Гордон Крэг и Элеонора Дузе

Айседора вновь упивалась обществом своего Крэга, которого она твердо решила называть не иначе, как «гениальный», вознамерившись всячески способствовать его карьере. Но Крэгу был необходим театр, не просто снятое на пару выступлений помещение. Крэг грезил масштабными декорациями, он мог воздвигнуть дворцы и храмы, приблизить небо или открыть перед изумленными зрителями пару-тройку незнакомых вселенных. Близорукий художник, Крэг видел мир не так, как остальные люди, дорисовывая в своем воображении все то, что не мог разглядеть в реальности. При этом мир Крэга был не только выгодно отличим от всего того, что видела вокруг себя Айседора, этот мир казался прекрасным и, безусловно, достойным того, чтобы художник хотя бы попытался открыть его другим людям.

Такая возможность вскоре представилась, Айседору пригласила танцевать на ее вечере богачка и меценатка, супруга известного в Берлине банкира Джульетта Мендельсон. Денег мероприятие не сулило, но зато, во-первых, фрау Мендельсон приглашала ее не одну, а с детьми, которые к тому времени уже чему-то успели научиться у трудолюбивой Елизаветы. А как известно, лишнее выступление на публике, лишним не бывает, тем более если речь идет о молодых или даже, как в нашем случае, юных актерах. Во-вторых, прием затевался в честь легендарной актрисы Элеоноры Дузе⁶⁵, с которой Айседора давно уже мечтала познакомиться.

О самой Дузе рассказывали удивительные вещи, к примеру впервые она появилась на сцене в возрасте всего-то четырех лет, что хоть и считается невероятно ранним началом творческой деятельности, но вполне объяснимо. Маленькая Элеонора играла в спектакле со своими родителями, саму же труппу «Гарибальди» в свое время в Падуе организовал ее дед Луиджи Дузе. Так что все более-менее закономерно.

Затем она получала небольшие роли, постепенно учась и взрослея на сцене. Первый серьезный успех пришел к Дузе, когда той исполнился двадцать один год, это была заглавная роль в драме Эмиля Золя «Тереза Ракен». До 1886 года Элеонора гастролировала по всей Италии в составе труппы родителей и однажды создала и возглавила собственный театральный коллектив. После этого пошли весьма успешные гастроли в США, Франции и России. Знаменитый композитор, поэт и автор либретто к операм Джузеппе Верди «Отелло» и «Фальстаф» Арриго Бойто, с которым, по некоторым сведениям, Элеонора состояла в тайной связи, перевел для нее «Антония и Клеопатру» Шекспира.

Прославившись в роли царицы Египта, Дузе играла в «Даме с камелиями» Дюма-сына, в спектаклях по пьесам Ибсена⁶⁶ «Гедда Габлер» и «Кукольный дом».

Образ Элеоноры Дузе вошел в роман ее многолетнего любовника д’Аннунцио⁶⁷ «Пламя». На долгие годы Анна из романа «Пламя» сделалась чем-то вроде визитной карточки госпожи Дузе, она же не раз появлялась в светских салонах под руку со своим экстравагантным возлюбленным, шокируя публику демонстрацией своих отношений. Собственно, отношения как раз шли по нарастающей, и публика предвкушала роскошную свадьбу с последующим турне по всему свету. Но просуществовавший девять лет роман рухнул в одночасье, после того как Габриеле д’Аннунцио предложил играть Анну во французской премьере драмы сопернице Дузе – Саре Бернар. По другой версии, объявил во всеуслышание, что ему разонравилась ее грудь. Еще неизвестно, что оскорбительнее! Дузе прощала своему возлюбленному его многочисленные измены, регулярно выплачивала долговые обязательства, в том числе и перед другими женщинами, но последнее было уже за гранью возможного. Во всяком случае, через несколько месяцев во Флоренции, услышав эту историю из уст самой Элеоноры, Айседора поклялась ей страшной клятвой, при личной встрече с Габриэлем, как минимум не отдаться ему, как максимум отомстить за свою подругу любым доступным ей на тот момент способом.

В год, когда Айседора спасалась от своей роковой страсти к Генриху Тоде в зимней России, Дузе с успехом играла в Париже Василису в драме Максима Горького «На дне». И теперь та самая Элеонора Дузе, расположившись на изящной розовой софе, с интересом наблюдала танцы Айседоры Дункан, приглашенной специально для нее.

Жизнь во Франции и недолгое посещение Италии позволили Айседоре объясняться с Дузе без переводчика, они быстро подружились и договорились встретиться на следующий день, когда Айседора и представила своей новой знакомой Гордона Крэга. Элеонора Дузе – шанс для Крэга работать в настоящем театре. Познакомься они с Крэгом раньше, например когда Айседора жила в Байройте и танцевала в операх Вагнера, никакого ее красноречия не хватило бы на уговоры вдовы, дыбы Крэг поставил оперу по-своему. В Вагнеровском театре царствовал его величество канон, начертанные рукой маэстро скрижали. Дузе была внутренне готова к принципиально новому взгляду на старый материал и неожиданному подходу к уже знакомым спектаклям, так что на глазах не верящей пока в собственное счастье Айседоры начала складываться дивная мозаика, состоящая из талантов двух замечательных людей – Элеоноры и Гордона.

После недолгих переговоров Дузе изъявила желание, чтобы Гордон Крэг оформил для нее спектакль во Флоренции. Ехать предстояло на свои средства, жить во Флоренции тоже. При этом Крэг должен был изготовить макеты для ибсеновского «Росмерсгольма», с тем чтобы Дузе могла осмотреть их и решить, подходят ли они для нее.

Разумеется, макеты следовало предоставить уже во Флоренции, после того как Гордон осмотрит сцену и уяснит ее технические возможности. Таким образом, самый простой способ – сначала склеить макеты в Берлине и показать их Дузе, а уже после, по результатам, либо поехать с ней во Флоренцию, либо остаться дома, – не проходил.

Элеонора Дузе (1858–1924) – итальянская актриса

Поняв это, Айседора мужественно взяла на себя финансирование поездки. Да, она прекрасно понимала, что для успеха предприятия ей придется поехать вместе с Крэгом. Так как тот не знал ни итальянского, ни французского, а Дузе не понимала по-английски. К слову, живя в Берлине не первый год, Крэг не удосужился выучить и немецкий. Кроме того, уже зная на личном опыте взрывной характер «гения», Айседора всерьез опасалась, как бы обиженная резким словцом или несвоевременно хлопнувшей перед ее распрекрасным носиком дверью, Элеонора не выдворила бы скандалиста на улицу. Поэтому она безропотно оплатила билеты на поезд для себя, Крэга и Марии Кист, на руках которой должна была путешествовать по Италии маленькая Дердре.

Места в поезде были, разумеется, самыми лучшими, но Айседора все равно чувствовала понятные в ее положении неудобства, ребенка она принципиально кормила грудью, не прибегая к услугам кормилец, но вдруг молоко начало сворачиваться, что приносило немало страданий и Айседоре, и ее малышке. Пришлось прибегнуть к искусственному вскармливанию. В остальном же пока все проходило более-менее сносно. Крэг вообще вел себя как ангел, когда его слушали, не перебивая, Дузе нравилось слушать.

Тем не менее, как выяснилось достаточно скоро, если в поезде Элеонора Дузе и походила на довольную всем ленивую кошку, в жизни она являлась весьма требовательной, своенравной хищницей. Дузе лучше всех знала, какие на ней должны быть платья и прически, при этом в жизни великая актриса частенько появлялась в дорогих, но безвкусных нарядах. Понимая, что публика приходит на нее – на «Великую Элеонору Дузе», она не любила, когда декорации или другие актеры чем-то затмевали ее. Ни одна актриса труппы не могла быть красивее Дузе, декорации и вообще все на сцене создавалось в расчете на одну-единственную Дузе. И тут Айседора оказалась между двух огней. С одной стороны, единственный способ умилостивить Крэга – это гладить его по голове, заранее смиряясь с любым его взбрыком, поминутно хлопая от восторга в ладоши или вытаращивая глаза. Тех же почестей справедливо ожидала для себя Элеонора Дузе. Кроме того, она не собиралась водить веселые хороводы вокруг новоявленного гения, без разницы, чьим сыном он является. Мечтая помочь Крэгу, но отчаявшись переделать его несносный характер, Айседора была вынуждена проводить все время между этих двоих, не допуская прямых столкновений и не позволяя им прибегать к услугам других переводчиков.

– Мне бы хотелось, – едва сдерживая гнев, – шипела Дузе, чтобы господин Крэг считался с указаниями Ибсена и моим прямым приказом – окно должно быть таким маленьким, чтобы сквозь него мог проникать всего один несчастный луч, – объясняла задачу своему новому декоратору Дузе.

– Госпожа Дузе в восторге от твоего решения декораций в этой сцене. Безусловно, она не собирается вмешиваться в твое творчество, а всего лишь напоминает, что, по Ибсену, окно должно быть немного меньше, – примирительно шептала Дункан, косясь на стоящую за ее спиной разгневанную хозяйку труппы.

– Передай ей, что всякая дура не станет учить меня, какие декорации требуются для Ибсена! – брызгал в ответ слюной Крэг.

– Господни Крэг склоняется перед вашим мнением и впредь будет делать все возможное, чтобы угодить вам, – не моргнув, перевела Дункан.

– Очень хорошо, пусть знает свое место, – Дузе разворачивалась и уходила, не дослушав ответа.

– Элеонора считает тебя великим талантом, она заранее представляет себе, как замечательно будет выглядеть эта сцена, и трепещет от предчувствия, что стоит на пороге грандиозных открытий, – Айседора повисала на шее своего возлюбленного, понимая, что только что спасла спектакль. Собственно говоря, она верила в гений Крэга и способность видеть прекрасное Элеонорой Дузе. Все, что требовалось в данной непростой ситуации от Дункан, – это сделать так, чтобы Элеонора не увидела декораций до тех пор, пока они не будут готовы полностью, как говорится, во всей красе. Потому как, обнаружь Дузе на сцене фрагмент будущих декораций, она не сумеет представить себе, как это может быть прекрасно в дальнейшем, и не позволит продолжить работу.

Понимая это, Айседора тратит уйму сил, хитрости и личного времени, дабы под любым предлогом не пускать Дузе в театр, где рабочие сцены и специально приглашенные художники под руководством Гордона Крэга создают декорации к ее спектаклю.

Часами Айседора гуляла с Элеонорой по садам и паркам, зачастую пропуская время сцеживания молока, что доставляло ей массу неприятных ощущений. Кроме того, она была еще очень слаба после родов, да и малышка смела рассчитывать хотя бы время от времени видеть перед собой родную маму, но… забота о карьере Крэга занимала практически все время Айседоры.

Впрочем, Крэг тоже не сидел сложа руки. С утра до вечера он собственноручно рисовал декорации, понятия не имея, как без переводчика объяснить план действий рабочим и приглашенным художникам. Весь задник писался на мешковине, но так как не было никакой возможности достать такое огромное полотнище, какое видел Гордон Крэг, пришлось покупать готовые мешки, затем распарывать их и снова сшивать. Однажды, забежав в театр с корзинкой для пикников, в которой лежал обед, Айседора наткнулась на толпу молчаливых старух, которые, восседая на сцене, сосредоточенно сшивали куски мешковины. Со стороны это выглядело, как какой-то колдовской шабаш времен Средневековья. Айседора была просто поражена увиденным. Вывалив на стол содержимое корзинки и ничего не объясняя, Крэг вытолкал подругу за дверь, шипя ей на ухо:

– Делай что хочешь, но эта дура не должна проникнуть в театр, пока я не закончил своей работы.

И на возражение Айседоры о том, что Дузе все время спрашивает о своих декорациях, уже несколько раз пытаясь прорваться мимо подкупленной администрации, он только заскрипел зубами:

– Если она войдет, я сажусь в поезд и уезжаю. Понятно? Ты меня знаешь.

Да, Айседора знала Крэга и понимала, что этот человек из одного только принципа способен испортить не только все, что уже сделала она, но и свою собственную жизнь. Конфликт с Элеонорой Дузе мог дорого обойтись Крэгу в дальнейшем.

Во всей этой кутерьме Айседора нет-нет да и наведывалась в банк. Увы, школа отнимала еще больше денег, чем некогда храм, кроме того, она несколько месяцев не работала из-за беременности, а теперь вдруг ввязалась в новую авантюру. Нужно было срочно восстанавливаться и приниматься за дело. За годы борьбы с нищетой Айседора научилась полагаться на себя одну, прекрасно понимая, что зарабатывать в доме Дункан больше некому. Ну, разве что еще Елизавета, но и та совсем оставила частную практику, посвящая все свое время сорока дунканятам.

Впрочем, она не докладывала о своих трудностях ни Гордону, ни Элеоноре. Он был слишком поглощен своей работой, полагаю, ему даже не пришло в голову, что затраченные на поездку Айседорой деньги было бы неплохо когда-нибудь возместить ей. Что же до проблем с содержанием школы, равно как и дальнейшая жизнь Айседоры… такие мелочи его вообще не интересовали. Перед Дузе Айседора должна была выглядеть беспечной, довольной жизнью богачкой. Поэтому она никому ничего и не говорила, с нетерпением ожидая, когда же наконец Элеонора увидит плоды труда ее «гения» и Айседора сможет отправиться на очередные заработки.

Вскоре Крэг действительно назначил день, напомнив Айседоре свою угрозу относительно несвоевременного посещения театра Дузе, а она в который раз поклялась, что граница на запоре, а она, верный страж, боевая амазонка и вагнеровская валькирия, исполнит свой долг.

В день, который Крэг выбрал для демонстрации перед Дузе своих декораций, не доверяя торопливой Элеоноре, Айседора сама заехала за подругой и повезла ее в театр. «Она была в состоянии страшного нервного напряжения, и я боялась, что оно каждую минуту может разразиться бурей, как грозовая туча», – пишет в своих воспоминаниях Дункан.

Всю дорогу они молчали, каждая думала о своем: Дузе – о возможном разочаровании, а следовательно, неминуемом скандале и необходимости нанимать другого декоратора, Айседора опасалась, что в голове Элеоноры уже нарисована определенная картина того, как и что должно быть на сцене, а что Гордон не угадал, она была более чем уверена. В конце концов, она же видела эскизы и макеты сцены, она носила ему в театр обеды и ужины и знала, что Дузе увидит совсем не то, что желает. Если Дузе выгонит Крэга, тот смертельно обидится прежде всего на Айседору и бросит ее. Кроме того, в случае провала ее ждал и разрыв отношений с Элеонорой.

В театре их тоже не сразу пустили в зал, так как не все было готово. Дузе металась по вестибюлю, заламывая руки, ей казалось, что безумный Крэг разнес ее сцену в щепки и после его работы ей придется, чего доброго, делать ремонт. «Я поглаживала ее руку и приговаривала: “Скоро, скоро увидите. Немножко терпения”. Но я дрожала от страха при мысли о маленьком окне, принявшем гигантские размеры», – напишет Айседора.

Служители таинственно улыбались Элеоноре, умоляя посидеть хотя бы пять минут, кто-то из местной администрации предлагал чашку кофе или бокал вина. Время от времени из зала доносились проклятия Крэга. Наверное, Айседоре следовало немедленно побежать к нему, объяснить, перевести рабочим слова мастера, но она опасалась оставить Элеонору одну.

Наконец, двери королевской ложи распахнулись, и Дузе бросилась туда, не обращая внимания на услужливые поклоны. Они застыли рядом, Элеонора вцепилась пальцами в бархатную обшивку кресла, медленно, в полной тишине поднимался занавес.

Не в силах справиться с нахлынувшими на нее чувствами, Элеонора порывисто сжала пальцы Айседоры, а потом бросилась ей на шею! Это был настоящий, неописуемый восторг! Глаза подруг увлажнились слезами радости. Тут же позвали Крэга, и тот появился не как победитель и завоеватель, а неуверенной походкой маленького мальчика, его очки запотели, и, протирая на ходу стекла, он кротко улыбался, близоруко щурясь и тоже чуть не плача от счастья.

Взволнованная Айседора не сразу сообразила, что Дузе говорит, быстро, весело, роняя счастливые слезы и то и дело пытаясь обнять окончательно стушевавшегося Крэга. Запоздало она попыталась перевести, тут же сбилась, начала снова и, в конце концов, затихла. Перевод был не нужен.

В воображении Айседоры Крэг получил Элеонору Дузе со всей ее замечательной труппой на вечные времена. После «Росмерсгольма» она пригласит его на следующие и следующие спектакли, и вскоре о нем узнает весь мир…

В 1908 году Элеонора Дузе покинет сцену, на два года соединив свою жизнь с итальянской феминисткой Линой Полетти, с которой они поселятся во Флоренции. Дузе вернется на сцену только в 1921-м и покинет Италию после прихода к власти фашистов.

Спектакль прошел всего один раз, оставшись в памяти зрителей и знатоков искусства. А сразу же после премьеры Айседора поехала в Россию, почему именно в Россию? Да просто пришла телеграмма от импресарио, в которой тот предлагал вновь посетить Петербург и Москву. Айседора ухватилась за первое подвернувшееся предложение, тут же села на экспресс, едущий через Швейцарию и Берлин.

Нет, она не хотела уезжать и совсем не была готова снова танцевать, ее мучило расставание с маленькой Дердре, болела грудь, да и Крэг, ведь он только-только добился, чего хотел, и был счастлив. В кой-то веки выпал шанс оказаться рядом с любимым мужчиной, который не будет спешить на работу и проклинать всех, все и вся. Как же она соскучилась по тому времени, когда он принадлежал ей одной. Да и Элеонора Дузе. они вполне сдружились, и продержись Айседора еще какое-то время рядом с ней во Флоренции, вполне возможно, что та нашла бы и ей дело в театре. Но. вместо того чтобы пожинать плоды, Айседора отправляется на новую пахоту.