрасно понимая, что еще двадцати лет у них просто нет. Следующая запись, и опять «Онегина», случилась неожиданно скоро, в 1968 году, но это было исключение из правил, пластинку записывали в Париже на фирме EMI.
Впрочем, до 68 года нашей героине еще только предстояло добраться, теперь же, в 1956 году, все только и говорили, что о знаменитом докладе Хрущева, в котором он рассказал правду о культе личности Сталина, о пытках и тюрьмах, доносах, массовых расстрелах невинных, о деле врачей, уничтожении крестьянства и обезглавливании армии перед войной. Все это, конечно же, было известно и давно передавалось шепотом за наглухо закрытыми дверями, ошеломляло, что обличительные речи, за которые совсем недавно можно было отправиться в тюрьму, неслись теперь с самой вершины, что за это уже не сажали. Слухи расползались с быстротой сползающей с гор лавины, обрастая подробностями, на свет всплывали все новые имена погибших, замученных, все еще страдающих в застенках и ссылках. В каждой семье вспоминали о своих потерях, точно после длительной бомбардировки считали и не могли обнаружить соседей, друзей, родственников – пропавших, арестованных, просто исчезнувших… Главный палач Сталин мертв, разумеется, тут же принялись за поиск врагов из тех, кого еще можно наказать. Собственно, у всех, кто был наверху, так или иначе рыльце в пушку, тем не менее, главное – успеть перебежать из одного лагеря в другой, главное – кричать то, что предписано свыше, главное – не потеряться и всегда держать нос по ветру. Тем более, что и сам разоблачитель Хрущев закончил свой доклад словами: «Мы не можем допустить, чтобы этот вопрос вышел за пределы кругов партии, в особенности же, чтобы он попал в печать. Нам следует знать пределы, мы не должны давать оружие в руки нашим врагам, не должны полоскать грязное белье у них на глазах».
В печати доклад еще не был опубликован, а слухи уже проникли в народ, по рукам ходили машинописные распечатки Хрущевского выступления. Москва гудела, но никаких открытых выступлений не последовало.
Вскоре из мест не столь отдаленных после десятилетней отсидки вернулся Павел Иванов – отец нашей героини. Годы, проведенные в неволе, не сломили верного ленинца, и, вернувшись в столицу, он первым делом отправился восстанавливаться в партии, а заодно посетил Большой театр, где донес на собственную дочь, которая посмела утаить отца «врага народа». Должно быть, администрация зоны, где находился Павел Иванов, не заботилась о духовном кормлении своих подопечных, во всяком случае, он не был в курсе относительно положения Вишневской в театре и вообще в Советском союзе. Думал, принципиальный мерзавец, ее сразу выкинут, да куда там, теперь Галина находилась на такой высоте, до которой простому смертному не так просто добраться. Кроме того, она уже начала ездить с гастрольными поездками, за выступления актеров Большого театра заграница платила золотом. Правда, сами исполнители получали из этих денег крохи, а большую часть загребало родное правительство, но как раз это и обеспечивало надежную защиту – каким же нужно быть сумасшедшим, чтобы резать курицу, несущую золотые яйца?
Галина уже была на сносях, когда Мстислав уехал на гастроли в Англию. Перед отъездом муж взял с нее слово: не рожать до его возвращения, иначе он никуда не поедет. Пришлось согласиться. Из Лондона Ростропович звонил каждый день, читал Галине стихи, умолял родных окружать ее всем красивым и отбирать страшные книги. На время Галиной беременности мама Мстислава Софья Николаевна переехала к ним, чтобы приглядывать за невесткой. В результате вечером 17 марта Ростропович вернулся домой, а на следующее утро Галину отвезли в роддом.
Да, вторые роды Галины Вишневской разительно отличались от первых, именитую пациентку, ее дожидалась белоснежная отдельная палата в Пироговской больнице, где улыбающиеся врачи и медсестры были готовы на все ради царицы оперы. «Мне казалось, что ангелы на крыльях несут меня в небесах, и в честь моего торжества вокруг звучат ликующие гимны, наполняя меня чувством неземного восторга и счастья. Моя дочь казалась мне совершенством красоты. И в самом деле – она родилась удивительно красивой, не по-детски пропорционально сложенной, с чистой белой кожей, и уже через пять минут внимательно смотрела на меня не мутными детскими глазками, а ясным, осмысленным взглядом – казалось, она хочет что-то очень важное мне сказать. Видно, Славины ночные чтения мне сонетов Шекспира не прошли даром, и даже акушерка, принимавшая у меня роды, сказала: «Ну, Галина Павловна, сколько я в жизни своей детей приняла, а такой еще не видела». Из больницы их встречали родственники и друзья, все с цветами и улыбками. «Нет, это чудо, это просто чудо! Мама, посмотри, какая она красавица… нет, посмотрите все!!! Ведь правда, она красавица?»»– восторгался взволнованный отец.
Первеницу назвали Ольгой, не Екатериной, как мечтала сама Вишневская: муж не выговаривал букву «р» и опасался, что это будет звучать смешно.
Через две недели Мстислав Ростропович улетел в Америку. Но это было только к лучшему, теперь Галине предстояло научиться жить вместе с ребенком, жить ради ребенка. И в этом деле темпераментный супруг создавал ненужные помехи и суету.
Галина Вишневская с Мстиславом Ростроповичем и дочерьми – Олей и Леной. 1959 г. Фото Б. Азарова
Реальность изменилась до неузнаваемости, теперь наша героиня не заботилась о бытовых проблемах, хождение по магазинам, готовка и уборка были всецело на Римме. Она же старалась ни на минуту не оставлять Оленьку одну. Кормила ее грудью восемь месяцев, пеленала, купала, играла со своей малышкой. Через несколько месяцев, когда график устаканился, Галина добавила к своим материнским занятиям музыку, после перерыва нужно было восстанавливать голос.
Когда Ростропович вернулся из-за границы, Ольге исполнилось три месяца, Галину тогда пригласили в Ленинград на пробы на роль Татьяны в фильме-опере «Евгений Онегин»: всего один рабочий день, но стоит ли он риска, оставлять грудничку на прислугу и только что вернувшегося и еще не успевшего разобраться, как вести себя с дочерью, папашу? Мстислав Леопольдович уверил супругу, что справится с новыми обязанностями, и она может не беспокоиться. Из Америки он привез массу баночек с детским питанием, которым и кормил Ольгу вплоть до возвращения супруги, перед этим благополучно вылив в раковину оставленное матерью сцеженное грудное молоко. Хорошо, что Галина отсутствовала всего сутки, так как животик груднички, ни разу не пробовавший ничего, кроме материнского грудного молока, не мог справиться с неожиданным прикормом. На счастье, доктора вовремя взялись за дело, и через несколько дней здоровье Ольги нормализовалось.
Когда малышке исполнилось четыре месяца, Галина перенесла ее кроватку в детскую, рядом была поставлена кровать Риммы, которая, не признавая никаких нянек, взялась самостоятельно опекать обожаемое чадо. Не было бы Риммы, возможно, зритель еще не скоро услышал бы волшебный голос Галины Вишневской, потому что бытовые проблемы и служба в Большом – вещи почти несовместимые. Мужчина может сочетать карьеру и семью, женщине же приходится куда как сложнее.
В 1958 году семья Вишневской и Ростроповича произведет на свет вторую дочь. Для оперной актрисы двое детей – это даже много. Беременность прошла более чем хорошо, Вишневская пела до последнего и родила здоровенькую девочку. Новорожденную назвали Еленой. И когда она родилась, никто уже и не вспоминал о том, что в самом начале Галина размышляла, а не отказаться ли от ребенка. Шутка ли сказать – перед ней замаячил столько лет уже ускользающий призрак «Аиды», оперы, о которой она мечтала, с которой она поступила в Большой театр, и которую теперь, объяви она о беременности, непременно передали бы другой певице. Вишневская бы такого не пережила.
Находясь на весьма уже приличном сроке, она участвовала в съемке «Евгения Онегина», для которого ранее она проходила пробы. На экране мы, правда, видим другую актрису, Галина Павловна поет за кадром. Но все равно забавно получилась, первая Татьяна у нее была кормящей матерью, а вторая беременной.
Всю беременность Галина затягивалась в корсеты и ушла в декретный отпуск буквально за три месяца до родов. Когда на общем собрании театра сообщили, что Вишневская в декрете, ее любимый дирижер Мелик-Пашаев встал и произнес потрясшую всех фразу: «Товарищи, когда же кончится это безобразие?!».
Собственно, второго ребенка больше хотел муж, но решение, как ни странно это звучит, должна была принять… кто бы вы думали? Домработница Римма. Дом, магазины, готовка, воспитание Оленьки – все несла на себе эта кариатида домашнего хозяйства. Когда хозяева делали попытки нанять для дочки гувернантку, эта деспотица в фартуке кидалась на пришлых, заставляя их убраться подобру-поздорову. Римма не терпела посторонних людей в доме, предпочитая трудиться днем и ночью, не переставая при этом ворчать на жизненные тяготы и эксплуатацию буржуями трудящихся масс. Вишневская очень ценила свою домоправительницу, поэтому, сообщив мужу о беременности и откровенно выложив перед ним все «за» и «против», ей пришлось призвать в качестве высокого арбитра Римму. Своей семьи у домработницы не было, да и скандалила она скорее по привычке, в общем, новость о втором ребенке фея домашнего очага приняла с полным восторгом.
«В день спектакля мама последний раз ела в три часа дня, и только мясо без гарнира – Римма, наша помощница по хозяйству, давала ей полусырой бифштекс. И когда они с Риммой ругались, та приносила ей вместо бифштекса селедку», – рассказывает в своем интервью для «Собака. ru» Ольга Ростропович.После того, как Галина родила вторую дочку, муж прислал ей в палату коротенькую записку: «…Спасибо за дочку! Она, конечно, такая же красавица, как и ты… (в роддома мужчин не пускали, так что, говоря о красоте дочери, Ростропович может только догадываться. – Прим. Ю.А.). Я ужасно рад, что родился не мальчик. Будут расти две сестры, и когда я (но не ты!) стану старым, они будут за мной ухаживать… Если ты не против, назовем ее Леной… Елена Прекрасная…».
Назад: Глава 8 Суженый
Дальше: Глава 10 Шостакович
