Дуэйн Данэм: Одной из моих любимых сцен (помимо тех, где снимался Дэвид Линч в качестве актера, что вызывало сильные эмоции) является та, где Ричард Беймер прокручивает пленки с его семьей и основанием отеля «Грейт Нозерн». Он прекрасно передал эмоции, с искренними слезами. Мне очень понравилась его игра. Для меня лучшее кино – это когда ты полностью погружаешься в момент и в действия персонажа. Эта сцена была именно такой. Еще мне нравится та, где он играет в театр теней при свете проектора.

Ричард Беймер: Из всего, что было в сериале, это была самая необычная для меня сцена. Не знаю, что именно произошло, но в тот день внутри что-то щелкнуло, и эта сцена получилась вообще без каких-либо усилий с моей стороны как актера. Такого у меня еще не было. Я не чувствовал, что это игра, в момент съемок. Не думаю, что я когда-нибудь еще так проникнусь моментом (Смеется.)

Дуэйн Данэм: Я снимал видео с отсылкой в прошлое: и машина на пленке (старенькая «вуди» (Woody – машина с элементами деревянной конструкции)) – это ведь моя машина! Мы снимали это на 16-миллиметровку в парке Бальбоа совсем неподалеку от студии в Ван-Найс. Сцена была занятной. Ричард полностью вжился в роль, все были погружены в процесс, все отлично сошлось, и мне очень понравилась эта сцена. Великолепно получилось.

Ричард Беймер: Сцена должна была заканчиваться на том моменте, когда заходит Хэнк. Он говорит: «Бен, ты свихнулся», а потом поворачивается и уходит, и на этом все, снято. Но Дуэйн не стал останавливать съемки, а я все повторял: «Ты свихнулся, Бен. Ты свихнулся!» (Смеется.) Я думал, тут-то он уже закончит съемки, но он этого не сделал. И тогда я, продолжая повторять эти слова, подошел к столу, сбросил с него все, уселся на него и стал показывать пальцами театр теней на экране. Все шло своим чередом. Возможно, Дуэйн подметил, что в тот день я был в особом настроении, и ему хотелось увидеть, во что это выльется. Он мог бы не вмешиваться еще дольше, а я бы занимался своими делами дальше. С моей точки зрения, Дуэйн был одним из лучших режиссеров в сериале.

Марк Фрост: Гражданская война – это мой конек, и это мне пришла в голову идея о том, как Бен воображает себя генералом Робертом Эдвардом Ли. Я имею в виду, Ли – олицетворение безнадежно проигранного дела и обреченного благородства. Было интересно раскрыть Бена в этом плане. Начнем с того, что у Бена просто грандиозная самооценка, поэтому я подумал, что это будет в тему. Можно сказать, это был такой вариант камерной пьесы о том, как у кого-то интересным способом едет крыша. Мы знатно повеселились.

Дэвид Патрик Келли: Сцены Гражданской войны снимались под руководством Ули Эделя и Дайан Китон. Они оба показали себя с хорошей стороны. Я танцевал в конце одной из сцен – не уверен, попало ли это в финальную версию, но было здорово. Был один классный магазинчик для мужчин – «Новая Республика», где я приобрел зеленую фетровую шляпу из кожи бобра. Я принес ее на съемки, и Сара Марковиц одобрила. Это было очень забавно, и, думаю, весь контраст – Гражданская война и этот эксцентричный бизнесмен – был бесподобен.

Сара Марковиц: Мы с Ричардом Беймером постоянно заключали пари. Ричард был убежден, что на телевидении ноги актера показывают крайне редко, так что он на самом деле мог носить хоть тапочки с кроликами, и никто бы не догадался. Поэтому он надевал домашнюю обувь, за исключением тех случаев, когда его ноги точно должны были попасть в кадр, и суть спора заключалась в том, что ни он, ни я ничего не могли сказать режиссеру или оператору о том, брать ли его в кадр целиком или нет. Честно говоря, в основном он оказывался прав. (Смеется.) Не думаю, что он вообще когда-либо проиграл мне в этом споре.

Дэна Эшбрук: Черт возьми, я обожаю Ричарда. Его нельзя не обожать – он артист в самом полном смысле этого слова. Было весело наблюдать за тем, как он изображал помешательство на фоне Гражданской войны. Ребенком мне очень нравились мюзиклы, и «Вестсайд-ская история» была одним из самых любимых. Работать с ним и с Рассом Тэмблином – как это было круто видеть, что они все еще в актерском строю и при этом наблюдать за ними лично. Я обожал находиться рядом с ними.

Джеймс Маршалл: Каждые две-три недели я напевал разные песенки [из «Вестсайдской истории»] за спиной у Ричарда, идя по коридору, что приводило его в бешенство. (Смеется.) Ему это очень не нравилось, но время от времени я не мог удержаться, потому что, благодаря своим родителям, вырос под мюзиклы, беспрерывно игравшие на стереопроигрывателе: (поет) «Мария… Самые красивые звуки, которые я слышал». Он медленно-медленно поворачивался и ехидничал: «Я посмотрю, когда Джеймс будет работать с утра, и хорошенько подготовлюсь к этому моменту.» (Смеется.)

Расс Тэмблин: Было замечательно снова работать вместе с Ричардом. У нас как-то не было возможности сесть и поговорить про «Вестсайдскую историю», и лишь во время съемок сцен Гражданской войны нам удалось это сделать, обсудить тот опыт, до этого я с ним толком об этом и не разговаривал.

Ричард Беймер: Было очень радостно видеть Расса. Мы с ним говорили не столько об актерской игре, сколько о наших увлечениях. Не знаю, занимается ли он этим сейчас, но тогда у него отлично выходили коллажи, у него получались просто выдающиеся работы. Они с [Деннисом] Хоппером, Дином Стоквеллом и остальными перепробовали все виды творчества. Вечно увлекались фотографией, живописью. И было интересно узнать, чем он сейчас занимается.

Ули Эдель: Сначала я вообще не осознавал, кем были господа Ричард Беймер и Расс Тэмблин, пока Ди-пак [Найяр], первый помощник режиссера, мне не рассказал. «Вот это да! – была моя реакция. – Так это же Тони и Рифф из «Вестсайдской истории!» Просто постаревшие лет на тридцать (смеется), собственно, поэтому я их сразу и не узнал.

Это был один из любимейших моих фильмов, и, имея в наличии этих двух парней, я начал размышлять: «Что бы им такое дать, чтобы их сцены выглядели еще особеннее?». Таким образом Ричарду достался монолог из «Генрих IV» Шекспира («Братья по оружию» (цитата из речи короля Генриха V перед битвой при Азенкуре)) перед этой армией из оловянных солдатиков (смеется), и он включает при этом вентилятор, чтобы флаг Конфедерации развевался будто на ветру, и произносит эту речь. Потом вскакивает Расс Тэмблин в качестве его психотерапевта и завершает сцену, исполняя вместе с ним: «Оглянись, земля Дикси!» (американская народная песня, своего рода неофициальный гимн южных штатов США, была популярна во время Гражданской войны). Это и сюрреалистично и вместе с тем в своем драматическом, театральном исполнении очень трогательно. Один из моих любимых моментов в сериале.

Ричард Беймер: Может, где-нибудь на телевидении и было что-то подобное, но мне никогда такое не попадалось на глаза. Где бы еще позволили одному из главных героев переживать такие кардинальные перемены в своей личности? Я имею в виду, главные персонажи обычно должны держать марку. Может обнаружиться, к примеру, что Хаус [ «Доктор Хаус»] (американский телесериал, медицинская драма о гениальном саркастичном враче-диагносте Грегори Хаусе и его команде) – наркоман, но при этом он все равно остается тем же Хаусом, что и раньше. Тут же герою позволили пройти через такие изменения, какие только вообще могли с ним произойти – это было очень весело.

Венди Роби: Первый сезон сильно отличался от второго, все, что я там делала – это сбивала Большого Эда с толку. Я говорила себе: «Отлично, вся моя работа – это загонять его в тупик, ошеломлять его.» (Смеется.) Я всегда была спортивной, так что я могу прыгать, скакать, быть подвижной, и все такое, но у меня, безусловно, нет сверхчеловеческой силы. (Смеется.) Я не могу сплющивать металлические колокольчики или гнуть стальные прутья, но тем не менее, они меня отправили в эту школу, в этот «Цирк БОБа», где учат делать трюки в воздухе. Такая школа была в Ван-Найсе, помню, я приходила туда после обеда, и это было очень весело.

Гэри Хершбергер: Как по мне, это было достаточно странно (смеется), но я подумал, что и так весь сезон довольно странный, так что пускай так и будет. Это также добавило множество комичных моментов для меня и моего персонажа, ведь в первом сезоне я совсем не забавный, а, скорее, даже пугающий. Меня это немного беспокоило: «Не слишком ли мы сильно отдаляемся от первоначального образа героя? Ведь это весьма резкий поворот». Но думаю, вы понимаете, ты делаешь то, что тебе скажут, так что я подумал: «Окей! Пусть это будет романтическая комедия».

Венди Роби: Мне приходилось участвовать во всех сценах спортивной борьбы, как и Гэри, но он носил для этого специальные приспособления. Я, конечно же, не могла просто взять и перебросить его через плечо. Его поддерживали, пока я это делала. Это была весьма непростая техника, весьма непростая! (Смеется.) У меня после этого все болело!

Гэри Хершбергер: Помню, мы отлично сработались с Венди. Это был своеобразный скачок; ведь Венди была старше меня. Но это было классно. Мы вместе ввязывались во все эти забавные приключения, ездили на соревнования, а потом с нами произошел несчастный случай, и еще у меня на голове оказалась шляпа… Все эти странности в отеле. Но это был второй сезон, и все становилось все более и более комичным. Наши отношения были веселыми и при этом необычными.

Венди Роби: Весь второй сезон это было будто какая-то сумасшедшая восемнадцатилетка похищала мое тело по утрам, издевалась над ним как могла, а потом возвращала мне его ближе к ночи! (смеется) Не было другого способа проворачивать все это кроме как выкладываться по полной. Я часто случайно ранилась, и у меня болели суставы.

Гэри Хершбергер: Эта роль требовала в основном физической работы. Мы делали приемы по-настоящему, меня бросали на землю, и она наскакивала на меня в течение полудюжины дублей. Хотя я и был в достаточно хорошей форме для этой роли, на следующий день у меня всегда все болело. Мне пришлось немного подкачаться для роли, потому что я не соответствовал параметрам. «Черт возьми, мне нужно быть таким кабаном», – подумал я. Так что к пилотной версии сериала я был в хорошей форме, хотя шея постоянно ныла. Они показали мне что к чему, и я ушел в спортивную борьбу с головой.

Венди Роби: Милая фантазия, в которой Надин жила во втором сезоне, было для нее своего рода подарком или наградой, и это было здорово. Но потом, разумеется, пришлось отнять у нее это и вернуть к реальности. Она хорошо понимала, что потеряла в тот последний момент. Это делало ей честь, и в этом был весь Дэвид, потому что, если вы прочтете эту сцену в сценарии, она покажется забавной, но при этом за ней скрывалась и трагедия, боль, страдания. Она знает, что потеряла, но больше не может жить в мире своих фантазий. Так ее описал Дэвид. Я не могу не быть ему благодарна за это.

Надин занимает ощутимое место в моей карьере. Хотя это была малой составляющей сериала, но если собрать все моменты вместе, получится весьма значимая роль, которую мне дали исполнить. Она занимает большое место во многом и потому, что я играла этого персонажа довольно продолжительное время, но понимала, еще по первому сезону, что скрывалось за внешним поведением Надин – та боль, которую она несла в себе. Я постаралась передать это чувство как можно искреннее. И никогда не играла персонажа, так сильно раненого в душе, как она. По сути, она жила в своем личном огненном шторме безумия.