Глава двенадцатая

– Как ты думаешь, Брит, почему отец отправил тебя сюда? – спросила Клейтон. Была середина января, по небу плыли белые пушистые облака, и ветер намел во дворе сугробы. Я чувствовала себя словно в Антарктиде во время зимовья.

– Потому что мачеха хотела от меня избавиться.

– Тебе это объяснение не кажется слишком простым? Все-таки жизнь – не сказка.

Собственно говоря, подобное мне говорили и сестры, но это еще не значило, что я собиралась обсуждать этот вопрос с Клейтон. Психолог была не такой, как Шериф и большинство других сотрудников Ред-Рока, которые казались резкими и достаточно грубыми. Но у них не хватало опыта, а вот у Клейтон имелось недюжинное терпение, и она воспринимала мое нежелание принимать участие в ее программе как личное оскорбление. Каждый раз, когда я приходила в ее темный офис, она демонстративно медленно пролистывала папку с моим делом. Потом говорила приблизительно следующее: «Ты считаешь, твое нежелание участвовать в программе является показателем твердости характера, но на самом деле это не так. Ты просто стремишься отмахнуться от своих проблем, что у тебя вряд ли получится». Ну и так далее и тому подобное. При этом Клейтон не была глупой и умела найти мои слабые места. Через несколько месяцев она начала делать мне действительно больно.

– Твой отец не отправил бы тебя сюда, если бы не хотел, чтобы тебе помогли.

– Это ваше личное мнение.

– Почему ты не желаешь говорить о матери?

– Доктор Клейтон, я уверена в том, что отец вам уже рассказал все необходимое. Кроме этого, моя мать исчезла три года назад, поэтому у меня было достаточно времени, чтобы все это обдумать. И наш с вами разговор ничего не изменит.

Она вздохнула и покачала головой.

– Ты злишься на отца за то, что он отправил тебя сюда?

– Нет, я ему глубоко признательна. Мне здесь очень хорошо.

Доктор что-то записала. Ей явно не нравился мой сарказм.

– Ты мне совсем не веришь? – спросила она.

Я пожала плечами.

– А почему нет?

Меня всегда поражал такой странный подход. Несмотря на негативное отношение к ученицам, сотрудники Ред-Рока часто задавали вопрос – почему мы им не доверяем. Один раз я решила ответить ей честно.

– Какой смысл раскрывать перед вами душу, плакаться и делать вид, что вы великий целитель? Вы и все в Ред-Роке хотите превратить меня в послушное существо, которое никогда не будет перечить мачехе, никогда не станет спорить с отцом, никогда не решится на бунт – вроде занятий музыкой. Вы и мой отец не понимаете, что меня такой вырастили. Мать всегда советовала жить своей собственной жизнью. Поэтому в этом смысле я нисколько не изменилась. Другие изменились, но не я. Вот поэтому меня сюда и направили.

Я считала, мои слова хоть как-то затронут Клейтон. Расстроят ее, по крайней мере. Но выражение лица доктора не изменилось. Было такое ощущение, что я сказала ей что-то на языке, который она не понимает.

– Ты злишься на отца за развод с твоей матерью?

От всех этих вопросов я почувствовала страшную усталость. Я понимала, почему отец развелся с матерью. Даже если она была бы еще жива, то все равно изменилась бы до неузнаваемости. Если же она умерла, то я сама хотела бы, чтобы отец не оплакивал ее всю жизнь, а продолжал жить дальше. Хотя при этом в глубине души я удивлялась тому, как спокойно он может существовать без нее.

– Почему твою мать не отправили в психбольницу?

Я снова пожала плечами. Отправить мать в больницу мог только отец, но у него не хватило на это смелости. Бабушка умоляла его именно так и поступить, она просила спасти свою дочь. Отец каждый раз отказывался. Он сильно любил мать; она казалась ему человеком свободным, как птица, и папа не мог заставить себя подрезать ей крылья. Я понимаю, что возникает определенное противоречие – в то время как отец не смог отправить мать в больницу, хотя очень многие умоляли его это сделать, мачехе удалось легко заставить его отвезти меня в Ред-Рок. Однако я не собиралась делиться этими соображениями с Клейтон. Я сочла, что на этот день «честности» хватит. Более того, я поняла, как страшно хочу уйти из кабинета Клейтон, потому что больше не могла ее видеть.

– Послушайте, может быть, если вас интересует мой отец, то вам стоит заняться им, а не мной? Но на самом деле вы же не психиатр, не так ли? Вы просто играете эту роль.

Клейтон громко захлопнула папку с моим делом и облизала тонкие губы. Несмотря на то что у нас оставалось еще пятнадцать минут до окончания встречи, она встала. Колкость сработала, но стоила мне одного уровня.

– Я понижаю тебя на один уровень, – сказала Клейтон. – Ты очень расстраиваешь людей. Очень.

Она посмотрела мне в глаза с укором. Впрочем, ее отношение меня совершенно не волновало. Не волновало и то, на каком уровне я нахожусь – на Третьем или на Четвертом. Разница не очень большая. Ученицы Четвертого уровня имели право пользоваться косметикой, а я «декоративкой» в любом случае не пользовалась. У меня отняли возможность раз в неделю говорить с отцом по телефону. Но я уже устала от телефонных разговоров с ним, потому что нам было нечего друг другу сказать. Паузы во время наших бесед стали слишком длинными, и отец передавал трубку Билли, который с детской невинностью нес всякую околесицу.

В общем, меня не волновали ни повышения, ни понижения моего статуса. Незадолго до этого прошло три месяца с тех пор, как я попала в Ред-Рок, и я понимала, что застряла в этом месте надолго. Я встала и пошла к двери.

– Рано или поздно тебе придется поговорить со мной о матери и о том, как ты на нее похожа, – бросила Клейтон мне вслед.

– Что это еще значит?! – возмутилась я. Я уже не могла сдерживаться. – Моя мать не приходила домой поздно потому, что играла в группе, и потому, что ей не нравилась ее мачеха! Она ночевала в парках, пряталась от несуществующих людей, которые, как ей казалось, хотели ее убить! Мать заболела, у нее было что-то похожее на рак, но только в голове. Мама была больна, вот и все! Поэтому я не собираюсь обсуждать ее с вами!

Я выбежала из кабинета, упала на кровать в общей спальне и расплакалась. Я не выходила на ужин, и никто из начальства не настаивал на том, чтобы я это сделала. Я плакала, а администрации нравилось, когда ученицы плачут.

– Что случилось, дорогая? – спросила Биби. Это было уже после отбоя. Я лежала, накрыв голову мокрой от слез подушкой.

– Брит, в чем дело? Пожалуйста, не пугай нас, – проговорила Марта.

– Свет выключили, и сигнал отбоя прозвучал. Вы можете замолчать? Я не хочу, чтобы из-за вас у меня были проблемы, – заныла Тиффани.

– Если ты не заткнешься, у тебя начнутся настоящие проблемы, это я тебе гарантирую, – прорычала Биби.

– Я об этом Клейтон расскажу.

– И потом пожалеешь, что на свет родилась, – ответила Марта с несвойственной ей угрозой в голосе. Если бы я не чувствовала себя так ужасно, то точно бы улыбнулась.

– Брит, расскажи, что произошло, – умоляла Марта.

Я была не в состоянии говорить. Биби и Марта склонились надо мной. Марта гладила мою руку, а Биби приговаривала: «Не плачь, дорогая». И постепенно я заснула.