Даже в разгар зимы солнце светит так ярко, что приходится щуриться. Выйдя из терминала аэропорта, я уловил в воздухе легкий аромат свежей хвои.

Водитель автобуса что-то хмыкает в ответ на мой вопрос, едет ли он в центр Осло. Я принимаю это как утвердительный ответ, но по пути беспокойно поглядываю вокруг в поисках подтверждения, что мы едем в нужную сторону. Мы проезжаем мимо яхтенных стоянок в фьордах. Среди расставленных в строгом порядке елок мелькают яркие фигурки пешеходов с палками для скандинавской ходьбы. Я не устаю поражаться, как красива Норвегия. Возможно, это самая красивая из всех стран, где мне довелось побывать.

Минуло семь месяцев с того дня, когда 32-летний житель Осло, радикальный расист Андерс Беринг Брейвик удвоил статистику убийств Норвегии, за один день лишив жизни 77 человек. Одной из причин его ненависти к иммигрантам-неевропейцам была навязчивая идея, что именно они совершают большую часть насильственных преступлений в стране. Ну что ж, теперь это уже иначе.

Из автобуса кажется, что все осталось по-прежнему. Но что я ожидал увидеть? Колючую проволоку и вооруженные полицейские патрули? Маловероятное зрелище в стране, чей премьер-министр во время церемонии прощания с погибшими на Утойя и в Осло произнес одну из самых бескомпромиссных речей в защиту гражданских свобод из тех, что я когда-либо слышал. Йенс Столтенберг призвал к «большей открытости, большей демократии». Другие политики в этой ситуации скорее всего обещали бы отмщение и использовали страх избирателей, чтобы добавить себе власти и авторитета и дискредитировать гражданские свободы. Его речь напомнила, что политические лидеры Скандинавии часто становятся моральным примером для остального мира.

Прогулка по городу (я искал ресторан подешевле, изучая уличные меню, как какая-нибудь голодная девочка со спичками) подтвердила мое впечатление: почти ничего не изменилось. На улицах Осло не было ни баррикад, ни новых мер безопасности. При входе в метро никого не гнали через рамки металлоискателей, вооруженная полиция не патрулировала торговые центры, в государственных учреждениях не обыскивали на входе. Перед королевским дворцом не появилось ни заграждений, ни пропускного пункта, и можно было, как и прежде, подойти прямо к его дверям.

Судя по всему, обстановка и образ жизни норвежского общества не претерпели существенных изменений. Когда я сел на трамвай в Блиндерн, где находится Университет Осло, мне пришло в голову, что сам вопрос, «как Брейвик изменил Норвегию?» делает этого человека гораздо значительнее, чем он того заслуживает. Но вопрос следовало задать, и поэтому я снова приехал в Норвегию.

Его признали полностью вменяемым, но с точки зрения обычного человека этот свихнувшийся нарцисс, сын дипломата и медсестры, абсолютно ненормален. Психическое здоровье Брейвика было подорвано еще в раннем детстве, а личные неприятности во взрослом возрасте усугубили этот надлом. Ретроспективный анализ его жизни очерчивает параболу, которая неминуемо должна была завершиться каким-то разрушительным способом (вполне естественным финалом выглядело бы самоубийство).

Унылый одиночка Брейвик жил с матерью и подогревал свою расистскую паранойю поиском исламофобских высказываний в Интернете. Затем он с прилежностью фанатика переносил эти тексты в свой путаный манифест обо всем на свете – от собственных заблуждений относительно исламской угрозы до любимого лосьона Chanel Platinum Egoiste. Этот бессвязный обличительный текст он собственноручно разослал своим читателям в количестве 1003 человек.

Что могут сообщить действия психически нездорового человека о вырастившей его стране? Вероятно, ничего. И все же, хотя теракт Брейвика глубоко потряс норвежское общество, невозможно игнорировать его этническую принадлежность. Этот немыслимый акт насилия осуществлен норвежцем, а не исламским экстремистом и не иностранцем, как это было недавно в Швеции и Дании – к счастью, без серьезных последствий. Этот человек, рожденный и выросший в Норвегии, стал первым европейским антимусульманским террористом.

Как сказал мне один норвежец: «Когда я впервые увидел его фото в поло Lacoste с поднятым воротником, я подумал: «Да я его знаю! Я встречал его на футбольных матчах, мы с этим парнем учились в одной школе». Вот до чего он обычный».

Должен признаться, хотя это меня не слишком красит, что я испытал некоторое облегчение, когда была установлена личность террориста. Это чувство не имело отношения к самому преступлению. Оно было вызвано страхом перед масштабом возмездия, которое могло бы иметь место, если бы чудовищный теракт совершили мусульманские экстремисты.

Политическая дискуссия об иммиграции и расе приняла бы, вероятно, характер риторики, отбрасывающей нас в Средневековье. Жизнь множества живущих здесь мусульман стала бы невыносимой, как это случилось в США после 9/11. Такой теракт наверняка был бы использован правыми политиками всей Скандинавии для упрочения своих позиций. За первые несколько часов многие праворадикальные интернет-сайты и блоги уже успели развернуть агрессивную антиисламскую полемику, а несколько мусульман в норвежской столице подверглись физическому насилию.

Норвежская полиция безопасности не была готова к подобным событиям: в докладе, опубликованном всего за несколько месяцев до теракта, говорилось, что праворадикальные экстремисты «не представляют серьезной угрозы для норвежского общества в 2011 году».

Возможно, многим было бы проще смириться с терактом, если бы преступник был чужаком, кем-то из привычной обоймы агрессоров. Но им оказался голубоглазый блондин, норвежец, «патриот». Такой же, как все.

Норвежцы по-разному реагировали на теракт: ужас – безусловно; солидарность – по большей части; отвращение к взглядам Брейвика – разумеется. Некоторым казалось, что психологическое состояние Брейвика обсуждалось слишком подробно, а его взгляды и то, насколько их разделяют другие жители страны, – недостаточно. Один норвежец прокомментировал заметку в газете The Guardian о датском спектакле по мотивам манифеста Брейвика (премьеру с поразительной бестактностью приурочили к судебному процессу над ним) так: «У нас в Норвегии слишком мало обсуждали его идеи. А ведь они не настолько далеки от общепринятой позиции, чтобы вызывать однозначное неприятие. Норвежцы не расисты, но некоторые из них придерживаются весьма удручающих взглядов… Норвегии следует всерьез задуматься, почему самое кровавое преступление из совершенных убийцами-одиночками случилось именно здесь, в нашей мирной и спокойной стране, где, казалось бы, не может произойти ничего плохого».

До 22/7, как называют этот теракт в Норвегии, местная партия Fremskrittparti (Партия прогресса) была крупнейшей правой партией скандинавского региона и одной из сильнейших в Европе. Сразу после теракта Брейвика ее популярность несколько снизилась, но на парламентских выборах в сентябре 2013 года партия под руководством воинственной блондинки Сив Йенсен получила 16,3 процента голосов. Этот триумф был тем более поразителен, что сам Брейвик в течение многих лет был активным членом Партии прогресса. Успех на выборах позволил партии впервые в истории войти в правящую правоцентристскую коалицию, хотя прежде другие политические силы избегали сотрудничества с ней.

Популярность Партии прогресса напоминает о том, что соседи по региону подчас отзываются о норвежцах едва ли не как о куклуксклановцах. Норвегия принимает намного меньше иммигрантов, чем Дания или Швеция, а недавно начала высылать примерно по 1500 беженцев-отказников в год. Освещение теракта Брейвика в СМИ показало, что в стране существует множество правых организаций, активистов и блогеров, распространяющих возмутительные исламофобские идеи. Среди них есть, например, группы людей, которые отказываются пользоваться услугами таксистов арабского происхождения. Есть те, кто верит, что власти участвуют в заговоре с начала 1970-х годов, когда в условиях энергетического кризиса мусульманам позволили завоевывать Европу в обмен на поблажки стран – членов ОПЕК (эти люди не замечают, что Норвегия является одним из крупнейших мировых производителей нефти).

Во время прошлого посещения Норвегии я прочитал в Dagbladet, что отрицающий холокост британский историк Дэвид Ирвинг собирается выступить с лекцией в Лиллехаммере. Норвежцы гордятся своим мощным и успешным Сопротивлением, но некоторые из них, и в первую очередь премьер-министр Видкун Квислинг, активно сотрудничали с нацистами во время оккупации страны в 1940–1945 годах. Фамилия Квислинга стала впоследствии синонимом слова «предатель». Самый известный писатель Норвегии Кнут Гамсун (своего рода норвежский Джеймс Джойс) отдал свою Нобелевскую медаль Геббельсу и написал знаменитый некролог Гитлеру для коллаборационистской газеты Aftenposten. Гамсун назвал фюрера «реформатором высшего порядка» и добавил: «Мы, его ближайшие последователи, склоняем головы перед его кончиной». Репутация писателя была безнадежно испорчена, но Aftenposten остается самой популярной газетой страны.

И все же, насколько правые являются лицом Норвегии? Изменил ли Брейвик политический ландшафт? Отправились ли черные рубашки на дно гардеробов, скрылись ли татуированные свастики под высокими воротниками, убрались ли исламофобские интернет-тролли зализывать свои раны?