Дворцовый парк Slottsparken заполнен гуляющими и возлежащими на траве норвежцами. На голубых небесах ни облачка и, как обычно в Скандинавии, кажется, что они выше, чем любое другое небо на свете. Плотный человек в цилиндре приветственно машет с балкона неподалеку.

Сегодня здесь, в Осло, мы наслаждаемся редким стечением счастливых обстоятельств. Syttende Mai – 17 мая, норвежский День Конституции пришелся на воскресенье и радует замечательной погодой. А накануне вечером в конкурсе Евровидения победил норвежец, уроженец Минска со скрипкой. Он исполнил привязчивую песенку с норвежскими народными мотивами и одержал безоговорочную победу, смыв национальный позор прошлых лет.

И не будем забывать, что здесь живет самый богатый народ в мире. Такое вот приятное дополнение.

Я смешался с толпой на центральных улицах Осло, где проходит ежегодный парад школьников. Король Харальд V в цилиндре и фраке, бородатый кронпринц Хокон и другие члены норвежской королевской семьи собрались на балконе дворца, чтобы поприветствовать своих подданных.

Сегодня норвежцы, похоже, необычайно довольны жизнью, хотя в остальной Скандинавии норвежский День Конституции воспринимается с немалой долей иронии. Известный шведский этнолог Эке Даун как-то назвал праздник 17 мая «общенациональным бредом». Начните говорить об этой дате с датчанами и шведами – они наверняка закатят глаза и хмыкнут, как бы говоря: «Норвежцы не похожи на нас. Они националисты, живут своим прошлым. Хотя теперь у них есть нефть, и они могут делать, что хотят».

Некоторые произносят это вслух, добавляя, что норвежцы – правореакционные, изоляционистски настроенные ура-патриоты. Это вам скажут даже датчане, которые, как мы знаем, готовы водружать свой государственный флаг хоть на кошачий лоток.

Часть проблемы, мне кажется, состоит в том, как норвежцы одеваются в этот день. Они вообще люди весьма оригинальные, а 17 мая эта оригинальность выставлена напоказ во всей ее пышности и великолепии.

Я выхожу из отеля в 9 утра, и мне сразу начинают попадаться мужчины, женщины, дети, а иногда и их домашние питомцы в национальных костюмах. Это прежде всего богато украшенные вышивкой дирндли. (Одна моя норвежская приятельница очень напрягается, когда я их так называю. «Это не дирндли, а праздничные наряды», – говорит она. Но они очень похожи, да и слово такое классное!)

Люди также одеты в шали, шейные платки и сюртуки (черные, красные и зеленые), начищенные до блеска цилиндры, кованые башмаки с серебряными пряжками, галифе на пуговицах, накрахмаленные белые блузки с рукавами-фонариками, шляпки-кокошники и элегантные бриджи. Детали этого эксцентричного наряда известны под названием bunad. Младенцы наряжены в кружевные чепчики, собак украсили красно-бело-синими лентами, цвета национального флага несут на себе такси, трамваи и даже детские коляски. Мелькают матросские костюмы, играют духовые оркестры и, разумеется, кругом флаги. Море флагов самых разных размеров, трепещущих на легком летнем ветерке.

Речь идет не о двух-трех шальных энтузиастах типа румяного мужичка в костюме из британского флага на королевском выезде или человека в костюме дяди Сэма на шествии ветеранов. Одежда огромной части участников и зрителей парада состоит из тщательно подобранных элементов национального крестьянского гардероба XVIII или XIX века.

«Да, мы, северяне, люди своеобразные», – говорит один из зрителей парада, заметив мой озадаченный вид. Особенно меня удивляют девочки-подростки – они нарядились в нечто среднее между баварской старушкой и Евой Браун на отдыхе, причем сделали это явно добровольно и не без гордости. Лично я, будучи подростком, отказывался выйти из дома при малейшем подозрении, что моя одежда привлечет внимание. «Это будут целый день транслировать по телевидению, покажут парады по всей Норвегии и даже шествия норвежских общин в Америке и Канаде, – продолжает мой сосед и с широкой улыбкой добавляет: – Gratulerer med dagen!» Он как раз принадлежит к меньшинству в гражданской одежде.

«Обязательно возьми с собой костюм», – сказал мой норвежский знакомый шеф-повар, узнав, что я собираюсь в столицу его родины на 17 мая. Совет оказался очень кстати. Все зрители парада, не облаченные в один из четырех сотен вариантов традиционного наряда (газета Dagbladet сообщила, что самый популярный – из Телемарка), были одеты как на свадьбу. Мужчины и мальчики – в костюмах и при галстуках, дамы – в шикарных летних платьях и туфлях на шпильках, девочки – в новеньких праздничных нарядах. «Обычно я хожу на работу в джинсах и худи, но 17 мая обязательно надеваю рубашку и приличную обувь», – добавил мой норвежский знакомый. Я первый раз в жизни отправился смотреть уличное шествие в костюме и при галстуке, но был очень рад этому обстоятельству.

Из всех скандинавских народов только норвежцы так помпезно отмечают годовщину своей государственности. Они тратят на bunader примерно 30 миллионов крон (цена некоторых нарядов может доходить до 70 000 крон, то есть 7000 фунтов стерлингов). Причины столь расточительных увеселений не очень ясны. Отделение от Дании с последующим составлением конституции в 1814 году (именно это празднуется 17 мая) на деле было лишь началом долгого и довольно спокойного движения к разрыву со Швецией. Оно увенчалось обретением полной независимости лишь в 1905 году. Но и здесь речь не идет о том, что норвежцы с оружием в руках и в национальном облачении вырвали свободу из лап шведской тирании. Они получили независимость после многих десятилетий назойливого ворчания, время от времени сопровождавшегося незначительными уличными заварушками в Осло. В конечном итоге Стокгольм согласился на референдум, получив ошибочные сведения о том, что норвежцы проголосуют за продолжение союза. А они проголосовали против.

Один из местных жителей признал в разговоре со мной, что 17 мая – не более чем «да пошли вы!» в адрес шведов. Истоки праздника в большей степени относятся к концу германской оккупации в 1945 году. Все это я выяснил в середине того же дня, когда присел в уличном кафе с кружкой самого дорогого в мире пива и разговорился со школьной учительницей из пригорода Осло. «То, что 17 мая совпало с капитуляцией немцев, – чистая случайность», – сказала она. На самом деле капитуляция состоялась 8 мая. Вероятно, норвежцам понадобилось время, чтобы проверить наличие флагов и начистить свои пряжки в преддверии праздника (представляю, какая это была сногсшибательная вечеринка).

А что же другие скандинавские страны и их национальные праздники? Иностранцы правили дольше только в Финляндии и Исландии, и можно было бы ожидать, что там национальные праздники проходят с большим размахом, чем в Дании или Швеции. Финляндия действительно отмечает годовщину независимости, полученной от России в 1917 году, но в типично финской манере: все происходит по домам или по телевизору. Я полагаю, дело не только в том, что праздник приходится на декабрь, когда маршировать по улицам по колено в снегу, наверное, проблематично. Скорее финны просто такие люди.

Нечто похожее есть только у исландцев, которые разделяют тягу норвежцев к имитациям средневековых крестьянских костюмов (точнее, к имитациям их подобий, придуманных в XIX веке). С другой стороны, исландцы – по сути, норвежские эмигранты, так что я не уверен, можно ли рассматривать их отдельно.

Шведы считают себя слишком современными, чтобы заниматься всенародными маскарадами. Кроме того, они никогда не были под оккупацией, поэтому им не надо праздновать освобождение из-под какого-либо ига. У них есть «День нации» 6 июня – достаточно надуманное и формальное мероприятие в честь выхода страны из Кальмарской унии в XVI веке. По слухам, в этот день ура-патриотизм иногда дает о себе знать, но в основном со стороны правых экстремистов. Таким образом подтверждаются опасения многих шведов о том, что националистические настроения могут снова вытащить нацизм на свет божий.

Некоторые норвежцы говорят, что шведы завидуют их бурному патриотизму 17 мая. Думаю, однако, что, если бы Швеция переняла норвежский подход, как минимум половина населения чувствовала бы себя крайне неловко. Подобный нордический национал-романтизм наверняка навевал бы неприятные воспоминания о шведских заигрываниях с нацистами во время Второй мировой войны. В отличие от них норвежцы, которые сражались с немцами намного решительнее, чем любые другие скандинавы, могут реанимировать национальную символику без зазрения совести.

Что касается датчан, их иностранное угнетение ограничивается несколькими годами немецкой оккупации во время Второй мировой войны (скажем прямо, на фоне всего происходившего вокруг это было далеко не самое страшное). Поэтому они тоже считают такие торжества нелепыми. Да, таких ярых любителей махать флажками, как датчане, можно обнаружить разве что в Пхеньяне, но вряд ли они подберут какие-то элементы национального костюма, кроме джинсов и велосипедного шлема.

Таким образом, главными приверженцами парадных проявлений национального самосознания во всей их пародийной красе остаются норвежцы. Обычно я не упускаю случая поерничать, но сегодня, прогуливаясь по улицам Осло, я почувствовал, что мое отношение к норвежцам и их празднику стало меняться.

Начнем с того, что требуется определенная дерзость, чтобы нацепить брюки-гольф, закутаться в широкую, цвета слоновой кости пелерину с капюшоном и выйти на улицы современного мегаполиса в образе беженца из Средиземья. За этим стоит завидная уверенность в своих соплеменниках и внутренняя связь с простодушным прошлым, которое закончилось для большинства людей с изобретением паровой машины. В Британии же фольклорные традиции служат лишь пищей для ленивых комиков (или дирижера сэра Томаса Бичема, который как-то сказал «В жизни надо хоть раз попробовать все, кроме двух вещей: инцеста и народных танцев»). Очень возможно, что Syttende Mai – послевоенное возрождение национального образа, придуманного в конце девятнадцатого века и никогда не существовавшего в реальности. Но в искренности его участников сомневаться не приходится.

В этот день на улицы Осло вышли представители нации, живущей в мире с собой. Они наслаждались не только ощущением огромного богатства своей страны, но не менее ценным гражданским единством общества, надежным духовным капиталом. Демонстрируя свои замысловатые, дорогие, на чей-то вкус нелепые костюмы, норвежцы говорили друг другу: «Я такой же, как ты. У нас одна история и общие ценности. Ради них я готов потратить бешеные деньги на этот костюм, даже рискуя выглядеть посмешищем».

Я провел пару радостных часов, наблюдая традиционное детское шествие по центральным улицам Осло. Там были дети всех возрастов, от детсадовского до подросткового, очень многие из них – ненорвежского происхождения. Я позавидовал Норвегии. Я завидовал ее сплоченности, невозмутимому достоинству и пелеринам тоже. Миру нужно больше пелерин. Мне очень пошла бы пелерина.

В какой-то момент, когда мимо меня вразнобой протопала очередная стайка младших школьников (а младшие школьники всегда маршируют вразнобой), я растрогался до слез. Понятно, что человек с годами становится склонен к слезливости, но с чего вдруг сейчас? Я и правда еле удержался, чтобы не разрыдаться при виде девочки-сомалийки с флагом в три раза выше ее самой и мальчика-сикха, облаченного в настоящий bunad. Меня тронуло не происхождение этих детей, а то, что сомалийские, турецкие, иракские и пакистанские малыши усвоили эстетику «Драконов и подземелий» не хуже своих норвежских сверстников. Они с такой же непринужденной гордостью нарядились в хоббитские костюмы. Более глубокую ассимиляцию трудно себе представить.

Вечером на телеканале NRK1 показывали, как проходил праздник в разных уголках Норвегии. В перерыве между репортажами из сельской глубинки с ее малопонятными ритуалами (в деревне Хьетта на севере страны дети били молотками по нефтяной бочке, которую катили на тележке из супермаркета) интервьюер в национальном костюме спросил иракскую женщину о главных, по ее мнению, чертах норвежцев. «Это демократы, социалисты, плюралисты. Может быть, не очень общительные», – сказала она. Другие комментаторы подчеркивали, что стать норвежцем может любой, не важно, иммигрант он или нет, а «не поддаваться угрозам» – главная черта национального характера. Один из них сказал также, что русское происхождение победителя вчерашнего конкурса Евровидения – яркий пример «Новой Норвегии». «Мы должны гордиться тем, что у нас так много акцентов», – добавил он.

Посмотрев утренний парад и помахав издалека королю, я присел на поросший травой склон понаблюдать, как детей рассаживают по автобусам. Начиналось настоящее веселье – время расслабиться выпускникам.

По всей Скандинавии ученики gymnasium, то есть старших классов, отмечают праздник, разъезжая по улицам своих городов на самых разнообразных открытых транспортных средствах – тракторах с телегами, грузовиках или автобусах. По непонятным причинам в Дании и Швеции они надевают белые капитанские фуражки, что делает их похожими на членов яхт-клуба. День выпуска обычно приходится на будни, и можно наблюдать странное зрелище – основная масса людей спешит по делам, а в это же время небольшая часть граждан отрывается по полной программе.

Как-то мы с семьей были на пляже в Дании. Из подъехавшего грузовика высыпала толпа празднующих выпускников. Они быстро разделись и нагишом поскакали в море. В Англии или в Штатах взрослые начали бы прикрывать глаза детям, громко охать или даже звонить в полицию. Но датские родители только смеялись и аплодировали выставке модных интимных стрижек, промелькнувшей перед глазами их детей.

Если шведы разумно начинают веселиться после экзаменов, то в Норвегии выпускники уходят в отрыв до них, что говорит либо о всеобщей уверенности в себе, либо о полном пофигизме. К своим белым фуражкам они надевают красные джинсовые комбинезоны, украшенные фестончиками в виде флагов и разнообразными ярлыками. Носят их по крайней мере в этом году со спущенными бретельками.

Еще одна забавная вещь: выпускники раздавали что-то вроде визиток со своими фотографиями и одной-двумя шутками. Дети помладше, кого не успели срочно вывезти из города, носились вокруг, стараясь собрать карточки – кто больше. Это было очень трогательно. Одним словом, на смену дирндлям и пелеринам явилось целое море пляшущих, скачущих, время от времени переплетающихся между собой красных комбинезонов, немалая часть которых вскоре разлеглась на траве.

В Осло нагишом никто не купался, зато пили очень много. Пресловутая helgefylla (норвежское название беспробудной пьянки) с участием выпускников и отмечающих День независимости гуляк веселилась, пела и пила до изнеможения среди сияющих стеклом жилых башен Aker Bygge. Этот заново отстроенный портовый район – излюбленное место жительства яппи с самыми модными барами и заоблачными ценами на недвижимость.

Серьезное пьянство проходило именно здесь, рядом с городской гаванью и великолепным новым зданием оперного театра, примерно с обеда и до следующего утра. Казалось, полстраны съехалось в Осло, чтобы как следует повеселиться. Ближе к ночи улицы были усыпаны пустыми бутылками из-под шампанского. Победившая на Евровидении песня Fairytale рвалась из динамиков, из забитых под завязку баров выползали подгулявшие посетители, чтобы подышать свежим воздухом при свете белой ночи. Женщины в длинных вышитых юбках танцевали с мужчинами в пелеринах, молодежь в красных комбинезонах отплясывала с молодежью в белых фуражках. Оказаться в Норвегии в этот день было просто замечательно.

Примерно через два года, работая у себя дома, я увидел на экране компьютера новость: в центре Осло взорвалась мощная бомба. Вскоре стали появляться сообщения, что неизвестный стрелок убил несколько человек, возможно даже целых пятнадцать, в летнем молодежном лагере Рабочей партии на острове Утойя к северо-западу от столицы.