Самое прославленное достижение Финляндии после окончания холодной войны – ее система образования. Но от самих финнов мы бы никогда об этом не услышали. На то, что лучшие школы на свете находятся в Финляндии, обратили внимание иностранцы.

Раз в три года начиная с 2000-го ОЭСР публикует международный рейтинг систем образования, который считается наиболее точным и авторитетным. В нем собраны данные об оценках учащихся из 70 стран мира по математике, литературе и естественным наукам. В каждом из рейтингов Финляндия оказывается либо первой, либо в числе первых по всем областям знания. Недавно журнал The Atlantic назвал ее «лидирующей образовательной сверхдержавой Запада».

Много лет подряд педагоги со всех концов света слетаются в Финляндию, чтобы выяснить секреты ее успеха. Можно предположить, что финны заваливают свои школы государственными деньгами. Но нет: затраты страны в пересчете на одного учащегося не выше, чем в среднем по странам – членам ОЭСР. Финские учителя получают примерно такую же зарплату, как и их коллеги в других европейских странах (то есть примерно на 20 процентов меньше, чем в США).

Может, в финских школах меньше учеников в классе? Дети начинают учиться, едва появившись на свет? Или они с головой погребены под домашними заданиями и сдают тесты чаще, чем профессиональные велогонщики? Или их завтраки щедро присыпаны риталином?

Нет, нет и снова нет (хотя я не располагаю результатами анализов их завтраков). Количество учеников в классе не меньше, чем обычно в Скандинавии – от двадцати до двадцати трех. Так же как и в остальной Северной Европе, школа начинается с семи лет. Поскольку многие женщины работают, а дошкольные учреждения недороги (оплата зависит от дохода семьи), большинство детей посещает их с самого раннего возраста. Но настоящие школьные уроки начинаются только с семи лет. До шестнадцатилетнего возраста экзамены и тесты почти отсутствуют; на дом задают сравнительно немного; школьные оценки не публикуются; в среднем ребенок проводит в школе около четырех часов в день. Отдельных школ для особо одаренных здесь нет.

Все вполне по-скандинавски, и все же в области образования Финляндия опережает своих соседей по региону. Один мой датский приятель фыркнул в ответ на мои восторги по поводу финских школ и заметил, что в финском высшем образовании все обстоит не так здорово. В этом есть доля правды, и тем не менее более 95 процентов финских детей старше шестнадцати продолжают получать знания в тех или иных учебных заведениях. Шведы тоже злятся, что их бывшая колония опережает их по столь знаковым показателям. По их мнению, финнам просто повезло с однородным составом населения и сравнительно небольшим числом иммигрантов.

Самих финнов слегка озадачило их лидирующее положение в первых рейтингах PISA (программа оценки успеваемости ОЭСР). Сначала они предположили, что это некий изъян системы PISA, и даже сейчас некоторые из них скептически настроены по этому поводу.

«Наша школьная система хороша в смысле равных возможностей для всех, но я не принимаю всерьез разговоры про лучшее в мире финское образование. Я не верю отчетам PISA, – сказал мне журналист Хейкки Аиттокоски. – Финские школы не хуже и не лучше любых других в Западной Европе, но у нас намного меньше иммигрантов и не так много учеников из малообеспеченных семей. Кроме того, родной язык для 99 процентов учеников – финский или шведский, а вот, скажем, в Германии 10 процентов школьников из турецкоязычных семей. По крайней мере это мое видение».

«На это я отвечу, что не только неиммигранты финны учатся лучше неиммигрантов шведов, но и дети финских иммигрантов учатся лучше детей шведских иммигрантов, – так сказал мне профессор Патрик Шейнин, декан факультета поведенческих наук Университета Хельсинки (он занимается развитием человеческого потенциала финнов). Шведские претензии к PISA несостоятельны. Есть страны, где больше иммигрантов, чем в Швеции, но с лучшей, чем там, образовательной системой, а есть страны, где иммигрантов меньше, а результаты хуже».

Самый поразительный аспект финского образования состоит в том, что его успехи равномерно распределены между учебными заведениями. Это страна с наименьшей величиной изменчивости показателя успеваемости: разница между лучшими и худшими школами составляет всего 4 процента. В таких странах, как Сингапур, Тайвань и Гонконг, которые также находятся в числе мировых лидеров образования, лучших учеников направляют в специальные школы для одаренных детей. Изменчивость показателей успеваемости внутри одной отдельно взятой школы там невелика, но если сравнить показатели нескольких школ, особенно из разных регионов, то расхождения окажутся очень существенными. А вот в Финляндии не имеет особого значения, где ходит в школу ваш ребенок – в лапландской глубинке или в пригороде Хельсинки. Скорее всего его успеваемость будет одинаковой везде.

В недавнем опросе Гэллапа на тему внутренней миграции финны оказались на третьем месте после новозеландцев и американцев по вероятности переезда из одного города в другой в течение пятилетнего периода. Шейнин считает, что в этой связи равный уровень школ имеет важнейшее значение. «На каждую сотню учащихся приходится несколько тех, кто переходит из одной школы в другую. Если в результате переездов и смены школ образуется серьезный пробел в математике, то это большая проблема». Секрет, по его словам, состоит в неукоснительном и строгом следовании школьной программе, которая предполагает индивидуальные занятия с отстающими учениками (такую дополнительную помощь ежегодно получает примерно треть финских школьников).

Не менее важны внимание и ресурсы, предназначенные тем, кто учит. «У нас по всей стране необычайно много курсов повышения квалификации учителей», – говорит Шейнин. В Финляндии работа учителя считалась престижной с момента зарождения образовательной системы во второй половине девятнадцатого века. Это объяснялось той ключевой ролью, которую играли учителя в формировании национального самосознания и обретении страной независимости.

Вспоминая кучку психопатов и социофобов, которые руководили моим образованием, я восхищаюсь тем, что в Финляндии учителя давно превратились в национальных героев. Они работают на переднем крае создания у граждан образа успешной и процветающей родины.

«Учителями становились те, кто хотел быть первопроходцем, нести в страну свет знаний. Поэтому учительство до сих пор считается почетным занятием», – говорит Шейнин. Прежде образование давало практические жизненные навыки вроде заготовки леса или шитья. Но теперь учителей стали называть «светочами народа», освещающими путь к независимости Финляндии.

Более четверти выпускников высших учебных заведений рассматривают карьеру учителя в числе приоритетных вариантов. В отличие от США или Великобритании, где полуграмотный соискатель на должность преподавателя – обычное дело, в Финляндии в школьные учителя идут лучшие из студентов.

«Вспомните-ка своих учителей», – предлагает Шейнин. Меня передергивает. «Вот именно! – смеется он. – Разве такой опыт приведет вас к мысли стать учителем? Конечно, нет. А вот если вы учились у умного, обаятельного и опытного профессионального педагога, ваш настрой может оказаться иным».

В Финляндии попасть на курсы повышения квалификации учителей бывает труднее, чем на магистерские программы для юристов или врачей. Обычно конкурс там составляет десять и более человек на место. Пару лет назад на магистерскую программу в Университете Хельсинки было подано 2400 заявок на 120 мест. С 1970 года все финские учителя обязаны получать магистерское образование, оплату которого субсидирует государство. «Все финские учителя получают высшее образование на основе научных исследований. Их учат не только преподавать, но и критически осмысливать свою деятельность», – говорит Шейнин.

Несмотря на героическую роль, сыгранную учителями в истории Финляндии, образование в стране на самом деле было таким же плохим, как и у нас, пока не появилось обязательное магистерское образование для педагогов. Это стало краеугольным камнем успеха.

«Дайте учителям возможность получать магистерскую степень, – ответил Шейнин на мою просьбу посоветовать что-то другим странам. Но это же огромные деньги, возразил я. – А как можно решить эту проблему, не потратив денег? В противном случае в университеты будут поступать только те, чьи семьи достаточно богаты, чтобы оплатить учебу. Эти люди вряд ли станут учителями, они скорее пойдут по стопам своих родителей. В Финляндии в университете может учиться любой желающий. Нужно, чтобы учителями становились толковые ребята из рабочих семей. Ведь на самом деле Великобритания тратит больше денег, а результаты там хуже. Нужно выбирать лучших студентов и финансировать их учебу, а не тратить уйму усилий на тех, кто учится кое-как».

Другая теория объясняет высокую успеваемость финских детей, особенно в младших классах, простотой языка. Известно предположение американского журналиста Малколма Гладуэлла о том, что китайские детишки успешнее в математике, поскольку их система счисления логичнее, проще и лаконичнее по сравнению с англоязычной и многими другими. Возможно, то же относится и к финскому языку. «Ребенок выучивается читать и писать примерно в шесть лет, и этот навык остается с ним навсегда. Разумеется, словарный запас увеличивается, но новые слова просто падают в копилку», – сказал мне знакомый финн, когда я поделился с ним этой теорией.

Дает ли эта простота некую лингвистическую фору финским детям? Ведь если не разбираться с глагольными формами будущего времени, можно сэкономить кучу сил. Финские школы с обучением на шведском языке показывают результаты на уровне среднеевропейских. Шведский сложнее, и очевидно, его освоение длится дольше.

Есть еще одна важная причина высокой успеваемости в Финляндии. Это все то же равноправие. В Финляндии нет двухуровневой системы образования и частных школ. Все финское школьное образование финансируется государством. Поэтому Финляндия смело может заявить миру, что равноправие здесь начинается со школьной скамьи.

Итак, учителя счастливы, родители счастливы, а финская экономика явно выигрывает оттого, что получает трудовые ресурсы, способные деятельно помогать ее диверсификации. А что дети? Они-то как себя чувствуют?

Перед моей поездкой в Финляндию ВОЗ опубликовала данные опроса о том, насколько довольны или недовольны своей учебой школьники разных стран мира. К удивлению многих, из доклада следовало, что финским детям учиться нравится меньше всех. Еще в 2006 году ОЭСР опубликовала примерно такой же доклад. В нем говорилось, что шведские детишки больше любят школу, чем финские, и, несмотря на более высокие экзаменационные оценки, финские ученики уступают шведским в навыках самовыражения.

«Вопрос звучал так: «Вам очень нравится учиться в школе?» – и понятно, что утвердительно ответили лишь немногие, – объясняет Шейнин. – Наши исследования показывают: дети считают, что учиться «нормально». Если попросить человека в допубертатном или в пубертатном возрасте оценить свое отношение к чему угодно, то скорее всего ответом будет «нормально». Добавьте к этому характерную для финнов меланхоличность… Из отчета ВОЗ мы также узнали, что финские ребята среди первых ответили утвердительно на вопрос «считаете ли вы, что школа важна?». Понятно, что если сравнивать их со странами, где альтернатива школе – улица, то утвердительных ответов будет еще больше».

Многие стали ссылаться на отчет ВОЗ, доказывая состоятельность идеи о том, что финская система образования способствует социальной отчужденности и даже озлобленности. Причиной этой дискуссии стали два инцидента. В ноябре 2007 года восемнадцатилетний Пекка-Эрик Аувинен застрелил в своей школе в Йокела (примерно в 50 км от столицы) директора, медсестру и семерых учеников. Затем, в сентябре 2008 года, двадцатидвухлетний учащийся кулинарного техникума в Каухаекки (около 200 км от Хельсинки) Матти Юхани Саари во время занятий расстрелял десятерых одноклассников из пистолета 22-го калибра.

В 2006 году тоже случилось событие, потрясшее всю Финляндию, но оно, к счастью, обошлось без фатального исхода. В мае того года восемнадцатилетний Калле Холм сжег дотла главную финскую святыню – собор XIV века в городе Порвоо, на ступенях которого царь Александр I провозгласил в 1809 году финскую автономию.

Я спросил Шейнина, что он думает по поводу школьной стрельбы. Связано ли это с финской системой образования? Он считает, что нет, и называет других виновных: «Веками мы смотрели на вас [британцев и американцев]. Ваши литература, искусство, культура служили нам образцами. А теперь, особенно с распространением Интернета, Соединенные Штаты превратились в ролевую модель, на которую ориентируется финская молодежь. Сами посудите, почему это не случилось лет пятьдесят назад? Очень просто: только особо одаренный псих мог додуматься до такого сам».

«Вы считаете, что это слепое копирование Америки? И нет никакой связи ни с трудностями в учебе, ни с темными сторонами финской души?» – уточнил я.

«В наши дни любой, кто считает себя членом какой-нибудь темной секты, может найти себе единомышленников по всему миру. А у финнов есть склонность искать объекты для подражания, – сказал Шейнин. – Не знаю, как у вас, но в моей юности были откровенно черные полосы. Думаю, надо следить за коммуникацией между учителями, школьными психологами и школьными врачами. Похоже, здесь бывают проблемы».

Из печального опыта Норвегии мы знаем, что вооруженные безумцы стали трагической приметой времени и могут появиться где угодно. По количеству огнестрельного оружия на душу населения Финляндия уступает лишь США и Йемену. Как сказал мне один местный житель: «Мы нация охотников. Мы убиваем по 65 тысяч оленей в год. А в Хельсинки, бывает, заходят и медведи, и волки».

Спустя пару дней я был в торговом центре Kamppi в Хельсинки и обратил внимание на группу подростков у входа в магазин для скейтбордистов. Широко улыбаясь и стараясь не походить на грязного извращенца, я подошел поближе и объяснил, что собираю материал об образовательной системе их страны. Мне интересно узнать, что думают на этот счет «обычные» школьники. Могу ли я задать им несколько вопросов? Под длинными челками скрывались два мальчика и девочка, которые сначала поискали возможный путь к бегству, а затем в полной панике уставились друг на друга.

Мне следовало бы сообразить, что классическая финская необщительность, помноженная на одинаковые для всего мира подростковые страхи, не поможет оживленной беседе. Большинство их ответов состояло из пожиманий плечами, неловких отговорок и хмыканья. («Скажите, как вы относитесь к школе?» – «М-м-м, ну, это… Гы, да нормально все!») Единственный вывод из этого краткого необщения с представителями финского юношества: финские подростки так же ершисты и подвержены гормональным всплескам, как и любые другие.