Из долины Луары частный автомобиль доставил Торвальдсена в Париж, в самое сердце столицы, к порогу отеля «Риц». Сделав несколько звонков, датчанин по пути спланировал свой следующий шаг.

Послеполуденный воздух был морозен, и Торвальдсен поспешил войти внутрь, в знаменитое лобби, украшенное антиквариатом, которому надлежало бы стоять в музее. Больше всего датчанину нравилась легенда об освобождении отеля от фашистских захватчиков: в 1944 году в «Риц» во главе группы союзников с автоматом наперевес ворвался Хемингуэй и, обшарив все углы и закоулки, обнаружил, что нацисты сбежали. Тогда отряд заказал в баре сухого мартини, и в память о тех событиях бар отеля окрестили именем знаменитого писателя. Туда Торвальдсен и направился. Деревянная обшивка, кожаные кресла, развешанные по стенам фотографии, которые отснял сам Хемингуэй, создавали атмосферу иной эпохи и ощущение уединенности. Тихо звенела нежная фортепианная музыка.

Датчанин поспешил к столику, где сидел нужный ему человек.

Узнав год назад о страстном увлечении Эшби Наполеоном, Торвальдсен нанял известного специалиста по наполеоновской эпохе, преподавателя Сорбоннского университета, доктора Жозефа МюрА.

— Односолодовый виски? — поинтересовался он, глядя на стоящий перед Мюра бокал.

— Да вот стало интересно, на что похож напиток за двадцать два евро.

Датчанин улыбнулся.

— Тем более что вы угощаете.

— Верно.

Пока Торвальдсен ехал от замка Элизы Ларок, из Англии позвонил детектив и пересказал ему разговор, подслушанный в кабинете Кэролайн Додд. Смысла полученной информации датчанин не понял, поэтому сразу связался с доктором Мюра. Спустя полчаса ученый предложил встретиться лично.

— Книга действительно упомянута в завещании императора, — сказал Мюра. — Мы давно гадали зачем. На остров Святой Елены Наполеон увез с собой примерно тысячу шестьсот томов. Четыреста книг, в том числе и «Королевства Меровингов. 450–751 гг. н. э.», он специально отложил для Сен-Дени. Лишнее подтверждение правила «чего недостает».

Торвальдсен выжидающе на него взглянул.

— В археологии есть теория: «Чего недостает — то и важно», — объяснил профессор. — Например, если у трех статуй круглые основания, а у четвертой — квадратное, значит, четвертая статуя заслуживает пристального внимания. Это старое проверенное правило особенно хорошо работает в отношении религиозных или обрядовых артефактов. Вот и книга в завещании упомянута отдельно не просто так…

Датчанин внимательно слушал его рассказ о Меровингах.

Легендарный вождь Меровей, от имени которого происходит название династии, и его потомки, впервые объединив франков, завоевали земли своих германских кузенов. В V веке внук Меровея Хлодвиг прославился тем, что разгромил римлян, захватил Аквитанию, вытеснил вестготов на Пиренейский полуостров, принял христианство и провозгласил Париж — небольшой городок на берегу Сены — столицей. Прилегающие к Парижу плодородные земли благодаря удачному ландшафту было легко оборонять — там и раскинулось новое королевство, Франкия. Меровинги отличались многими странностями: соблюдали необычные обряды, отращивали длинные волосы и бороды, клали умершим в могилы золотых пчел. Правящая семья стала родоначальницей первой королевской династии. Та на удивление быстро пришла в упадок. К VII веку истинная власть перешла в руки майордомов, управляющих дворцовым хозяйством, — Каролингов, которые в конечном счете и свергли последнего правителя из рода Меровингов.

— Много мифов, мало фактов. Вот и вся история династии, — подвел итог ученый. — Наполеон ими восхищался. Золотые пчелы на его коронационной мантии — привет древним королям. Так же как и он, Меровинги грабили завоеванные земли, а затем делили трофеи между подданными. В те времена короли обеспечивали себя сами за счет победоносных войн. Эта традиция существовала с пятого по пятнадцатый век. В девятнадцатом веке ее возродил Наполеон.

— И теперь Эшби гоняется за его богатствами… Думаете, в книге о Меровингах есть наводка на тайник?

— Трудно сказать, не видя книги.

— А она существует?

К сожалению, во время разговора в кабинете Кэролайн Додд не рассказала Эшби, где взять заветный том, — только подразнила, пообещав раскрыть тайну после любовных игр. А установить прослушку в спальне детективам Торвальдсена не удалось.

Мюра улыбнулся.

— Конечно. Я недавно наводил справки. Она выставлена в Доме Инвалидов вместе с книгами, которые в тысяча восемьсот пятьдесят шестом году Сен-Дени завещал Сансу, а городские власти впоследствии подарили государству. Большая часть библиотеки императора сгорела в тысяча восемьсот семьдесят первом году при пожаре в Тюильри. После Второй мировой войны уцелевшие тома перенесли в Дом Инвалидов, туда же, где похоронен Наполеон. В том числе и книгу о Меровингах. Нам повезло.

— Можно на нее взглянуть? — осведомился датчанин.

— Боюсь, у музейной администрации возникнет уйма вопросов, на которые вы вряд ли захотите отвечать. Французы до безумия трепетно относятся к историческим святыням. Коллега мне сказал, что книга выставлена в одном из музеев Дома Инвалидов. Однако нужное нам крыло закрыто сейчас на реконструкцию.

Торвальдсен задумался. Препятствий тьма: камеры видеонаблюдения, пропускные пункты, охрана. Но до книги мечтает добраться Грэм Эшби…

— Вы мне еще понадобитесь, — сказал он Мюра.

— Дело принимает необычный оборот, — потягивая виски, заметил ученый. — Разумеется, Наполеон желал передать богатства сыну. Он собирал трофеи, как короли из рода Меровингов, но, в отличие от них, спрятал накопленные сокровища в тайнике. Что скорее свойственно современным диктаторам.

Разумный ход: на его богатство нашлось бы много охотников.

— После ссылки императора на остров Святой Елены английские газеты начали строить догадки о припрятанных ценностях. — Мюра улыбнулся. — Наполеон в ответ составил список «подлинных ценностей», обретенных за время его царствования: зернохранилища, Лувр, Французский банк, парижский водопровод, канализация и прочие полезные для жителей нововведения. Человек он был смелый, чего не отнять, того не отнять.

Верно, смелый…

— Представляете, что может храниться в его тайнике? — взволнованно сказал ученый. — Тысячи предметов искусства! Никто их не видел с тех пор, как они попали в руки Наполеона. Я уже не говорю о том, что украдено из казны и частных поместий, — сколько золота, серебра! Где это все спрятано, Наполеон никому не открыл, унес свой секрет в могилу. Однако завещал четыреста томов — и отдельно упомянутую книгу — верному слуге Луи Этьену Сен-Дени. Вряд ли Сен-Дени догадывался об их истинной значимости, он просто выполнял волю императора. В тысяча восемьсот тридцать втором году сын Наполеона умер, книги стали никому не нужны…

— Разве только Поццо ди Борго, — заметил Торвальдсен.

Именно Мюра рассказал ему всю подноготную жизни достопочтенного предка Элизы Ларок и его мести Наполеону.

— Но ди Борго не удалось разгадать головоломку, — ответил ученый.

Да, ди Борго не удалось. Теперь незавершенное дело пытается довести до ума его далекий потомок.

И Эшби вот-вот приедет в Париж.

В голове Торвальдсена сложился план.

— Я получу эту книгу.

Выскользнув из музея через боковую дверь, Коллинз и Меган очутились на гравиевой дорожке, окаймленной рядом высоких деревьев. Сквозь пролом в железном заборе они выбрались на тротуар, перешли дорогу, спустились в метро и после нескольких пересадок доехали до площади Республики.

От униформы Меган избавилась; теперь ее наряд состоял из тканевой куртки, джинсов и ботинок. Когда они снова вышли на холодные улицы, девушка сказала:

— Этот район называется Маре, в переводе с французского — «болото». С пятнадцатого по восемнадцатый век, после осушения земель, тут строили особняки богачи-аристократы. Потом квартал пришел в упадок, сейчас опять входит в моду.

По обе стороны оживленного проспекта высились элегантные здания с узкими фасадами. Куда ни взглянешь — всюду розовый кирпич, белый камень, угольно-серый сланец и кованые балюстрады. В модных бутиках, парфюмерных магазинах, кафе-кондитерских и роскошных картинных галереях кипела праздничная суета.

— Многие дома на реставрации, — объяснила Меган. — Скоро квартал вновь станет престижным.

Сэм тем временем пытался разобраться, что за человек его спутница. Вроде бы отчаянная, рискованная — на все, кажется, готова, чтобы доказать свою правоту. Но в музее действовала так хладнокровно… Не то что он.

Это его расстраивало.

— Когда-то здесь размещалась парижская штаб-квартира тамплиеров. В одном из домов жил Руссо. Виктор Гюго тоже обитал неподалеку. И Марию-Антуанетту с Людовиком Шестнадцатым держали в заточении в этом же квартале.

Коллинз остановился.

— Ну а мы что здесь делаем?

Меган, притормозив, развернулась. Макушка ее головы не доходила ему даже до подбородка.

— Сэм, ты умный парень. Я сразу поняла. По твоему сайту, по письмам. Мне много кто писал, люди со схожими взглядами. Только большинство из них с приветом. А ты — нет.

— А ты?

Девушка усмехнулась.

— Это тебе решать.

Пистолет перед выходом из музея Меган сунула под куртку за пояс. Стреляла она уверенно, чувствовался опыт. Интересно, что будет, если он сейчас развернется и уйдет?

— Веди! — решительно сказал Коллинз.

Они свернули за угол. Снова дома, дома, дома, настроенные впритык многоэтажки, пороги вровень с тротуаром… Людей намного меньше. Не так шумно. И до оживленной дороги далеко.

— У нас есть выражение «Старо, как мир», — произнесла Меган, — а парижане говорят: «Старо, как улицы».

Сэм уже обратил внимание на синие эмалированные таблички с названиями улиц на угловых зданиях.

— Названия улиц имеют определенный смысл, — пояснила она. — Часто встречаются известные имена или события. Или направление, куда ведет улица. Или же фамилии выдающихся квартирантов, проживавших на улице. Или же название говорит об отличительной особенности улицы. В общем, просто так здесь ничего не бывает.

На углу, под табличкой «улица Арэне», они остановились.

— Паучья улица, — перевел Коллинз.

— Ты знаешь французский!

— Немного.

Ее лицо озарила победная улыбка.

— Зато ты ничего не знаешь о том доме! — Девушка указала в глубь узкой улочки. — Видишь? Четвертый.

Само собой, Сэм его видел. Черные диагонали по фасаду из красного кирпича, многостворчатые окна, железные балюстрады. Позолоченная калитка под широким арочным проходом, увенчанным лепным фронтоном.

— Здание построено в тысяча триста девяносто пятом году, — начала рассказывать Меган. — Реконструировано в тысяча шестьсот шестидесятом. В тысяча семьсот семьдесят седьмом году здесь обосновалась толпа правоведов. Якобы правоведов. На самом деле они отмывали испанские и французские деньги для американских революционеров, а также продавали оружие Континентальной армии — в обмен на вексели, в счет будущих поставок табака и прочих колониальных товаров. Впрочем, одержав победу, американцы оставили европейских кредиторов с носом. Разве мы не молодцы?

Он ничего не ответил, чувствуя, что сейчас она перейдет к главному.

— На новорожденную нацию правоведы подали в суд и в тысяча восемьсот тридцать пятом году наконец получили причитающееся. Настырные уроды, да?

Коллинз безмолвствовал.

— В тринадцатом веке где-то здесь обосновались ростовщики из Ломбардии. Алчная свора! Давали деньги под возмутительные проценты. — Меган хитро подмигнула Сэму. — Кстати, тут встречаются члены Парижского клуба. — И зашагала к зданию.