Танго разлуки

В январе-феврале 1917-го Айседора дала целый ряд спектаклей в «Метрополитен». В день, когда все газеты сообщили о русской революции, Дункан изменила программу, и, облачившись в красную тунику, с жаром протанцевала «Марсельезу» и за ней «Славянский марш».

После спектакля Парис сообщил, что намерен устроить праздник в честь своей дамы, и тут же преподнес ей бриллиантовое ожерелье, и… Айседора давно привыкла продавать подаренные ей драгоценности, к тому же она только что изображала революцию, призывая к оружию. может ли она позволить Парису надеть это чудо себе на шею? Кто знает, какие мысли кружились в хорошенькой головке мисс Дункан, но она вдруг чарующе улыбнулась и, решительно шагнув к зеркалу, попросила Париса застегнуть ожерелье.

Новая школа, брильянты, праздник. совершенно очевидно – Парис жаждал их воссоединения, и Айседора не желала снова упустить свою любовь. Да, она будет носить модные платья, даже каблуки, позволит укутать себя в собольи меха и окольцевать драгоценными перстнями. Она не станет говорить дома о неправедно добытом золоте богачей и цепях простого люда, а начнет нежно ворковать, помешивая горячий, густой шоколад крошечной серебряной ложечкой. Да, она будет паинькой, и все получится. Но для начала нужно провести этот праздник так, чтобы Зингер остался доволен. Пусть он видит, что Айседора может быть благодарной. Да, она станет веселиться и танцевать с гостями, рассказывать анекдоты и вообще, никакой отсебятины, все так, как хочет он.

Праздник начинался с обеда и заканчивался под утро танцами. Пьяная и счастливая, уже на рассвете Айседора приметила отчего-то не танцующего юношу и, отметив, что тот невероятно красив и статен, предложила научить его танцевать аргентинское танго апашей, как его танцуют в Буэнос-Айресе. «С первого робкого шага я почувствовала, как все мое существо откликнулось на томный привораживающий ритм этого сладострастного танца, нежного, как длительная ласка, опьяняющего, как любовь под небом юга, опасного и жес…», кто бы мог подумать, что Парис Зингер при всем его уме и эрудиции ни черта не разбирался в танцах!

Обругав Айседору, в полном бешенстве он вылетел из зала, чуть ли не кубарем скатился по парадной мраморной лестнице и был таков!

Дункан не имела понятия, где теперь следует искать Зингера, полагая, что он и сам вскоре поймет свою ошибку и явится к ней. Но вместо раскаявшегося любимого перед Айседорой возникали служащие гостиницы с требованиями оплатить счет. Вскоре компанию им составили хозяева ателье и гостиницы, в которой поселились девочки, все требовали денег, угрожая выселением или тюрьмой. А заваривший всю эту кашу с переездом в Нью-Йорк Зингер не отвечал на телефонные звонки, скрываясь от своей подруги. В результате Айседоре пришлось продать то самое бриллиантовое ожерелье, а затем горностаевое манто и волшебный изумруд, купленный Лоэнгрином у сына индусского магараджи, проигравшего все свои деньги в Монте-Карло и спустившего, в конце концов, фамильные ценности.

Сезон закончился, заработать хоть какие-нибудь деньги оказалось нереально. Оставалось как-то дотянуть до осени, и, расставшись со всеми своими ценными вещами, Айседора нанимает виллу в Лонг-Бич, куда переезжает с воспитанницами и друзьями.

Разумеется, с таким ведением хозяйства к сентябрю им уже не хватило денег. Впрочем, Айседора не паникует до поры до времени, убеждая учениц, что они столкнулись всего лишь с временными трудностями и нужно дождаться очередного турне, которое, без сомнения, покроет все расходы. Сколько ждать? Так сезон начинается в сентябре, следовательно, уже очень скоро, может, прямо сегодня раздастся телефонный звонок и… Но… в конце концов, она получила приглашение на гастроли по Калифорнии, до которого оставалось целых два месяца! Окланд, Сан-Франциско, скоро она увидит маму, встретит соседей, будет бродить по знакомым с детства улицам.

Айседора Дункан со своими ученицами, 1917 г.

17 ноября 1917 года, за день до отъезда, пришло сообщение о смерти Родена, которое Айседора воспринимает как личное горе. Но отменить или отсрочить поездку уже невозможно, и зареванная, прикрывая распухшее с ночи лицо темной вуалью, она садится в поезд, везущий ее в Окланд.

Из-за этой дурацкой вуали подстерегающие Айседору на вокзале журналисты разнесли новость: «Дункан окружает себя тайной». В иное время это бы ее развеселило.

Сан-Франциско изменился, отчасти из-за землетрясения и пожаров 1906 года, отчасти. за двадцать два года что хочешь изменится. Вот и Айседора – уже не та девочка, готовая лететь сломя голову в поисках славы. Славы она добилась, много раз любила, бывала и счастлива, и бесконечно несчастна, наряжалась в дорогие наряды и бриллианты, ночевала на скамейках в парке. всякое бывало.

Ее выступление в театре «Колумбия» прошло с аншлагом, критики единогласно восторгались знаменитой соотечественницей, Айседору приглашали в салоны, к ее мнению прислушивались, но когда Дункан предложила устроить даровой спектакль для бедноты, отказали.

Почему? Она же предлагала от чистого сердца.

Окруженная представителями высшего света и людьми искусства, которые наперебой восхваляли Айседору и то, чего она добилась, Дункан раз за разом делала попытки уговорить состоятельных жителей города помочь ей организовать в Сан-Франциско школу.

Снова отказ. На этот раз визави покидали ее с поспешностью спасающихся от досужего попрошайки прохожих. Скоро все разъяснилось само собой, в городе наличествовало несколько школ Айседоры Дункан, естественно, все открытые без ее разрешения и не отчисляющие нашей героини ни цента с прибыли. При этом все имеющиеся в Америке школы Дункан работали точно по единой, кем-то созданной программе, которая включала все прекрасное и гармоничное, что преподавала Айседора, и начисто игнорировала трагическую составляющую ее танцев. Позиция, в равной степени удобная как для родителей занимающихся там детей, так и для администрации города.

Айседора выступила с новым предложением дать мастер-класс для этих детей, собрав разом все школы, для такого дела в городе имелся очень удобный Греческий театр, но… Сан-Франциско был готов принимать великую танцовщицу исключительно на своих условиях и строго дозированно, как дорогое, но небезопасное в большом количестве лекарство.

Впрочем, лишний свободный вечер помог нашей героини встретиться с матерью, с которой она не виделась несколько лет. Дора сильно постарела, но не выглядела ни сломленной, ни недовольной жизнью. Елизавета и Августин время от времени навещали ее, сама же мама наотрез отказалась снова ехать в Европу, предпочитая жить и умереть там, где ей хорошо. Они встречались чуть ли не каждый день, пока Айседора танцевала на сцене «Колумбии», обычно завтракали вместе в каком-нибудь кафе или обедали между спектаклями. Вечера Айседора уже традиционно проводила в компании людей искусства, одним из которых был пианист и скрипач Гарольд Бауэр¹⁴⁹. Старше ее на четыре года, Гарольд приехал в Америку сразу же после начала войны и только в этом году получил гражданство. Сын немецкого скрипача, Гарольд родился недалеко от Лондона и всю жизнь прожил в Англии, сначала обучаясь игре на скрипке у своего отца, а затем у Адольфа Поллицера¹⁵⁰. В десять лет он дебютировал со скрипкой, после чего его возили по всей Великобритании как маленького гения, что не помешало ему в 1892 году, бросив высокие заработки и уже набившую оскомину славу, отправиться в Париж, дабы поступить в обучение к пианисту Игнацу Падеревскому¹⁵¹, после чего объехал с гастролями Россию, Францию, Германию и Испанию как пианист. Отработав, сколько желал, соло, Гарольд решил попробовать себя в ансамбле и тут же сколотил трио вместе со скрипачом Жаком Тибо¹⁵² и виолончелистом Пабло Казальсом¹⁵³. В 1912-м получил золотую медаль Королевского филармонического общества, а теперь новое хобби – вдруг почувствовал в себе преподавательский талант и тут же устроился в Манхэттенскую школу музыки.

С первой секунды знакомства Айседора была очарована Гарольдом, к слову, он был сказочно красив – правильные черты лица, выразительные глаза, густая шевелюра, в которую так хотелось забраться пальцами. Женщины сходили с ума от Гарольда Бауэра, Айседора была поражена его игрой и, главное, его пониманием искусства танца. Гарольд имел счастливую особенность во всем видеть музыку, объясняя то или иное явление с точки зрения безусловной гармонии. Аккомпанируя Айседоре, он высказал предположение, что она в большей степени музыкант, нежели танцовщица. Любое движение Дункан, даже если она танцевала без музыки, ходила, разговаривала, брала из вазочки пирожное, для чувствительного Гарольда было перенасыщено музыкальными ритмами. Он мог сыграть, как она гневается и как смеется, как встречает друзей и разговаривает с зашедшими после спектакля богачами. Он тонко чувствовал поэзию – которая была для него сутью, заколдованной музыкой. Гарольд не прикасался к вину, говоря, что может быть пьян от определенного сочетания звуков, рядом же с Айседорой он упивался Шопеном или Бахом.

После одного из выступлений к Айседоре в гримуборную вошел красивый пожилой господин с белоснежными волосами и безукоризненными манерами. Преподнеся аккуратный букетик белых роз, он поинтересовался, не забыла ли его знаменитая госпожа Дункан? Помнит ли еще друга своей юности, бедного аптекаря и любителя танцев? Перед Айседорой стоял Верной. Да! Она сразу же узнала его. Узнала свою первую любовь!

В восторге от встречи, Айседора много болтала, расспрашивая о друзьях и соседях, для того чтобы выйти из театра вместе с Верноем, ей оставалось только накинуть на плечи розовую шаль… в какой-то момент ей захотелось открыть тайну своей былой страсти, и, смеясь, она призналась прекрасному Верною в детской любви. Но, вместо того чтобы подыграть ей, тот вскочил с места и, заикаясь, начал говорить об ожидающей его в холле жене, той самой бесцветной девушке, которую Айседора видела когда-то вместе с Верноем. Откланявшись, он поспешил ретироваться, оставив Дункан в полном одиночестве.

Наконец, Дункан поняла, что в Америке ей ничего не добиться, напомню, что школу она перевезла в расчете на Зингера. Да только где он теперь? Все ценные вещи были давно проданы, и Айседора решилась попытаться обратить в деньги недвижимость во Франции. Но решиться одно, а сделать. ужас – у великой Дункан, содержащей в былые времена исключительно на собственные средства сорок приемных детей, не оказалось денег на один-единственный билет в Европу!

То есть деньги были, но не могла же она оставить свою школу без средств. На счастье, именно в это время в Нью-Йорк приехала подруга Айседоры Мэри, которая упросила своего друга Гордона Сельфриджа помочь великой танцовщине выбраться из США.

Гордон Селфридж – на мгновение Айседоре показалось, будто бы она уже где-то слышала это имя. А впрочем, кто не знал миллионера Селфриджа, начинавшего простым помощником продавца в одном из магазинов Маршаля Фильда и основавшего крупнейший в Великобритании супермаркет «Selfrige's»?! Это он придумал ставшую знаменитой на весь мир фразу: «Наш клиент всегда прав», это он первым в вечернее время подсветил витрины магазина и организовал примерочные. Выставил напоказ парфюм, что до него считалось неприличным. Решив для себя, что магазин должен напоминать театр, он то приглашал костюмированных актеров, то устраивал розыгрыши призов и скидки.

Но нет… при всей популярности этого человека Дункан знала его не из газет, а. перед глазами замелькали витрины и двери магазинов, закрытые для худой голодной девочки, договорившейся о работе в кафе и пришедшей в первый попавшийся магазин с единственной целью – упросить дать ей материала и оборок на танцевальный костюм.

Ай, если бы не он! Со слезами на глазах Айседора вспомнила осунувшееся лицо матери, которая лежала в снятой ими комнате, готовясь умереть, когда они питались целую неделю надоевшими до икоты помидорами без соли.

И вот все тот же Гордон Сельфридж уже во второй раз протягивал ей руку помощи.

На пароходе в первую же ночь любящая гулять под звездами Айседора умудрилась не заметить люка и грохнулась в машинное отделение, в результате сильно разбившись. Так что Сельфриджу пришлось еще и ухаживать за ней.

При этом, отправляясь за водой для пострадавшей, помогая ей сменить повязку или подняться и устроиться в кресле, он проявлял спокойствие и уверенность. Его настроение, казалось, не зависело ни от капризов погоды, ни от политики.

Спокойный и сильный, Сельфридж не употреблял ни алкоголя, ни каких-либо наркотических средств, никогда не повышал голоса и вообще являл собой образец истинного рыцаря.

Что же касается идей Гордона Сельфриджа, то они фонтанировали и порой казались неоправданно рискованными даже повидавшей виды Айседоре. Так, например, для рекламы кроватей он собирался использовать полуголых барышень. Кровати бы он выставлял в витринах, похожих на жилые комнаты. Представьте картинку: идете вы по улице, вечер, накрапывает дождик, и… перед вами возникает освещенное пространство, в котором стоит разобранная постель, а в ней в ворохе шелковых простыней очаровательное создание в вышитом пеньюаре с книжкой в руках. Эта идея Сельфриджа действительно реализуется в 1968 году, через двадцать лет после смерти автора.

Гордон Сельфридж откроет в своих магазинах салон красоты, ресторан, библиотеку, теннисный корт и площадку для игры в крикет, а также комнату первой медицинской помощи. Через несколько лет после памятного путешествия на пароходе с Дункан такой торговый центр будет построен в Лондоне. Сохранились фотографии, на которых в центре магазина красуется аэроплан Луи Блерио (на котором тот пересек Ла-Манш). В его магазинах будет играть живая музыка, и он установит самые настоящие эскалаторы!

Когда появится первый телевизор, Селфридж приобретет диковинку и выставит в своем магазине не для продажи, а для привлечения клиентов.

В общем, это был интереснейший попутчик, тем не менее Айседора не решилась рассказать Гордону о своей плачевной финансовой ситуации, распрощавшись с ним в Лондоне. Там она сняла квартиру на улице Дьюк, где и долечивала свои синяки, отправляя телеграммы друзьям с просьбой прислать деньги на билет до Парижа.